Свет и тьма / Katriff

отклик на "Фигурка изо льда"

Они были подругами, помогали друг другу, Черная колдунья ночи и Белая ведунья дня. Занимались колдовством, каждая по-своему. Ведунья снимала боль, лечила болезни, утешала людей. Колдунья больше принимала обиженных и завистливых. Кому отсушку сделать, на кого порчу навести, уж очень ей нравились людские слезы и страдания. Белая ведунья днем за порядком следила, Черная колдунья ночью хозяйничала, чтоб меньше о ее темных делишках знали. Так шел год за годом, свет всегда сменялся тьмой, а тьма сменяла свет, колдунья и ведунья строго следили за установленным порядком, не нарушая его. Однажды у них закончились магические запасы. Решили вместе на ярмарку сходить, трав разных и порошков купить, в забавах поучаствовать и на людей посмотреть. Ярмарка встретила их шумом, весельем, купцы приехали из далека, товары разные привезли. Ходят они по торговым рядам, привезенному удивляются, на скоморохов смеются. Люди их узнают, подходят, кто благодарит, кто помощи просит. Только вот больше к Белой ведунье идут. Черная колдунья призадумалась: «Нехорошо это как-то, чем она лучше меня ?» Зависть пеленой набежала на ее глаза, помрачнела колдунья. Белая ведунья ничего не замечает, улыбается приветливо. Среди купцов знахарь был, молодой, голубоглазый, травами да оберегами торговал. Черная колдунья его увидела и замерла, понравился он ей. Знахарь на нее даже не взглянул, прошел мимо к Белой ведунье, взял ее за руку и слова ласковые стал говорить. Обиделась колдунья, нагнала тучи и вьюгу. Схватила ведунью за руку, ветер их закружил, подхватил и очутились они в лесу, на поляне.

— Застынь, — злобно проговорила Черная колдунья ночи, делая взмахи руками и бормоча заклинания, — нагоняю на тебя снежную остуду. Расколдовать тебя сможет только… поцелуй.

Белая ведунья дня посмотрела на колдунью и слеза скатилась по ее щеке.

— За что? — спросила она и замерла. Ее с ног до головы медленно покрыла тонкая корочка прозрачной наледи, от чего она стала похожа на фигурку изо льда.

— Вот так будет лучше, — ехидно улыбнулась Черная колдунья. Немного отойдя, оглянулась и взмахнула рукой. Снежная поземка стала заметать следы и тропинку, перемешивая сугробы, занося снегом кусты и захватывая все вокруг в снежный плен. Около Белой ведуньи снег взвился вверх, осыпав ее ледяной кокон маленькими, переливающимися искорками инея, от чего ее лицо перестало быть видным.

— И нечего было улыбаться кому попало, — продолжала громко разговаривать сама с собой колдунья, — постой здесь, пусть тебя кто-нибудь попробует расколдовать. Ну, а днем за порядком я послежу. Ничего, никто не заметит, черному легко прикинуться белым, не отличишь…

........................................

Хлопнула в ладоши, читая заклинанье, и платье стало светлым, волосы — белее снега. Только не легко черный цвет перекрасить, проступает он в прядях волос. «Ничего, может никто не заметит», — подумала колдунья и взмахнула рукой. Вихрь налетел, закружил, подхватил ее и унес с поляны. И снова стало тихо, лишь обледенелые ветви деревьев качались от ветра, да черный ворон надрывно каркал на верхушке дерева, как будто удивлялся произошедшему…

Черная колдунья вернулась на ярмарку и, вздохнув с облегченьем, в новом обличье снова пошла по торговым рядам.

— Ведуньюшка, милая, — услышала она, — не уходи.

Обернулась и увидела знахаря, смотрящего на нее влюбленными глазами.

«Эх, опоздала. Успела Ведунья вселить весну в его сердце. Ну, ничего, пелену на его глаза нагоню, не поймет кто перед ним», — мило улыбаясь, подумала колдунья. Провела рукой и его голубые глаза затуманились, темными стали. Он смотрел на нее с восхищеньем, не замечая подмены. Отдал свой товар другим купцам, а сам пошел жить в дом колдуньи, хозяйством стал заниматься, ворожить ей помогал. Только гложет у него в груди все время что-то, необъяснимая грусть набегает волной. Черная колдунья ничего не замечает, некогда. Днем образ Белой ведуньи принимает, за порядком следит, ночью черной становится, темные дела вершит. И все вроде получается, только… солнце взошло, а светит тускло, день на дворе, но серо как-то, пасмурно. Люди печалятся, помощи и утешенья от Чёрной колдуньи нет, не привыкла их поддерживать. Ссориться начали чаще, обижать друг друга, души завистью наполнились. Стали перешептываться, что Белая ведунья на темную сторону перешла, не зря же в ее волосах черные пряди появились и злая стала, жестокая. Ей не нравились такие разговоры и она завела себе слуг, крыс-оборотней. Ночью они по курятникам бегали и цыплят воровали, днем превращались в людей, ходили и подслушивали разговоры, а вечером ей докладывали. Она в с нетерпением ждала ночи и на всех недовольных беды насылала. Кому хворь, кому пожар, люди стали боятся разговаривать, ходили и оглядывались, всех в страхе держала…

Знахарь, со временем, колдовство совсем забросил, обереги делать перестал, стал часто в лес ходить. Все слышится ему как будто там кто-то плачет и зовет его. Так тихо и грустно, что не проймешь, может это ветер поет заунывную песню зимы, а может птица раненная стонет. Бродит он как потерянный по заснеженным, лесным опушкам, ищет и кричит: «Эй, отзовись…». И только деревья в ответ скрипят замерзшими стволами и эхо возвращает ему его крик, да черный ворон сидит на дереве и смотрит внимательно черными, круглыми глазами.

— Кар-р-р … кар-р-р, — услышал знахарь, — кар-р-р…

Ворон призывно каркал, расправив крылья и переступая лапками по ветке.

— Ты что, знаешь кто это стонет? — спросил с надеждой знахарь, — отведи, сил больше нет слушать этот печальный зов.

Ворон перелетел на сломанное дерево и, наклонив голову, замер в ожидании, словно приглашая пойти за ним. Проваливаясь в снег по пояс, пробираясь сквозь бурелом, он шел за птицей в самую глушь леса. Ворон вдруг взлетел и, каркнув, сел на верхушку березы. Знахарь остановился и раздвинул ветки елок, которые стеной стояли перед ним. За ними была небольшая поляна, на которой виднелся холм, засыпанный снегом. Он подошел и осторожно стряхнул снежное покрывало, снег упал, обнажив ледяную фигуру. Под корочкой льда увидел знакомое и милое лицо, с застывшими на щеках слезинками. Пелена с глаз знахаря спала и он понял, что колдунья его обманула.

— Ведуньюшка, что с тобой? — растерянно говорил он, пытаясь руками отогреть лед. — Как тебя расколдовать? Заклинания все я позабыл.

Корочка льда была тонкой, но прочной, разбить ее было невозможно, лишь от теплых рук знахаря лед подтаивал и вода стекала прозрачными каплями, напоминая ручейки весной. Но стоило убрать руки и лед замерзал снова. Знахарь осторожно прикоснулся кончиками пальцев к щекам Ведуньи и поцеловал ее в губы. Ледяная наледь от душевного тепла растаяла, Ведунья вздохнула и открыла глаза.

— Как же долго я здесь стояла, — сказала она, улыбаясь, — остуда, наколдованная Черной колдуньей, заковала меня в лед, но весну во мне заморозить невозможно. Моя душа страдала и звала тебя.

— Хочешь я превращу ее…

— Не надо, — прервала его Ведунья, — я ее понимаю. Она злая и завистливая от того, что ее никто не любит.

Пошли они домой и стали жить да поживать, людям помогать. Белая ведунья дня пожалела и простила Черную колдунью, которая раскаялась в своих поступках. Они помирились и снова стали по очереди следить за порядком. Свет опять сменялся тьмой, но между ними теперь всегда была серая полоса сумрака, там черный цвет смешивался с белым, сливаясь в единство противоположностей, создавая гармонию…