А папа-то оказываетмя умный

Герасим и чудище

Аннотация

В городских окрестностях появляется чудище, которое никто и никаким оружием победить не может. Вся надежда только на Герасима, далекого потомка Геракла, который совершает еще один — тринадцатый подвиг.

Рассказ

Хорошо у нас на Руси. Хорошее во всем мире нет. Реки у нас самые полноводные, леса самые дремучие. Как ни пойдешь, непременно заблудишься или в болотной трясине утонешь. Ухабы у нас самые ухабистые. А девицы самые красные. Как глянешь на них, так непременно на небо полезешь за звездой. И богатыри у нас самые богатырские. Сколько они нечисти перегромили: и орков, и арков, и урков, и даже уркаганов, которые до встречи с богатырями-русами считались непобедимыми. Но время шло-шло и вырождались богатыри-русы. Всякой фигней начинали заниматься. Кто в бизнес уходил, бортничал там или бондарничал, кто на лесных тропах поджидал коммивояжёров, которые считали, что логистику наладили от и до. А на самом деле, ни фига подобного. Лесных разбойников-то не учли. Но остались всё-таки богатыри. Правда, от безделья мучились. И уже о подвигах богатырских перестали мечтать. Одним из них был Герасим, которого ласково называли Герой или на иноземный лад Гераклом.

Снилась ему молодка, кровь с молоком, белолицая, с румянцем на щеках, глаза зеленые, озорные, которые так и подзуживают его: «Ну, чего ты такой робкий да стеснительный?» В Герасиме кровь закипела, про всё забыл. Только она перед глазами. Стоит руки в боки, улыбается, беленькие ровные зубки показывает и смеется над ним, шалунья этакая.

Вот так она смеется, еще больше подбоченивается и говорит:

— Вот подвиг совершишь, так и быть дам поцеловать в сахарные уста. А до этого и не подходи ко мне.

— Какой подвиг?

— Тринадцатый. Какой же еще? — удивляется она. — Поскольку до тебя Геракл уже двенадцать подвигов совершил. Темный ты, Герасим. Тебе только Муму воспитывать, а не с такими субтильными барышнями, как я общаться. А всё потому, что книжек не читаешь. Древнегреческий герой Геракл двенадцать подвигов совершил, а ты соверши тринадцатый. Вот и ты тогда тоже станешь героем и все про тебя узнают.

— Дык это ж в древней Греции, а у нас какие подвиги? Лишь одна серость и обыденность. Может, морду кому набить? Так на это мы всегда способные. Только скажи кому!

— Только подвиг! А иначе тебе моих сахарных уст не видать, как своих ушей. Вон свинью можешь поцеловать в пятак! С тебя и этого довольно будет. А я для тебя без подвига не доступна.

Тут его кто-то в бок тык! Открыл Герасим левый глаз, а потом правый. И кто же это такой шустрый? Ёлки-моталки! Сам глава муниципального образования стоит перед ним, в руках фуражечку парусиновую мнет. Поскольку культурный и в помещении головной убор снимает. Никогда еще глава к нему не захаживал. Может быть, он в чем провинился? Герасим стал вспоминать, что делал в последние дни, но ничего такого противоправного не вспомнил.

— Спишь, Герасимушка?

— А чаво?

— А того, Герасимушка, что беда пришла в наши края. Неслыханная и страшная, коей по сю пору никогда не бывало.

— Что за беда?

— А чудище у нас завелось. Мужикам головы откусывает, а красных девушек целиком глотает. Страшнее любой войны беда эта. Так и без населения недолго остаться.

— Дык, полицию вызывайте! Или, как там ее? МЧС!

— Вызывали, Герасимушка, вызывали! Первым делом их и вызывали. Мы же тоже ушами мух не бьем. Только они руки разводят и говорят; «Что мы тут можем сделать? Ничего не можем сделать. Тут герой нужен, Геракл». — «Да где же мы возьмем энтого Геракла, это ж не морковку на грядке вырастить. Сказать-то просто, а где ж его взять. У нас тут не Древняя Греция». А потом возьми и спроси: «А Герасим пойдет?» — «Еще как пойдет! Даже оченно пойдет! Это с Герасимом-то хорошая идея! Али он не патриот, не защитник земли русской?» Так что подымайся, Герасим, и собирайся на подвиг! Значится, твой час настал, звездный, так сказать. Так что ты не оплошай! А уж мы так за тебя болеть будем, как ни за кого и никогда не болели. И духовную поддержку тебе оказывать. И морально тебя поддерживать. Гусляры будут былины в твою честь слагать. А красны девицы венки славы будут тебя плести.

Лестно стало Герасиму, что без него никак родная сторонушка обойтись не может. Что ж! Подыматься так подыматься! Бока-то еще успеет отлежать на пенсии! Там времени много будет. Да и начальник пообещал ему персональную пенсию и абонемент на пиры, что в их родном городе проходить будут. На любой пир может без приглашения являться. И пить, и есть, сколько пожелает. И самых красных девиц в сахарные уста целовать.

Потянулся, зевнул, да так, что стекла в окнах задребезжали, а птицы с насиженных мест вспорхнули и откочевали на десятки километров прочь, где некому так зевать. Встал он, потянулся, хрустнули богатырские косточки. А мышцы стали силушкой невиданной богатырской наливаться. Да с такой силушкой, он горы своротит, не то что какого-то ящера поганого.

— Обмундирование мне нужно да оружие! Это же не местной гопоте поджопники раздавать. Вон какой супротивник серьёзный. Тут должно во всеоружии предстать. Голыми руками его не возьмешь. Ох, не возьмешь! Сурьезный супротивник. И врагу такого не пожелаешь. Может, уже и живым не вернусь после злой сечи. Ишшо раз повторяю, что голыми руками тут не возьмешь.

— Ой, не возьмешь, Герасимушка! Не возьмешь! Всё для тебя приготовлено. Облачайся да вооружайся и на праведный бой навостряйся за землю отчий и дедов наших! А мы тебя ужо все обеспечим. Ничего не пожалеем. На благое дело идешь, на бой смертный да праведный, за землю русов.

Надели на Герасима кольчужку с титановыми пластинами, от которой пули, как горох от стены отскакивают. А прислали ту кольчужку с самого секретного завода боевых доспехов. Надели каску-шлем из пуленепробиваемого полиуретана изготовленную, берцы-скороходы, штаны из сверхпрочной ткани, в которых снайперские пули застревают, ремень с вмонтированным радиоуправляемым устройством, куртку со ста двадцатью карманами, в которых всё необходимое для жизнеобеспечения находится, даже книжечка с афоризмами Виктора Степановича Черномырдина. У русов эта книжечка пользовалась необычайной популярностью. Афоризмы из нее заучивали наизусть, цитировали их при всяком удобном и неудобном случае.

Оружие само собой: лазерный меч-кладенец, плазменный пистолет-автомат, копье-самострел с наконечником из обедненного урана, самонаводящиеся гранаты, пистолет-самострел, микро-гаубица «Не в бровь, а в глаз», рой осиных дронов, жалящих отравленными иглами. Покормили спецобедом с секретными добавками, которые усиливают физические способности бойца, повышают его моральный дух и укрепляют идеологический иммунитет. И таблетку дали. Так что теперь он мог семь суток не спать, семь суток шагать, а если понадобится, и скакать на одной ноге в нужном направлении. Окропили его водой из святого колодца. После чего ему сказали напутственное слово мэр, мэр и хер знает кто. Проводили до городской окраины, дальше которой не то, что начальство, но и простолюдины выходить не решались. Не всякому же богатырем быть и с чудищами-ящерами силушкой мериться.

— Тут и бродит эта сволочь ненасытная!

Начальник ГО города махнул рукой, после чего вся делегация бегом бросилась в бомбоубежище, в котором хранились запасы на целых семь лет боевых действий с самым неутомимым врагом.

— И де ты, чудо-юдо поганое! Выходи на бой со мной, на поединок честной. Это я Герасим. Очканул, в щель забился, трусило позорное? Это тебе не детишков и красных девиц целиком и полностью глотать. Видали мы таких супостатов в гробу в белых тапочках. Это я с тобой богатырь богатырский силы немереной базарю. Али оглох, гад позорный?

Час ходит, другой, третий. Тишина и умиротворение. Нешто смылся, сволочуга позорная? Хотел уже возвращаться и сказать, что очкануло чудище позорное, от одного его гласа богатырского бежало за моря глубокие и горы высокие, забилось где-то там в щель и трясется от страха. А как и тут его достанут, за шиворот и на солнышко вытащат? Только тут потемнело все вокруг, тень на солнце легла, листки на деревьях перестали трепыхаться, птички замолчали, кошки в мышиные норы спрятались, а собаки в конуры забились и нос хвостом прикрыли, поскольку это у них самое чувствительное место.

Поднял Герасим голову. Ё! Захотелось ему к маме убежать, за ее юбкой спрятаться и на белый свет не выглядывать. Да только с места не может шевельнуться. Стоит перед ним чудище величиной с гору, покрыт он весь чешуей, которая шевелится и грохочет от дыхания, как будто целая армия литаврщиков выступает. Глаза у него круглые и черные, и такие же большие, как воздушные шары, что китайцы на Америкой запускают, от чего у дедушки Джо ночью одеяло на пол сползает. А пасть с суперлайнер «Титаник». Из нее же клыки в пять рядов торчат и каждый клык не меньше фонарного столба, так что на него можно несколько слонов насадить. Хвостом это чудище, бронтозавром именуемое, шерудит туда-сюда. Волнуется. Значит, нервничает. Ишь, нашлись, его покой потревожили. И где хвост его пройдет, там десять лет траве не расти и дождевым червям не водиться. Дыхнул бронтозавр, и воздух таким зловонием наполнился, как будто вы в жаркий день в базарный уличный туалет зашли. Дышать нечем, всё нутро выворачивает.

Не побежал Герасим. Всё же таблетка «Геройской Виагры» возымела свое действие. Недаром над ней коллектив выдающихся отечественных ученых трудился, не досыпая и не доедая.

— Бляха муха! — возопил Герасим и бросился на чудище.

И был он в своем порыве яростен и прекрасен, как только могут быть прекрасны бесстрашные герои, которым никакие чудища нипочем. Уж такова их— субстанция!

Знал Герасим, что за его спиной родной город со всеми его жителями, детьми и взрослыми, друзьями и недругами, красными девицами и добрыми молодцами. знал он, что весь град его родной был украшен билбордами с надписями на кириллице, глаголице и индоевропейской клинописи, которые призывали совершить самый главный подвиг в своей жизни. Не мог он подвести своих сограждан. И от того распалялся его воинский дух все больше и больше. Да что тут этот ящер, хоть стаю ящеров выпускай, всех он положит на поле сечи.

Со всего размаха огрел его дубиной-убивайкой с вольфрамовым стержнем, которой любого гигантского гиппопотама завалить можно. Бронтозавр даже не вздрогнул. А дубина пополам, как спичка переломилась, это с хваленным-то вольфрамовым стержнем. Может, и не брак. Не будем отечественный ОПК хаять. Кто же из конструкторов дубинки видел этого бронтозавра? А если бы увидел, то прямым ходом бы в психбольницу попал. Но всё же дубинка переломилась. А бронтозавр развернулся, пасть разинул, в которой клыки в пять рядов лязгают, от чего даже камни в окрестностях подпрыгнули и попятились, а деревья пригнулись до самой земли. Но Герасим не напугался. Выхватил он лазерный меч-кладенец, поплевал на его блестящий клинок, чтобы удача не прошла мимо сторонушкой, а на сей раз сопутствовала герою. И давай охаживать чудище. А тому хоть бы хны. От него даже парок не пошел, как будто его не смертоносным лазерным мечом-кладенцом прикладывают, а кисточкой поглаживают. Только что не заулыбался и не замяукал. Шагнул он вперед. А на каждой лапе у него по восемьдесят когтей, и каждая лапа восемьдесят дырок в земле оставила глубиной по полтора метра. Так что в ней можно спрятаться, как в окопе.

Любой бы напугался. Но только не Герасим-богатырь. Как бабахнул он по бронтозавру из гранатомета, потом дал пару залпов из мини-гаубицы, а для верности реактивный снаряд пустил, который в бетонной стене дыру пробивает. Страшное оружие для любого противника, доказавшее свою эффективность в разных точках мира. Хорошо, что Герасим был не только сильный, но и ловкий. Как от бронтозавра отскочили снаряды, ракеты и гранаты и назад полетели, то есть отрикошетили, не оставив на чешуе чудища даже царапин. Ох, и покрутился тогда Герасим.

— Ё! — воскликнул Герасим.

Копьем с наконечником из обедненного урана ткнул бронтозавра. А такой наконечник в броню танка, как в масло, входит. Наконечник в сторону отлетел. И понял Герасим, что ни пулеметом, ни минометом, ни гранатометом бронтозавра не возьмешь. Такая у этой скотины броня непробиваемая. Не придумали для нее еще оружия. Не бить же по нему межконтинентальной баллистической ракетой с ядерной боеголовкой. Это же такой мировой резонанс вызовет и не понравится международной общественности. Начинать из-за этого третью мировую войну не стоило. Да и радиоактивное заражение окружающей местности нельзя сбрасывать со счетов. Стало Герасиму так тошно. А бронтозавр к нему шагает, лапами когтистыми топ-топ, пасть клыкастую разевает, и чешуя на нем громыхает, как гром небесный во время летней грозы. Птицы, что в небе порхали, замертво повалились на землю. Звери забились в глубокие норы. Медведь, хозяин леса, спустился в берлогу и углубил ее на целых три метра. «Нешто конец?» — подумал Герасим и завопил, что было сил (а силушка в нем была немереная):

— Не подходи, чудище поганое! Пасть порву!

И как только он выкрикнул эти слова, так его сразу и осенило. Вырвал он дуб-дерево с корнем и ринулся вперед на бронтозавра, как рыцарь на ристалище на своего противника. Нижнюю часть дуба в нижнее нёбо чудища упер, а верхнюю с кроной в верхнее нёбо. И получилась у него такая распорка. Чудище хочет пасть закрыть, а ничего не получается. Навалился Герасим плечом на ствол и давай его толкать. Ствол подымается и пасть бронтозавра раскрывается все шире и шире. Тот трясет бестолковой башкой, а ничего поделать не может. Хотел он клыками лязгнуть, да бревно не дает. Завыл бронтозавр, не знает, как от этой пакости избавиться. И хвостом он стучал, и чешуей громыхал. А Герасим, знай, толкает бревно да пасть бронтозавру всё ширше и ширше разевает. Уже дальше-то и ширше некуда. Связки, что пасть разевают, затрещали и стали рваться, и кровь черная и поганая хлынула. Уже и Герасим по колено в гадкой крови его стоит, хоть и противно ему очень это.

Порвал бронтозавру пасть. После чего мечом-кладенцом ему моргалы выколол, как и обещал. Сначала не хотел этого делать. Не садист же он какой-нибудь. Потом вспомнил о красных девушках и детишках, им съеденных, и сделал то, что пообещал. Да и для верности. Нечего им своими погаными лупанками наши прекрасные окрестности осматривать, где красные девицы гуляют в сарафанах и шортах.

Так и сдох бронтозавр. Тушу его семь лет вороны клевали и собаки бродячие грызли, пока от него один скелет не остался, коей и можно увидеть в местном краеведческом музее. Там это самый главный и ценный экспонат. На него полюбоваться даже из заморских стран приезжают.

Герасиму на шею повесили венок из лаврового листа, наградили медалькой «За спасение погибающих», повесили его портрет на доску почета и забыли о нем. Правда, предлагали еще назвать в городе одну улицу в его честь. Но депутаты городского совета отклонили эту инициативу. Негоже называть улицы в честь живых. Вот если бы он отправился в мир иной, тогда другое бы дело.

Пока городу ничего не угрожает, зачем он Герасим нужен. Хорошо, что красна девица позволила поцеловать себя в медовые уста. Ох, какие же у них сладкие уста! Ради них на любой подвиг пойдешь и никакого чудища не испугаешься. Они лучше всякой геройской виагры стимулируют.