Репетиция / Зауэр Ирина

…А вчера у нас тут было Смещение Миров… Ты засмеёшься: подумаешь, Смещение! В некоторых мирах это обычная вещь, как дождь или смена сезонов. Но сначала мы почти поссорились… Как тонка грань «почти»! По разные его стороны лежат «любовь, что бы ни случилось» и «ненависть до конца», а соскальзывать одинаково больно к обеим. Только не знаю, почему. Наверное, еще не дорос до понимания.

Да, о Смещении. Мы с тобой телепатически болтали вот уже два с лишним часа; а я одновременно еще и спорил с рыжими близнецами Гатти, пытаясь убедить их показать мне «всем известные» символы Языка Удач, который предложили нашей классной группе, как материал для реферата на уроке ритуалистики. Рыжие родились в мире, где придумали этот язык, понимали его с пеленок и почему-то думали, что остальные знают не меньше. Нарисовать значки они не отказывались, но все время отвлекались на болтовню. А мне требовалась четкая и ясная информация. В общем, я злился на товарищей по учебе, и не спешил отвечать тебе по телепасвязи, тем более, канал ее питается от источника Академии, и поддерживать его нетрудно. А когда отвечал, то коротко и порой бессвязно.

Наше, мое и твое, состояние души почти никогда не совпадают. Так и в этот раз — я сердился, а ты улыбалась. Зима в твоем мире кончилась, наконец, и ты, ненавидящая холод, радовалась этому так, словно ледяной сезон никогда уже не вернется.

Рыжие обормоты ушли, все равно толку от них немного, и можно было не отвлекаться от беседы с тобой. В этот миг ты сообщила, что назвала свой новый сорт зимних лилий «Хатт», словом, которое на родном мне языке означало «ненависть», а на общем — «обман». И я сказал об этом, хотя знал — для тебя каждое жизнеспособное семя, каждый выживший росток и удачное название сорта становятся настоящей победой. В ответ пришли не слова, а ощущение, что ты отдаляешься от меня, исчезаешь.

И тут это случилось. Вспышка за окном, едва слышный хлопок — и Академия погрузилась в темноту и тишину, ведь кристаллы с музыкой или записью уроков, которые студенты вечно таскают с собой, замолчали тоже. Но тишина жила недолго — ученики выходили из комнат, стучали в соседние и спрашивали, что случилось. За окном тоже стояла темь, словно академический городок никогда и ничем не освещался, кроме луны. Это было щемяще-красиво и немного больно. Света одного источника никогда не хватает на всех. Для себя я зажег оставленную прежним владельцем комнаты свечу.

Всем, кто стучал и спрашивал, куда делась магия, я отвечал «не знаю», но один из гостей, получив ответ, не захотел уходить, пятикурсник. Увидев свечу, он попросил разрешения посидеть в моей комнате. Тизен — великан, но умеет становиться меньше, если нужно. Только тогда выглядит совсем мальчишкой.

Знаешь, со страхом, и вообще с любым чувством, легче бороться, если у тебя небогатое воображение. У Тизена — богатое. Даже когда появился дежурный учитель, объяснивший нам про Смещение Миров и временно отключенную магию, пятикурсник не перестал бояться. Он любит сказки и легенды. Одну из них и вспомнил, когда наступила темнота: мир начался из точки и в точку же схлопнется однажды, но не сразу — перед этим будет… тренировка схлопывания, репетиция. Вот в чем суть легенды. Тизен подумал, что именно это и происходит и очень скоро все исчезнет. Я не стал успокаивать испуганного великана, он просто не хотел оставаться один на один со своим страхом, и помочь ему можно было только так — не мешать справляться.

Потом он ушел, и тогда стало по-настоящему тихо и темно, потому что свечу я отдал Тизену, а студенты перестали бродить по коридору и разошлись по своим комнатам.

Тишина усиливает темноту, делает ее больше. В тишине вырастают наши страхи, сомнения и больные мысли, а мрак вовсе не уменьшает мир, а делает его беспредельным. Я не боялся схлопывания, но стал думать, зачем обидел тебя. Жизнь в твоем мире сурова — ледяные ветра летом и долгие стужные зимы, а магией вы не избалованы — у мира слишком слабый Источник, и не удастся сделать жизнь комфортнее с помощью заклинаний. Но таких чистых сердец, таких верных, я не встречал нигде больше. Не уверен, что разбираюсь в сердцах, просто… когда у человека большое сердце, то это заметно, даже если вы всего лишь сказали друг другу несколько слов.

В тебе помещается так много. Целый мир. Бесконечность. Все твои лилии, способные цвести на стыке зимы и осени. Любовь к родителям и ко мне. Все, что ты пыталась сделать и все сделанное. Да, слово «хатт» на разных языках означает разное. Но ты вложила в новый цветок и в его имя свою индивидуальность — и так ли важно, что каждый поймет имя по-своему? Это все равно всегда происходит. Чем больше я думал о тебе, тем больнее становилось, словно я — мир, готовый схлопнуться в точку. Нельзя послать тебе хоть слово, нельзя услышать тебя. А если ты чувствуешь то же, то еще хуже. У людей с большим сердцем великая потребность в общении, в отклике. Наверное, ты сейчас возишься с лилиями — они твоя защита от всех бед и способ успокоиться.

И мне тоже надо было заняться делом. Свободное время, которое прежде тратил на болтовню по телепатическим каналам, игры и учебу, встречи и расставания, давило на меня, требуя заполнить бесконечные минуты хоть чем-то. Из всех занятий осталось только одно — думать.

О тебе.

О той легенде.

Больше о ней, и знаешь почему? Темнота и тишина заставляли примерить ее на этот мир и на себя. Что бы я мог, начнись «репетиция» схлопывания? То же, что сейчас — думать.

И ждать.

Конечно, легенда — просто легенда. С чего миру схлопываться, даже если он был когда-то просто точкой? Но боль и ярость схлопывают все остальные чувства до такой точки. Значит, каждый миг ярости и гнева — такая репетиция конца. Не хочу так, не хочу больше злиться и обижаться. И когда всё закончится, сразу пошлю тебе весточку со словами, которые говорю тебе слишком редко — словами любви.

…Я взял у соседей по общежитию свечку и вернулся в свою комнату. Вместе со мной вошла Фáта, академская кошка. Бесцеремонное существо могло ворваться в класс во время урока, промчаться по столам и снова выбежать за дверь, и учителя обращали на нее мало внимания. Ходили слухи, что в Фату превращается кто-то из Мастеров, но вряд ли это правда. Просто кошка — очень загадочное существо. Ее невозможно «взять на руки» — она приходит сама. Если что-то ей рассказывать, Фата слушает с таким видом, будто понимает. Она умеет мурчать — а никто не знает, как кошки делают это, я видел в библиотеке целую полку с научными трудами на эту тему.

В это раз Фата запрыгнула ко мне на колени, выгнула полосатую спину, требуя погладить.

— Ну что, кошка, — сказал я, почесав черно-белый бок, — как ты думаешь, мир может схлопнуться в точку?

Она посмотрела на меня желтыми глазами, и в них точно был ответ, но какой, я не понял, наверное, еще не дорос до понимания.

А потом мы сидели с ней в тишине и слушали мир. Света одной луны или свечи может не хватить на всех, но тишины обязательно хватит. Понимаю теперь, зачем нужна компания людям с большим сердцем… Но если сейчас она понадобилась мне, значит, мое сердце выросло тоже? И почему для этого понадобилось Смещение Миров?

…Темноты нет, хотя свеча почти догорела, и тишины тоже — я слышу свое дыхание, мурчание кошки и твой голос в собственных мыслях. Представляю наш разговор, хотя, конечно, он выйдет иным, но это не важно. Внутренний диалог с тобой — это тоже лишь репетиция, но не того, как все закончится, а того, как начнется.

Фата наблюдает за скользящим по бумаге пером, не пытаясь ловить его лапой, и я благодарен кошке за это. Очень тороплюсь закончить, пока не догорит свеча и не вернется магия, вместе с которой возвратится обыденное и привычное, и исчезнет то, что заставляет меня писать. Почерк неразборчив, не знаю, сможешь ли ты прочитать написанное. А если нет — то и не нужно. Главное скажу тебе сам — я с тобой, что бы ни случилось.