Глава 30

Я уселась обратно на лавку, сохраняя кажущееся спокойствие. Остальные хмуро переговаривались на предмет нахождения барона.

— Сокровищница? — предложил Брест.

— Ты идиот? — поинтересовался Епископ, — по кой хрен ему прятать самую великую драгоценность в простой сокровищнице! Катька, ну серьёзно, у него мозгов, как у табуретки, о чём ты с ним вообще беседуешь?

— А мы не беседуем, мы сразу к делу, — отбрил наёмник.

Милка рядом фыркнула, Гера закатил глаза, а баба Ежна поманила внучку:

— Поди сюда, потом нюни распускать будешь. Принеси мне чашу неглубокую, на вроде таза, вещь какую твоего бати, и воды в ведре. Пошепчу малость, глядишь, отыщется зятёк.

Артём сложил руки на груди:

— Пошепчу… Это всё атрибутика и болтовня. Давно бы уже Зрением заглянула. Если пытаешься оттянуть время, бабуля, то напрасно, договор ведь можно и пересмотреть.

— А чего тогда сам Зрением не глянешь? — оскалилась ворожея, — Тут магия женская нужна, мягкая, и не тебе, мужику про неё разглагольствовать.

— Ну-ну, — заключил Прежний, нервно вышагивая около ведьмы.

Я знала, на что способен Артём и то, что договор будет пересмотрен в «одностороннем порядке», сомнений не вызывало. Теперь, когда память ко мне вернулась целиком, я точно помню, где и как познакомилась с ним. Когда Севу похоронили, и мы расстались с Герой, долгое время я скиталась без цели: что-то ела, где-то спала, пока однажды не наткнулась на небольшое поселение в глухом лесу всего в шесть домов. Оказалось, что там жили одни Прежние. Несколько мужчин разного возраста, четыре женщины, один уже старик и три совсем ещё ребенка: две девочки и мальчишка десяти лет — столько ему было в момент наступления Тьмы, сейчас же всем жителям было уже далеко за сотню. Каждый со своим даром. За главного у них был, естественно, Артём — харизматичный, умный, настоящий лидер. Именно он и отыскивал Прежних. На первых порах ему несказанно повезло: он встретил Маринку — девицу, способную видеть нечто вроде аур вокруг человека. Она безошибочно определяла, кто Прежний, а кто простой человек. Последних, случайно забредших в поселение, Артём приказывал беспощадно убивать в целях безопасности, ведь они могли проболтаться о деревне странных людей. Какое-то время мы жили в относительной безопасности.

С едой проблем не возникало: Прежний останавливал время, прогулочным шагом подходил к любой дичи и спокойно перерезал ей горло. Животные даже не осознавали опасности: они бежали по лесу, застывали во времени и умирали. То же самое Артём проделал с бандой головорезов, неизвестно как нас нашедших.

Так мы прожили несколько лет. Севу я не помнила и потому быстро сошлась с нынешним Епископом, тем более что обаяния ему было не занимать. Но вскоре пошли первые тревожные звоночки: мужик обожал власть и азарт. Он оттачивал свое мастерство в карты с жителями деревни, иногда уходил к простым людям. Обожал заключать пари и брать на “слабо”. Один раз Прежний крупно проигрался, и поставил на кон меня. Как щенка борзой. И опять проиграл в этот раз мужику из нашей деревни. Против никто ничего не говорил — любое неподчинение жестоко наказывалось, а в Артеме просыпалась звериная ярость. Тогда я высказала своё мнение на людях, которое не совпало с мнением вожака, о чем после сильно пожалела. Всё происходило тихо, в нашем доме. Когда он закончил, я провалялась целый день в беспамятстве. А когда восстановилась, сделалась самой покладистой из женщин, и вскоре его интерес ко мне начал угасать. Зачем ему тихая мышь, когда гораздо интересней давить и смотреть, как быстро сломается личность? Чем сильнее я выказывала свой характер, тем сильнее это его возбуждало. Охотник до мозга костей. Когда же Артём остыл ко мне, в одну из ночей я взяла кинжал и хотела закончить его эксперименты, но он не вовремя проснулся. Я наградила его шрамом, он же жестоко избил меня и засунул в яму, чтобы разобраться со мной поутру. К счастью, Стёпка — это «десятилетний» мальчишка в нашей общине — умел управлять растениями, он и помог мне сбежать. Больше я не видела ни общины, ни Артёма до сегодняшнего дня, ни Стёпки.

Мои воспоминания прервала общая суета: Милка, наконец, приволокла таз, полный воды, баба Ежна отправила её за вещью Гжевика, а сама ходила вокруг стола, тихо разговаривая сама с собой. Брест стоял неподалеку, сложив руки на груди и хмуро взирая на Епископа. Церковник с довольной миной уселся рядом со мной и стиснул в объятиях, наблюдая исподтишка за наёмником. Тот криво усмехнулся и, отвернувшись, завёл разговор с Герой. Отсюда было не разобрать, о чем они переговаривались. Артём толкнул меня плечом:

— Ну что, подруга дней моих суровых? Ох, и неприятно мужику будет, когда ты кинешь его, мне ли не знать?

Я отпихнула наглеца:

— То, что я пойду с тобой, ещё не значит, что всё будет как раньше. У нас есть общая цель и только.

— Успокаивай себя, как хочешь, — подмигнул старый знакомый, — Кстати, а что этот парень — в самом деле Прежний?

Гера что-то серьезно объяснял Бресту, не замечая испытующего взгляда Епископа. Я кивнула:

— Да, но он с нами не пойдет. Изначально был против этой идеи.

— Какая глупость, — скривился Артём, — ну, да бог с ним.

— Кстати, о боге. Зачем тебе всё это? — я потеребила его за церковную робу.

— Дурацкий вопрос. Ты же помнишь, что после Тьмы какое-то время ещё оставались старые религии: Христианство, Ислам, Буддизм. Но после всего случившегося они себя изжили. Полезли упыри, навьи, и прочая шваль, а тот же святой крест и вода на них не действовали. Людям нужна была новая или сильно обновлённая вера. Сейчас в некоторых районах уже поклоняются старым богам: Яриле, Перуну, Макоши, но это все разрозненность. Я же принес в этот край единство и свёл народ под «старой крышей».

— То есть?

— Трое — это Христос, Будда, Аллах. Три старые мировые религии в одном. Я ничего не придумывал, просто взял прежние законы и объединил их нужным для себя образом.

— И люди поверили?

— Людям всегда нужно во что-то верить.

Я хмыкнула:

— Ты в словах «Золото и власть» сделал до буя ошибок.

— Вот за что я тебя люблю, Катька, так это за проницательность, — расхохотался Прежний, — ладно, — он крякнул, поднимаясь, — пошли, найдём уже старого жулика и свалим из этой помойки.

Запыхавшаяся Милка притащила откуда-то отцовский кушак и устало протянула его ведьме. Ворожея схватила тряпку, бросила быстрый цепкий взгляд на подошедшего Епископа. Артём встал прямо у неё за спиной, словно надзиратель, скрестил руки на груди. Старуха скривилась, но ничего не сказала, лишь велела Гере принести один из факелов, затем подожгла грубую ткань и стряхнула пепел в воду.

— Поди сюда, голуба.

Молодая баронесса тяжело вздохнула и, оторвав только что посаженную задницу, подошла к бабуле. Та вытащила шпильку и уколола ей палец. Милка вздрогнула от неожиданности, и пара вязких капель упали следом за пеплом, тут же растворившись в воде. Я сидела, словно в оцепенении, наблюдая за точными и выверенными движениями бабы Ежны. Она плавно покачала воду в блюде, и забормотала одной ей известный заговор. Слов не разобрать, лишь шипяще-свистящие убаюкивающие звуки. Мои глаза сами собой начали закрываться. Я стала проваливаться в темноту, дёргаясь, когда сильно заваливалась набок. Тут же разболелась голова, сил сопротивляться сну почти не осталось. Чёрные пятна вспышками ширились, поглощая, заслоняя собой сознание. Закрутились смутные образы, сменяя друг друга: Артём с кинжалом, подпоясанный кушаком Гжевика, Милка с руками в крови, и бледный Брест, медленно бредущий в мутный пруд, больше напоминающий лужу. Он заходил все глубже и глубже, пока тёмная с проседью макушка не скрылась под водой, и та забурлила, выплёвывая огромные шары пара. Но, как же… Он же ошпарится! Надо его вытащить! Я в очередной раз стала падать, но мне на плечо легла тяжёлая рука, не давая ухнуть с лавки. Я вздрогнула, рядом стоял живой Брест с виноватым выражением лица:

— Барон нашелся.

Я потерла лицо и с тяжелым вздохом поднялась:

— Куда топать?

— Ты не поверишь: обратно в склеп. Он сейчас прячет Алатырь в гробу своей жены, — разорялся наёмник. — Старый паскудник застыл там вместе с Гостемилом.

Мужчина умолк, к нам подошел Артём, прихлебывая прямо из бутылки:

— Готова, радость моя?

Глаза Бреста сузились до двух щелей, а Прежний по-хозяйски закинул руку мне на плечи и кивнул наёмнику:

— Эй, бычара, дыши ровнее, — издевался Епископ, — Давай-ка, дуй вперед всех, факел понесёшь.

У наемника раздулись ноздри, а руки сжались в кулаки. Брест был на грани, готовый взорваться от бурлящей ярости. Я, не дожидаясь детонации, вывернулась из наглых лап старого знакомого, сама вытащила ближайший факел и потопала, зевая, за Герой и Милкой. Парень уже стоял у выхода в коридор, не спуская глаз с Епископа. Когда я подошла ближе, Гера, увязавшись за мной, обернулся — слышит ли опасный гость — зашептал мне:

— Катерина, я не чувствую Епископа, он закрылся как баба Ежна. Но и без его мыслей моя чуйка кричит об опасности. Что-то будет.

Я молча кивнула, давай знак, что слушаю его. Неяркий свет горящего факела отражался от каменных стен коридора. Замок был пуст, в прошлый раз, когда мы шли этой дорогой, то едва не сбивали с ног челядь, а сейчас не было ни одной живой души. Гера, не слыша моих мыслей, продолжал еле слышно бормотать:

— Думаю, что этот Прежний не собирается нас отпускать. Мы даже ничего не успеем понять, как он нас просто прирежет.

— Не волнуйся об этом, — процедила я, почти не двигая губами.

— Это ещё не всё: Ежна говорит, то есть она сейчас мне думает, что силы её оставляют.

— Как так?

— Не знаю, но я тоже сейчас перестаю слышать мысли, даже Бреста, хотя еще в зале, он орал и матерился так, что и напрягаться не надо было.

Я ничего не ответила, только свернула в очередной коридор, освещая нам путь. Знакомые стены, вышарканный каменный пол мелькал под ногами. В предвкушении скорой добычи все ускорились до быстрого шага. Слова Геры не давали мне покоя: если с природой магии я не знакома, то дар Прежних еще ни разу никого не подводил. Я опять отвлеклась, сворачивая в узкий проход. Лестница, поворот, наконец, показалась знакомая резная дверь. Стражников не было.

— Стоять, — скомандовал сзади хриплый голос Епископа.

Я обернулась, лицо Артема свело от напряжения, желваки вздулись под кожей. Он шел последним, пристально разглядывая каждого:

— Что за проклятье? — процедил он, свирепо поворачиваясь к Ежне.

Милка инстинктивно загородила старую ворожею. Ведьма от быстрой ходьбы тяжело дышала, устало прислонившись к стене — силы оставляли её быстрее, чем обычно.

— Твоих рук дело? — прошипел Прежний, вынимая нож из-за пояса.

Я вклинилась между ними:

— Да что стряслось-то?

— Я держу время из последних сил! — оскалился Епископ.

Гера встал рядом со мной:

— Я тоже не слышу мыслей. Это не Ежна. Какая-то дрянь частично блокирует магию и наши способности.

— Блокирует, говоришь? — повернулся к нему Артем, — Это легко проверить.

Он резко выкинул руку вперед, схватил меня за запястье и всадил клинок в ладонь. Я закричала от острой боли, задергалась, стараясь освободиться из железной хватки. Факел выпал из рук, и в следующее мгновение Епископ перехватил меня за горло. Когда Милка подобрала огонь, Артём, прикрывшись мной, холодно процедил:

— Я бы на твоем месте, бычара, ножик-то убрал, если не хочешь повредить шкуру этой бабе.

Брест держал меч, готовый атаковать в любой момент. Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не застонать: ладонь нещадно саднило, подонок прошил кисть насквозь.

Артём перехватил кинжал удобнее и поднес к моей шее:

— Через несколько минут будет видно, блокирует что-то нас всех или ведьма на меня пошептала, а до тех пор не рекомендую огрызаться. Замок может я и не удержу, но на вас сил хватит.

Мы простояли десять минут, я здоровой рукой зажимала рану, стараясь не всхлипывать. Брест не опускал меча, следя за каждым движением церковника. Артём грубо перехватил мою кисть, оценивающе разглядывая разрез: кровь перестала капать на пол, но мясо еще алело сочной мякотью.

— Похоже, парень прав, у тебя бы уже затянулось. Ладно, вы все вперед, Катька пойдет со мной, правда лапа? — он лизнул меня в щеку, как леденец, бросив хищный взгляд победителя на наёмника.

— Иди на хер, — огрызнулась я, стараясь отстраниться, за что тут же ощутила резкий рывок.

— Не дергайся, — коротко бросил Епископ.

Милка прошла вперед, открыла дверь, чуть вздрогнув от знакомого вида, и, поддерживая бабу Ежну, повела её вниз. Гера бросил на меня красноречивый взгляд: «Я же тебе говорил, что-то будет!», и проследовал за ведьмой. Брест не сдвинулся с места, на что Артем сильнее надавил на клинок. Кожа на шее заныла, и теплая липкая капля добежала до ключицы. Наёмник выругался сквозь зубы, не убирая оружия, он боком, не спуская глаз с Прежнего, спустился в подземелье. Мы зашли последние.

Артем держал меня твёрдой рукой, но его ладонь вспотела от напряжения, а сам Епископ еле держался. Я, стараясь забыть о боли, перевела внимание и начала рассматривать склеп, подмечая детали. Факела горели во всех держателях, освещая каменный «мешок» рыжим светом. В центре около открытого гроба стоял, склонившись, Гжевик, рядом замер управляющий. У барона в руке тусклым красным отблеском подмигивал «брат-близнец» моего рубина. У меня выступил пот, Гера прав: что-то было не так. Картинка! Сама картинка в помещении, словно воздух над огнём, плавала волнами, дрожала и менялась. Артем тяжело дышал, удерживая время из последних сил. Откуда-то далеко донеслись звуки продолжающейся битвы — Прежний отпустил замок, и люди возобновили бойню, но Гжевик по-прежнему был в капкане.

— Тяжело тут, робята, пойду я, — прохрипел Епископ.

Я заметила, как вены вздулись на его лбу, и остальные люди замерли с напряжёнными лицами. Картинка пошла мелкой рябью, дрожь усилилась. Артем выпустил меня.

— Что за чертовщина, — бормотал он про себя, — Такое в первый раз.

Я зажала рану на руке, оскалилась:

— Какого хрена ты там устроил?

— Ай, да брось, нужно было проверить — я проверил.

Он заткнул кинжал за пояс и осторожно приблизился к Гжевику. Рябь усилилась. Артем сжал кулаки:

— Чертовщина, — повторил он с хрипом.

Я отошла чуть в сторону, стараясь не шуметь, вытащила из голенища складной нож. Осторожно разогнула лезвие. Прежний склонился над ладонью Гжевика, рассматривая камень. Пара неслышных шагов, когда до цели осталось какая-то сажень, я бросилась вперёд. Епископ мгновенно развернулся, ушёл от клинка в сторону. Твёрдый кулак угодил мне в живот. Я откатилась, стараясь не вопить от боли. Прежний приблизился. Демонстративно замахнулся, и удар сапогом отбросил к стене. Чёрная вспышка вместо сознания, и жгучая боль. Кровь полилась из разбитого носа, а перед глазами полетели чёрные мухи. Я попыталась подняться на дрожащих руках, отползти в сторону.

— Ты серьёзно? — Артём присёл рядом, скривился, — Я же тебя прикончу, тварь.

Он вытащил свой кинжал, и огненные отблески заплясали на стали.

— А как же «Давай восстановим мир, по рукам», а? — Прежний передразнил меня, — К тому же не забывай, ты сейчас уязвима, душа моя.

— Я лучше сдохну, чем доверюсь тебе, — слова еле вырывались, я не могла дышать, — Мы оба знаем, что как только камень окажется у тебя, то здесь будет семь трупов. Тебе ведь не нужны свидетели, знающие, что ты Прежний?

— Все лгут, — прохрипел Артём. Драка отвлекала его, и теперь он старался сконцентрироваться ещё усерднее на своем даре, — Но тебя я не убью, нет, — Епископ криво ухмыльнулся, — Я тебя остановлю, а потом ты вернешься со мной в мои палаты и там ответишь за каждый миллиметр этого шрама.

Он провел пальцем по щеке, мечтательно улыбнулся, обнажая белые хищные зубы. Выбора не было: он сильнее и быстрее меня. Я, не спуская с него глаз, перехватила нож, валявшийся под рукой, за лезвие и метнула его на манер Бреста. Артём закрыл глаза.

***

Епископ стряхнул пот со лба. Нож в пол-оборота застыл в воздухе, а Катерина замерла с вытянутой рукой. Теперь можно было не скрывать всю тяжесть задачи: руки Артема задрожали, кровь пульсировала в голове от напряжения. Он убьёт их позже, сначала надо завладеть камнем. Церковник обошел Гжевика. Рубин тихо играл цветами в зажатых пальцах. Алатырь… Наконец-то, теперь всё пойдёт по плану после стольких лет. Прежний хищно улыбнулся своим мыслям...

… он склонился над рукой барона...

… аккуратно, один за другим отодвинул его пальцы...

… перехватил сокровище...

Пальцы барона мгновенно сжались, а сам Гжевик удивлённо уставился на Епископа. Чуть в стороне нож, крутнувшись, ударился о каменную стену, а воровка вновь упала на пол. Гостемил попятился, испуганно озираясь по сторонам: секунду назад в склепе были только они с барином, а теперь целая толпа. Гера метнулся к Катерине, а Брест, бросив быстрый взгляд на Прежнюю, оскалился и перегородил единственный выход широкими плечами, поигрывая длинным мечом. И тут раздался звук, который все услышали впервые. Как пение алконоста: такой же редкий и неповторимый — каркающий хриплый смех. Ежна осела на пол, и смеялась, размазывая редкие слезы по старческим щекам:

— Алатырь… Ну, и алатырь, — хохотала она.

Глаза Епископа широко раскрылись, но камень он не выпустил. Артём выхватил драгоценность из лап растерянного барона и отскочил, словно дикий кот, пряча сокровище за пояс. Брест, широко улыбаясь, ровно что ребенок, получивший долгожданный подарок, медленно приближался к загнанному в угол Прежнему.

— Отдай камень, — отчеканил наёмник, уверенный в собственном превосходстве.

Что может Прежний без дара с одним кинжалом, против опытного воина с длинным мечом? Краем глаза Брест заметил движение тени: рядом встал опомнившийся барон, с заряженным арбалетом:

— Камень перейдёт мне.

Три мужика не спускали друг с друга глаз. Епископ попытался сделать шаг вбок, как наконечник болта описал дугу и уткнулся в сторону церковника, а затем обратно на наёмника. Милка оставила Ежну и кинулась к отцу:

— Тятя, не надо!

Барон отвлёкся буквально на секунду, но этого оказалось достаточно. Короткий удар. Брест выбил самострел и увернулся от кинжала. Артём замахнулся ещё раз, и сталь распорола плоть. Кровь разлетелась веером. Гжевик вскрикнул от боли, упал на колени, тут же получил удар сапогом в лицо. Он распластался на полу и захрипел. Епископ тут же увернулся от клинка Бреста, целясь в горло наёмнику. Тот парировал, не глядя заехал локтем. Тихий хруст, и лицо Прежнего окрасилось кровью. Тот оскалился, промокнув рукавом разбитый нос.

— Пора завязывать, — процедил наёмник, проворачивая меч в руке.

Он кинулся на Церковника, но в последний момент ушёл в сторону. Перехватив вытянутую руку с оружием, Брест вывернул её до звонкого хруста. Артём вскрикнул, воздух со свистом вышел из лёгких. Белая церковная роба окрасилась багровым, а рука изогнулась под неестественным углом. Из-под ткани выпирала сломанная кость. Наёмник отбросил церковный кинжал и толкнул Прежнего. Тот упал, продолжая стонать. Воин склонился над ним, вытащил алатырь из кушака и занес меч для последнего удара.

— Погоди, — торопливо раздалось за спиной, — Не убивай его.

Сбоку прихромала воровка, повиснув на руке. Брест тяжело дышал после драки, и еле сдерживался:

— Только живее.

— Если ты его убьёшь, мы потеряем Хранилище — оно либо разрушится, либо туда поставят нового Хранителя. В любом случае нам больше туда не добраться. Он подонок, но он знакомый подонок. А кто будет после него не известно!

Слова не убедили Бреста, и он занёс клинок по новой над ослабевшим от боли противником.

— А церковь! — Катерина не отступалась, — Он хотя бы держит их в узде, но стоит ему уйти, кто займет его место? Да на вроде той мрази в деревне болотников! Он должен жить.

Наёмник перевел тяжёлый взгляд на воровку, наконец, опустил меч.

— Твоя взяла. Но есть ещё кое-что…

Мужчина подобрал церковный кинжал, внимательно его разглядел со всех сторон, сел перед Епископом на корточки и хищно улыбнулся:

— Дыши ровнее, паскуда.

Он схватил здоровую руку Артема и всадил в ладонь серую сталь. Прежний вскрикнул от боли, лезвие прошло насквозь.

— В расчёте, — процедил наёмник, поднимаясь. — Пошлите отсюда.

Брест закинул меч в ножны и кивнул остальным, но вдруг сзади раздался тихий, но твёрдый голос:

— Тятя мёртв, — Милка сидела на полу, держала голову отца на коленях, вытирая грязь с его лица.

На шее барона зияла страшная рана, из которой ещё сочилась кровь. Гостемил подошёл к девушке, опустился рядом — верный помощник и друг даже после смерти не оставил Гжевика. Милка не плакала, она сказала это с такой интонацией, словно сообщила, что на улице собирается дождь. Молодая баронесса подняла ничего не выражающий взгляд на Ежну:

— Значит, алатырь не даёт волшбу творить?

Ворожея не успела ответить, а девушка уже дотянулась до арбалета, валяющегося на полу.

— Милка, какого лешего ты творишь? — прошипел Брест.

— Тятя умер, — повторила она, поправляя оружие и вскидывая его, — А ты вытер об меня ноги и выбрал безродную девку, хотя я предлагала тебе всё.

Наёмник напрягся, когда самострел остановился на нём, выбрав себе цель.

— Милка, не глупи, — вскинулась баба Ежна.

Но девушка не слушала:

— Всё это из-за неё, — прошептала она

Арбалет чуть качнулся в сторону, и болт, вырванный из паза, устремился в грудь Катерины. Дальше все произошло настолько быстро, словно Артём вопреки своему дару ускорил время.

— Остановись! — крикнула Ежна.

Тихий щелчок.

Брест метнулся в сторону.

Арбалетный болт прошил доспешную кожу.

Катерина закричала, вытянув руки.

Милка открыла и закрыла рот от потрясения, осела на пол.

Арбалет выпал из ослабевших рук.

У наёмника подкосились ноги, и мужчина завалился набок. Изо рта с хрипами потекла кровь: стрела, пробившая стеганный доспех, как бумагу, наполовину торчала из его груди. Время словно опять запустили в обычном темпе. Прежняя упала на колени:

— Ежна! Помоги! Ты должна что-то сделать!

Старуха молчала, почесывая бородавку. Гера склонился к умирающему:

— Черт. Держись, друг, надо вытащить его отсюда!

Ведьма, кряхтя, поднялась, остановила парня, опустив руку ему на плечо. Катерина не обращала на них внимания, положила голову Бреста себе не колени. Его трясло, изо рта с бульканьем шла кровь, но мужчина улыбнулся, обнажив окрашенные алым зубы:

— Все-таки не… от заразы.

Прежняя зашипела на него, её лицо искривилось, но девушка не позволяла себе разрыдаться:

— Замолчи, береги силы. У нас камень, я тебя выхожу. Всё будет хорошо.

Наёмник содрогнулся, закашлялся и выплюнул сгусток крови:

— Мне мать баяла, — он замолчал на секунду, переводя дух, — Что перед смертью мы зрим прошлое и грядущее.

— Замолчи-замолчи-замолчи, — как заклинание, зашептала Катерина.

— Я тебя… тоже вспомнил, — Брест попытался улыбнуться, но сил не осталось. — Кулёма…

Из груди вырвался последний хрип, и наёмник затих, уставившись серыми глазами в пустоту. Прежняя сидела, раскачиваясь на одном месте и прижимая к груди голову мертвеца. Она не ревела — слёз не было, лишь вой, раздирающий душу вой, рвался из груди. Так воют псы. Надрывно, на одной ноте, заставляя селян осенять себя триной и хвататься за амулеты. Гера устало опустился рядом. Ведьма мерила склеп шагами, нарезая круг за кругом. Наконец, остановилась:

— Так, не реветь. Камень у него?

Катерина подняла на нее заплывшие кровью глаза — от напряжения лопнули капилляры. Надежда, словно в ответ, блеснула красным отливом у Бреста за пазухой. Гера проворно выхватил алатырь, отдал его ведьме. Та повертела его в пальцах и махнула рукой:

— За мной. Нужна вода, простая вода. Гостемил, — она обратилась к управляющему, — Проследи за этим, — ведьма кивнула на бесчувственного Епископа, потерявшего сознание от боли, — И за внучкой моей пригляди, я ворочусь, решим, что дальше будет..

Управляющий мрачно кивнул, подобрал церковный кинжал. Ведьма еще раз окинула взглядом всех и скомандовала Катерине с Герой:

— Тащите его наверх.

Парень взял тяжелый труп за подмышки, Катерина за ноги. Кое-как, шатаясь, они побрели прочь из склепа, который успел принять новых жильцов. Баба Ежна велела затащить тело наёмника на ближайшую кухню, по счастью та оказалась всего в нескольких поворотах. Катерина припомнила её, именно отсюда они уходили с домовым. Да и черный ход сейчас был открыт нараспашку. Ворожея с Прежним и глазом не моргнули на зияющую черноту в стене. Троица уложила Бреста на стол. Баба Ежна осмотрела его с ног до головы, Катерина не дышала, боясь вспугнуть мысли старой ворожеи.

— Вытащите болт, — велела она.

Прежняя бросилась выполнять приказ, но раненная рука плохо слушалась, только древко вывозила в крови. На помощь пришел Гера. Парень, стараясь не сломать стрелу, аккуратно, но упорно потащил её. С трудом и душераздирающим скрежетом, она поддавалась. Наконец, из раны показался наконечник, и Прежний с облегчением отбросил болт в сторону. Ведьма набрала в таз воды и поставила рядом с телом.

— Ну что, голубчики, не ведаю я, получится ли…

Она бросила алатырь в воду. В свете факелов камень переливался всеми оттенками алого, от чего опять возникло ощущение живой жидкости внутри, хоть в первый раз это был простой рубин. Вода не изменилась. Не зашипела, не окрасилась — ничего. Ежна принюхалась к ней и, пробормотав про себя что-то, плеснула воды прямо на рану. Все замерли, боясь пошевелиться, вспугнуть момент. Удастся ли? Катерина вскрикнула и вцепилась в Геру:

— У нас получилось… Получилось, — шептала она.

Рана с шипением пузырилась и затягивалась за минуты. Послышался тихий хруст: раздробленные рёбра срослись, мясо заживало на глазах. Через минуту Брест лежал абсолютно целый, но всё такое же мёртвый.

— Ежна? — тревожно спросила Катерина, — То была Мертвая вода, но где же Живая?

— Всё есть лекарство и всё есть отрава, важна лишь мера, — ответила ворожея. — Ну-ка, помогите мне.

Они закинули голову Бресту, открыли рот, и ведьма влила в горло воды. Наёмника уложили обратно. Его тряхнуло, судорогой свело все конечности и выгнуло спину дугой. На него было страшно смотреть: корчи мотали тело по всему столу, пока, наконец, наёмник не затих. На лице выступил пот. Рот открылся, и из-него вырвался еле слышный вздох. Похоже, в этот раз Костлявая сбросила карты.

375 год от наступления Тьмы

месяц Жарогон

1 день

Гера правил доверху груженой повозкой, Катерина в простом льняном сарафане развалилась на скарбе, лениво обмахиваясь листом лопуха, а Брест, откупорив флягу, жадно глотал воду, глядя на удаляющийся город. Тринница осталась позади. Они выехали сегодня утром, и денек обещал быть жарким: солнце палило вовсю. И ни ветерка. Золотое поле, раскинувшееся вдоль дороги, простиралось почти до самого горизонта, и лишь в самом конце тёмной полосой виднелся лес. Прежняя откинулась на спину, закинув руки за голову и, зажмурившись, подставила лицо солнцу.

— Долго там Ежна собирается порядки наводить? — поинтересовался наёмник, — А то не больно-то я её избу жалую.

— Не сказала, — пожал плечами Гера, не оборачиваясь.

Брест тяжело вздохнул и развалился рядом с Катериной. Та приоткрыла один глаз:

— Куда мы после избы? Ежну дождемся, а дальше?

— Я с ней в учениках останусь, — Гера легонько хлестнул задремавшую лошадку.

— А мы?

Брест приподнялся на локте, осторожно вытащил белое перышко из темных волос Катерины — видать осталось еще с утра, когда они еле оторвались друг от друга. Сладкие воспоминания волной прокатились по телу, остановились в паху. Надо отвлечься, рядом Гера. Брест перевернулся на живот, на что Прежняя ехидно улыбнулась. Ну и пусть. Настоящая кулёма. Его кулёма. Так он её называл ещё тогда, лет двести назад, так же и будет называть. Он, наконец, собрался с мыслями:

— Есть у меня одна думка. Мы поедем ко мне на родину, хочу показать тебе места, где вырос.

Она серьёзно кивнула и откинулась обратно на спину:

— А что с Алатырь-камнем делать будем, Ежна не дала указаний?

— Она велела вам его припрятать до поры до времени.

— Хорошо. Значит, что мы имеем, — Катерина принялась загибать пальцы, — Сто пятнадцать золотом, рубин еще на столько же тянет, и алатырь-камень, который по идее может показывать клады и схроны, только вот делающий меня уязвимой. Хм… Для начала хватит, — удовлетворенно крякнула девушка, — Кстати, Гера, а почему ты с самого начала у барона в мыслях не увидел склепа?

— А потому что сначала камень спрятал управляющий. Барон не дурак, знал, что кто-то может из магов к нему в голову залезть, вот и попросил Гостемила схоронить камень, да не говорить куда. Ну, а когда запахло жаренным, они побежали его перепрятывать.

— Все-таки мужик был хитер, — заключил Брест. — Кто ж теперь властвовать там будет?

— Ежна говорила, что всё устроит.

— А что же этот Епископ, — наёмник скривился на последнем слове.

— А с Епископом мы пришли к соглашению, что высовываться он теперь будет меньше, да прекратит простых людей стравливать, коли не хочет, чтобы все его тайну узнали. Так уж повелось, что не доверяют крестьяне Прежним, а некоторые и убить могут, — хмуро заметила Катерина.

— Он ведь не отступится от своей задумки?

— Прежний мир? — уточнила бывшая воровка, — Нет, не отступится, просто уйдет в подполье.

— А ты?

— Тоже нет, — она покачала головой, — но сейчас соваться в эти дела не стоит. Я подожду, пока что-нибудь не случится. Всегда что-нибудь случается. Слушай, Гера, — Прежняя ткнула парня в бок, — а куда во время боя все из замка подевались? Раненые, челядь?

Прежний почесал нос:

— Милка их через тайный ход вывела, что на кухне, ей еще домовой помогал, как в ней хозяйку признал.

— Хоть на что-то сгодилась, — угрюмо заметила Катерина и бросила быстрый взгляд на наёмника. Мужчина махнул рукой, дескать, пёс с ней, и развалился на телеге.

Поднялся легкий ветерок, подарив путникам желанную прохладу, в небе заливались жаворонки, а потрёпанная, но устоявшая Тринница осталась за спиной. Давно Брест не чувствовал себя так счастливо и так спокойно, он глянул одним глазом на лежащую рядом девушку и внезапно спросил:

— Кать?

— М? — она повернула голову набок, смешно наморщив нос — мелкая мушка не давала покоя и кружила перед глазами бывшей воровки.

— А тебе белый с красным к лицу будет.

— Это ты к чему? — она подняла одну бровь.

— А к тому, когда ко мне на родину приедем, надо к портнихе зайти, платье пошить. Невестам положено быть в белом и красном.

— Я ещё согласия не дала, — расплылась в улыбке Прежняя.

— А я его и не спрашиваю, — хохотнул наёмник и сгреб свою Кулёму, — Прости, что задержался на двести зим.