Глава 16

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

18 и 19 день

Мы вышли на развилку к чародейской башне спустя час, как и предсказывала бабка. У меня никак не выходили Герины слова из головы, и я периодически разглядывала Бреста, сосредоточенно вышагивающего впереди. Милка как всегда держалась рядом с ним. Когда старуха прямым текстом предрекла девке, что мужчина ей не достанется, служанка словно решила доказать ворожее, а заодно и всему миру, что чихать она хотела на все предсказания. Весь её внешний вид говорил, что «он будет моим»: она еще покорно, но уже по-хозяйски посматривала на Бреста, старалась во всем ему угодить. Девушка заступалась за него в спорах и смешно пыталась пресечь наши попытки обсудить разные вещи, к примеру: «кто пойдет за сушняком», «передай мне огниво» и «спорим, я громче рыгну». Мне было её немного жаль, поэтому вопреки Гериной просьбе старалась держаться от мужчины подальше, дабы лишний раз не тревожить ревнивое девичье сердце.

В раздумьях я не заметила, как наткнулась на служанку, резко остановившуюся передо мной. Та зашипела, как маленький рассерженный хомяк. Я подняла руки в примирительном жесте, отошла в сторону.

— Ну-с, как и говорила твоя бабка, вон башня на горизонте, — указал Брест на темный силуэт, выписанный на фоне вечернего неба.

Дорога, по которой мы шли, дальше пролегала через открытое раскинувшееся поле. Широкая и утрамбованная она намекала, что по ней постоянно проезжают целые обозы, груженные караваны, а толпы бродяг уже стерли не одно поколение лаптей.

— Как-то подозрительно просто, — я заключила мысли в слова.

— Будто с языка сняла, — подтвердил наёмник, — старуха вроде говорила про какие-то топи, а здесь прям благодать… Ладно, доверимся ворожее.

Брест вытащил из заплечного мешка клубок ниток, бросил его оземь, тот мягко отскочил от земли и, прокатившись пару локтей, замер. Мы стояли и смотрели на клубок, как стадо баранов на новые ворота, а эта мохнатая сволочь и не думала ничего делать: он просто лежал в дорожной пыли.

— И что? — я не выдержала первой.

— Тьфу ты! — сплюнул мужчина, — ведьма поломанную приблуду подсунула! — он со злости замахнулся сапогом.

Маленький гад, видимо, почувствовал, что его собираются отправить в дальний полёт, тут же сдвинулся с места и замер, словно приглашая идти за ним. Мы переглянулись, поправив мешки, бодро зашагали вслед катящемуся клубку.

Картина вокруг нас не менялась: башня по-прежнему маячила на горизонте, а мы шли по утоптанному пути. По обе стороны дороги возвышались желтые колосья, еще не налитые семенем, но уже достаточно высокие, а пыль, поднимавшаяся небольшими облачками, оседала на наших сапогах. Не прошло и четверти часа, как чародейный компас вдруг резко вильнул в сторону, заставив нас ткнуться друг другу в спину. Я налетела на Милку, та вписалась в широкую спину Бреста, а Брест, в свою очередь, просто исчез. Раздался звучный шлепок и громкое бульканье. Я изумленно вытаращила глаза, а служанка, упав на колени, принялась шарить рукой на месте наемника, словно искала оброненную монетку.

— Бре-ест, — жалобно завопила она.

Девка сунулась было вперед, но я удержала её:

— Слушай.

Где-то рядом доносилось шлёпанье, но мы никак не могли понять где: кругом была сухая плотная почва. Внезапно рядом с Милкой показалась рука, по локоть облепленная тиной. Она возникла прямо из воздуха и обрывалась в паре шагов от нас. Через мгновение вслед за рукой вылез мокрый и злой, как стадо упырей, Брест. На нем висела болотная ряска, лицо было перемазано в склизкой жиже, а на щеке прилипла пиявка. Он с отвращением подцепил её, бросая на сухой и теплый песок.

— Ёж вашу медь! Бабы! — прорычал наёмник, — Шары разуйте, а не хлебалом зевайте! Следующая, кто в меня воткнется, туда отправится, — он показал пальцем в сторону.

Злобно пыхтя, он уселся мокрой задницей прямо на землю, снял сапог и вылил из него вонючую болотную жижу. Второй башмак постигла та же учесть.

— Что произошло? — поинтересовалась я.

Милка испуганно отпрянула от злого мужика и, пропустив меня вперед, изобразила самый внимательный вид.

— Тут кругом болото, — отчеканил Брест, с силой натягивая обувку, — Всё это, — он обвел рукой, — волшба, какой-то морок. Как оказалось, мы уже давно идем по топи. А меня выкинуло с тропки прямо в воду. Повезло, что не глубоко было да жидко, иначе не выбрался бы. Так что, женщины! Глядите в оба, — грозно закончил он, резко поправляя грязный мешок.

Наёмник развернулся и, печатая шаг, потопал дальше за клубком, оставляя после себя мокрые следы. Я огляделась по сторонам: золотистые колосья чуть колыхались на теплом вечернем ветру, а солнышко уже клонилось к закату, освещая розовыми лучами подвижное золотое море и такую плотную землю. Теперь понятно, почему до Истомира не добрались тринники. Верно последние пытавшиеся сейчас гниют где-то на дне. Я поспешила догнать Бреста, тем более, что сзади уже раздалось Милкино раздражённое сопение.

Мы шли, внимательно следя за клубком, который иногда резко менял направление, а один раз даже подпрыгнул и перескочил известную только ему топь. Мы ступали след в след друг за другом, молча и сосредоточенно. Иногда кто-нибудь оступался и его поддерживали, помогая выбраться из воды. Один раз служанка ухнула вниз по пояс, я пыталась её вытащить несколько минут, пока девка не начала орать, что кто-то тянет её за ноги. Брест, перематерившись, как старый боцман, вернулся обратно и, выдернув девку одной рукой, словно котёнка, поставил на землю. Дальше топали молча.

Через несколько часов солнце окончательно закатилось за горизонт, а ветер растрепал остатки дневного тепла. Становилось прохладно, тем паче, что все мы были так или иначе вымочены в болотной жиже и измучены долгой ходьбой.

— Когда же мы уже придём? — пробурчала про себя служанка так, чтобы Брест не слышал. Тот пёр впереди, как лось в период гона, и, казалось, не обращал на усталость никакого внимания.

— Сама бы хотела узнать, — поддакнула я.

В сапогах противно хлюпало: один раз оступилась и вода залилась через холявы. Ноги нещадно замерзли, а сволочная башня ни на шаг не приблизилась к нам — бабка не сбрехала. Вдруг наёмник остановился и растерянно огляделся по сторонам:

— Клубок исчез. Дальше видимо чары кончаются.

Он чуть помедлил, осматривая вечернее поле и ища глазами малейшее изменение в пейзаже. Ничего не обнаружив, Брест кивнул нам, решительно ступил за невидимую черту и тут же пропал. Я помедлила несколько секунд, а Милка, подоспев, замерла в изумлении:

— Брестушка, ты где? — жалобно позвала она.

— Как-как? — удивлённо вырвалось у меня.

— Здеся я, — раздраженно раздалось впереди, — Шагайте смело, только головы пригните.

Милка, обогнув меня, поспешила на зов, растворяясь в воздухе на манер наёмника. Я не стала медлить и, ступив за служанкой, тут же наткнулась на ветки, который чуть не выкололи мне глаза. Злобно отмахнувшись от них, огляделась. Кругом стоял сумрак, а мы находились на окраине болота, поросшего по краям колючими кустами. За мной дрожа, словно от горячего воздуха, колыхалась картинка просёлочной дороги и наливных полей. Морок висел, словно большой экран, посреди сумрачного болота. На меня сразу обрушилась вонь застоялой гниющей воды, нечистот и плотный запах зелени. Надо не забыть сказать бабке спасибо, когда вернусь за Герой, что помогла пройти через эту кашу.

— Недурно, а? — подошёл Брест, — Я даже запахов не чуял: добрую волшбу навёл чародей. Ладно, айда-те, пока совсем не стемнело. Не хочется хозяина посередь ночи будить, осерчает ещё.

Мужчина развернулся и зашагал куда-то в сторону. Я последовала было за ним, но обомлела на месте. Над нами в полумраке высилась гигантская махина, закрывающая собой и без того тёмное небо. Башня из грубого серого камня уходила далеко ввысь, разрывая шпилем низко летящие облака. В стенах не видать абсолютно никаких проемов, дверей, окон или бойниц — один сплошной серый с выбоинами гранит. Вокруг не было ни души, что очень меня насторожило: ни охраны, ни челяди, ничего. Я догнала удаляющиеся спины наёмника с Милкой и еле разглядела катящийся впереди клубок. Маленький помощник, видимо, решил довести нас прямо до двери, скрытой мороком.

Обойдя кусты шиповника, мы, наконец, остановились около одного участка серого камня, ничем не отличающегося от остальных. Клубок докатился до этого места и остановился, не желая больше куда-либо двигаться. Брест подхватил его и, подбросив на руке, припрятал в мешок:

— Добрая вещица. Надо будет отблагодарить твою бабку, — наёмник подмигнул служанке.

Девушка зарделась от похвалы, а я, обогнув обоих, внимательно ощупывала стену. Холодный камень, никаких намёков на ручку, дверь или потайной рычаг. Мужчина встал рядом, похлопал по чёрному граниту и призадумался. Чудо ждать не приходилось, а пробираться внутрь нужно.

— Хозяин! — вдруг заорал наёмник.

Неожиданный крик над ухом заставил присесть:

— Лучше ничего не смог придумать? — я выругалась сквозь зубы.

— А у тебя есть думки, как туда попасть? — отбрил Брест.

Мой ответ заглушил очередной крик, на этот раз двух голосов:

— Хозяин!

— Отлично, теперь ещё одна подпевала: нать-то ваши вопли только Ящер ещё не слышал, — я бурчала, сложив руки на груди.

Нелепость ситуации и усталость вызывали раздражение: хотелось надавать по шеям дружной парочке, заодно и бабке с этим магом, что засел в каменном гробу, не предусмотрев дверь. Если посылаешь людей в гости, то хоть условный стук им покажи, ну, или "надави на третий кирпич, справа от куста смородины, когда месяц зародится", а так что? Прыгать теперь на болоте. Клянусь своими сапогами, меня окружали одни идиоты. Внезапно земля дрогнула, я, схватившись за камень, еле удержалась на ногах. Брест присел, сохраняя равновесие, а Милка, уцепившись за мужчину, повисла кулем. Прямо перед нами серая стена отъезжала в темноту, открывая чёрную непроглядную утробу.

Хм… Ну, что сказать: и на старуху бывает проруха… Мда...

— Сработало, — гордо вздернула нос Милка.

Я невозмутимо пожала плечами и уставилась в темноту:

— Кто пойдет первым?

Наёмник вытащил из мешка кусок ткани, вымоченной в чем-то терпко пахнущем. Нашарив под ногами палку потолще, коих тут валялось немеряно, он обмотал её конец этим тряпьем и скривился:

— Огниво намокло. У кого сухое есть?

Служанка, пошарив у себя в мешке, достала поджиг и перебросила его мужчине. Быстро сооруженный факел разгорелся нехотя, но свет давал ровный. Брест вытащил меч из ножен и первым ступил в непроницаемый мрак.

Мы поднимались гуськом, друг за другом. Огонь промасленной тряпицы освещал винтовую лестницу, уходящую далеко вверх, а неровные стены ловили на себе наши искривленные тени. Иногда попадались закрытые двери, но за всё время подъёма мы не встретили ни одной живой души. Всё шло как-то слишком гладко. Я напряглась, вынула кинжал из ножен: в случае чего драться в узком проходе лучше небольшим оружием. Брест, услышав лязг металла, обернулся. Готовая к драке в любой момент, я, перехватив взгляд наёмника, молча повела плечом. Мужчина кивнул в ответ и, взглянув на Милку, продолжил подъём. Девушка поспешила последовать моему примеру.

Через четверть часа мелькания под ногами ступеней, я была готова плюнуть на всё: горло горело огнём, лёгкие хотелось выплюнуть, а в ушах стоял шум. Судя по сиплому дыханию служанки, она тоже была готова сдаться, но наёмник, не сбавляя темпа, бежал вверх, и волей неволей нам пришлось не отставать.

— Почему эти гады всегда живут на самом верху? — прохрипела я.

— Потому что туда удобно приземляться, — ответил незнакомый голос.

Брест тут же возник рядом, оттеснив нас с Милкой за спину. Оказалось, что мы настолько увлеклись подъёмом, что забыли про боковые двери: попробовав открыть одну — та не поддавалась — мы больше не трогали их, а просто пёрли вперед, как стадо кабанов.

Напротив нас в освещенном проеме стоял молодой мужчина в алом парчовом халате и с кубком в руках.

— Заходите, коли пожаловали, — протянул он мягким баритоном, — и пожалуйста, не спалите мне тут ничего.

Он щёлкнул пальцами и факел Бреста потух.

— Давно вас жду, — раздался его голос из комнаты, мужчина отошел вглубь, пропуская нас.

Наёмник не торопился заходить:

— Откуда же? — он подозрительно сощурил глаза, его рука по-прежнему крепко сжимала рукоять.

— Ну, полноте, — чародей указал на оружие, — Неужели вы думаете, что эти железки вам помогут? К тому же мне и впрямь нужна наёмная сила, так что здесь вы в безопасности. Пока что.

Истомир хитро подмигнул служанке и не спеша отпил из кубка, явно наслаждаясь ароматом жидкости. Брест медлил. Он поглядел на нас краем глаза, едва заметно кивнул и не спеша убрал меч. Тихий лязг пронёсся по коридору — наши кинжалы спрятались в ножны. Наёмник, не оборачиваясь, прошёл в комнату, мы протиснулись следом.

Я никогда не была в королевских покоях. За свою долгую жизнь мне доводилось видеть разное: леса, поля, низкие домишки и большие высотки, но, даже убирая в замке Гжевика, я не встречала подобной роскоши. А чародей-то — эстет. Мы с жадным любопытством рассматривали убранство. Зал оказался непомерно велик для этой башни, и сдаётся мне, что здесь замешана волшба. Горело множество свечей в канделябрах на длинных искусно резных ножках. Аж в двух гигантских каминах полыхал огонь, освещая мягкие узорчатые ковры, устилавшие весь пол. Стены кое-где были покрыты деревянной резьбой, а на свободных участках висели картины в огромных позолоченных рамах. Разные мужчины и женщины, пейзажи и натюрморты смотрели на нас с полотен. У дальней стены — я разинула рот от удивления — стояли высокие шкафы до потолка сплошь забитые книгами. От подобного великолепия захватывало дух. Перед одним из каминов стоял длинный диван, усыпанный подушками и пара мягких кресел с ушами.

— Я вижу, что мое скромное жилище произвело на вас впечатление? — над моим ухом раздался мелодичный смех.

Я отпрянула от неожиданности. Рядом со мной стоял хозяин башни, внешность которого плохо разглядела в темноте лестничного подъема. Это был молодой мужчина, на вид чуть моложе Бреста. Идеально скроенные черты лица светились радушием, темные волосы распадались по плечам, а аккуратно постриженная эспаньолка разошлась в широкой улыбке. И лишь голубые глаза просвечивали насквозь, давая понять, что за показной приветливостью скрывается угроза.

— Откуда ты знал, что мы придём? — напрямую спросил наёмник, тут же нарисовавшись с другого боку.

Маг перевёл взгляд на мужчину и замотал головой:

— Нет-нет-нет, давайте не будем обсуждать дела в таком виде. Вы мне на ковер накапали, — он в шутку погрозил пальцем, — Видите ли, у меня очень тонкое чувство вкуса, а ваш внешний вид вызывает жалость. Поэтому сегодня я побуду гостеприимным хозяином, и приглашу вас на отличный ужин с музыкой и танцами, а там уже поговорим о деле. И, ради всех богов, которых вы чтите, не волнуйтесь о своей безопасности, ваша уважаемая бабушка прислала весточку, — Истомир обратился к Милке, — А посему будьте сегодня моими гостями. Прошу вас, ваши комнаты уже готовы: отдохните, помойтесь, приведите себя в порядок, дамы, помилуйте, для вас приготовлены наряды от лучших портних этого края, и я жду вас всех ровно через два часа на изысканейший ужин.

Он поставил кубок на ближайший столик и театрально хлопнул в ладоши. В дверь неизвестно откуда сразу посыпались молчаливые служанки в одинаковых коричневых платьях и белых накрахмаленных передниках. Они аккуратно, но настойчиво взяли нас под руки вывели всех троих на тёмную лестницу. Немного спустившись, одна из них открыла ключом ничем не примечательную дверь и нас провели внутрь. Мы оказались в богато убранном круглом холле, из которого лучами в разные стороны отходили три коридора, заканчивающиеся резными массивными дверями.

Мы замерли, пораженные великолепием.

— Даже и не знаю, с какой книжки надо начинать волшбу изучать, чтоб так жить? — протянула я.

Служанки молча вложили в наши руки небольшие серебряные колокольчики и, глубоко поклонившись, исчезли за дверью, прикрыв её за собой. Брест дождавшись, когда они выйдут, тут же метнулся к двери, подёргал ручку.

— Заперта, — констатировал он. — Мы в ловушке. Что ж, пока придётся дудеть в дуду этого чародея. Значится так: сейчас идем отмываться всем гуртом, а через час встречаемся здесь же, погуторить надобно кой о чем.

Мужчина, поправив заплечный мешок, направился в первую дверь, я пожала плечами и, посмотрев на Милку, выбрала третью. Благодарно кивнув, служанка пошла в ту, что ближе к комнате наёмника.

***

Милка зашла внутрь, прикрыла за собой дверь. Она тяжело вздохнула и сбросила с плеч походный мешок. Да, не о такой жизни она мечтала, сидя за вышиванием у отца в замке.

Барон очень любил свое единственное дитя и всячески оберегал её, особенно когда мать Милки преставилась. Девочке тогда было лет пять, а в Триннице и близлежащих землях только закончилась очередная война, после которой свирепствовала неведомая болезнь, уносящая за собой целые семьи. Она-то и подкосила Светлану — мать Милки.

Город стоял на крупном озере, богатом рыбой, а вокруг раскинулись сочные пастбища и наливные луга — лакомый кусок для любых захватчиков. К тому же город был основан главой церкви Трёх — Главным Епископом, а значит Тринница являлась оплотом духовной общины этих краев с подвалами, полными таинственных артефактов, могущественных знаний, заключенных в свитки, и, конечно, золота. Так что набеги и мелкие стычки на границе здесь были не редкостью. Уже позже церковники вместе с горожанами отстроили небольшой форт на холме близь города для хранения вооружения, обучения да размещения солдат, наконец, просто защиты поселения с запада. В этой крепостице тогда обосновался глава городской стражи и доверенный человек самого Епископа — капитан Гжевик, который после и усовершенствовал её до солидного замка: выкопал рвы, обнёс стены камнем и засадил равнину с запада молодыми деревьями, оберегая земли от кочевников. Обязанности разделились: церковники стали заботиться о людских душах, а военные об их бренных телах. Довольно долго город жил в мире и гармонии, иногда бодро отбиваясь от небольших отрядов, позарившихся на чужое добро, пока капитан Гжевик не решил отделить свой замок от церковных земель и не наречь себя на иноземный манер бароном.

Епископ, прежде регулярно посещавший замок и иногда игравший с маленькой Милкой — она запомнила этого бородатого мужчину, качающего её на одной ноге, как на качелях — перестал там появляться, а после и вовсе чуть ли не нарёк Гжевика еретиком. Но старому барону как-то удалось уладить конфликт, хотя и отношения стражников и тринников с тех пор весьма подпортились. А так как почти у всех солдат были семьи в Триннице, то и сам город поделился на два еле уживающихся друг с другом лагеря: истинно преданные церкви Трёх и «эта безбожная солдатня». В крае, словно акробат на шесте, сохранялся хрупкий неустойчивый мир, и чтобы избежать очередной резни, барон сделал единственный правильный ход: решил выдать своё дитя, которое уже вошло в возраст, замуж за Епископа. Пусть Милана, а по простому — Милка, была бы уже четвёртой женой у этого старика, но девка жила бы в безопасности и довольстве, а бабское счастье как-нибудь устроится. Всё было улажено. Отцы города пожали друг другу запястья да скрепили союз чарками, но за пару недель до свадьбы случилась оказия: девушка занемогла и в скором времени преставилась. Холодное бездыханное тело снесли в свадебном наряде в склеп, а Епископ очень «расстроился», обвиняя Гжевика в подлоге.

Когда спустя пару дней обнаружили, что тело из склепа пропало, а на его месте копошился клубок змей — в кои-то веки бабки со своими сказками оказались правы — старый барон, едва не спятивший от горя, грозился казнить каждого, кто повинен в смерти девушки и наложении проклятия. Вся челядь притихла, лишний раз стараясь не попадаться ему на глаза, а старый мужчина, отгоревав своё, призадумался: слабые отношения с церковью и так были подпорчены, а теперь ещё и смерть суженной Епископу дочери могла развязать новую междуусобоицу. Тогда в знак примирения бывший капитан решил раздобыть редкий артефакт, о котором как-то заикнулся Епископ, и нашел-таки его, но и на этот раз вмешался злой рок: буквально за день до передачи обещанного подарка камень пропал. Словно все силы ополчились против союза церкви и солдат.

На деле же рубин свистнула расторопная воровка, а дочка, прихватив у бабки-ворожеи сон-травы прикинулась мёртвой, а потом, подсунув вместо себя разных гадов, смылась под шумок из замка вместе со своим полюбовником — молодым лихим парнем. Тот был Ходоком, много повидал, бывал в старых городах, складно баял про разные диковинки, но на деле оказался тем ещё подлецом. Оставшись в корчме на Козьем тракте с грузом на шее в виде избалованной девчонки да ещё и без денег, полюбовник смылся, бросив молодую авантюристку одну. Милка покуковала там несколько дней, а когда пришло время платить за постой, осталась там же прислуживать, иногда добывая для корчмаря сведения. Возвращаться обратно в замок беглянка не собиралась, поскольку жизнь полная приключений показалась ей гораздо интереснее нежели мытьё ног старому священнику. А однажды днём встретив Бреста и неказистую девку, она поняла: вот он её шанс сбежать с опостылевшей корчмы, да и чего греха таить, таинственный наёмник был ой как хорош собой. Прошерстив с ними пол края и выбравшись из крупной передряги, Милка окончательно вбила себе в голову, что мужчина — её судьба, и просто так она не сдастся в бою за душу Бреста. То, что с ней, собственно, никто и не воюет, деятельную служанку мало волновало, так что девушка твёрдо решила, что сегодня вечером на праздничном ужине она покорит наёмника, тем паче, что чародей обещал платья и наряды от лучших портних.

Милка развернулась и, не обращая внимания на окружающее её великолепие убранства, поспешила к видневшейся в глубине покоев огромной кадке, исходящей паром. На ходу трезвоня серебряным колокольчиком, она скидывала вымокшие вонючие вещи. На мелодичный зов тут же поспешили безмолвные служанки, появившиеся неизвестно откуда. Они помогли девушке освободиться от кожаной брони и залезть в горячую воду. Ловкие умелые руки скребли и терли усталое тело, отмыли длинные золотые волосы и умаслили тело благовониями. Девушка вылезла из воды отдохнувшая и довольная собой. Привычным тоном приказав служанкам заплести и уложить ей волосы, она в задумчивости стояла перед раскрытыми дверями внушительного шкафа, выбирая платье. Указав на роскошный наряд и облачившись в него, Милка критически осмотрела себя в огромное зеркало в тёмной резной раме, удовлетворенно кивнула. Теперь она получит Бреста с потрохами, и тот, наконец, перестанет исподтишка поглядывать на эту невзрачную Прежнюю.