Глава 11

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

11 и 12 день

Вокруг путников стояла шевелящаяся, орущая, пускающая слюни тьма. По небу плыли темные тучи, а яростный ветер трепал плащи и волосы троицы, сгрудившейся около коней. За вырубленной в земле линией из темноты мелькали крылья, когти, оскаленные пасти и горящие нечеловеческим огнем глаза. Толпа нечисти выла от досады, скребла воздух лапами, но не могла дотянуться до столь желанного мяса. Нетопыри размером с собаку кружили по кругу, высматривая разрыв в круге. Кровавые глаза упырей отсвечивали в темноте голодным блеском. В толпе нечисти вокруг линии плясали три полуночки. Изгибы их тел и плавные движения завораживали.

— Руки-ноги высовывать за черту не стоит, — хмуро заметил Брест, положив руку на плечо Милке.

Служанка, завороженная пляской, вздрогнула и отвернулась от танцующих тварей. Полуночки радостно захохотали, ускоряя темп. Нечисть вовсю бесновалась. Воровка, стараясь не смотреть на ту сторону, пыталась успокоить коней, которые от страха грозили оборвать поводья. Она сняла с себя плащ, завязала своему жеребцу глаза, тот несколько притих, продолжая испуганно водить ушами. Брест кивнул служанке и, последовав примеру Мурки, накинул тряпье на морду животного. Кони притихли, лишь иногда вздрагивали и испуганно ржали.

— Идите в дом, — крикнул наемник.

За свистом и воплями нечисти путники не слышали друг друга, мужчина знаками показал девкам топать в убежище, те кивнули и, пригибаясь от сильного ветра, засеменили к дверям. Последним зашел наемник, отряхивая пыль с головы.

— Что за черт? — крикнула на него воровка. — Что вообще творится?!

— Нечисть гуляет, — огрызнулся Брест, — Сам не пойму: не полнолуние, ночь не купальная, а они словно с цепи сорвались.

— Это она их притянула, — Милка ткнула пальцем в воровку. — Надо отдать её им, может тогда они уберутся.

— Я тебя сейчас сама уберу, — отбрила девка, вытаскивая кинжал.

— А ну молчать, курицы! Раскудахтались! — грянул наёмник, — Чтоб до рассвета, если выживем, по разным углам сидели, ясно? Иначе я вас собственноручно выкину. — Он схватил Мурку, дал ей леща и вытолкал в один угол, служанке ткнул пальцем в другой. — И чтоб молча сидели, усекли? Ящер меня дернул с бабами связаться… — Он плюнул и уселся посередине, подбрасывая дрова в прогоревший костер.

Девки рассерженно пыхтели, но перечить не посмели. Вой и свист за стенами продолжался, в избушке же было тише. Воровка сидела, прислонившись к стене, кончиком кинжала рисовала на земле каракули. Милка, сложив руки и надув губы, косилась на неё недобрым глазом. А Брест, выглянув в окно да прикинув, что очерченный круг надежно защищает, начал укладываться на пол. Он деловито подтянул мешок с едой, закинул в рот кусок хлеба и улегся, сложив за голову руки.

— Ты ведь кое-чего не поведала, — жуя, обратился он к воровке.

— Что еще? — устало ответила та.

— Как же ты выжила. Да и про вас — Прежних, ты утаила.

Девица промолчала, выколупывая кусок из земляного пола, вытерла нос о рукав и продолжила прерванный рассказ.

— Не все стали Прежними, как вы нас называете. После Тьмы я считала себя обычным человеком, но вскоре стала замечать, что со мной что-то не так: порез заживал за пару минут, сломанная кость — за день, а мышцы и другие ткани и того быстрее. Я перестала болеть. Однажды пошла купаться и обнаружила, что у меня нет шрамов. Вообще. Даже тех, которые получила еще в детстве, свалившись с высокой груши в чужом саду. Когда я умерла в первый раз — наткнулась на отморозков, и мне пробили голову — представьте мое удивление, когда очнулась спустя день. Меж волосами еще чувствовался рубец, а через пару часов и его не стало. Есть еще много особенностей, связанных с моей регенерацией, самоисцелением по-простому, но это уже мелочи.

Брест, слушая, сел, забыв про сон. Он схватывал каждое слово, Милка тоже притихла и не смогла скрыть своего любопытства.

— И что же все? Все Прежние такие?

— Нет… — девушка замолчала, опустив голову. Тяжело вздохнув, она продолжила. — Во-первых мы — ну, за исключением меня — не бессмертны. Прежние перестали стареть, да, но они оставались уязвимыми ко всему: болезням, обычному оружию, голоду и тому подобное. Никто не знает, сколько нас было в самом начале, но до сегодняшнего дня дожили единицы…

Разговор прервал оглушительный вой за стенами избушки.

— А ну умолкните! — гаркнул наёмник в окно, — Хоть душу отвел, — объяснил он, — Давай дальше гуторь.

— А что дальше? Не все люди после катастрофы изменились, большинство все так же: плодились, старели и умирали. — Мурка вытащила точильный камень из мешка, высматривая щербинки на лезвии кинжала.

— А что остальные Прежние они тоже что-то умеют, вроде тебя? — служанка подала голос из угла.

Воровка изучающе на нее посмотрела:

— А ты не такая дура, какой прикидываешься. — Она продолжила, — Да, остальные Прежние тоже кое-что могут.

— А точнее? — тут же заинтересовался мужчина.

— Во время странствий несколько раз натыкалась на таких, как я. И у каждого встреченного была своя особенность. У меня был друг — интересно, жив ли он еще — он мог залазить к человеку в душу и прочувствовать ее. Мог узнать все твои тайные мечты, страсти, мысли…

Брест передернулся:

— Не хотел бы я встретиться с ним.

— Понимаю, о чем ты, — кивнула Мурка, — но, к счастью, он был порядочным и добрым малым. Иной раз сидишь, думаешь о грустном, тут БАХ! в тебя прилетает шишка и Гера ругается, мол, от тебя тоскливо на всю поляну.

— А другие? Что они могли? — служанка, наконец, вылезла из угла и подсела поближе к Бресту.

— Дай-ка вспомнить… Был один мужик, он мог становиться невидимым. Ну, то есть не совсем невидимым, а умел маскироваться, менять цвет кожи, в точности повторяя мир за собой. Еще помню девчушку одну — она могла съесть и переварить что угодно. Говорила, что больше всего сил от песка можно получить. Удобно, — хохотнула воровка.

Она встала, отряхнула зад и подошла к окну:

— Слушай, Брест, а что ты про нечисть ведаешь? Знания за знания, так сказать, — осматривая воющую толпу, поинтересовалась девица.

Мужчина поднялся с пола, встал рядом.

— Немного, только то, что нужно для выживания. Очерченный круг не позволит им до нас дотянуться, а прыгать тут они будут до самого утра, пока не рассветет. — Он ткнул пальцем на танцующие фигуры. — Видишь эти три призрака? Это полуночки. Они появляются, если девка или баба померли не своей смертью ночью в поле. У них еще сестры есть — полудницы. Те днем преставились. Ну, упырей ты видела, еще заметил навий — вон те, с крыльями. Гляди, иногда мелкие проскакивают, видишь? — Брест разглядывал мелькающие фигуры, не обращая внимания на вой. — Это лимбои. Они навроде призраков — проклятые души. Остальных не ведаю, но знаться с ними не хочу. Дюже странно, что они налетели сегодня — луна не полная, ну да хрен с ними, не достанут и ладно.

Наемник отошел от окна, подбросил еще дров в огонь и снова улегся на полу:

— До рассвета еще несколько часов, поспите, коли получится.

Он вытянулся во весь рост, сложив руки за голову, прикрыл глаза. Милка бочком-бочком подвинулась ближе к Бресту и юркнула под бок. Наемник глянул на неё из-под опущенных ресниц, но ничего не сказал. Служанка расхрабрилась и приобняла мужчину.

— Будешь лягаться, я тебя выпихну, так и знай, — заметил он, закрыв глаза.

Воровка, мельком взглянув на них, отвернулась обратно в окно. Твари в темноте и не думали прекращать свою дикую пляску. Девица без страха разглядывала мельтешащие рожи. Те, почуяв, что на них смотрят, принялись выть пуще прежнего, скрести когтями воздух в бессильной ярости. Мурка зажмурилась и потерла виски — уснуть не получится, и она решила проверить коней. Прежняя вышла из избы, стараясь не обращать внимания на вопли вокруг: если бы не нечисть — ночь была бы тем живительным лекарством, способным успокоить терзаемую воспоминаниями душу. Девушка погладила своего коня, наговаривая ему нежности, тот испуганно перебирал ногами, но спокойный голос над ухом внушал доверие, и жеребец присмирел. Вой и зубовный скрежет за чертой тоже словно бы притихли, завороженные теплым размеренным тембром.

— Ты жива? — донеслось откуда-то со знакомой интонацией.

Мурка вздрогнула от неожиданности: этот голос она не слышала несколько сотен лет, почти забыла его, но вот он рядом, и словно время повернулось вспять. Девушка нервно сглотнула. Нечисть за кругом расступилась, отошла в стороны и примолкла, лишь иногда взрыкивал особо голодный упырь. На освобожденном месте стоял пожилой мужчина. Его бледное, искаженное болью лицо дернулось, и рот под пышными, чуть тронутыми сединой усами искривился в горькой улыбке:

— Ты жива. Знаешь, а мать хотела тебя дождаться, но приболела с неделю назад. Она мне всё твердила, что ты жива, а я, дурак, не верил.

Прежняя, как сомнамбула, поплыла навстречу своему кошмару.

— Папа…

Мужчина с теплотой, отравленной горем, смотрел на темную фигуру, медленно бредущую к черте. Он сделал шаг вперед и остановился. Страдания на морщинистом загорелом лице, словно кислотой, разъедали душу.

— Не дождалась она, — прошептал мужчина, чуть слышно всхлипывая, закрыл глаза рукой.

Его сутулые плечи вздрагивали — отец плакал от бессилия и горя. Прежняя стояла в какой-то сажени от него, не в силах помочь, утешить, она лишь молча смотрела на боль, которая, как мазут, медленно, но неумолимо растекалась во все стороны.

— Папа… — прошептала она, подняв руку, — Хотя бы так…

Мужчина тяжело вздохнул, убрал руки от лица:

— Катейка, ты знаешь, что с остальными? Ты брата видела в городе? Серёга жив?

В его голосе звучала мольба, какая бывает, когда надежда терзает душу на грани помешательства. Девушка стояла с вытянутой рукой и тихо плакала. Слезы в два ручья катились по щекам, горло сжало в кольцо, а нос мгновенно заложило. Она смотрела на отца:

— Хотя бы так тебя увидеть… — её тихий голос надломился.

— Ответь, Серега жив?! — с нажимом повторил мужчина.

Отчаяние вперемешку с безумием отразилось на тронутом годами лице. Он протянул натруженные руки, словно умолял солгать, вернуть ему хотя бы сына.

— Я люблю тебя… Вас… — прошептала Прежняя, отступая назад, — Но вы давно мертвы.

Она с усилием развернулась и нетвердой походкой, зашагала обратно к дому. Родной голос сменился на нечеловеческий вой, и за спиной грянула какофония голосов, воплей, свиста и улюлюканья нежити. Толпа бесновалась, разочарованно скрежетала зубами, но жертва вырвалась из плена морока.

Девушка устроилась в углу, прислонившись к стене и засунув под голову походный мешок. Брест уже храпел «на всю ивановскую», Милка спала рядом, свернувшись калачиком. Воровка некоторое время слушала руладу, выдаваемую наёмником из-за сломанного носа. Наконец, мысли, крутящиеся в голове, успокоились, и Мурка, утомленная слезами и горем, забылась тревожным сном.

Сколько времени прошло, девица не знала, но от «хорошей» жизни Прежняя научилась спать, когда надо, очень чутко. Почувствовав рядом движение воздуха, она тут же встрепенулась, схватив кинжал. Рядом стоял наёмник. Он с хрустом разогнулся, шепотом перематерившись.

— Своим треском всех вурдалаков в округе разбудил, чего теперь шептать-то, Брест, отлежал себе чего-то? — пробормотала воровка, пытаясь не спугнуть остатки сна.

— Я себе отлежал пол-Бреста, — пробурчал мужчина, — Пойду коней проверю.

Он, пригибаясь, вышел из избушки. Через минуту раздался звук льющейся воды.

— Коней он пошел проверить, ага, — Мурка попыталась устроиться поудобнее.

Сон все-таки испуганно сбежал, и девка раздосадовано села, потирая лицо. Что-то было не так. Прежняя, окончательно проснувшись, прислушалась. Вопли за стенами как-будто стихли, снаружи явственно доносилось женское пение. Милка зашевелилась на полу и сонно села:

— Где Брест?

— Вышел пос… Проклятье, должен был уже вернуться.

Мурка поднялась, гонимая плохими предчувствиями, и выскочила из избы. Наемник, словно в бреду, медленно шел к черте. За линией стояла стройная девушка в белом платье и пела высоким мелодичным голосом. Черные в тусклом свете волосы оттеняли бледное идеальное лицо. Нечисть рядом притихла в предвкушении скорой трапезы, упыри и привиды скалились, не сводя горящего взгляда с медленно бредущего человека. Воровка кинулась к Бресту и, схватив его за доспех, потянула на себя. Легче сдвинуть упрямого осла, мужчина с невидящим взглядом продолжал идти. Медленно, шаг за шагом он приближался к заветной линии. Мурка, наваливаясь всем весом, заорала:

— Милка, твою мать, на помощь! Сожрут мужика твоего!

Служанка выскочила из избы, кинулась на подмогу. Она оббежала наемника спереди и уперлась ему в грудь. Бесполезно. Ведомый волшбой Брест пёр, словно тур, не замечая веса двух висящих на нем тел.

— Отвлеки его чем-нибудь!

— Чем? — крикнула в ответ Милка.

— Да чем угодно, долго мы его не удержим!

Милка на секунду зажмурилась, пробормотала «простихосспади» и саданула со всей дури наемнику в пах. Всю волшбу как рукой сняло. Совершенное лицо упырицы тут же исказилось в жуткую гримасу, губы высохли, обнажая длинные острые зубы, а волосы побелели, превратившись в редкие седые космы. Брест повалился на бок, не издав ни звука, хватая ртом воздух. Девицы потащили его подальше от черты, где раздосадовано гудела толпа вурдалаков.

— Да когда же уже рассветет? — отдувалась Прежняя.

Милка посмотрела на небо:

— Не ведаю, темно, как в нужнике у Ляшко на заднем дворе.

— Кстати, ты не обижайся, но за твоим корчмарем должок, и когда-нибудь я за ним вернусь, — пыхтела воровка, усевшись на землю, рядом с Брестом. — Это ведь он охотников за головами на нас вывел

— А чевой-то мне обижаться, он мне ни сват ни брат, к тому же тот еще паскудник, — служанка уселась рядом.

Девицы устало привалились к стенам избушки, наблюдая за беснующейся толпой.

Брест, скрючившись на земле, слабо простонал:

— Какого рожна?

— Ты нам еще спасибо скажешь, — воровка похлопала наемника, как коня по крупу. — Милка, а чего ты тогда в корчме-то этой прислуживала?

— Дык еда, кров, люди разные. Я из дома сбежала, когда мне пятнадцать весен было, с тех пор скитаюся.

— А что ж дома не сиделось? — поинтересовалась Прежняя.

— Отец заставлял землю пахать, да замуж хотел выдать. А я страсть как не хотела гнуть спину в поле до полусмерти, а потом еще сопливых детей няньчить до ночи, как мамка с папкой. Один заезжий рассказывал про дивные места, странных людей да разные диковинки, ну мне и захотелось сначала мир повидать. Вот и убегла.

— А ты авантюристка, — хохотнула воровка. — Думаю, мы с тобой поладим.

Рев нечисти становился все тише, в нем слышались разочарованные нотки — на востоке начало медленно светлеть. Брест отдышался и, наконец, смог заговорить:

— Нашли время лясы точить. Что было-то?

— Запамятовал? — вопросом на вопрос ответила воровка.

— Помню, что вышел на улицу, отлил, а дальше все. Провал, — простонал мужчина, не меняя позу зародыша.

— Тебя чуть на корм упырям не пустили, да Милка вовремя чары сняла, — Прежняя кивнула на служанку, поднимаясь.

Мельком глянув на зарождающуюся зарю, Мурка пошла в избу собирать вещи.

Служанка присела рядом с наемником и жалобно запричитала:

— Прости, не ведала, как еще тебя отвлечь от песни колдовской. Мы вдвоем тебя пытались сдвинуть, да ты дюже здоров.

— В следующий раз дайте мне спокойно помереть, — ответил наемник, охая. — Не надо меня больше спасать. Далеко там еще до рассвета? Кажись нечисть уходит.

Толпа и вправду поредела, а над горизонтом уже показались ранние лучи. Первыми исчезли полуночки, затем те, кого Брест назвал лимбоями, последними убирались упыри. Они еще какое-то время нюхались около черты, но восходящее солнце заставило и их отступить. Нежить, скалясь, отходила в редеющую тьму.

Воровка в избушке деловито ходила по углам, складывая вещи. Она подобрала объедки и затолкала их ногой в прогоревший костер. Взяв оружие с походными мешками, девка вынесла добро наружу, затем воротилась назад, проверить, всё ли убрано. Брест кое-как поднялся и доковылял до коней. Развязав жеребцу морду, он, морщась, накинул на себя плащ. Милка поспешила на помощь снимать тряпье с остальных животных. Мурка, выглянув из окошка, свистнула наёмника:

— Эй, евнух, из мешка моего ничего не выбрасывали?

Брест оскалился, собрался уже было ответить, но девка скрылась в избе. Вернувшись через минуту, она кинула ему банку с мазью:

— Держи, для твоих колокольчиков.

— Да я ни в жизь это не возьму.

— Как знаешь, — ухмыльнулась воровка, — Только нам еще неделю на конях трястись.

Наёмник посмотрел на седло, что-то прикинул, и, плюнув, пошел за дом вместе с банкой. Когда вернулся, девки были готовы к отъезду, а солнце, разогнав всю нечисть, освещало злосчастную избу. Мужчина кинул мазь обратно Мурке. Девица, ловко поймав банку, тут же припрятала её в глубины мешка. Брест запрыгнул на коня, сморщился:

— Терпимо, — согласился он.

— Добре, — ответила Мурка, — Ну что? Дальше на юг? Только теперь я буду выбирать место ночевки.