Глава 13

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

18 день

Брест кружил по избе, предлагал разные варианты побега. Гера и Милка держали Катерину, не давая ей чесаться: когда мясо начало заживать, она стала извиваться, как уж на сковородке, пытаясь дотянуться до зудящих ран. Говорить девушка по-прежнему не могла, только мычала. Они накинули на нее нательное белье служанки, стараясь прикрыть наготу и не дать замерзнуть. Гера держал ее искалеченными руками и отбрасывал один план побега за другим. Брест становился все мрачнее. Милка пыхтела, вцепившись в руки Прежней, и иногда вставляла слово другое.

— Значит, двери мы не откроем, — заключил наемник, нарезая очередной круг. — Выбить тоже не получится?

— Они подпирают ее бревном. Чем сильнее будешь толкать дверь, тем глубже в землю загонишь подпорку, — ответил парень.

— Ты баял, что с утра тринники сначала молятся всей толпой в часовне, а потом идут по делам?

— Ну, — в очередной раз подтвердил Прежний.

— А когда у них трапеза?

— Не знаю, вроде до молитвы, а что?

— Просто перебираю любые способы. Навья меня задери, ничего не ум не приходит! — наемник выругался и уселся на пол.

Катерина дернулась, но сильные руки служанки ее удержали. Воровка застонала и принялась, что-то мычать. Милка извиняющимся тоном пробормотала:

— Терпи, пожалуйста. Гера сказал, что тебе нельзя давать чесаться.

На что она получила еще один нечленораздельный клекот. Прежний усмехнулся:

— А будешь так выражаться, оставим здесь, — пообещал он, улыбаясь.

— Ты понял, что она сказала? — удивился Брест.

— Нет, но она очень громко думает, — продолжал горько улыбаться парень.

— Понятно, никак не привыкну, что ты мысли читаешь. Послушай, ты ведь знаешь этих болотников? Может, есть среди них тот, кого можно подкупить?

Гера помотал головой:

— Нет, им плевать на золото. И потом, чем ты их подкупишь? Портками?

Наемник зарычал и, вскочив, опять принялся шагать из угла в угол. Прежняя зашевелилась, пытаясь сесть,, но ее тут же уложили обратно.

— Не глупи, раны еще не до конца затянулись, снова разойдутся, — успокоил ее парень.

Она не послушалась и, мотнув головой, поднялась на дрожащих руках. Глубокие порезы на иссеченной спине еще кровоточили, но уже не так сильно. Воровка взялась двумя пальцами за переносицу и звучно хрустнула, вскрикнув от боли. Милка в испуге отстранилась, а Прежний только молча наблюдал за подругой. Из носа потекла кровь, а Катерина, шатаясь, промычала:

— …о.

— Что? — не поняла ее служанка.

— Нож, — изумленно повторил Гера, — Мы забыли про нож.

Милка тут же поползла до порога, и, нащупав припрятанный «складенчик», кинула Бресту. Наемник умудрился его поймать в кромешной темноте и, выдвинув лезвие, примерил в руке.

— Годится. Осталось только заманить сюда кого-нибудь из этих.

Прежний поддерживал шатающуюся подругу, покачал головой:

— В плен хочешь взять? Брест, ты не понимаешь, им наплевать на смерть. Так они станут только ближе к свои Трем. Возьмешь одного в заложники, остальные только помолятся за него, но жизнь его беречь не будут.

Надежда, искрой вспыхнув в темной хибаре, так же быстро потухла. Наёмник снова выругался, но нож из рук не выпустил. Мужчина вертел его в пальцах, изредка поглядывая на стонущую воровку, которая от бессилия опять упала на пол. В воздухе повисло обреченное уныние, каждый думал про предстоящие пытки. Милка подошла к Бресту и тихонько опустилась рядом, погладив его по плечу. Наемник бросил на нее удивленный взгляд:

— Ты чего?

— Я… — она запнулась. Слезы покатились по ее щекам, и служанка быстро смахнула их. — Если уж нам не суждено отсюда уйти, то можно я хотя бы с тобой побуду…

— Дык ты и так вроде со мной тут, — не понял мужчина.

Гера закашлялся из соседнего угла. Милка бросила на него жалобный взгляд и отстранилась от наемника. Прежний прочитал ее мысли, тихонько кивнул:

— Брест, м… как бы выразиться-то. Вот когда Миленка при родах умирала, что ты тогда чувствовал?

Наемник вздрогнул:

— Не смей лезть ко мне в душу, гад, — ощерился он.

Прежний замолчал, только поплотнее укутал Катерину. Та дёрнулась от лёгкого прикосновения. Брест сжимал в руке нож так, что костяшки побелели, и злобно сверлил взглядом проклятого головолаза. Наёмник тяжело дышал, на шее от напряжения и злости выступили вены. От желания расправы его отвлёк тоненький всхлип за спиной. Брест медленно повернулся: служанка, забившись в угол, тихонько плакала, пряча лицо в ладонях. Она старалась не показывать слёз, но судорожные всхлипы выдавали её с головой. Мужчина отвёл взгляд, тяжело вздохнул: ему было знакомо чувства обречённости и бессилия. Медленно опустив нож, наёмник спрятал его в сапог и, подойдя вплотную к служанке, сел рядом.

— Эй, ну-ну… Тихо… Иди ко мне, — прошептал он, убирая её ладони.

Милка круглыми глазами полными слез уставилась на Бреста, а через секунду бросилась в широкие, немного жесткие объятия. Он поймал её, как ребенка, и молча держал, давая ей выплакать весь свой страх и отчаяние.

Гера тактично отвернулся от них и, приподняв тряпки, оценил заживающие раны на воровке. Прошло пару часов после того, как девушку закинули в избу, и на теле уже образовались коросты из запекшейся крови. Девушка пошевелилась, открыла почти черные из-за темноты глаза, молча посмотрела на друга.

— Нет, не придумали, — ответил он ее мыслям.

Катерина, кряхтя, приподнялась на локте, она высунула обрубок языка, показала на него пальцем. Прежний пожал плечами:

— Отрастет, куда денется.

Она тяжело вздохнула и попыталась сесть. Казалось, что только сейчас Катерина обнаружила, что на ней нет одежды. Девушка судорожно схватила тряпье, которое валялось рядом, и прикрыла, что смогла. Гера грустно наблюдал за ней: девушку только что изнасиловала толпа фанатиков, а она смогла сохранить чувство стыда. Оправится ли после всего?

Милка, вдоволь наревевшись на руках у Бреста, измученная задремала, тихо посапывая в углу. Наёмник аккуратно сложил ее на пол и подошел к Прежним.

— Не ведал, что скажу это когда-нибудь, но ты как? — обратился он к воровке.

Та лишь что-то промычала, кивнула Гере.

— Тебя волнует ее физическое состояние или душевное? — озадачил он Бреста.

— Туловом-то она поправится, а умом надеюсь не тронулась? А-то вторая, похоже, уже того, — мужчина махнул в сторону спящей служанки.

Гера не ответил. В мыслях Катерина находилась в эмоциональном ступоре, отправив всю злость и боль на задворки души. Она выстроила стену между этим моментом и часовней, оградилась от переживания. Парень чувствовал, что начни сейчас распрашивать Прежнюю о её состоянии, сделает только хуже. А ещё он знал, что стена рано или поздно рухнет, и чем всё это обернётся, невозможно предугадать.

Воровка, отвлекая Геру от своих мыслей, что-то проворчала и отвернулась, прикрывая грудь тряпкой в бурых подтёках. Наёмник присел, силясь разглядеть её спину. Он провел пальцами по коростам и случайно зацепил одну грубой мозолью. Воровка вскрикнула и, обернувшись, хотела дать Бресту по морде. Мужчина перехватил кулачок, придерживая девушку, та потеряв равновесие, стала заваливаться на бок.

— О-хо-хо, — хохотнул Гера, — Такое я даже переводить не буду.

Мурка грубо отстранилась от мужских рук и мысленно обратилась к другу.

— Нож у Бреста, — ответил он. Помолчав пару секунд, повернулся к наёмнику, — Она спрашивает, ты сможешь его метнуть?

Мужчина вытащил оружие из сапога, повертел в пальцах и сморщился:

— Брехня, а не лезвие, про баланс вообще молчу.

Смазанным движением он выпустил «складенчик» в стену, нож хоть и криво, но достаточно глубоко погрузился в мягкое дерево.

Катерина мысленно что-то объясняла Гере, пристально вглядываясь ему в глаза. Брест сходил за ножом и вернулся к Прежним. С каждой секундой парень всё больше мрачнел, но не перебивал мысленный поток Прежней, наконец, выдал:

— Исключено.

— Что она говорит? — тут же встрял наемник.

— Чистое самоубийство, — отрезал Гера. — В прямом смысле этого слова. Она хочет дождаться, когда тринники уйдут на утреннюю молитву, и поднять гвалт. Когда за нами придут, ты должен убрать одного броском ножа, а остальных Катерина хочет взять на себя.

— И как ты собираешься их «взять на себя» с голыми руками-то? — не поверил Брест.

Прежний мрачно процедил:

— Она хочет прикрыть нас собой и дать тебе время расправиться с остальными.

Наёмник замолчал, разглядывая грозно сопящую воровку.

— Сколько их обычно приходит? — наконец, выдал он.

Гера выпучил на него глаза:

— Ты что хочешь использовать её как живой щит?!

Не дав Бресту открыть рот, Мурка поднялась на карачки и, придерживая грязное тряпье, грозно заклокотала:

— У.а.е…уоо.ыо.а.

— Сначала язык отрасти, а потом ори на меня, — огрызнулся Прежний, — Не дам я тебе голыми титьками на арбалетный болт лезть. А тебе не дам девкой прикрываться.

— Ты думаешь, мне нравится это идея, а? — вспылил мужчина, — Ты же у нас мастер с грязными сапогами да к людям в душу, так загляни в меня, что же ты там видишь?

Гера не заставил себя упрашивать дважды и расслабленно закрыл глаза, погружаясь в глубины Брестовой души. Тишину нарушало только дыхание четверых узников: тихое сопение Милки в углу, бульканье воровки, злобное пыхтение наёмника и размеренный выдох Геры. Наконец он открыл глаза и мрачно кивнул:

— Всё равно эта идея мне не нравится. И, нет, — он повернулся к Катьке, — Я не расскажу тебе потом, что прочувствовал у него.

Брест молча кивнул, и бросил подозрительный взгляд на воровку.

— Так сколько болотников приходит проверить пленников? — снова обратился он к Прежнему

Парень призадумался:

— Минимум двое, один всегда бывает с самострелом.

— А остальные будут на молитве?

— Будут, для них молитва — это святое. Ребят, нам повезет, если нас вообще кто-нибудь заметит, они довольно громко поют. А если выкинуть такой фокус до службы, то нас просто толпой забьют. — Гера перевел дыхание, продолжил дальше рассуждать, — Хорошо, допустим, нас услышат во время песнопений, но откуда вы знаете, сколько человек придет проверить? А если десять? И все с арбалетами? Ты, Брест, может и хороший воин, но даже ты толпу фанатиков не раскидаешь тупым ножом.

Наёмник игрался с оружием, невысоко подкидывая и ловко подхватывая его на лету: лезвие — рукоятка — лезвие — рукоятка. Мужчина крепко призадумался. Он прикинул и так и сяк, других вариантов не было. Наконец, ответил:

— Эта затея шита белыми нитками, но у нас нет другого выхода. — Брест устало привалился к стене, — Значит, порешили. С утра прорываемся на свободу. А ты, — он легонько дотронулся до воровки и тут же отдернул руку, — Постарайся уснуть, надо как следует отдохнуть.

Она мрачно кивнула и отползла в угол к Милке. Укрывшись грязным полотнищем, воровка вскоре задремала, иногда прихрапывая: сломанный нос еще не успел срастись. Наёмник проводил её взглядом и тоже прикрыл глаза, собираясь поспать. Но сон не шел: мысли кружили в голове, как мошкара в хорошую погоду.

— Брест, — позвал его Прежний.

— М?

— Пообещай мне одну вещь.

— Смотря что, — отозвался воин и уставился на темный силуэт рядом.

— Когда у вас появится шанс, то бегите, ладно? Меня оставьте и бегите. Посмотрим правде в глаза: с перебитыми ногами я недалеко уйду, а быть вам обузой не желаю. Только вот Катерина… Она не захочет меня оставить, поэтому я прошу тебя: хватай ее и тикай. Пообещаешь?

Брест, помедлив, ответил:

— Обещаю.

— Хорошо, — спокойно сказал Гера и, неловко соскользнув, устроился на полу.

Некоторое время стояла тишина, прерываемая лишь храпом воровки. Брест не спал, прислушиваясь к звукам снаружи, и размышлял о своем. Гера, лежа на земляном полу, вскоре засопел, и наемник остался один. Он сидел, не шевелясь, и наблюдал за спящими. Боги дадут, через пару часов все выберутся на волю.

***

Казалось, наёмник совсем не спал, а только смежил веки, как рядом в деревне пропели петухи. Он встрепенулся и сел, оглядевшись шальным взглядом. В хате было темно. Остальные еще дремали, развалившись в разных углах избы.

— Подъем, ребята, сейчас тринники проснутся, — негромко позвал их Брест.

Пленники зашевелились, начали просыпаться. Кто-то тер сонное лицо, кто-то разминал затекшие мышцы. Прежняя поднялась, постаралась взглянуть на свою спину, изворачиваясь и так и сяк. Милка поднялась следом:

— Дай, я посмотрю.

Она поднесла нос почти вплотную к коже, стараясь разглядеть хоть что-то. Потом аккуратно провела пальцем:

— Похоже, все зажило, только рубцы корявые остались.

—.оже.аживу., — прошепелявила воровка. Она попробовала язык зубами и тяжело вздохнула: еще не вырос.

Брест прирос ухом к двери и сжимал в руке нож. Деревня уже проснулась. Людские голоса доносились со всех сторон, где-то слышался плеск воды и тихое ржание коней. Иногда среди шума, можно было различить грубые нотки священника.

К наёмнику подполз Гера и уселся рядом. Катерина, пользуясь темнотой, старалась развернуть куски ткани от старого белья служанки и хоть чем-то прикрыться, но тряпка застыла картонным куском запекшейся крови. Девица, изломав её, повязала вокруг бедер и, сложив руки на голой груди, подошла к месту сбора. Милка уже топталась около мужчин и слушала объяснения Бреста.

Наёмник, закончив растолковывать, опять прислушался к звукам. Прислонившись ухом к дереву, он поднял руку, приказывая всем молчать. Остальные боялись даже пошевелиться. Катерина стояла рядом натянутая, как струна, и, закрыв глаза, тяжело дышала. Она опустила руки, сжимала и разжимала кулаки, нагнетая кровь и адреналин в мышцы: напряжение перед дракой волной поднималось по израненному телу. Рядом раздалось возмущенное сопение Милки и негромкое покашливание Геры. Прежняя открыла глаза: Брест в упор пялился на ее голую грудь.

— Я же мужик, — пожал плечами он, но все же повернулся к двери другим ухом.

Девушка опять сложила руки на груди, переминаясь с ноги на ногу. Наёмник продолжил слушать, вращая в пальцах нож. Вскоре он напрягся:

— Болотники зашли в часовню, — констатировал Брест, — Ну что, понеслась?

Он отошел от двери и занял выгодную для метания точку. Девки заголосили в унисон что было сил, Гера заорал вместе с ними и начал стучать слабыми руками по двери. Прежняя принялась колотить по доскам, кроя матом всех богов. Таким гвалтом они переполошили бы всю деревню, но в часовне уже начались песнопения и их почти не слышали. Орать пришлось добрых пять минут, пока пара мужиков не услышала их вопли.

— Они идут, — просипела Милка, успевшая сорвать голос. Служанка оторвалась от щели и откатилась в сторону.

В дверь с обратной стороны бухнули кулаком:

— А ну тихо там, паскуды, Владыка с вас шкуру спустит!

— Шел бы ты на хер со своим владыкой и Тремя, — огрызнулся Брест, — Я с тебя с самого сейчас шкуру спущу.

Он напрягся, как пружина, и приготовился к стычке.

— Открывай, доставим этого говоруна к утреннему молебну. В назидание другим грешникам, — за дверью убирали бревно, — Ну-ка, остальные прочь, а то утыкаю стрелами, как ежей.

Дверь открылась, в проходе стоял незнакомый мужик с мечом, позади еще двое, вооруженные арбалетами.

— Эй ты, нечисть, а ну на выход! — скомандовал ближний, вглядываясь в сумрак.

Он хотел ещё что-то сказать, но не успел, в горле торчала рукоятка перочинного ножа. Хрипящее тело начало заваливаться внутрь. Воровка выскочила из-за стены за выпавшим из мертвых рук мечом. Прежняя опоздала: в плечо вонзился арбалетный болт, второй прошел мимо. Она резко вскинулась и бросилась к одному фанатику. Тот судорожно пытался перезарядить оружие, но не успел. Девка с силой хлопнула ему по ушам. Мужик выронил самострел и упал на колени, зажимая голову. Брест выскочил из избы, подбирая меч.

— Не дай ему уйти, — крикнул сзади кто-то.

Второй стрелок со всех ног мчался в часовню. Наёмник на бегу швырнул в него оружие. Меч, крутнувшись в воздухе, врезал триннику рукоятью по затылку. Мужик от удара растянулся на земле. Прежняя, схватив самострел, саданула древком оглушенного болотника. Послышался неприятный хруст, и арбалетчик упал лицом вниз, дернулся и затих. Девка перекинула оружие Бресту. Он отточенными движениями взвел стрелу и пустил её в убегающего болотника. Тот, зажимая рассечённый затылок, бежал к церквушке, но арбалетный болт вошел между лопаток и застрял, уложив мужика обратно на землю. Из часовни по-прежнему доносилось пение, и звуки потасовки не смогли заглушить стройный хор голосов.

— Бегите, пока они не хватились мужиков, — гаркнул Гера.

Он выполз из избы и, привалившись к стене, замахал Милке. Служанка, выскочив наружу, понеслась со всех ног по дороге из деревни. Брест перехватил взгляд Прежнего и, кивнув, бросился за Катериной. Но та и не думала спасать друга. Воровка, потеряв на ходу набедренную повязку, подскочила к двери в их темницу и, схватив подпорку, побежала обратно.

— Какого лешего ты делаешь?! — завопил Гера, — Беги, дура!

Наёмник попытался схватить девку, но получил бревном по дых и согнулся, хватая воздух. Мурка ничего не видела кроме часовни. Она не чувствовала стрелу в плече, ей было плевать на наготу. Она бежала ослепленная холодной яростью. Адреналин в крови подгонял сердце, а в ушах нарастал шум. С силой вогнав подпорку к дверям часовни, воровка побежала за второй. Вытащив из ближайшего дровяника большое полено, она воткнула его рядом. Пение внутри прервалось. Люди загомонили и начали стучать в двери. Раздались недоуменные крики.

— Господи, что же она делает… — прошептал Гера, не в силах её остановить.

Девка, накрепко подперев все двери, понеслась в ближайший дом. Быстро отыскав там огниво, она выбежала наружу. Рядом с домом стояла тачка, доверху груженная торфом. Подхватив ручки, Прежняя молча, лишь громко сопя, потащила её ко входу в часовню. Из церкви доносились испуганные крики. В дверь колотили так, что сотрясалась стена, но болотники сделали сруб на совесть, и доски держали удары. Девка вывалила горючую смесь под дверь и чиркнула огнивом. Торф тут же занялся. Тонкие струйки дыма поползли в щели, огонь маленькими язычками пробовал дерево на вкус и вскоре перекинулся на желанную добычу. В дверь начали колотить пуще прежнего, послышался женский плач.

— Именем Трех, откройте дверь, нечистые! — грохнул из-за двери Владыка.

— Иди в задницу, мразь, — огрызнулась Катерина.

Брест, наконец, смог разогнуться и, забыв про боль, оторопело наблюдал за разрастающимся пожаром. К нему подбежала испуганная служанка. Гера по-прежнему сидел, ошалело наблюдая за страшной местью. Катерина, пятясь, отошла от полыхающей часовни и упала на колени. Ее трясло, вся боль и весь гнев горели сейчас вместе с фанатиками в церкви. Из-за треска полыхающего дерева, доносились крики, плач и стоны. Двери ещё раз попытались выломать, но пламя отогнало последних упертых тринников.

Прежняя молча смотрела на горящее здание с непроницаемым лицом. Её по-прежнему колотило, но слёз не было, сухая слепящая ярость выжгла эмоции и боль, заменив собой всё. К воровке подошел Брест. Он на ходу подобрал арбалет, выпавший из рук застреленного мужика, и присел рядом с Катериной.

Она повернула на него ничего не выражающий взгляд и откуда-то из глубин груди пробулькала:

— Будешь меня судить?

Наёмник молча рассматривал ее лицо, все в подтеках грязи и высохшей крови.

— Нет, — наконец, ответил он, — Ты имела на то право.

Он поднялся и протянул ей руку:

— Пойдем. Надо вытащить стрелу.

Прежняя уцепилась за широкую шершавую ладонь и неловко поднялась. На дрожащих ногах она зашаталась вслед за наемником. Адреналин и шок стали уходить, и воровка почувствовала разрастающуюся боль в плече. Доковыляв до Геры, она устало опустилась на землю. Брест присел рядом:

— Готова? Я буду делать всё быстро.

Она молча кивнула.

— Как ты могла? — прошептал Гера.

Прежняя собиралась было ответить, но наёмник аккуратно отломав оперение, потащил стрелу. Девка завыла белугой. Милка вернулась к ним, неся нательное и доспехи, которые тринники сняли с воровки.

— Нашла в доме священника, — пояснила она.

Гера, не обращая внимания на служанку, разорялся:

— Там же были женщины и дети. Как ты могла…

— Они были уже не людьми, Гера, — проскулила девка, — Разве, когда тебя мучили, там не было женщин? А детей? На меня заставляли смотреть мальца десяти лет, а в уши ему нашептывали про очищение души и искупления грехов. Кто из него вырастет, а? — Она на минуту забыла про боль, разгорячившись.

Брест вовремя закончил тащить арбалетный болт и теперь прижал к ране тряпку, останавливая кровь. Как только всё было сделано, Гера удовлетворенно замолчал.

— Что же тебе и ответить нечего? — взвилась воровка.

— Почему же, есть. Ты права, — спокойно закончил Прежний.

— Так чего ты мне в уши тут лил?! — и она осеклась. Вспыхнув в споре, Мурка забыла про боль. Ее отвлекли, как маленького ребенка, подсунув конфету. — Так ты не осуждаешь меня? — спросила она с надеждой в голосе.

— Катька-Катька, — Прежний потрепал ее по плечу, — Ты разве забыла, что я их прочувствовал? Ты была права: их извращенная вера не позволила бы им измениться. В ней же они воспитывали детей, которые вскоре выросли бы и продолжили насиловать и убивать во славу Трех.

— А оттуда точно никто не выбрался? — внезапно спросила служанка, показывая на горящую часовню.

Крыша церкви обвалилась, погребя под собой тела болотников.

— Нет, — помотала головой Мурка, — Там не было окон, других входов-выходов я тоже не заметила.

— Значит, за полчаса ты сожгла всю деревню? — подытожила служанка и показала вокруг себя.

Кругом стояли пустые дома, только кошки жмурились на крыльце в первых лучах солнца. В воздухе висела тишина, прерываемая редким треском ломающегося дерева. Не было слышно ни голосов, ни разговоров, ни плача, только утренняя птаха заливалась где-то в воздухе. Все четверо молча разглядывали пустующую весь.

— Выходит, что так, — ухмыльнулась Мурка. Она улыбалась все шире и шире, пока не зашлась в гомерическом хохоте, размазывая слезы по щекам. Она заливалась лающим смехом, схватившись за живот и иногда переводя дыхание.

Брест вопросительно посмотрел на Геру, тот пожал плечами и показал на бочку с водой. Наёмник все понял. Он поднял на руки хохочущую воровку, отнес ее к бадье и опустил в воду.

— Милка, — обратился он к служанке, — Порыщи по домам наше добро, может ещё, что полезного прихватишь. Найди телегу: Гера далеко на коне не уедет, и собери припасов. Давайте выбираться из этого проклятого места.