Глава 26

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

24 день

Бреста с Милкой выкинуло в высокую траву. Наёмник сгруппировался и, кувыркнувшись, приземлился на ноги. Бывшая служанка кубарем скатилась в канаву. Девица вылезла злая, но решительная, в волосах торчала солома и другой сор, а лицо вывозилось в земле. Мужчина осторожно поднялся и огляделся: кругом расстилалось зеленое поле, по небу сбивались в стада свинцовые облака, а холодный для этого времени года ветер мотал траву из стороны в сторону. Недалеко от поля пролегала широкая утоптанная дорога, по ней шли редкие обозы. Приглядевшись, Брест заметил, что тягловые лошади тащили не торговые повозки, а груженные разным скарбом телеги. На них сидели, тревожно переговаривались и просто спали целые семьи. Услыхав рядом свист и рёв ветра, люди на ближайшей повозке испуганно встрепенулись, глядя, как неизвестно откуда, из воздуха выпали два человека. Наёмник, словно тур, протоптал после себя широкую тропу, выбравшись, наконец, на дорогу. Возница, заприметив грозного на вид мужика, хлестнул кобылку, в ужасе глядя, как страшный воин поднял руку:

— Погоди, добрый человек, — мирно обратился к нему Брест.

Лошадка мужика, вздрогнув от резких ударов, припустила вперед, а мужик на повозке, осенив себя триной, облегчённо уехал дальше.

Наёмник сплюнул, рядом с ним из травы вылезла Милка:

— Кто это были?

— Не ведаю, — пожал плечами мужчина, глядя в удаляющийся обоз. — Айда, следующего поймаем.

Они пошли в сторону виднеющихся неподалеку городских стен. Навстречу им катило несколько повозок, но ни один обоз не шел в город. Люди бежали. Брест хотел было подойти к дремавшему на козлах бородатому мужику, но Милка его остановила:

— Брестушка, милый. Я-то знаю, что ты добрый и честный, но вот по виду внешнему ты дюже на разбойника похож. Дай-ка я с ними погуторю.

Наёмник пожал плечами и махнул ей, дескать, вперед. Девица звонко свистнула, так что первый же крестьянин в телеге вздрогнул от неожиданности и сонно захлопал глазами:

— Тьфу ты! Чаво честной народ пугаешь?

— День добрый, дядя!

— Да какой там добрый, — отмахнулся мужик, — Надобно чегось?

— Путь мы держим в Тринницу, долго в родных краях не были, пошто люд-то уезжает?

Мужик на козлах воровато огляделся по сторонам:

— Недоброе вы времечко выбрали для возврата домой. Ох, недоброе.

— А что так? — встрял Брест.

Крестьянин смерил его подозрительным взглядом, но, видя мирное расположение воина, заговорщицки зашептал:

— Война в городе зреет. Междоусобица. Кто в луже крови сидеть не хочет, да добро бережёт, давно ужо оттуда лапти навострил. А я, вот, задержалси. Жену-то наперед с шурином и детьми послал, а сам задержалси.

— О как! А из-за чего война-то? — Милка изобразила святую невинность.

— Да видно вы и впрямь долго в ентих краях не бывали. Солдаты Гжевика с церковью на ножах! Говорят, какую-то святыню не поделили, но я так думаю: враки всё это. Что Епископу, что Гжевику только повод нужон, чтобы власть в городе к рукам прибрать.

Мужик испуганно замолчал, глядя на внимательные лица незнакомцев. До крестьянина дошло, что уж больно много и неуважительно он отзывался об отцах города, и теперь сидел ни жив — ни мертв. Сказывали, что Хранители веры ходили переодетыми среди простого люда, да проверяли тайно на еретиков, а теперь и вовсе каждый второй в городе был шпионом и доносчиком. Сболтнув лишнего, мужик побелел, как полотно, а мозолистые натруженные руки судорожно сжали поводья.

— Не губите, судари, — только и смог выдавить несчастный.

Милка неуверенно поглядела на Бреста, а наёмник, быстро смекнув что к чему, грозно кивнул:

— Езжай уже. И не болтай лишнего каждому встречному.

Крестьянин сглотнул, молча кивнув, хлестнул лошадь. Путники проводили взглядом болтуна, а сами направились дальше по дороге. Брест уверенно шагал, погруженный в тяжелые думы. Бывшая служанка семенила рядом, завороженно разглядывая приближающиеся городские стены:

— Давно меня тут не было, — прошептала она.

Над городом плыли тяжёлые тучи, надежно укрывшие солнце: скоро будет дождь. Домишки, выросшие уже за стеной, сиротливо жались друг к другу. Последний раз, когда Брест тихонько крался здесь, в них кипела жизнь. А теперь, словно корова всех языком слизала. Иногда в окнах проглядывали испуганные лица, но, несмотря на день, многие ставни были плотно закрыты. Конюшни стояли пустые, редкий человек попадался навстречу путникам. Наёмник кивнул в сторону:

— Туда. Надо навестить кое-кого.

Милка последовала за мужчиной, испуганно озираясь по сторонам. Она привыкла видеть город полный жизни: будучи девчонкой, нередко сбегала сюда с замковыми мальчишками, побродить по базарам, свистнуть яблоко-другое, за что потом получала от няньки нагоняя. А теперь город словно вымер. Тоска, страх и предчувствие беды черной змеей заползли за шиворот.

Мужчина с девушкой прошли мимо пустых домов, пару раз повернули и вышли, наконец, к добротно сколоченной избе. Двери и ставни были плотно прикрыты, но в хате кто-то был. Наёмник бухнул в стену:

— Лешик! Это я, открывай.

Бас мужчины прокатился по пустынным улицам, эхом отразившись от стен. Где-то вспорхнула стая птиц. В доме притихли, послышались шаги, и дверь осторожно приоткрылась. В щели торчал глаз:

— Едрит твою с молитвою, Брест, какого рожна ты тут орёшь, а ну быстро заваливайся внутрь.

Дверь распахнулась, и грубые мужские руки затащили наёмника со служанкой в дом. Пара постояла немного у порога, привыкая к темноте. Беглый стражник не узнал когда-то уютную хату. В доме пропала вся мелочь: утварь, половики, другое добро. Теперь посередине комнаты стоял только огромный дубовый стол, застеленный грубо нарисованной картой города, и толпа суровых мужиков в тяжёлых латных доспехах, хмуро рассматривающих незваных гостей.

— Лешик? — спросил один из них, обращаясь к хозяину.

— Всё в порядке, он свой, — успокоил его мужчина. — Это Брест, тот самый, про которого я баял.

Воины переглянулись между собой, один из них подошел к наёмнику вплотную:

— Так это ты у барона камень охранял?

— А что? — набычился в ответ мужчина.

Они стояли, сверля друг друга взглядами. Латник не уступал Бресту в росте, но в отличие от него, весь был закован в тяжелый металл.

— Плохо охранял, — криво ухмыльнулся он.

В воздухе запахло керосином. Достаточно одного слова, и рванёт. Нервная обстановка царила повсюду. Лешик хотел было уже вмешаться, но за него это сделала Милка:

— Стоян?! Ты ли это?! — девица вышла из-за Бреста.

Латник удивленно вскинул брови:

— Барыня?! Ты же померла!

Он попятился назад, пока не упёрся в стол. Остальные воины отшатнулись, кто-то осенил себя триной, кто-то схватился за обереги. Милка сняла капюшон, представ перед ними хоть и чумазая, но довольно живая и даже здоровая.

— Стоян! — радостно взвизгнула она и бросилась на шею латнику.

Тот стоял ни жив ни мёртв, даже боялся пошевелиться, на что бывшая служанка ему заявила:

— Ну, полноте, Стоянушка! Да живая я — живая. Не привид, не чудь.

Она быстро затараторила, рассказывая заново всю свою историю, правда, умолчав о жизни в корчме. С каждой фразой мужчина, названый Стояном, теплел взглядом, пока, наконец, не сжал в медвежьих объятиях беглянку. Милка только охнула, но вырываться не стала. По щекам сурового воина потекли слёзы. Брест опустил глаза — негоже на мужскую слабость смотреть.

— Милка! Милочка! Что ж ты, дурёха, наделала! Ну, сбаяла бы мне про свою беду, дык я бы тебе сам пособил!

Девушка счастливая повернулась к наёмнику:

— Это Стоян! Друг мой давний! Ох и шкодили мы в детстве! Помню у тётки одной, большой такой, прилавок уронили, так все груши у нее рассыпались по базару…

Она ещё что-то рассказывала, а воины за спиной своего соратника облегченно выдохнули. Лешик, махнувши рукой, пошёл к ожидающему его Бресту. Пока одни знакомцы миловались друг с другом, другие решили обсудить дела.

— Где ж семья-то твоя? — спросил наёмник, отвернувшись от душещипательной сцены возвращения блудной дочери.

— Отправил вместе с отцом отсюда, а сам с товарищами остался. Беда стряслась, Брест. Хоть и оттягивали её, как могли, да не оттянули. Эти мужики — мои друзья из городской стражи, некоторые из замковой охраны. Говорят, вечером Хранители веры пойдут на замок.

— Да замок им ни в жисть не взять! Чем они там, чадовницами[1] перед стенами трясти будут?

— Епископ не дурак, в замке есть его люди, они и ворота откроют в нужный момент. Вячко, — Лешик поискал глазами нужного мужика, — Вон тот, в углу. Он из замка, сказывал, что внутри тоже не всё гладко. Стража друг на друга волками смотрят. Кто-то пустил слух, что предатели среди своих есть, так теперь мужики грызутся по любому поводу — подлеца выискивают.

— Хитёр, паскуда, этот Епископ: соратников друг на друга науськать, — скривился наёмник. — Что же барон ему откупную за рубин не даст? Что-то не верится, что все из-за одного камня.

Его друг перешел на шепот:

— Сказывают, что камень этот какой-то силой обладает. Епископ сам его искал, но Гжевик церковника опередил — первый до сокровища добрался. А опосля решил пойти на мировую с тринниками да рубин в дар Трем преподнести.

— Но тут камень пропал, — вставил Брест.

— То-то и оно. Епископ не верит, что рубин исчез. Мужик считает, что старый барон его себе решил оставить.

— Брехня, — твердо заявил наемник. — Я этот булыжник в руках держал.

— Так ты его добыл? — обрадовался Лешик.

Брест скривился. Он кратко рассказал о своих злоключениях, опустив пару моментов. С каждой фразой его соратник менялся в лице, крепко выругавшись под конец. Он сплюнул на пол и ударил кулаком в стену от злости:

— Вот курва! Сейчас бы всей грызне конец!

Недобрая фраза резанула по ушам. Наёмник насупился. Мозгами то понимал, что так оно и есть, но в душе злобно заворчало недовольство: посторонний назвал его женщину «курвой». Уж кто и будет разбираться с девкой, так сам Брест. Однако, осознав, что Прежняя стала для него «своей женщиной», мужчина нервно сглотнул, а ладони мгновенно сжались в кулаки. Лешик сделал вид, что не заметил, но поносить воровку перестал.

— Ладно, — шумно выдохнул он. — Стало быть, ты с собой баронскую дочку привёл? Эх, Брест, завидую я тебе белой завистью, всегда на тебя бабы вешались.

Наёмник хмыкнул, пожав плечами:

— Да брось. Ты мне лучше скажи, что тут у вас за совет?

Остальные мужики опять склонились над картой, иногда посматривая на незнакомца с Лешиком. Милка в углу болтала с латником. Она весело махнула Бресту, когда мужчина обратил на них внимание. Стоян рядом насупился, видя, как барыня обрадовалась чужаку, а тот только молча кивнул, продолжая беседовать с хозяином дома.

— Мы тоже не лыком шиты! Смотрим-глядим, где можно задержать отряды Церковников. Город опустел, а на улицах наши ребята уже завалы устраивают. Кто-то помогает горожанам бежать: у многих солдат семьи здесь. К кому же, в первую очередь церковники заявятся «свет истинный» нести? То-то и оно. Мужики кого смогли переправили в замок, а так здесь полный бардак. Что сам-то думаешь? Пособишь?

Брест хмуро почесал щетину, прикидывая и так и эдак.

— Я, Лешик, хочу в замок пробиться. Надо Милку отцу свести, да с бароном переговорить. Что из этого выйдет, не знаю, но попробовать стоит.

— Что же ты хочешь Гжевику поведать?

— Да хоть бы и пусть меня козлом отпущения сделают. Выдадут Епископу, как пойманного вора, глядишь, договорятся между собой мужики.

— Да плевать главному церковнику на какого-то словленного наймита. Он ить уверен, что камень по-прежнему в замке.

— Так оно, но другого выхода не вижу. Сначала с Гжевиком погуторю, а там уже видно будет, что делать дальше.

Лешик покачал головой:

— Ну как знаешь, нам такой боец, как ты, до зарезу нужон. Как освободишься, айда к нам гнёт церковный сымать.

Брест хлопнул его по плечу:

— А то как же.

***

Два мужика стояли и орали друг на друга, остальные столпились вокруг и мрачно наблюдали за словесной перепалкой. Одна Милка цвела и пахла, как роза, млея от такого внимания.

— А я сказал, что не отпущу её с тобой! — наседал Стоян

— Да чихать я хотел на твои разрешения! — парировал Брест. — Эта девка пойдет со мной к барону, и точка!

— Ага, щас-ка, держи карман шире! Ты откель вообще такой выискался, зашытник! Да ты даже камень в запертой комнате сохранить не смог, куды тебе девку-то доверить!

— Я тебе сейчас по щам «доверю», — взорвался наёмник.

Молодая баронесса, видя, что дело приобретает скверный оборот, решила, наконец, вмешаться.

— Стоян, я пойду с ним. С тятей и вправду надо повидаться.

— Там на каждом углу кордоны стоят, думаешь, вас так просто пропустят?

Брест стоял, еле сдерживаясь, а служанка лисой повисла на руке латника:

— Ну, Стоянушка. Нам надо-ть до зарезу в замок попасть. Не в службу, а в дружбу: проводи, а?

Мужик ещё тяжело дышал, распаленный ссорой, но щенячьи глаза Милки сделали своё дело, и тот поплыл:

— Ладно. Но будете делать всё, что я скажу, усекли?

Брест хмыкнул и сложил руки на груди, показывая, что плевал он на чужие приказы. Стоян хмуро глянул на него, но ничего не сказал. Он повернулся к остальным:

— Делайте всё, как уговаривались. Я буду в замке, найдёте там меня, как станет жарко.

Солдаты хмуро закивали, а Лешик подошел к Бресту:

— Не ведаю, свидимся ли ещё, но удачи, друг.

Они обнялись, громко хлопая друг друга по спинам. Наёмник хотел сказать еще что-то, но смолчал, и, накинув на голову капюшон с маской, вышел из избы. Милка поспешила за ним, а Стоян, будучи начальником городской стражи, отдал последние распоряжения своим мужикам, кивнул на прощание и вышел вслед за молодой барыней.

Три фигуры брели по пустынным улицам, укрываясь от ветра, гуляющего среди домов. Они шли вдоль стены, решив не заходить в сам город, а добраться в замок окольными путями. Иногда навстречу попадался одинокий путник, где-то выглянул попрошайка. В одном доме взъерошенная баба громко материла старуху, костеря ту за нерасторопность, на что бабка огрызалась в тех же выражениях, дескать, родилась тут и помру тут, с места не сдвинусь. Троица прошла дальше. В одном из переулков Стоян заметил странное движение: пара вороватых на вид мужиков пытались вскрыть заколоченную лавку.

— А ну стоять! — гаркнул начальник стражи.

Он вытащил меч и уверенной походкой зашагал в их сторону. Мародёры не испугались, а лишь переглянулись между собой, отложили лом и вытащили по доброму кинжалу.

— Шёл бы ты, служивый, дальше, а то не ровен час запнешься, упадешь ещё на ножик свой.

Ворьё, поднявшее голову в смутные времена, теперь боялось лишь многочисленных хорошо вооруженных патрулей. Что им какой-то одинокий мужик? Двое людей с ним, судя по всему не горели желанием встревать за чужое добро.

Стоян оскалился, кинулся на ближайшего вора. Тот ловко увернулся — лезвие кинжала чиркнуло по доспеху. Стражник склонился в бок и ударил второго в грудь. Тот выпучил глаза, выронив кинжал. Первый мужик, видя, что так просто убрать назойливую муху не получится, отошел на несколько шагов, поигрывая оружием.

— Ну, давай, паскуда! Я тебе сейчас улыбку вырежу от уха до уха, — хищно выдал он.

Вор сделал выпад вперед. Стражник увернулся, но тут из темноты переулка сверкнула сталь. Звон металла пронесся по улице — Брест отбил скрытый удар их подельника. Лезвие скользнуло в двух пальцах от носа Стояна. Из подворотни выскочили ещё двое разбойников. Оглушенный мародёр уже пришел в себя, поднялся, злобно глядя из-под бровей. Начальник стражи и наёмник встали спина к спине. Они не выпускали из виду кружащих вокруг них «падальщиков». Те, уверенные в своём превосходстве, переглядывались, ожидая подходящего момента.

— Ох, и в недоброе время вы, мужики, забрели сюда, — хмыкнул один разбойник и бросился вперёд.

Брест отклонился чуть сторону, дернув мужика за руку на себя. Тот, потеряв равновесие, пробежал вперед, насадился животом на меч Стояна. Стражник потащил оружие из хрипящего тела, а наёмник отбивал посыпавшиеся на них удары: разбойники кинулись на мужиков. Начальник городской стражи, парировал два выпада и крикнул Милке, снующей неподалеку:

— Не суйся.

Брест ударил ближайшего вора в пах, и с разворота оглушил другого. Рукоять меча опустилась на темя мужика, так некстати сунувшегося под руку. Стоян отбил ещё пару выпадов и неловко увернулся: на доспехе осталась глубокая выщербина. Он, улучив момент, сжал железной хваткой руку нападающего. Послышался хруст, и кинжал выпал из ослабевшей ладони. Последний вор, видя поверженных подельников, попятился и, развернувшись, пустился наутёк — большая ошибка с его стороны. Брест схватил выпавший кинжал и метнул его в спину беглеца. Лезвие вошло наполовину, застряв в костях. Мужик упал лицом вниз, но не скончался, а пополз, хрипя и загребая землю руками. Наёмник не спеша подошёл. Он схватил раненного за волосы и стегнул мечом по горлу. Кровь толчками вырывалась на свободу — разбойник затих.

Брест вытащил из спины кинжал, направился обратно к стражнику, тот придавил ногой одного мародёра:

— По законам военного времени и на правах начальника городской стражи, приговариваю всех вас к смерти.

Латник, так же как и Брест, перерезал разбойнику горло, затем прикончил остальных. Стоян вытащив меч из последнего тела, отдышавшись, кивнул наёмнику:

— А ты неплохо дерёшься.

— Ты тоже, — ухмыльнулся Брест, вытирая меч об одежду убитого вора.

Они смерили друг друга оценивающим взглядом. Стражник протянул тяжёлую руку:

— Хотел бы я иметь такого в своем отряде.

— А я в своем, — еще шире ухмыльнулся наёмник, пожимая мужскую ладонь.

Они хохотнули о своём и, сложив мечи, свистнули Милку. Та выглянула из-за поворота, осмотревшись, удовлетворенно кивнула, дескать, давно пора, заждалась уже. Мужчины переглянулись и зашагали дальше по улице, девушка, обогнув трупы, засеменила следом.

Через час начало смеркаться. Солнце, и так надёжно укрытое тучами, и вовсе скатилось за горизонт, на улице появились длинные тени, пересекающие дорогу. Троица по околицам, наконец, добрела до моста, соединяющего два берега Мулянки — небольшой реки, отделяющей замок от города. Мост был перекрыт. Массивные шипастые баррикады растянулись от одного края до другого с небольшой проплешиной посередине. Стоило путникам только подойти ближе, как из-за завалов высунулись лучники, а за ними стрелки с арбалетами. В центре показалась массивная фигура с пикой в руках, рядом ещё одна с факелом.

— А ну, стоять, не то утыкаем, как боги ежей!

Стоян дал знак остановится наёмнику с Милкой, а сам поднял руку:

— Это я. Начальник городской стражи, ваш соратник и старый друг.

Мужик с факелом выдвинулся чуть вперед:

— Стоян?! Кто это с тобой?

— Со мной мой друг и наследница этих земель — барыня Милана.

— Не брехай, Стоян, времена нонче нервные!

— Он не врёт! — звонко разнеслось над вечерней речкой.

Милка сняла капюшон и вышла вперед, гордо тряхнув серой от пыли косой. На посту прокатился рокот, солдаты возбужденно переговаривались между собой, ожидая приказа. Воевода с факелом озадаченно с кем-то спорил, а молодая барыня стояла заметная, как сарай в голом поле. С завалов всё громче доносились споры, так что до путников долетали слова «самозванка», «сейчас никому веры нет» и «раз такой умный, вот сам и сообщи барону». Наконец, служивые приняли решение.

— Добре! Стоян, за гостей своих отвечаешь головой. За вами будут приглядывать Рябой и Митрич.

Двое солдат отделились от деревянных бортов, и недовольно переминались с ноги на ногу, ожидая незнакомцев. Начальник городской стражи махнул Бресту с Милкой, потопал к завалам. На баррикаде его тепло встретили, пожали руку и сунули чуть зачерствевшую булку, Стоян отнекиваться не стал, а разделил её на три части и отдал наёмнику с барыней. Девушка схватила кусок, чуть не подавившись, торопливо запихала в рот.

— Эвон как, — ухмыльнулся стражник, — А раньше, помню, от простого хлеба нос воротила. Перевоспиталась, а?

— Кто старое помянет… — пробубнила бывшая служанка, стараясь удержать рот закрытым.

Брест кивнул в благодарность мужику и быстро умял булку прямо на ходу. Двое стражников неотрывно следовали за ними, прислушиваясь к разговорам. Их подкованные сапоги звонко стучали по каменному мосту. Путники прошли ещё два кордона, не таких крупных, как первый, но достаточных, чтобы сдержать небольшие отряды. Двое сопровождающих служивых, на каждом посту докладывали обстановку и приказ пропустить до самого барона. Солдаты нехотя расступались, тихо переговариваясь за спиной двух незнакомцев. Через час со всеми проволочками путники всё же добрались до замковых ворот. На улице окончательно стемнело, но за стеной вовсю полыхали факела: народ не спал, а готовился к осаде. Хмурые солдаты молчаливо точили оружие, мужикам раздавали доспехи. Редкая баба тенью проскальзывала мимо, испуганно озираясь по сторонам. Как только Стоян с людьми зашли в ворота, к ним навстречу выскочил Гостемил с двумя стражниками. Управляющий громко матерился, стряхивая с сюртука капли птичьего дерьма:

— Все бошки им поотрубаю! Гонцов найму, вместо пернатых засранцев!

Он вприпрыжку прибежал, к ожидающим его людям. Мужик пожал руку начальнику городской стражи:

— Заждались уж вас, голубь ещё с час назад прилетел, сволочь такая. Говорят, будто госпожу Милану нашли?

Милка сняла капюшон и вышла вперёд:

— Здрав буди, Гостемил. Не брешут, вернулась я.

Управляющий осмотрел девушку с ног до головы и коротко кивнул:

— Это уже барину решать, дочь ты его или подстава какая. А тут у нас кто? Неужто тот самый наёмник, который подрядился сокровище охранять? Брест, кажись?

— Неужто имя запомнил? — не поверил мужчина.

— Да какой-то там, сейчас с голубем докладная пришла. Эй, парни, — управляющий махнул солдатам, сопровождавшим его, — Вяжите хлопца.

Милка мгновенно вспыхнула:

— Вы не посмеете! Да я вас всех…

— Сначала барин с тобой разберется, а потом уже команды раздавай, коли жива останешься.

Гостемил развернулся и, отдав короткие приказы, пошел к массивным дубовым дверям замка. Брест не сопротивлялся, молча поднял руки, позволил себя скрутить. Бывшая служанка зашлась благим матом, но её, как куль с мукой, перекинули через плечо и потащили вслед за управляющим. Стоян потоптался на месте, махнувши рукой, побрел за остальными. Всех троих с эскортом доставили прямо в зал к барону, где полным ходом шла подготовка к битве. Полный, высокий, седовласый мужчина в обычной солдатской одёже, зычным басом раздавал приказы налево-направо. Гостемил подошёл к нему, коротко поклонился и, доложив обстановку, отошел в сторону. Пронзительный взгляд из-под кустистых бровей внимательно осмотрел каждого незваного гостя, выхватив гордую девичью фигуру:

— Оставь-ка этих троих, а остальных вон. И сам тоже. Давай-давай, пошевеливайся.

— Может хоть охрану оставить?

— Всех вон.

Управляющий громко отдал приказ, проследил, пока выйдет последний ничего не понимающий солдат и поспешил в коридор, прикрыв за собой дверь. Гжевик внимательно оглядел каждого из троицы ещё раз:

— Ну-тес. И кто же к нам пожаловал?

______________________________________________________________________________

[1] — чаши на цепи, предназначенные для окуривания помещений, сжигания ритуальных трав и масел.