Глава 3

375 год от наступления Тьмы

Месяц Хлеборост

7 день

Брест сидел за столом, положив голову на сжатые кулаки, и напряженно думал. Морщины на лбу сложились в глубокие ущелья, а желваки от напряжения едва не прорывали натянутую кожу. Лешик молча наблюдал за думками друга, периодически плеская себе в кубок кваса. Молчание затягивалось, и хозяин дома, обнаружив, что квас в кувшине уже закончился, решил все-таки поинтересоваться причинами столь неожиданного визита.

— Та-а-ак… — протянул он.

Наемник вынырнул из своих мыслей и уставился на собеседника, в хату к которому он бесцеремонно ввалился пару часов назад.

— Ты же знаешь, что тут я могу доверять только тебе.

Лешик хмыкнул и, тихонько скрипнув лавкой, поднялся, бросив пустой кувшин в бадью с водой. За стеной тихонько заплакал ребенок, но скоро замолк. Мужчина бросил встревоженный взгляд на дверь и потер виски:

— Слушай, Брест, ты, правда, не вовремя. Я обещал жинке не встревать в мутные истории, а эта басня чистотой с болотную жижу. За твою голову назначили много золота. Очень много. И если тебя тут поймают, то еще и меня до едреной матери загребут. На кой тебе вообще этот рубин сдался?!

Наемник вскинулся и зашипел:

— «Жинке обещал», — передразнил он, — Послушай себя со стороны! Кем ты был и кем стал? Мы же вместе с тобой на бельгетов ходили, этих псов! Я еще помню, как ты кости ломал одной рукой, а другой сносил головы вместе с шишаками, а сейчас брюхо отрастил. Мы с тобой спина к спине же кровь лили, на песиглавцев ходили, …

— Ходили, — перебил тираду Лешик, — но, сколько времени прошло? Война давно закончилась, а нечисть и без нас есть кому отгонять, у меня же семья, младшему еще года нет. Это ты все воюешь. И не тебе мне про честь воинскую песни петь, сам-то в наемники подался. Это раньше мы бились за веру и свободу, а сейчас ты лишь на побегушках у барона. — Мужчина тяжело вздохнул. — Послушай, Брест, я что-то не разумею. Ты заваливаешься в мою хату посреди ночи весь в грязище, сам чуть ли не в исподнем. Тебя ищут стражники по всему городу, а ты вместо объяснений начинаешь мне проповедовать о воинской доблести не хуже нашего Горбача. Может-таки вразумишь меня, что вообще деется?

Брест со свистом втянул воздух, руки сжались в здоровые кулаки, а кожа на костяшках натянулась и побелела. Некоторое время они буравили друг друга взглядами, не отступаясь. Лешик устало выдохнул и полез за вторым кувшином, теперь уже с брагой. Наемник медленно сел.

— Что все-таки произошло? — донеслось из погреба вместе с бряканьем бутыли.

— Меня подставили, — угрюмо ответил бывший охранник.

— Это я уже слышал, давай детали.

— Меня нанял управляющий барона охранять рубин. Я и суток не отдежурил, как он снова заявился. Мы с ним поговорили, мужик спокойно убрался, а дальше ничего не помню… Очухался чёрте где в лесу, шея не гнется, вся спина в кровь содрана — тащили что ли? — и ещё нашел вот это, — Брест положил на стол серебристую иглу с обломанными черными перьями. — Запуталось в тканях робы.

Лешик вылез из погреба, поставил кувшин, щедро плеснув себе в кружку, и аккуратно двумя пальцами взял иглу. Повертел, внимательно приглядываясь, даже понюхал и положил обратно.

— Что скажешь? — спросил наемник.

Хозяин предложил другу чарку с вином, Брест покачал головой. Лешик усмехнулся:

— Все еще не пьешь?

— Никогда это не любил, — поморщился наемник, — не люблю терять ясность.

Бывший соратник пожал плечами, жадно отхлебнул, причмокивая:

— Воля твоя. Что касаемо иглы, то ничего сказать не могу. Намазана какой-то дрянью, перья вороньи похоже — обычный дротик для «духовки». Такой сделать каждый дурак сможет, а вот мазь дюже любопытная. Я сам в этих снадобьях не разбираюсь, но знаю одну бабку, которая ведает толк в них.

— Что за бабка? — тут же заинтересовался Брест.

— Тут недалеко есть одна деревня, около нее знахарка живет, с травами возится. Она тебе и расскажет, что за яд и откуда взялся, коли договоритесь.

— Спасибо, Лешик, — наемник кивнул. — Может, еще что присоветуешь?

— Погоди, — остановил его хозяин дома, — Давай хоть не на пустой живот лясы точить.

Он не спеша поднялся и потопал к пузатой печи, стоящей посередине избы. Пошарив внутри, вытащил котелок с теплой кашей, следом на свет появились мясо на сковороде и теплое молоко в крынке. Мужчина посмотрел на Бреста, прикинул про себя что-то и, вздохнув, опять полез в погреб.

Бывший охранник, почуяв запах еды, издал животом рев голодного волкодлака.

Чтобы как-то отвлечься от манящих запахов, наемник принялся разглядывать убранство. Хата была небольшая, но вместительная, в окнах вставлены стекла, а не бычьи пузыри, как у бедняков. На стене тихонько тикали часы, а два огонька от свечей едва подрагивали, тускло освещая комнату. В уголке из-за печки выглядывало блюдечко с молоком, а рядом краюха хлеба — хозяева чтили домового.

Из-за крышки погреба показалась сначала лысина Лешика, поблескивая от горящей лампы, а потом и он сам с целым караваем и корзиной яблок. Захлопнув крышку ногой, хозяин, подцепив мизинцем лампу, дотащил все до стола. Мужчины некоторое время ели молча. Брест поглощал еду со скоростью лесного пожара, а Лешик ел неторопливо, отщипывая понемногу хлеба.

— А ты неплохо живешь, друг: свечи, часы… — прочавкал наемник.

— Держу кабак в городе. Благо связи со стражниками еще со времен службы остались: они мне кой-какую защиту, а я им по дружбе новости. Иногда гуляют у меня, — прожевал хозяин, откидываясь от стола.

— Тут такое дело, Брест. — Лешик внезапно посерьезнел. — Дела твои и так паршивые, оно понятно, да только они еще хуже, чем ты ведаешь. Рубин, вокруг которого все вертится, наш барон обещал передать в дар Храму Трех. Ты в этом городе недавно, а я тут осел уже больше пяти весен, и только последний год или два тут все успокоилось. Ты думаешь барон Гжевик в городе главный? Кабы не так. Здесь давно уже всем заправляют тринники, священники церкви — вот у кого настоящая власть. И до того, как барон пошел с ними на мировую, здесь творилась настоящая резня. То тут, то там вспыхивали стычки стражников с Хранителями веры — так себя называют отряды церкви, которые решают, достаточно ли ты служишь Трем. На деле же они обычные головорезы, которые прикрываются святыми писаниями. Мир здесь очень хрупок, Брест, а если старый Гжевик не выполнит обещанного, то все может повернуться вспять.

Наемник отодвинул тарелку и шумно выдохнул, стараясь не материться слишком громко. Дело с каждым словом приобретало все более скверный оборот.

— Вот такая вот загогулина. Что делать-то собираешься? — поинтересовался друг. — Аль мне уже вещички собирать, да переезжать отсюда?

— Нет, погоди тикать. Вообще-то я и так собирался найти этот треклятый камень и того гада, что меня подставил. Теперь же появилась еще одна весомая причина сделать это. — Брест поднялся. — Слушай, я не знаю, сколько это займет времени, но надо как-то потянуть кота за яйца, чтобы церковники раньше срока не устроили в городе балаган.

Лешик кивнул:

— Сделаю. Шепну кое-кому, что камень похитила нечисть. Это отвлечет на какое-то время и баронову стражу и хранителей, пусть за собственными тенями бегают.

— Поверят? — засомневался наемник.

— Не боись, доказательств подкинем обоим, — успокоил его друг.

— Добро. Так и сделаем. Пока ты отвлекаешь толпу, я верну этот чертов камень и эту паскуду, что устроила мне и городу такой «праздник». Еще пожалеет, что не пятном на портках у бати засохла.

Лешик молча смотрел на мужчину, возвышающегося над столом, как скала. Он скалой и был, сколько соратник его помнил: высокий, могучий и упертый. После окончания последней войны с бельгетами, когда их пути разошлись, Лешик, как и многие их дружинники, осел и завел семью, а Брест почему-то ушел со службы и подался в наемники. Хозяин дома не знал, в чем там было дело, но он точно знал, что во время службы друг наемников за людей не считал из-за их продажности, а теперь сам стал одним из них.

— Послушай, у меня еще остались старые доспехи и меч. С голой задницей много не навоюешь.

Брест замотал головой:

— Ты же разумеешь, что свое оружие не отдают. Да и доспехи твои мне маловаты будут.

— Бери, — махнул рукой хозяин, доливая себе вина. — На первое время хоть так, а оружие я себе еще добуду.

— Добро, — не стал скромничать наемник.

Лешик поднялся, добрел с лампой до сундука, согнав с него спящую кошку, и подсвечивая себе тусклым светом, вытащил из него меч в ножнах, нагрудник с наручами.

— Где-то были еще поножи, — бубнил про себя мужчина, роясь в темноте.

— Хорошо ты живешь, друг, ой, хорошо, расслабленно… — протянул наемник.

— Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб так и было, — не заметил иронии бывший воин. — Сейчас не найду — темно. Ну, хоть с этим-то и то сподручнее будет, а? — он махнул рукой на кучу добра.

Брест кивнул, поблагодарив давнего друга.

— Слушай, я передержусь у тебя до утра, с рассветом уйду.

— Добре, — крякнул Лешик, захлопывая сундук, — Тогда с утра как пойдешь, не буди.

— Не буди-и, — передразнил его наемник, — иди уже, семьянин...

Лешик хмыкнул, поглаживая наметившийся от хорошей жизни животик, и бочком втиснулся в соседнюю дверь. Мужчина посмотрел вслед товарищу, что-то про себя прикинул и устроился на лавке. Полежал пару минут, плюнул и перевернулся на живот. Сон пришел быстро.

Еще затемно Брест мышкой выскользнул из дома, не потревожив его обитателей. Крадучись, наемник двигался от одной тени дома к другой. Из конюшни рядом тихо всхрапнули кони, а из стойла высунулась голова мохнатого человечка. Брест от неожиданности вздрогнул, тихо выругался и сплюнул под ноги овиннику, овинник молча погрозил маленьким кулачком и сплюнул под ноги Бресту. От такой наглости наемник вспыхнул, как порох, но лезть в драку с нечистиком себе дороже — даром, что паршивец маленький — отваляет, будь здоров. Мужчина отвернул в сторону, при всем желании двинуть в наглую ухмыляющуюся рожу.

На востоке уже начинало светлеть, и надо было успеть уйти из городка, до того как проснется в нем жизнь. Брест обогнул еще пару домов; где-то заплакал ребенок, проснулись петухи. Скрывшись в кустах, он выглянул из-за последнего дома. Решив не выходить на дорогу — за его голову была назначена слишком высокая награда для этого городка, любой мог позариться — наемник двинулся вдоль тропы, изредка треща кустами и проклиная все на свете. Каждая ветка и сук, словно нарочно, цеплялись за доспех.

— У меня к этому вору счет все растет и растет: сначала рубин, потом мои доспехи и меч, а сейчас я ему еще свои портки припишу, — ворчал Брест, — Не мое это дело, по кустам ползать. Ну, погоди, тварь, попадешься ты мне.

Выбравшись, наконец, далеко за город, наемник пригляделся, нет ли кого в округе, и облегченно вздохнув, двинулся через раскинувшееся поле в сторону упомянутой Лешиком деревеньки.