Глава 10

«Когда я родилась летоисчисление — года то есть — считали по-другому. Сейчас идет триста семьдесят пятый год от наступления Тьмы, а тогда мне было…кажется, двадцать пять. Значит сейчас мне уже четыреста лет? Хм, юбилейный год значит, а?

Жизнь была другая, совсем, вам даже представить сложно насколько. Люди жили в городах, о которых рассказывала Милка. Немногие — в деревнях, вроде теперешних. У нас были все блага цивилизации, мира то есть: вода сама текла в дома, достаточно было нажать на рычаг. Тепло в домах, но не от печей, а от железных труб. Была еда, которой сейчас нет и в помине: я до сих пор стараюсь припомнить вкус оливок — очень их любила. Вот бы добраться как-нибудь до бывшего Средиземноморья: наверняка там они еще остались. Шоколад опять же…

Что-то я задумалась. Было у нас еще много машин. Это такие сложные механизмы, которые делали за нас почти всю работу. Были машины, которые возили нас по земле — вроде повозок, но без лошадей. Самолеты — на которых мы поднимались в небо и летали через океаны. На них мы могли добраться до любой точки Земли за несколько часов, а не трястись неделями в седле в раскоряку. Были машины, в которых люди опускались под воду, и летали в космос. Это там, где звезды и Солнце. Были еще машины, которые думали за нас. Забавно, одно время мы предполагали, что угроза будет исходить от них. Эти механизмы считали, передавали мгновенные сообщения на другой конец земного шара. Они хранили знания всего человечества. Да задери меня навья, с ними мы создали еще один мир — виртуальный. Не спрашивайте меня, что это значит, все равно не смогу объяснить. Короче, люди жили очень… по-другому.

Не было, ни домовых, ни русалок, ни упырей, не было волшбы и всего, что сейчас стало обычным. Мы знали о них только по сказкам, легендам, и, клянусь своими сапогами, никто не ожидал, что они будут существовать на самом деле. Вам сейчас сложно представить все это.

Людей было много, и войны, конечно, тоже шли. Только не такие как сейчас, они становились всё больше, гораздо больше. И страшнее. Оружие такое, что и во сне не привидится. Люди в моем времени научились создавать новые болезни и выпускать их на врагов; разные газы; вещества, от которых кожа слезала хлопьями, а легкие выплевывали мокрыми комками. Я еще не рассказываю вам про обычное стрелковое того времени: автоматы, пулеметы и прочее — время займет, да и не так важно это. Всё становилось изощрённее, смертельнее и масштабнее — мир держался за счет страха, ведь у врага такое же оружие. Нажатием одной кнопки можно было уничтожить всю Землю. Не хило, а?

Но со всеми этими техническими штуками мы проглядели одно: почти все, что мы имели, делалось, работало и существовало за счет одной энергии — электричества. Тогда нам казалось, что эта энергия никуда не денется, законы физики все-таки — это наука об этом мире — никто не отменял. Оказалось, что мы чертовски ошибались.

За пару дней до наступления Тьмы (уже потом так прозвали тот день) везде говорили, про небывалое близкое прохождение какого-то небесного тела рядом с землей: то ли комета, то ли еще какая дрянь. Особого внимания тогда на это не обратили, ну проходит и пёс с ней, с этой кометой, все занимались своими делами, лишь бы нас не задевало. Потом так никто и не смог сказать, что же все-таки случилось. Нет, комета прошла в положенные часы и на положенном расстоянии, да только, похоже, она несла в себе какой-то импульс, может поле, в общем, нечто, что передалось Земле. От него у нас вырубилось все, что работало от электричества. Перемкнуло все механизмы, сгорела вся электроника — мы оказались в полной темноте».

Все сидели тихо, как мышки, Брест и Милка ждали продолжения, а я переваривала свой рассказ, прислушивалась к ощущениям.

— Я не поняла, — прервала мои мысли беглая служанка.

— Что именно?

— А почему ж так страшно-то было? Ну, закончилась эта ваша инь… инергия? Ну и что с того-то?

Брест вопросительно уставился на меня, видимо, Милка озвучила его мысли вслух.

— Ведь мы сейчас живем же и ничего… И почему назвали Тьмой? Солнце пропало?

— Нет, просто у нас всегда было светло. Даже по ночам города освещались, а когда все накрылось медным тазом, то стало непривычно темно. И тихо. Мы даже увидели звезды в городе. Ну, а что до электричества, то я продолжу, и вы сами все поймете.

«Когда наступила Тьма, и энергия закончилась — началось безумие. Я не знаю, что и как с точки зрения физики, э… природы то есть, но все, что вырабатывало эту энергию прекратило ее вырабатывать. В то время я жила в городе, который стоял на одной из самых полноводных рек. Её перегородили огромной плотиной, которая питала весь наш край. Электричество, словно паутина, расходилось во все стороны. Не знаю почему, но когда эта небесная глыба приблизилась к земле и похерила всю нашу жизнь, плотина разрушилась. Все, что я видела — это огромная масса воды, которая всё прибывала и прибывала. Затопило целые районы, снесло дома, люди гибли толпами. Мне повезло, я жила в высотке и до меня вода не добралась. Помню, что было много криков, очень много… А потом все стихло, и пришел смрад. Сначала от отстойников города, которые всплыли вместе с водой, потом от трупов».

— Я знаю, каково это, — пробормотал Брест. — На войне целые поля были усеяны телами…

— Ни буя ты не знаешь, — вспылила я, — От войны можно спрятаться, сбежать, наконец. Вы воевали мужи с мужами. Вы убивали и вас убивали, но вы знали за что, кто враг и что будет, когда победите или погибнете. Знаешь, что было у нас самое поганое? Мы не знали, за что всё это и для чего. Все драчки между людьми полная чушь, по сравнению с разозленной природой. Эта стерва никого не щадит и от нее не спрячешься, как от торка с акинаком. Ей плевать молодой ты, старый или родился пару часов назад. Тогда выжили не самые умные или сильные, или самые успешные — до сих пор смешно, как ради этого рвали жилы — тогда выжили самые везучие. И спроси меня после четырех сотен лет жизни, что самое главное, я отвечу тебе, что это удача.

Брест молчал, не отрывая от меня глаз. Я сдулась, устало потерла глаза и продолжила.

«В общем, все пошло через задницу. Странно, но я точно не помню, как вылезла из того дерьма — в прямом смысле этого слова. Помню лишь, что когда добралась до относительно сухого и не так воняющего места, я долго спала. Когда очнулась, пришло осознание, что одна половина моей семьи погибла, а судьба второй мне не известна. Они жили не в самом городе, а в небольшом селе, достаточно далеко от «огромной лужи», могли уцелеть. Тогда я пошла их искать.

Сначала по дороге — нас много шло таких, кто каким-то чудом выкарабкался — потом в стороне, больше лесом, там можно было найти хоть какую-то еду. В поселения старалась не заходить. Иногда до меня доходили слухи, что творилось в городах и селах. Это был ад. Из магазинов — лавок то есть — вынесли все, что можно: еду, одежду, лекарства. Люди разграбили лечебницы, военные склады. Говорят, стражники пытались первое время поддерживать законы, но где там… у них самих были семьи, а есть хотелось всем. Много тогда погибло из-за беспорядков, кругом были разбои, убийства, насилие. У толпы сорвало все моральные клапаны. Если с человеком можно договориться, то с сотней не получится. Были, конечно, и те, кто сохранил человечность, но таких осталось мало — вседозволенность опьяняла.

Позже много людей пало от голода — мы разучились создавать еду сами и первое время подъедали то, что осталось от сытой жизни. Мы мало засеивали поля, а то, что было засеяно, быстро разграбили. Кто был поумнее — ушел от людей в лес, в тайгу, там можно было прокормиться. Оставаться вдоль рек было опасно — бандюки тоже выходили к воде — но там можно было добыть хоть какой-то еды. Города забросили, ведь в них не было ничего, кроме камня, а за банку консервы можно было получить нож под ребро.

Вместе с голодом, как всадники апокалипсиса, ей богу, пришли болезни. Первыми погибли те, кто зависел от лекарств. А дальше обычный набор: заражения, гангрены, обычная простуда могла свалить за пару недель. Даже наши организмы, тела то есть, отвыкли защищаться. А зачем? Ведь всегда можно принять антибиотик. Но препараты быстро закончились. Вопреки нашим возможностям до наступления Тьмы, мы не знали или забыли, как извлекать лекарства из растений, как отличить целебную травку от ядреной отравы. Мне в этом плане повезло, но не моим близким.

Но как будто голода и болезней нам было мало… Тогда же полезла всякая нечисть. Ее не было, и вдруг за одну неделю появились упыри, лешие, русалки и все то, что сейчас на каждом углу шастает. Мы не знали, что это, и как с этим бороться. Трупов было много, а то, что они начали еще и вставать после смерти… Мы к такому не подготовились. Меня по-первости иногда кусали, но как-то удавалось отбиться. Только спустя какое-то время мы научились с ними слаживать. Я же, как видишь, упырем не оборотилась, моя особенность и тут мне подсобила, а вот остальным…

Кто-то рассказывал, что это из-за кометы. Почему так случилось — все гадали каждый по-своему. Я много об этом думала по ночам, и вот, к чему пришла: в тот час, когда наступила Тьма, как ее сейчас называют, наш мир с наукой и механизмами погиб. Но природа не терпит пустоты, и ему на смену пришли все эти твари и магия — смешно сказать. Теперь же вся земля, наша земля, принадлежит этой шобле, колдовству и вам, ограниченные потомки».

Я захлебывалась словами, дыхание перехватило. Не глядя на моих молчаливых слушателей, поднялась и вышла из избушки. Холодный воздух расправил легкие, я вновь смогла дышать. Небо было ясным, и звезды показались, как на ладони. Что-что, а они не изменились с тех самых пор ни на зернышко. Даже живя в том городе, а после, скитаясь по свету, я всегда любила смотреть на них. Они давали то, чего нам, Прежним, всегда так не хватает — покой.

Около костра донеслось шевеление, я, не оборачиваясь, быстро смахнула выступившие слезы. Каждый раз стараюсь забыть то, что меня заставляют вспоминать. Ящер бы их всех побрал. Я почувствовала дыхание на затылке, тяжелая рука легла мне на плечо. Оно дернулось, пытаясь сбросить ношу, но ладонь лишь крепче вцепилась. Я развернулась, стараясь сохранять самообладание, наткнулась на лицо Бреста, Милка молча сидела у костра, опустив взгляд. Я открыла было рот, но в глазах наемника прочитала лишь искреннее сострадание и горечь. Остатки сил, сохраняющие лицо, кончились и, вцепившись в Бреста, я разрыдалась, как маленькая девчонка. Оплакивала своих близких, но таких далеких теперь, оплакивала свою очередную смерть, оплакивала свой мир и жалела себя. И мне было плевать, что, может быть, завтра мне придется оставить этих людей, но сейчас, рыдая в объятиях большого и жесткого наемника, я почувствовала себя лучше. На время.

Мои излияния прервал далекий скрежещущий хохот. Я отстранилась, Брест вздрогнул, схватив со спины арбалет, уставился куда-то в ночное небо.

— Не понимаю, — пробормотал наемник, — Сейчас не полнолуние.

К нам выбежала испуганная Милка с мечом в руке:

— Что это?

Я заозиралась по сторонам, хохот повторился уже ближе.

— Все в дом! — Заорал Брест, — Проклятье, кони. Милка, быстро, концом меча черти круг.

— Где? — растеряно крикнула служанка.

— У себя на заднице, дура. Вокруг дома вместе с конями, — гаркнул мужчина, — Мурка, или как там тебя, накрепко привяжи их.

Я повиновалась, схватив наброшенные на столбушку поводья, и затянула их в тугой узел, как было велено. Лошади испуганно заржали. Хохот повторился уже ближе. Он словно бы доносился со всех сторон одновременно. Поднялся лютый ветер.

Брест, вытащив меч, старательно резал землю, оставляя за собой глубокую борозду.

— Помогай, — крикнул он.

Из-за ветра его едва было слышно.

Я схватила кинжал, кинулась кромсать дерн с другой стороны. Леший тебя задери, только ведь наточила лезвие, теперь будет тупое, как сибирский валенок.

Наши три борозды сомкнулись вовремя. Ветер резко утих, было слышно только наше надсадное дыхание. Кони испуганно ржали, но накрепко привязанные, они лишь перебирали на месте ногами. Мы столпились около животных, не убирая оружия.

Раздался взрыв хохота, улюлюканья, свиста и криков. Я, глядя на мелькающие перед нами нечеловеческие рожи, задумчиво изрекла:

— Ну, и чья была гениальная идея остановиться здесь?