Глава 1.

Боль стала моей сестрой, тьма — лучшей подругой. Лишь иногда яркие всполохи света рождали в мозгу картины, настолько дикие, что я бы сошла с ума, будь хоть в половину уверена в их реальности. То жар, то озноб охватывали тело. Иногда вдруг накатывало странное оцепенение, и тогда сознание мягко плыло, равнодушно отмечая окружающую обстановку. Обстановка, кстати, была никакой. Светлые тона, отблеск металла, никаких ярких деталей, глазу совершенно не за что зацепиться. И снова тьма… Тьма была предпочтительней, она не пугала фантастическими фигурами, не обжигала болью, нежно баюкая меня в своих объятиях, она что-то тихо шептала на ухо.

В очередной раз, всплыв на поверхность рассудка, я с удивлением обнаружила себя лежащей на чем-то, вроде кровати, в светлой, практически белой комнате. Справа от меня что-то пищало, с трудом повернув голову, я опознала его, как медицинский прибор, наверное потому, что от него ко мне тянулись какие-то трубки и провода. Ничего большего сделать я не могла, сил не было совсем, и сознание вновь соскользнуло в темноту.

Во тьме я с кем-то разговаривала. Не знаю с кем, не знаю о чем, но наши беседы неуловимо напоминали мне лекции. Собеседник попался, кстати, весьма неприятный, на нашего декана похож, столь же высокомерен и исполнен собственного величия, он практически давил своим авторитетом. Мое равнодушие медленно, но верно расползалось в клочья под напором бешенства. Не знаю, чем бы все закончилось, но лектор внезапно исчез из моего мозга, словно редиска, выдернутая из грядки.

В следующий раз очнувшись, и будучи уже не такой слабой, я смогла, едва приподнявшись на локтях, осмотреться получше. Сходство с больничной палатой не пропало, но какое-то все было совсем уж безликое. Дрожащими руками заправив прядь волос за ухо, я откинулась на спину и задумалась. Думалось медленно и как-то неохотно, словно камни ворочая, я моментально выдохлась, и уже сползая в привычно-уютную темноту, успела ухватить кончик мысли. В палате не было окон. Зато была решетка.

***

И опять темнота и разговоры. Правда теперь лекторов двое, и они чаще спорят между собой, чем учат меня. Непонятно конечно чему учат и какой с этого прок, но слушать их ругань занятно. Один слегка повизгивает, другой напротив, басовит и важен, это уже знакомый декан. А потом вновь приходит боль, раскаленными иглами прошивая позвоночник, вздергивает меня словно на дыбе, и обессиленную, с сорванным криками горлом, оставляет лежать, словно мокрую тряпку. Тошнота скручивает внутренности, и вызывает недоумение: неужели я когда-то боялась смерти? Да я бы расцеловала ее сейчас в обе щеки, лишь появись она рядом. И вновь, лучшая подруга тьма успокаивает, укрывает пуховым одеялом безмятежности, заставляя забыть обо всем.

Теперь, очнувшись, я не могу пошевелиться. И слабость лишь одна из причин. Вторая и, безусловно главная, представляет собой мягкие, гибкие ремни, надежно фиксирующие мое тело. Но мне уже было глубоко однофигенственно на все. Воспоминания о пережитой боли возвращало унизительную дрожь в мышцы. И от стыда за собственную немощь было еще более мерзко на душе. Внезапно улавливаю шорох, но не могу повернуть голову, и это несказанно бесит. Вообще, в редкие минуты адекватности с удивлением осознаю, что мой самоконтроль трещит по всем швам. Эмоции захлестывают меня с головой. Шорох раздается ближе, к нему добавляется какое-то металлическое звяканье. Тень накрывает меня, и я вижу такое, что однозначно понимаю, у меня предсмертный бред. Правда агония, похоже, затягивалась, ибо то, что мне привиделось, спокойно подойдя и пощелкав языком явно что-то недовольное, приложил к моей шее занятную трубочку. И я отрубилась.

Очередной дрейф в темноте принес любопытную вещь. Я стала слышать, в смысле понимать, то, что слышу. Не скажу, что это что-то прояснило, но сам по себе факт был довольно обнадеживающий. Правда, не ясно было, на что конкретно стоит надеяться, но кое-что все же лучше, чем ничего.

И вновь знакомая парочка лекторов.

— Хорошее тело. Из него выйдет прекрасный литус. Амин будет доволен.

Ага, это декан.

— Да, нам повезло, Ли Кор. Довольно редкий окрас. Сложно такой спроецировать на геном. А остальное не так важно. Можно подправить.

А это — визгливый.

— Согласен, Ли Дье. Слишком сильное вмешательство на генном уровне может расшатать психоматрицу. А проблемы с амином это последнее, что нам надо.

— В принципе основное дело сделано. Осталась псикоррекция. Но это может подождать. Время еще есть. Пусть пока тело стабилизируется.

Я отстраненно слушала их невразумительный разговор. Толку с него было не много, может позднее что прояснится.

— Что говорят механики?

— Как обычно, Ли Кор. Что завтра, ну максимум, послезавтра все наладят.

— Рогатые шнайцы, а не механики. В таком секторе застряли, что не дай Саол...

— Ну, надеюсь, все будет хорошо. Задерживать заказ амину было бы некорректно. Ли Кор будет смотреть остальные объекты?

— Да, Ли Дье, давайте, раз уж я все равно здесь. Сколько стабильных?

— Семнадцать. Трое в выбраковке.

— Неплохой процент. Можно сказать весьма удачный.

Голоса удалялись, продолжая что-то обсуждать, а мне упорно в мозг стучалась мысль — кажется, я попала.