Глава 17.

Жизнь на корабле затаилась. Нет, конечно, все дела делались своим чередом, но в воздухе отчетливо витало напряжение, не было привычных шуток, улыбок, громких веселых разговоров. Было ощущение, что рядом неизлечимо больной, и все вокруг него ходят на цыпочках. Хотя может, так и было. Уже третий день капитан не выходил из своей каюты, оставив текущую работу на своего заместителя Марка Сиэнэ. Никто не знал, что с ним. Его просто не было.

Сам я после посещения амина сутки провалялся с дикой головной болью, поэтому благополучно пропустил и передачу сарутов консулу, и сам отлет. В рубку я больше не ходил. Без капитана я чувствовал себя там неловко и не мог расслабиться до такой степени, чтобы слушать звезды, поэтому проводил свободное время на камбузе. Команда почтила Уго своим доверием, и теперь до самого Гархара, он — бессменный повар, а Ниро вызвался в добровольные помощники. Ну, почти добровольные, если не считать полуторачасовой истерики Уго, обрадованного уважением команды. Только согласие Ниро хоть как-то примирило его с обстоятельствами.

Сидя за столом и помогая Ниро резать "лук", я недолго смог вытерпеть их переглядывания.

— Да рассказывайте уже! Хватит в гляделки играть.

Уго с Ниро опять переглянулись, и Ниро со вздохом сказал:

— Литуса у амина помнишь?

— Гм, его, пожалуй, забудешь. — Я не говорил парням, как этот литус меня обрабатывал. Сам пока еще не понял, что произошло, и главное, как я из этого дерьма смог выплыть без потерь.

— Это брат капитана.

— Брат, значит… — Ну что ж, это многое объясняло, и его поведение тем вечером, и теперешнее отсутствие. — Как его звали, Дису?

— Да, Дису. Представляешь, каково сейчас капитану? Сколько уж лет прошло, а он до сих пор переживает...

— Я так понял, дело было лет десять назад?

— Да нет, уже тридцать с небольшим где-то. Капитан тогда только Академию закончил, ему 26 было, поступил младшим пилотом на торговый корабль Дома, а тут такое… Ну, он сорвался, службу бросил, брата спасти пытался. Только Глава Дома ему этот фортель не простил, они с Дису хоть и не с самого низа, но далеки от главной ветви. Фактически, их выкинули из Дома, только без официального отречения. Когда капитан от сарутов вернулся, то устроился на имперский корабль-разведчик. Опасно, конечно, но зато и лычки быстрее получишь. Если выживешь. — Ниро шумно отхлебнул из чашки, и задумчиво уставился куда-то. — А на следующий год, когда Эйлинэ ребенка родила, совсем с катушек слетел, в самое пекло лез, смерть искал. Только не брала она его, зато четыре Солара из рук самого Императора принял. А капитаном самым молодым стал, и корабль в 50 получил в управление.

— Дак ему сколько сейчас? — Что-то я запутался в расчетах.

— Шестьдесят в следующем году будет. Молодой совсем, и уже десять лет как капитан. Некоторые лет в сто только корабль-то получают. Только вот один он всегда. Ну, связи были, не без этого конечно, но чтоб всерьез что-то, так нет.

Я медленно охреневал. Капитан по моим представлениям тянул максимум лет на двадцать восемь, а ему все шестьдесят, да и продолжительность жизни здесь офигительная. Понятно теперь, почему ему мои оставшиеся десять лет мигом казались...

— Ниро, — Голос Уго был ласков до приторности. — А ты это все, откуда знаешь?

— Откуда-откуда, служил я с ним еще на имперском разведчике. И вместе с ним на "Тень Айюмы" перешел. А знаю потому, что после звонка Рамуса, мы пили вместе. Он с горя, я из солидарности. Рамус, тварь, ведь тогда специально позвонил, первенцем похвастаться.

— Рамус сейчас в фаворе. Он у амина правая рука, как я слышал, и ему многое позволяется. Ведь терпит же Айюма таких уродов! — Уго в досаде бросил нож на стол и налил всем хилпара.

— Ребята, я вам не говорил, ну, в общем… тут такое дело...

— Ё-моё, Алис, говори, хватит мяться!

— В общем, на приеме у амина литус пытался приворожить меня на Рамуса. Кажется. Только не спрашивайте, как я освободиться смог. Сам не понимаю.

— Ты уникум, Алис. Ты это знаешь? Сорваться с крючка литуса… — Ниро тихо присвистнул. — Силен Рамус, если ради его прихоти амин так рисковал своим литусом. Так ему из-за тебя плохо стало?

— Да не знаю я. Только и я потом чуть ласты не склеил...

Мы сидели вокруг стола и хмурились в рюмки с хилпаром. Та еще дрянь. Мне и понюхать хватит, пить даже не обязательно.

— Это что же получается, Рамус столько лет мстит капитану? — Я задумчиво двигал рюмку. — Так сильно любил?

— Не знаю, Алис. Если и так, то любовь у Рамуса какая-то на редкость уродливая. Она должна нести радость возлюбленному, а не страдания. Я это так понимаю. — Ниро с затаенной грустью смотрел на Уго, а тот глаз не отрывал от стола.

Вот ведь тоже, страсти бразильские. Голова у меня уже не болела, и я попытался найти мышонка. Тот тихо-мирно сидел под миской, даже носа не высовывал, ржавый ящик все так же валялся рядом. Я мысленно потянулся к мышу, мне хотелось, что б он чуть высунул усы из-под миски. Совсем немножко, повторения того психоза мне совсем не улыбалось, мне лишь важно было понять отношение Уго к Ниро.

Мышонок чуть подлез к краю, вот уже видны его любопытные глазки, влажно блестящие в темноте. Еще чуть-чуть. Еще. И тут меня опахнуло теплым ветерком. К нежному запаху корицы примешивались нотки яблочного аромата, чуть-чуть отдавая ванилью.

Яблочная шарлотка, прелесть какая. Уго пах восхитительно, но под всем этим великолепием таилась неуверенность и печаль, если не сказать тоска. И тонкие струйки ее тянулись к Ниро. Но не успел я как следует приглядеться, как внезапно громкий писк рации вывел меня из транса.

Я еще успел увидеть, как Ниро выскочил за дверь, когда Уго меня спросил:

— Алис, тебе нравится Ниро?

Уго не смотрел мне в глаза, по-прежнему вертя в руках рюмку с хилпаром.

— В каком смысле? — Сразу не понял я. — Конечно, он замечательный друг и...

— Я имею в виду, как мужчина? — Перебил меня Уго, все также не поднимая глаз.

— Уго… Уго посмотри на меня. — Я не собирался упускать такой удачный момент. — Уго, ты ведь любишь Ниро?

Уго замер, скулы его окрасились румянцем, Ресницы, на миг приподнявшись, вновь скрыли его смятенный взгляд.

— Алис, я...

— Уго, ты же помнишь, кто я? Ты пахнешь любовью, Уго. Любовью к Ниро.

Я ласково сжал в ладони чуть вздрагивающие пальцы друга и сказал:

— Уго, почему ты боишься признать это?

С тоской посмотрев на меня, Уго практически простонал:

— Алис, ты не понимаешь. Ниро… он замечательный, он самый лучший. Мы столько лет дружим, я даже помыслить не могу, что со мной будет, если он уйдет из моей жизни. Да, я люблю его, я не

представляю себя без него, но...

Уго замолчал, кусая губы.

— Но?

— Но он не воспринимает меня всерьез. Я не интересен ему с этой стороны. Когда я специально рассказываю ему про своих ухажеров, мнимых или настоящих, он только улыбается и шутит. Когда у него появляется очередной парень, мне хочется кричать от боли. Это безнадежно.

Уго уронил голову на руки, его плечи мелко вздрагивали. Я ласково провел рукой по его волосам, перебирая пряди.

— Уго, ты ошибаешься. Ты очень сильно ошибаешься.

С улыбкой глядя в его удивленные глаза, я добавил:

— Поверь мне, у тебя есть все основания для надежды. И даже больше.

Стукнула дверь, и голос Ниро ворвался в камбуз подобно урагану.

— Паразиты, не посмотрят вовремя, а потом меня дергают.

— Что случилось? — Уго спешно отвернулся к плите, и мне пришлось спасать положение.

— Да ну их. Кретины, одним словом, пушку лазерную у них закоротило, бортовой компьютер чуть не свихнулся. Оказался сбой программы, только меня по экстренной связи зря сдернули. Уже все наладилось, делов-то на пять минут. А вы о чем болтаете?

— О том же, о чем и с тобой тогда в грузовом отсеке. О чувствах, что вы оба так старательно скрываете друг от друга. — Раз уж так все сложилось, побуду феей-крестной сегодня. Многозначительно глядя в глаза Ниро, наполняющиеся пониманием и сумасшедшей радостью, я с улыбкой пошел к двери. — Ребята, я вас оставляю, думаю, через пару минут вам тут будет явно не до посторонних.

Закрывая за собой дверь, я видел, как Ниро нежно обнял Уго со спины.

***

Я шел по коридору, и мне хотелось смеяться. Так радостно было сознавать свою причастность к счастью этих двоих. А то, что они будут счастливы, я знал совершенно определено. И это знание распирало меня, будто гелий — воздушный шарик, казалось, еще немного и я взлечу к потолку, хохоча во все горло. Тяжелые ботинки отбивали ритм, вторя сердцу, ноги рвались пуститься в пляс и лишь сдержанность, маниакально вбитая тетей Агатой, не давала этого сделать.

Сначала, я не понял, что случилось, и продолжал так же радостно шагать, улыбаясь во все лицо. Затем, остановившись так резко, будто налетев на стенку, я замер, прислушиваясь. Немного прошел назад, снова замер. Да, вот оно. Плач. На грани слышимости, скорее даже не плач, вой, причем полный такого неподдельного горя, что все во мне перевернулось.

Радость испарилась без следа, лопнув мыльным пузырем, а сам я пошел на звук, как по пеленгу. И только уткнувшись носом в дверь, я понял, чья это каюта.