25

У Яна дрожали руки, и он никак не мог прикурить папиросу. То спичка гасла, то бумага тлела, вместо того, чтобы гореть. Наконец, он затянулся и выдохнул в келью облачко едкого дыма. Бледный, слабый и уставший как тогда, после первого приступа. Неужели глаза лишился когда-то, неудачно упав?

— Мешают приступы? — неуверенно заговорил я.

Думаю, что понял, зачем Ян пустил меня в кресло пилота. Одно дело упасть в судорогах на тренажере в ангаре и совсем другое в боевой машине на высоте в несколько тысяч метров.

Преторианец вопроса или не расслышал или задумался, потом затянулся еще раз, сильно, глубоко и на выдохе сказал:

— Много яда Королевы. Весь выйдет. Не будет ничего.

Я уставился на него, приоткрыв рот. Вспомнились слова офицера про повторную инициацию и тот факт, что Яна представляли на утреннем разводе. Значит, вступил он в должность недавно. Лютая, однако, после яда интоксикация. Хотя и это он говорил, а я не сопоставил факты. Настолько приступ впечатлил, что аналитические способности отключились? Скверно. Расслабился ты, Дарион, а тебе нельзя.

— Экзамен завтра, — проговорил Ян, прикуривая следующую папиросу, — две группы, два сержанта. Скажу Груту то же, что Рихту. Ты адъютант мой будущий. Хочу следить за экзаменом.

Я понял, что лысого гиганта зовут Рихт, вряд ли деталь пригодится, но запомнить надо. Преторианец курил и молчал и я осмелился:

— А что будет на экзамене, господин офицер?

— Проверка, — ответил Ян и покривил рот в усмешке, — есть ли у тебя яйца или зря баланду в Улье жрал.

Хорошая аллегория на первый взгляд. Но после моих ошибок в понимании образа Королевы сейчас стало неуютно. С васпов станется, проверят буквально.

— На экзамене Грута, — преторианец затянулся и с дымом выдохнул, — ней-тра-ли-зую. Будет второй. Зорг. Ему скажу двести тридцатый сдал. Сто пятьдесят шестой сдал. Один адъютант и второй под моё начало. А Грут? Баллы считает.

Грута и я бы нейтрализовал с большим удовольствием, да и Тезон не отказался бы. Нет, не насмерть. Зачем? Чтоб больно и неприятно. И отдохнуть сержанту часок.

— Вертолета тоже два, — продолжил Ян, перекатив папиросу на языке, — а пилот дежурит один. Вытащу из кабины. Садимся и взлетаем. По дороге высадите, где скажу и свободны. Нравится?

Я кивнул. Звучит гладко. Вот только в плане нет места для долговязого Дина. Придется цеплять его по дороге к вертолету. Но смущало не только это. Слишком многое офицер брал на себя. Да, не доверял, да, не надеялся на физическую силу и сноровку двух малолетних недоучек, но было здесь еще что-то кроме жажды контролировать ситуацию. Создавалось впечатление, что Ян оставил себе место для маневра, а именно возможность кинуть нас с Тезоном в любой момент. Допустим, меня офицер до вертолета доведет, а зачем ему для побега Тезон? Незачем. А в Улье работает правило: нужен — жив, не нужен — мертв.

— Завтра тоже приступ, — мрачно сказал Ян, разглядывая тлеющий окурок, — не знаю когда. Упаду, Грут — твоя забота.

Потом до хруста в кулаке раздавил окурок и добавил:

— И пилот тоже. Справишься?

Хороший вопрос. До похода в Улей не задумываясь ответил бы да. Гонор выпускника Училища не позволял думать по-другому. А сейчас я вспоминал даже не столько свои ранения, сколько физическую форму сержанта. Да, мастерство боя васпов ниже цзы’дарийских навыков. Но сержант выше, крупнее, злее. И чему он успел научиться у Тезона? Каких сюрпризов можно ждать от Грута?

— Справлюсь, господин офицер, — тихо ответил я.

— Боишься, — безразлично сказал Ян и вдруг наклонился с кровати ко мне, заглядывая в лицо. От васпы дохнуло медовой сладостью и травяным дымом.

— Боюсь, — так же тихо ответил я, выдержав взгляд и даже придвинувшись ближе, — Из дома сбежал в Улей. Теперь и отсюда надо уходить. А дома никто не ждет. Куда я пойду? А Вам, господин офицер, есть куда идти?

Ян наклонился еще ниже, упершись рукой в стену возле моего плеча.

— Живет одна в лесу. Далеко, тихо, — васпа шептал мне на ухо, рождая неясную дрожь своим дыханием, — Ждет-дожидается. Молодая. Покорная. Сладкая.

Я почувствовал, как наливаюсь тяжестью в паху. Но не мог не дернуться, ни оттолкнуть одноглазого. А он будто знал, чего добивается.

— Тело белое, податливое, — шептал преторианец. — Кричит так звонко. Протяжно. Знаешь ведь как? Был уже с женщиной?

Не был. Не успел. В клетке часто сидел за провинности, не отпускали в увольнение. Не смогу соврать, почувствует Ян. Знал уже наверняка.

— Нет, — ответил я, сминая в кулаке одеяло на полу и вжимаясь затылком в стену.

— Обидно будет сдохнуть, не попробовав, — облизнулся преторианец, ставя рядом со мной вторую руку, — Предашь, найду. И буду убивать. Долго. Мучительно. Пытка раем покажется. Понял?

— Да, господин офицер, — процедил я сквозь зубы.

— Хорошо, — усмехнулся Ян и отодвинулся.

Так и подмывало спросить «а Вы, господин офицер, не предадите?», но сознание не хотело уходить с больной темы. Не было в Училище женщин. Вообще. Да и в Улье их нет.

— Откуда женщина? — перешел я в наступление. — Королева должна быть единственной. Или это все ради той молодой и покорной? Эссенция, побег.

Ян резко рефлекторно выдохнул, потом еще раз.

— Ради бабы? Нет. Только дурак поведется на бабские капризы. Мне нужна армия. Моя армия.

Как же мне везет на полководцев. Чтоб непременно армия. Можно и не пятую цзы’дарийскую, а любую другую, как я понимаю.

— Армию можно найти и внутри Улья, — осторожно начал я, — недовольные действующими порядками всегда найдутся. Революцию можно устроить снизу.

Я ждал вспышки гнева, фразы «не учи меня, сопляк», но преторианец лишь запустил пятерню в волосы и зажмурился.

— Здесь нельзя. Королева рядом. Слышит. И приказывает. Всегда здесь, — Ян ткнул пальцем в лоб, — зовет, требует, наказывает. Ласку дарит, что не сдержаться, а потом бьет. Не встать. Сожрать может.

Офицер качнулся на кровати, вцепившись в волосы руками.

— Уйти надо. Далеко. Чтобы не слышать. Тогда свобода, тогда воля. Жизнь. Переболеть, как после яда. Отпустит.

Я не мог на это смотреть. Перед глазами поплыли медные блики на гладком панцире, уши заложило от стрекота миллионов крыльев, и где-то рядом в землю с грохотом вонзилась черная смертоносная лапа.

Я взял Яна за запястье, пытаясь отцепить руку от волос, и погладил по плечу. Порыв, всего лишь порыв. Но преторианец вскинулся, толкая меня назад и впечатывая в стену. Искаженный мукой рот разверзся оскалом лютого хищника, а в единственном глазу бушевало пламя ярости.

— Не… прикасайся, — выдохнул Ян и отпустил. Шатаясь, поднялся на ноги. — Еду. Принесу.

Обогнул меня и вышел из кельи.

Я восстанавливал дыхание, потирая ушибленный затылок. Нельзя дразнить зверя. Ментальная связь, значит. Конечно же, как иначе мутант и божество может общаться со своими сторонниками. Но Дин ведь ничего подобного не чувствовал. Привилегия преторианцев? Инструмент контроля, поощрения и наказания. Я вдруг представил отца, закованного в броню медного панциря, способного нести свою волю всей армии. Огромного, дремлющего в черной, вонючей пещере и поедающего трупы провинившихся офицеров. Чтоб я на мину наступил. Никогда такого не будет!

Ян вернулся с тарелкой баланды и ложкой, молча сунул мне и улегся на кровать.

Я глотал переслащенную гадость и мечтал, что это будет последняя порция баланды в моей жизни. Уже завтра я окажусь на свободе. И Тезон, и Дин, и Ян. За васпов мне было особенно волнительно. Сохранить в себе свет в мясорубке Улья дорогого стоит. Не знал я, осуществит ли преторианец задуманное, но очень хотел пожелать удачи.

— Повтори, что надо делать при взлете, — сухо сказал офицер.

Я поставил тарелку на тумбочку и зашевелил в воздухе руками, нажимая кнопки и дергая за рычаги, рассказывая, что делаю и зачем. Преторианец молчал, не исправлял и не комментировал. Дослушав до конца пробормотал, чтобы завтра так же и повернулся на бок. Прав, Ян. Отбой. Завтра экзамен.