16

Никогда в жизни я еще так сильно не боялся. Может быть, неизвестность жестоко мучила, а может быть наслушался в Училище страшных историй об ученых, лишенных моральных принципов и понятий, что можно делать с живым существом, а что нельзя. Грезились крошечные сетчатые клетки, молчаливые призраки в белых халатах и масках, шприцы, таблетки, извечный холод и бесконечная череда тяжелых галлюцинаций. Представил себя мутантом с жвалами вместо рта, огромными черными фасетчатыми глазами и телом, покрытым не то шерстью, не то чешуей.

Грут как обычно направлял меня окриками и болезненными тычками по коридорам, потом в лифт. Ехали высоко, мне почудилось, что до ангаров не доехали, но верить столь субъективным ощущениям не стоило.

Двери открылись, выпуская в коридор с замершим возле массивной двери васпой с нашивками рядового.

— Сержант Грут. Неофит номер двести тридцать. По приказу, — коротко представил нас сержант и дежурный, сняв с пояса рацию, фразу повторил слово в слово.

Дождался подтверждения в виде шипящих и скрежещущих звуков. Я ничего не понял. Кажется, мой био-переводчик не справился с таким уровнем помех и не сработал. Скверно, но не критично. Дежурный лязгнул ключом. Отпер замок и с усилием толкнул дверь. Тяжелая, толстая, не удивлюсь, что бронированная. За перегородкой показался другой дежурный. Грут снова толкнул меня в спину. Иду.

Еще один лабиринт, как в казарме неофитов, только все ячейки закрыты дверями. Дежурный доложил про нас кому-то по рации и всю оставшуюся дорогу вел молча. Я категорически не понимал, где нахожусь. Коридоры пусты, безлики и стерильны, ни одной детали, за которую можно зацепиться и расшифровать назначение помещений. В какой-то момент я ошалел от обилия догадок и домыслов, и просто перестал думать. Дежурный довел до такой же толстой двери, как на входе и остановился, приказав ждать. Рассматривать стены мне стало не интересно, поэтому я сосредоточился на Груте. Сержант смотрел в одну точку, нервно играл желваками и выглядел так, будто его, а не меня сейчас будут рассматривать под микроскопом и тыкать иголками. Наконец рация дежурного что-то проскрежетала и нам дозволили войти.

Если бы не Грут за спиной, я бы и шага не сделал, потому что в комнате стояли десять преторианцев в красной форме. Пятно крови на серых стенах, мой сон про Королеву в худшем воплощении. Зал пуст: ни трибуны, ни мест для зрителей. Только нарисованный на полу круг, куда встал Грут, буквально втащив меня за шиворот. На ватных ногах, с бешено колотящимся сердцем я смотрел на господ офицеров и все время их пересчитывал, не в силах поверить, что передо мной Совет Десяти. Проклятье, увидеть рассвет и умереть. Вот они, Тезон, твои капитанские погоны, а я даже рассказать никому не смогу.

— Сержант Грут, — бесцветным голосом сказал преторианец, стоящий в центре и чуть впереди остальных. — Доложить!

— Слава Королеве! Неофит Три Е, двести тридцать, пятнадцать, три плюс, — отчеканил Грут, — группа крови не определяется. Низкая регенерация тканей. Не характерные изменения в анализах. Дозволите зачесть рапорт?

Я поплыл в карусели бесстрастных лиц преторианцев, пустых взглядов, плотно сжатых губ, они смотрели сквозь меня, рождая холод, страх, и тьма клубилась за их спинами. В каждом я видел ледяной взгляд отца, его надменно поднятый подбородок. Ни жалости, ни сострадания, только Сила и Воля. Я подвел тебя, отец. Я не выйду из Улья.

— Нет, — сухо ответил преторианец и протянул руку. Сержант с опаской приблизился и вложил в открытую ладонь сложенные листы бумаги. Член Совета безразлично их пролистал и передал дальше по кругу. Рапорт разлетелся по рукам ворохом сухой листвы, шелестя и забивая тихие слова офицеров. Био-переводчик не читал по губам и я не мог узнать, как решается моя судьба. Только стоять и смиренно ждать. Говорить в свое оправдание нечего, а дернуться убежать — бессмысленная истерика.

— Совет изымает неофита Три Е, двести тридцать, пятнадцать, три плюс из Вашего подведомства, сержант Грут. И передает преторианцу Яну. Слава Королеве.

— Слава Королеве, — безликим эхом отозвался Грут.

Одноглазый! Кто угодно, только не он! Верните меня сержанту, посадите в катакомбы шудр!

Дальняя дверь у противоположной стены со скрипом отворилась, впуская в зал Совета одноглазое лихо в кровавом кителе. Мне казалось, что от его шагов застонали половицы. Тьма облизнулась и пристроилась за спиной, а внутри неё слабым огоньком блеснул единственный глаз Яна.

— Преторианец Ян. Принимайте неофита. Рапорт сержанта Грута. Разберитесь и доложите. Срок четыре дня. Слава Королеве!

— Слава Королеве, — повторил Ян и забрал сложенный аккуратной стопкой рапорт, а заодно и неофита, схватив за шиворот.

У меня разве что ноги не подкосились, а так я поплыл следом за преторианцем, с трудом удерживая равновесие. Потолочные светильники меркли в глазах, а форма членов совета сливалась в одно сплошное красное пятно. Сил не было радоваться тому, что приговор отложен на четыре дня. Я украдкой смотрел на одноглазого и раздумывал над тем, сразу он меня прикончит или даст немного помучиться?

Васпа волочил меня по коридору спиной вперед следом за собой с упрямством и безразличием танка, наматывающего на гусеницы тела врагов. Остановился только для того, чтобы открыть дверь в крошечную комнату с тем же самым арсеналом инструментов для допроса, что и у Грута.

— Разде… вайся, — тяжело обронил Ян, — форму в ведро.

Расстегивая гимнастерку, я осматривался. Стылый воздух стелился по выскобленным стенам, огибал заботливо разложенные на тележках крючья и щипцы. Ледяной изморозью лежала серая зола на давно остывших углях в жаровне. И жалобным стоном предвещающим бурю отозвались свисающие с потолка цепи, когда Ян задел их белобрысой макушкой. Ярким пятном в царстве серой стужи горел красный китель преторианца с золотыми поперечными погонами, но глупо было ждать от него тепла. Все время, пока я раздевался, одноглазый читал бумаги с застывшей маской безразличия на лице. Как погребальная статуя в семейной усыпальнице, скорбно сгорбившаяся над поднятыми к лицу руками.

— Низкая регенерация…говоришь, — тихо пробормотала статуя, шурша рапортом, — проверим?