__4__

Теперь мы шли на запад в самую непроглядную гущу медных стволов деревьев. Травы под ногами почти не осталось, одна голая, присыпанная ржавой хвоей и белым пеплом земля. Еще дальше и мне стало казаться, что я вдыхаю пепел, и он оседает у меня на языке медным привкусом. Или это я до крови прикусил губу, пытаясь не стонать от каждого шага? Лейтенант разведчик торопился и почти не смотрел по сторонам. В лагере мы оставили не только спутниковые приемники, но и вообще все, и теперь в карманах горчичной формы обитал один единственный нож.

— Тезон, мы не заблудимся?

— Нет, — ответил разведчик, — я здесь уже проходил.

— Откуда ты знаешь? — я искренне недоумевал, как можно ориентироваться на подобной однообразной местности. Ни одного строения, ни одного знака или указателя, только голые деревья.

— Не так уж это и сложно, — недовольно пробормотал Тезон, — в лесу нет ни одного одинакового дерева. В каждом есть какая-то изюминка, отличительная деталь. Нужно просто уметь её замечать и хорошо запоминать. Есть ориентиры первого уровня, вроде сожженного ударом молнии одиночного дерева, есть… да, кстати.

Лейтенант Тур вдруг резко остановился и повернулся ко мне.

— Когда произойдет контакт с патрулем, молчи. Говорить буду я. Это моя операция и я не хочу, чтобы юнец-нилот, только что получивший офицерские погоны пустил под откос мою карьеру. Тебя папочка-генерал и так вытащит в командование, не сейчас, так на следующей операции. А я столько сил потратил, я шел к этому повышению пять циклов, на брюхе ползая в таких выгребных ямах, которые ты, чистенький генеральский сынок, и представить себе не можешь!

— Тезон, — громко сказал я, пытаясь прервать гневную речь разведчика, — я буду молчать.

— Хорошо, — выдохнул лейтенант, поджал губы и пошел дальше.

Взявшийся откуда-то ветерок принес запах гари и сладости как совсем недавно у сожжённой деревни. Только здесь-то он откуда? Качнулась под ногами земля, еще раз и еще. Плохой признак, слабею, перестарался капитан с достоверностью внешнего облика. И тут от стволов деревьев отделились и поползли по земле длинные черные тени. Тезон остановился и вскинул руку. Понял, стою, молчу.

Их было четверо в горчичной форме. Длинные, худые, странно горбившиеся при ходьбе. Застывшие, бесстрастные лица, бледные, угловатые. Права была старуха, есть в них что-то от мертвецов.

— Кто … такие, — спросил тот, что стоял чуть впереди остальных.

Как себя назвать, как к ним обратится? Я даже рад был, что сейчас — это забота разведчика.

— Заблудились мы, — неуверенно промямлил Тезон и куда только делся весь гнев и запал?

— Командир … где?

— Погиб, — выдавил из себя лейтенант и облизнул обложенные налетом губы.

Васпа подошел плотную к разведчику и, как мне показалось, принюхался.

— Сами едва ноги унесли… — торопливо и сбивчиво заговорил Тезон, — вертолет… двигатели загорелись… не смогли посадить, рухнули на деревья…

Огромный в половину лица Тезона кулак с размаху врезался ему в переносицу.

— Четче докладывай.

— Пилот сообщил о неполадках в двигателе, — затараторил разведчик, шмыгнув окровавленным носом, — командир пошел в кабину. Машину мотало, быстро теряли высоту, затем был удар, и нас выбросило в окна.

Еще один хлесткий удар и к струйке крови из носа добавились капельки крови на разбитой губе.

— Где «Слава Королеве, мы выжили»?

Тезон шумно вдохнул и смахнул кровь тыльной стороной ладони. Потом громко и четко произнес.

— Слава Королеве, мы выжили!

— Личный номер.

— Мой? Три, Е, Сто пятьдесят…

Снова удар, теперь уже под дых.

— Номер командира.

Тезон засипел, согнувшись пополам. Меня уже дергать начинало, но я молчал. Разведчик распрямился и назвал номер командира.

— Не наши, — глухо ответил васпа.

Я успел заметить выражение неподдельного ужаса на лице лейтенанта прежде, чем он совладал с мимикой. Чрезвычайно неожиданный поворот. И что теперь делать? Бежать?

К нам подошел второй васпа. Знаки отличия у обоих одинаковые, нашивки и эмблемы тоже. Рядовые? Заговорил так же глухо, как первый, тяжело роняя слова.

— В Улье разберутся.

Первый не ответил, не кивнул, а просто взял Тезона за шиворот и швырнул себе за спину.

— Пшли, щенки.

Схожим образом ускорение придали и мне. Я инстинктивно прикрылся руками, но удар последовал сзади пониже спины.

— Пшли!

Мы послушно поплелись вперед, подстраиваясь под темп васпов. Теплый прием, ничего не скажешь. Хотя, кто говорил, что лезть в осиный улей легкая и приятная прогулка? Значит все-таки Королева. Интересно, это фигуральное выражение или она существует на самом деле?

Впереди показался знакомый мне по снимкам исполинский Улей. Разведчики Тезона засняли его со всех ракурсов, даже с самых неожиданных, но ничего похожего на входную дверь в нижней части так и не нашли.

Тезон украдкой прикладывал руку к разбитому носу. Кровь уже остановилась, он просто пытался вытереть лицо. Васпы молчали, изредка направляя нас тычками в нужном направлении.

Пешая процессия остановилась у стен Улья, вблизи мне показалось, что стены густо и весьма неровно покрыты ржавчиной. Там где она осыпалась, виднелись широкие трещины и глубокие провалы, как будто бы Улей хлестал не только злой ветер, но и медленно подтачивала текущая вода.

Один из васпов провел рукой по округлому выступу, и он плавно отъехал в сторону, обнажая панель с двумя кнопками. Не знаешь — не найдешь. Публий оказался прав, не сунься мы сюда так и улетели бы ни с чем. Раздался всегда узнаваемый звук пневмопривода и дверь плавно отъехала в бок. Из недр Улья хлынул яркий свет, рисуя глубокие тени на лицах васпов, отчего даже незначительные морщины и угловатости превращали их в жуткие, свирепые маски. Вот чего всегда не хватало нашим гладким, вечно юным цзы’дарийским лицам. Нас с Тезоном по очереди втолкнули внутрь. Освещенный коридор был опутан кабелями технических систем и обмазан чем-то вроде воска, отчего воображение рисовало картину вздувшихся вен под тонкой, почти прозрачной кожей. Тезон старался не слишком часто вертеть головой, но я видел, как бегали его глаза, профессионально подмечая мелкие детали. Будет потом длинный и красочный рапорт.

Далеко мы, впрочем, не ушли. Втолкнули нас в первую же боковую дверь. Своей белизной и стерильностью помещение напомнило мне медотсек десантного шаттла. Вдоль стен стояли высокие бочки, прикрытые материей. А возле них еще один васпа. Я машинально сосчитал нашивки на поперечных погонах — на одну больше, чем у патрульных.

— Сержант, принимай.

У сержанта впалые щеки и длинный острый нос, похожий на клюв хищной птицы. На абсолютно лысом черепе танцуют блики от ламп освещения. И очень темные глаза, издалека мне показалось, что они абсолютно черные.

За спиной закрылась дверь, патруль ушел, но от того, что теперь передо мной всего один васпа, а не четыре легче не стало. Недоступны мне все эти шпионско-внедренческие тонкости, это Тезон специалист. Я и так слишком часто на него поглядывал, как птенец-желторотик на мамку в ожидании подачки, информационной в моем случае. Самому противно. Хотя эмоции страха и неуверенности вроде сейчас к месту.

— Свиньи из лужи чище вылезают, — негромко, но очень четко произнес сержант, брезгливо сморщив длинный нос, — не ждем приказа, раздеваемся.

В воспоминаниях вспыхнуло «Бойцы, я не понял! Разделись до исподнего» в исполнении Публия. Будто и не уходил из лагеря.

Я поспешно расстегнул пуговицы и стащил с себя сырой от пота и жесткий от чужой засохшей крови китель. Аккуратно сложил его и наклонился, чтобы положить на пол.

— Куда? — последовал немедленный окрик, — Все мне здесь загадить решили? Для кого бочки поставлены?

Бочки. Те самые вдоль стен. Я открыл первую попавшуюся и бросил туда горчичную форму. Запоздало вспомнил, что исподнее моё, побрезговал одеть то, что было на трупе. Заметит или нет? Проклятье. Клянусь, выберемся отсюда — больше никогда не буду хихикать над разведчиками.

— В душ! Бегом.

Я торопливо снял с себя последнее, швырнул в бочку и успел сделать только два шага за Тезоном.

— Стоять! — васпа затормозил лейтенанта, выставив вперед руку на уровне клейма на груди, но немытого тела не коснулся, — Улей не наш. Как так?

— Мы летели на вертолете, — затараторил Тезон.

— Не сейчас. Потом расскажешь, — сказал сержант и широко улыбнулся, — Ты мне все расскажешь. Пошел!

Душевая ослепляла белизной. Ряды квадратных керамических плиток выровнены, как солдаты в строю. Каждая плитка видела грудь четвертой, считая себя первой. Швы между плиток стерильно чисты. О, да, цзы’дарийские кадеты знают в этом толк. Любимое наказание от инструктора — заставить оттирать швы от грязи и мыльных отложений собственной зубной щеткой. А вот отсутствие самого душа в душевой удивляло. Мыльницы есть, мыло в них есть, а душа нет.

Разгадка ударила в спину широкой струей ледяной воды. Воздух вышибло из легких, и я засипел, хватаясь руками за стены. Все тело вмиг оледенело, а когда сержант перекрыл шланг, пришел жар и острая боль.

— Намыливаемся в темпе! — скомандовал васпа все тем же ровным и спокойным тоном.

Хотя лишний раз подгонять меня не имело смысла, я и так с остервенением растирал мышцы куском мыла, пытаясь хоть как-то уменьшить боль. Но сержант снова открыл шланг и пытка началась сначала. Рядом сипел и отфыркивался от воды Тезон, когда очередь на обливание доходила до него, а потом обратно возвращалась ко мне.

Полотенца нам не выдали, так мы и стояли: голые, замерзшие, скрюченные от озноба, клацали зубами и обтекали, пока васпа сворачивал шланг.

Вместо полотенец он протянул нам пару черных очков на резиновой ленте. Я взял одни замерзшими пальцами и с трудом натянул на голову. Если я правильно понял суть процедур, то сейчас должна последовать антибактериальная обработка.

Роль камеры для дезинфекции выполняла тесная комната, залитая ровным фиолетовым светом, куда сержант загнал нас с Тезоном и плотно закрыл дверь. Меня по-прежнему знобило, но хоть зубы не стучали. Разведчик вопросительно вскинул подбородок «как ты?». Я уверенно кивнул «нормально». Больше пока разговаривать было не о чем.