_6_

Семь металлических котлов высотой в половину моего роста занимали все пространство у западной стены кухни. Разведчики говорят, что по количеству и размеру котлов для приготовления пищи можно оценить численность гарнизона. Не с точностью до боевой единицы, конечно, но хотя бы порядок. Тезон, наверное, уже произвел в голове необходимые расчеты, а все, что мог сделать я — вспомнить кухню в училище. На две тысячи кадетов и инструкторов трех подобных котлов вполне хватало. Значит в Улье васпов около пяти тысяч. Прав был отец — осиное гнездо. И мы с лейтенантом Туром залезли в него без оружия, средств связи и надежды на помощь извне.

Молодняк васпов трудился на кухне под присмотром сержанта, которому мой новый король, бог и тренер сдал меня в распоряжение, на прощание наградив тяжелым взглядом. Тезона сержант Грут повел дальше.

Дышать и двигаться было больно и неприятно, но приходилось терпеть. Оплеухи от сержанта впрок не пойдут. Вместе с тряпкой и куском мыла я получил наряд на мытье котла. Таких агрегатов я раньше не видел: сваренный будто бы на коленочке из листов разного размера, снабженный механизмом опрокидывания самой простой конструкции. Штучный экземпляр, работа ремесленника. Не удивлюсь, если котел изготовили в той же мастерской, в которой чинят и обслуживают вертолеты.

Отмывая это чудо инженерной мысли от остатков пищи, я намеренно делал амплитудные махи тряпкой во все стороны, чтобы на законных основаниях как следует вертеть головой и рассматривать васпов.

Юнцы, мальчишки, избитые и перемотанные окровавленными бинтами, с серыми лицами и потухшими взглядами. Некоторые слишком уж маленькие для новобранцев. Я мало понимаю в скорости взросления людей, но у цзы’дариецев вон те два мальчика отсчитали бы с рождения не больше одиннадцати циклов. Кажется, теперь я знаю, где оказываются похищенные из деревней дети. Принудительная мобилизация в очень жестком варианте.

Рядом со мной молодой васпа с рукой на перевязи, так же как я старательно и прилежно чистил котел. Почти с остервенением водя по стенкам совсем крохотным обмылком. Я никак не мог понять, почему личный состав в таком плачевном состоянии. Новобранец со сломанной рукой, с повязкой на ноге, пропитавшейся кровью, а машет тряпкой бодрее меня. Посмотрел на васпу раз, другой и только на третий заметил, что волосы у него темные и кудрявые, когда у всех других светлые. Но не это отличие привлекло моё внимание. Движения у васпы были активные, категоричные, будто он не котел чистил, а пытался что-то кому-то доказать. Против сонной обреченности других новобранцев это выглядело очень ярким контрастом. Шпион, как мы?

Я продолжал исподтишка следить за ним и едва не пропустил момент, когда почти прозрачный обмылок долговязый васпа сунул себе в карман. Я застыл, в упор глядя на него. Васпа поднял голову и встретил мой взгляд. Молча встретил, напряженно сжав губы. В голову не приходило ни одной достойной идеи, зачем ему могло понадобиться мыло. Не веревку же намыливать, чтоб повеситься. Несколько долгих мгновений мы буравили друг друга глазами. Проклятье, как не вовремя сержант увел Тезона. Ну не умею я вытягивать информацию задушевными беседами. Я пехотинец, обыкновенный дозорный, моя главная задача на посту не уснуть. И тут мне опять стало стыдно. Разведчику, наверное, уже кишки на кочергу в допросной намотали, а я здесь играю в гляделки с противником.

— У тебя рука сломана, — ляпнул я первое, что пришло в голову, — сержант Грут постарался?

— Не, — васпа удивленно сдвинул брови, — Зорг. Кувалдой приласкал.

Потом прикрыл глаза и беззвучно зашевелил губами, будто репетируя сложное слово.

— В вос-пи-та-тель-ных целях, — выдал, наконец, васпа и шмыгнул носом. — Ты у Грута? Сочувствую. Хотя лучше Грут, чем Харт. Настоящий зверь. Был.

— И часто тебя Зорг так воспитывает? — я никак не мог поверить в услышанное, забыв соображать, что можно спрашивать, а что нет. Ни в одной даже самой жесткой программе тренировок кадетам не ломали руки.

— Нет. Кости не каждый день ломает, — мотнул головой васпа, снова занявшись котлом, — бывает на спине что-нибудь вырежет. А потом, угадай, говорит. Что вырезал? А так обычно все: дыба, иглы, порка.

Я уронил тряпку. В голове болезненно застучало «Тезон. Где сейчас Тезон?». Многодневных непрерывных допросов не выдержит даже самый стойкий цзы’дариец. Уходить надо, пока живы.

— Ты говорливый. Сильно, — вдруг хитро прищурился васпа. — Не видел тебя раньше. Откуда взялся?

Проклятье, так можно и операцию завалить. Следить надо за языком.

— С другого Улья, — на автомате выдал я, — на вертолете разбились, патруль нас подобрал.

— Ааа, — понимающе кивнул васпа, а потом фыркнул, — распустились там, на периферии. То ли дело у нас. В головном Улье. Сказано не болтать — все молчат.

— А ну, заткнулись оба! — послушался окрик от дежурного сержанта. Понял, молчу.

Головной Улей — это большая удача. Во всех мирах главными, головными, первыми, ведущими назывались организации, в которых располагалось высшее командование. И раз уж васпы регулярно упоминают Королеву, то вполне возможно, что она здесь. У меня аж ладони вспотели. Я еще раз посмотрел на васпу — он взял новый кусок мыла и, как не в чем ни бывало, продолжал надраивать котел.

Мне стало нестерпимо жалко и его и всех юнцов новобранцев. Не мне осуждать командование васпов, но так ли уж нужны подобные методы воспитания? Я стиснул зубы и сосредоточился на уборке, уже не стараясь что-то рассмотреть. Сахар они что-ли варили в этом котле? Присохло намертво, образовав мелкие кристаллы, которые превращали тряпку в мочалку.

***

Тезона я увидел только на построении перед пробежкой. Мы снова коротко кивнули друг другу и разведчик стал пробираться ко мне через толпу васпов, но его движение было прервано командой «Стройся» и между нами оказалось пятеро новобранцев. В том числе мой новый знакомый.

— Вывернули карманы! — громко выкрикнул дежурный сержант.

В ряду васпов возникло оживление и послышались вздохи. Новобранцы засуетились, толкая друг друга локтями. Готов спорить сейчас все запрещенное к хранению передается по рукам. И, судя по легкой панике, проверка внеплановая. Каждого васпу сержант по очереди похлопывал по рукам, бокам, животу, спине, карманам, подмышкам, штанинам. Все найденное тут же выбрасывалось, а провинившийся получал порцию затрещин, иногда серию чувствительных ударов по лицу и под дых и короткое устное внушение. Запрещенным было все, без исключения. Мы с Тезоном ничего в карманах не хранили, волноваться стоило только о том, чтобы стоящие рядом ничего не подбросили незаметно, пытаясь отвести от себя беду. Я с тревогой поглядывал на васпу со сломанной рукой. Он застыл, вытянувшись в струнку и кусал губы. Бледный, сосредоточенный. Не успел скинуть обмылок? Или не захотел? Бред. Это какой-то бред. Быть избитым за кусок мыла! Да зачем же он ему понадобился? Все что я мог придумать, кроме намыливания веревки для суицида, было связано с антисептическими свойствами мыла. По Училищу байки ходили о том, как мылом можно вылечить заражение. Больше всего мы боялись оказаться в походе на дикой планете без медицинской помощи. Неужели долговязый болен? Почему в душевой мыло не возьмет? Болен тем, в чем стыдно признаться?

Трижды проклятое место! Ради какой высокой цели нужно так издеваться над детьми?

Я решительно протянул руку мимо стоящего рядом васпы к долговязому, ткнул его в бок и развернул ладонь вверх. Надеюсь, мой жест предельно понятен. Долговязый обернулся, вытаращив на меня глаза. Я нетерпеливо качнул рукой. Давай уже!

Втянув воздух через зубы, васпа достал из рукава обмылок и отдал мне. Был бы я в своем комбинезоне — спрятал бы гарантированно, а в этой форме и приткнуть-то некуда. Не глотать же. Спешно сунул за ворот рубашки. Найдет сержант, обязательно найдет.

— Это что?

Сержант выудил обмылок через несколько секунд после начала обыска и ткнул его мне в лицо.

— Мыло, господин сержант, — бодро ответил я, представляя себе выражение ужаса на лице Тезона. Ждет меня желчный абзац на эту тему в рапорте разведчика.

— Я не слепой, — выдохнул васпа, — зачем тебе мыло, слизняк?

— Обработать ожоги после допроса, господин сержант. Чтобы не было заражения.

Сержант застыл, уставившись на меня. Беззвучно пошевелил губами, а потом зло сплюнул. Что я ж такого сказал?

— Запрещено иметь личные вещи, — повторил сержант то, что говорил другим васпам и от души заехал мне кулаком в челюсть. Я отступил назад, чтобы удержаться на ногах.

— Как зовут тренера? — спросил васпа, убирая обмылок в мешок с другими запрещенными предметами.

— Грут, господин сержант, — ответил я.

— Фил, бегом за сержантом Грутом, — сержант вызвал из строя новобранца, — скажи, что я зову. Его неофит про заражение рассказывает.

Фил убежал, а дежурный сержант продолжил обыск. Тезон покачал головой и постучал пальцем по виску, а я посмотрел на долговязого. Васпа прятал в кулаке усмешку и поглядывал на меня с явным интересом.

Грут пришел очень быстро и без лишний приветствий и вступлений сразу же схватил меня за шиворот.

— Что ты несешь, щенок? Какое еще заражение?

— Ожоги, господин сержант, — я продолжал гнуть свою линию, — мне кажется, они покраснели и опухли еще сильнее.

На крючковатом носе Грута блестели капельки пота, а в глазах я впервые заметил проблеск настоящей ярости. Дежурный сержант прекратил обыск, повернувшись в нашу сторону, и тихо спросил:

— Твои неофиты уже сами себя лечат?

— Я смотрел ожоги, — с нажимом произнес Грут, обращаясь уже не ко мне, а к дежурному. — Там. Все. Нормально.

Удивлению моему не было предела. Сержанты еще и за медобслуживание отвечают? Забавно. Сам разрезал — сам заштопал.

— Уверен? — спросил дежурный, высверливая Грута взглядом.

— Да, уверен, — выдохнул Грут, — щенок три дня по лесу болтался. Должно быть умом повредился. Вот ему и мерещится.

Дежурный ничего не ответил, а меня сержант толкнул обратно в строй.

— Кончай страдать ерундой, — медленно проговорил Грут, потом развернулся и ушел. Чувствую, скоро буду выглядеть еще хуже, чем долговязый. А я ведь сам почти поверил, что ожоги воспалились. Обыск дежурный заканчивал уже в полной тишине, открыв рот только для того, чтобы погнать нас на пробежку.