35. Вольдемар

35. ВОЛЬДЕМАР

В эти сложные годы Игнат неожиданно сдружился с Вольдемаром. У того опять не сложилась семейная жизнь и он поинтересовался нельзя ли некоторое время пожить у Игната на даче.

Вольдемар приехал, тихий, задумчивый, совсем не похожий на того деятельного активиста, каким был всегда. Достал из сумки постельное бельё в новой упаковке, кинул на кровать и посмотрел Игнату в глаза с безмолвной просьбой с расспросами и сочувствием не приставать.

— Приходи вечером, отпразднуем свободу, — сказал он, скупо усмехнулся и водрузил на стол бутылку текилы.

Вышли на улицу. Вольдемар с неподдельным интересом рассматривал летнюю кухню с камином и поделки Игната из древесных отходов, оставшихся после благоустройства дома. Уселся в деревянное кресло с подлокотниками.

— На продажу делаешь? — спросил.

— Один армянин приставал, чтобы вот то кресло продал. — Игнат указал рукой на вычурное резное изделие. — Но цену предложил такую, что проще подарить, чем поселить в душе чувство коммерческой неполноценности. Но я не дарю тем, кто торгуется из-за каждой копейки.

— Правильно, — согласился Вольдемар.

— Груши созрели, хочешь?

— Обожаю груши, — обрадовался приятель.

— Скоро разлюбишь.

— Почему это?

— Потому что, когда их много, быстро надоедают.

Вольдемар недоверчиво посмотрел на Игната.

— Не сомневайся. Я тоже обожал груши, пока не появились свои. Сейчас максимум одну штуку в день ем.

Игнат оставил Вольдемара объедаться грушами, а сам пошел к Никите. Ещё вчера тот вернулся из Москвы и должен был привезти Игнату заказанные детали.

Узнав свежую новость, Никита напросился в гости.

— Я буду играть роль фаната вашей группы, — пообещал он.

— Группы давно не существует, — сказал Игнат.

— Но память о ней не меркнет, — ехидно польстил приятель. — И одна просьба, — добавил он, — не говори Вольдемару, что я приду, пусть это будет выглядеть, как случайность.

Вечер встречи вначале не задался. У Вольдемара, как только пришел Никита, улыбка перевернулась в унылую гримасу, он вздохнул и стал коситься в сторону гостя не очень дружелюбно. Тот напрягся, подыскивая нужные слова для контакта.

Игнат посматривал то на одного, то на другого. Конфликт явно выглядел застарелым.

— Трагические вздохи виолончели, — выдал Никита, кивнув в сторону Вольдемара.

Тот дёрнулся, хотел что-то сказать, но Никита опередил:

— С визгливым пассажем пытается вступить скрипка!

— Сказал старый раздолбанный в жопу контрабас, — мрачно отреагировал Вольдемар.

Никите шутка не понравилась, но он всё равно улыбнулся.

— Значит, снова развод? — спросил он, невинно угощаясь текилой.

Вольдемар хмуро кивнул.

— Слушай! — вдохновенно вскинулся Никита. — А может, ты выбрал неправильную половую ориентацию? Ошибся в юности. Хотел мальчика, а вставил девочке, так оно и завертелось неправильно…

— Один-один, — сказал Вольдемар.

Игнат ничего не понял, и Никита рассказал, как в былые годы он пытался подружиться с Вольдемаром:

— От всей широты моей души! А эта свинья знаешь, как отреагировала? Рассказать? — Никита глянул на Вольдемара.

Тот пожал плечами.

И Никита выплеснул застарелую обиду, на которую не нашёл в своё время ответа:

«Чего ты ко мне липнешь?» — сказал он мне тогда. А потом добил, добавив: — «Или ты гомик?» И я — человек, который за словом в карман не лезет, растерялся! Представляешь?!

— Представляю.

«Дать бы тебе по роже за такие намёки», — сказал я ему. — А этот тип стоял, улыбался и явно напрашивался на драку. Был бы я пьяный, точно врезал бы, но, увы… мой праведный порыв охладила трезвость.

— А теперь расскажи, как ты к моей жене подкатывал, — сказал Вольдемар.

— Я? — удивился Никита. И тут же растерялся. — Ну, да, было дело…

— Так что тебе повезло, что мы со Светланой к тому времени, когда ты пришёл ко мне со своей дружбой, уже давно расстались, а то я сам тебе врезал бы.

У Игната и раньше возникало подозрение, что Вольдемар не прочь подраться, о чем свидетельствовал его сломанный нос. Сам он драк никогда не затевал, но если его провоцировали, вёл себя настолько едко и грубо, что, казалось, рукопашной не избежать. Однако эта его грубость чаще давала противоположный результат — с ним не связывались. Ещё Вольдемар применял психологический трюк, заметив который, стал использовать и Игнат. Если возник конфликт, нужно улыбаться и как бы невзначай оглянуться, типа проверяя, нет ли свидетелей тому, что сейчас должно произойти. Это срабатывало, противник трусил и начинал примирение.

— Вот видишь, как нам обоим повезло, — сказал Никита. — Ты ждал, что драку начну я, а я не решился.

Вольдемар молчал.

— К тому же болтали, что он у нас каратист, — обратился Никита к Игнату. — Вроде как его Осип обучил. Но никакой он не каратист, уж не знаю, кто распускал эти слухи…

— Илья всем болтал, — вспомнил Игнат и рассмеялся. В эту историю про каратиста, её герой посвятил Игната сам, ещё во времена, когда они вместе играли в группе.

Вольдемар в те годы тоже ходил в спортзал и очень сдружился с Осипом, который несколько лет проработал в Ленинграде и про которого говорили, что он там в одном из секретных подвалов заразился карате. Осип время от времени действительно показывал ребятам некоторые эффектные приёмы. Как освободиться от захвата, в какую сторону отступать, если бьют левой, в какую, если правой, как защититься, если прут буром, как ставить блок или перехватить руку. И как-то Вольдемар показал кое-что Илье, который занимался в спортзале школы рабочей молодёжи, и тот принялся соблазнять приятеля поделиться ценными знаниями с коллективом. Уверения Вольдемара, что никакой он не каратист, не принимались, их списывали на скромность. Илья подключил к уговорам ребят и, в конце концов, пришлось согласиться. К удивлению Вольдемара все относились к занятиям серьёзно, а по городу расползся слух о новом сенсее. Недели через две кто-то из новоявленных «каратистов» попытался применить свои навыки в деле — подрался на танцах и гордо признался в милиции, что занимается карате. Руководство школы тут же отреагировало — занятия прикрыли. Странно, но Вольдемара при этом никто не потревожил.

— Вообще-то у меня не было цели трахнуть твою Свету, — задумчиво припоминал Никита. — Честно. Любопытно было, как она отреагирует. Ведь она постоянно всем на тебя жаловалась…

Вольдемар отмахнулся.

Вот так и выяснилась причина их обоюдной неприязни. Неугомонный балабол Никита пытался подъехать к жене Вольдемара, а та в горячке ссоры, желая показать, как ценят её мужчины, выплеснула мужу в лицо эту новость. И хотя отношения в семье уже рушились вдребезги, Вольдемар расценил такой поступок, как подлость.

Никита признался, почему подкатывал к Вольдемару. Хотел заманить в свою контору известного в городе специалиста в области радиоэлектроники. Назревал бум видеомагнитофонов, и как следствие — необходимость адаптации советских телевизоров к западной системе PAL. Для переделки требовалась так называемая «ультразвуковая линия задержки» — деталь, которая вмиг стала дефицитной. Никита же имел возможность поставлять эти УЛЗ бесперебойно, и можно было организовать неплохой бизнес. Это, в общем-то, и произошло, но несколько по-другому. Игнат привозил из Латвии, поступавшие туда из Германии контрабандные микросхемы; текстолитовые платы сверлил и травил нанятый радиолюбитель; сборку блоков производил подключённый Игнатом к делу Вольдемар, установкой в телевизоры занимался каждый сам по себе по мере поступления заказов. Никите, вопреки его первоначальным планам, досталась самая скромная роль — поставщика УЛЗ. Претензий от него не исходило, с ним рассчитывались частью готовых блоков.

Вечер встречи, поначалу никак не складывавшийся, постепенно сгладил застарелые морщины.

— А я знаю, почему в мире так много разводов, — сказал Никита и замолчал, желая проявления интереса со стороны товарищей.

— Почему? — выразил должное любопытство Вольдемар.

— Это, братья мои, от тотального синдрома недохваленности. Сам им страдаю.

Друзья посмотрели на Никиту с интересом.

— Вы же, надеюсь, заметили, что процент разводов намного больше у творцов, а не у тех, кто живёт по правилам «борщ — телевизор — в койку»? Человек, стремящихся разнообразить свою жизнь каким-нибудь творчеством, даже если он занят, по мнению окружающих, ерундой, жаждет интереса к своей личности, жаждет признания. Но скорее услышит от близких: «занялся бы ты делом», чем проявления внимания. Почему люди так равнодушны? Два-три добрых слова и творец счастлив. И в этот день ссор уже не будет, и он тоже постарается доставить партнеру приятное. Муж никогда не бросит жену, которая его поддерживает, а не смотрит снисходительно, как на дурачка, занятого чем-то бесполезным. Тебя, Вольдемар, жена когда-нибудь хвалила?

— Не помню, — пожал плечами Вольдемар.

— А тебя?

Игнат развёл руками.

— И меня тоже. — Никита сделал скорбное лицо. — А иногда так хочется! Хоть за что-нибудь… Например, что я пришёл домой трезвый. Или отодрал её суку, доведя до оргазма.

— Слушай, а как тебе удаётся сохранить семью? — спросил Вольдемар Никиту. — Ведь ты разъебай, каких свет не видел.

— Вы с Игнатом разъебаи хмурые и непримиримые, а я весёлый и отходчивый. Без меня жене будет скучно, вот она и вцепилась всеми своими когтями и клыками.

— Да уж! — согласился Игнат. — Только иногда от твоего творческого веселья у кого-то слёзы.

— Случается. Но только у людей без чувства юмора. — А хотите, я вам расскажу, как я в поликлинику ходил? Насморк одолел и долго не проходил. Пришлось обеспокоиться.

— Наверняка чего-нибудь там начудил, — предположил Игнат.

Никита обрадовался намёку.

— Вот все считают меня вруном или чокнутым. Ты тоже предполагаешь, что я ненормальный?

— Нет, конечно. Но не во все твои россказни верю.

— Я и сам порою не верю, что всего пять-десять минут назад делал и говорил то, что делал и говорил.

— Художественную натуру в состоянии творческого экстаза часто несёт, — заметил Игнат.

— Вот-вот. Именно несёт. Я не в состоянии остановиться, если попёрло вдохновение.

— У врача тоже понесло?

— Да. Ключом к творческому экстазу послужил его вопрос, какой у меня стул? Рассказать?

— Давай…