17. Игнат (Воспоминания о деревне) / Оксана / Игнат /

ИГНАТ (воспоминания о деревне)

В деревне у всех были такие часы — с маятником и висевшей на цепочке гирей, которую надо было время от времени подтягивать. Замечательное это изобретение называлось «ходики» и использовало для своего хода притяжение земли. Ходики у кого-то спешили, у кого-то отставали. По репродуктору, висевшему в каждом доме, часто объявляли: «Московское время … часов!» и тогда жители деревни пальцем поправляли стрелку на часах вперёд или назад. Но однажды, когда молнии во время грозы разбили много столбов с проводами, по которым велось радиовещание, с временем стали происходить чудеса. Кто-то с удивлением замечал, что среди бела дня солнце клонится к закату, или утром, если судить по часам, на улице всё ещё кромешная тьма. Скотина, когда её пытались выгнать на пастбище или подоить в неположенное время, бунтовала. К счастью скоро выяснилось, что у одного жителя деревни Хохрякова — мужика зажиточного и самостоятельного, имеются наручные часы, которые хоть и привирали, но не так немилосердно, как ходики. В деревне Хохрякова уважали, наверное, поэтому его звали Хохряк а не Хряк, как наверняка было бы с мужиком более простоватым. В сельской местности все носили клички. Трус — за то, что носил зимой шапку из шкурки зайца (по-деревенски заяц — трус). Макушка — старичок, которому ещё перед войной при яростном споре с соседом за покос, отхватили косой кожу с волосами с верхней части головы. Могли убить, но Макушка, резко присев, спас свою жизнь, однако заработал кличку. Одного мужичка все звали не Иван, не Ваня, а Ванюшка — так его все любили. Жили в деревне Цыган, прозванный так за черноволосость и черноглазость, Рашпиль — за худобу, Гнутый — за сутулость.

Время? Время стали сверять по часам Хохряка, а вскоре и столбы заменили.

ОКСАНА

Ноябрь был бесснежным, бестолковым и бездевушковым. За окном — унылая пора без всякого очарованья. В кронах высоких тополей ссорились молодые и старые вороны. Старые громко каркали, как будто отдавали приказания, их дружно и шумно поддерживали галки. Наверное, решали, кому оставаться в хлебном городе с его мусорными контейнерами, а кому пора убираться прочь.

Пришёл Игорь и расхвастался своей новой любовницей. Мол, так трахается! так трахается! голова кругом. Он так долго пудрил мозги Игнату, что тот поверил.

— А ещё она немного похожа на Пушкина, это добавляет её лицу шарм, — продолжал восторгаться приятель. — Давай познакомлю.

Он уже загодя продумал, как Оксана должна оказаться в машине Игната. Девушка попросила Игоря отвезти её в субботу в деревню к родственникам, что-то там требовалось забрать. Но Игорь позвонит ей в пятницу и сообщит, что его якобы неожиданно посылают в командировку, и он попросил друга сделать доброе дело для хорошей девушки.

Игнат подъехал к условленному месту.

К машине тут же подошла девушка.

— Игнат?

— Оксана?

До деревни ехали молча. Оксана Игнату не понравилась. Сходство с Пушкиным ограничивалось слегка оттопыренной нижней челюстью, что, в общем-то, не придавало ей никакого шарма. В ней не было ничего возбуждающего, секса не хотелось.

Забрали в деревне груз, выехали на трассу. Игнат молча гнал машину.

— Куда мы едем? — спросила Оксана.

— Как куда? Домой.

— Может, свернём куда-нибудь? Поговорим.

Грубо отказывать Игнат позволял себе редко. Не смог и в этот раз. Свернул с трассы на просёлочную дорогу.

— Знаешь, я хотела бы с тобой встречаться, — сказала девушка.

— А как же Игорь?

— Он меня не совсем устраивает.

Игнат сделал удивлённое лицо.

— А он от тебя в восторге.

— Да? Ну и что! Давай вместе Новый год встретим.

— В Новый год я занят. Уезжаю, — соврал Игнат.

— Жалко, — взгрустнула Оксана. Потом встрепенулась, посмотрела на Игната хитро. — Может, не будем играть в невинность. Ты — мужчина, я — женщина. — Она положила ладонь на его ширинку.

Заметив, что сопротивления нет, Оксана стала командовать…

Разместились на заднем сиденье, он снизу, она сверху.

«Только бы не долбёжка!» — подумал Игнат.

К счастью всё пошло по-другому. Оксана не прыгала, как кенгуру, она работала мягко, технично, больше заботясь о партнёре, чем о себе. Следила за его глазами, слушала дыхание. Усиливала движения, если замечала ответную реакцию, затихала, чтобы предотвратить преждевременный оргазм.

Кончить позволила в себя.

Игнат уже готов был на совместную встречу Нового года, но как только Оксана слезла с него, в нос ударил такой жуткий смрад, что напрочь отбил всё предшествовавшее удовольствие.

Он сразу помочился, спрятавшись за открытым багажником, помылся с мылом, после чего обработал себя хлоргексидином из флакона и даже впрыснул немного внутрь.

Отвёз девушку домой и постарался забыть.

ИГНАТ

Наступил последний месяц лета. Игнату стукнуло двадцать восемь лет.

Умер ещё один знакомый. У родственников скорбь на каменных лицах, а в душе облегчение — ещё одной заботой меньше. «Какое низко коварство / Полуживого забавлять, / Ему подушки поправлять, / Печально подносить лекарство, / Вздыхать и думать про себя: / Когда же черт возьмет тебя!» Но главное — это случилось не с ними. Да, все понимают, что придёт и их черёд, но лучше попозже. Смерть — это такая очередь, в которой охотно уступают место. Всем, кроме детей. Дети — табу.

Дни протекали в мелких бытовых заботах, поисках дефицита, добыче денег. Деньги доставались трудно. Мало, но честным путём — на официальной работе. Намного больше, но не совсем честным, — оказывая советским гражданам услуги, каковые не могло или не хотело предоставлять государство. Он брался за любую работу, если она сулила доход — чинил телевизоры, ремонтировал инвалидам Запорожцы, делал музыкантам гитарные «примочки», собирал усилители и цветомузыки. Как только в моду вошли рубашки «сафари», Игнат тут же научился шить, а вскоре освоил и джинсы из брезента, которые пользовались и в его городе, и в соседнем большой популярностью.

Друзья из милиции иногда предупреждали, что над его головой сгущаются тучи (частное предпринимательство — вне закона). Игнат резко сворачивал деятельность, а через некоторое время уже занимался чем-то другим. Клиенты никогда не выдавали Игната, он всё делал добросовестно, но слухи разносились по городу, мало-помалу доползая до ушей защитников социалистической законности, поэтому всегда приходилось сохранять осторожность.

В субботу Мишка — соратник по несчастной детской любви к Оле, справлял свадьбу. Игнат на этой свадьбе непривычно напился, успел влюбить в себя юную сестру невесты и чуть-чуть влюбиться в неё сам, обменялся воспоминаниями об игре в «кис-кис — мяу» с Мишкиной сестрой Галей, потом чуть было не подрался с дылдой Быковским, обвинив того в неподобающем отношении к его собственной жене. Драка не состоялась, Быковский боялся, хоть и недостаточно откровенно, стараясь держаться так, чтобы его страх не бросался в глаза. Но было ясно, что сам он в драку не кинется, и Игнат потерял к нему интерес, поскольку бить первым можно и нужно только тогда, когда противник тебя не боится. Бить того, кто трусит — позорно.

После всех этих маленьких приключений Игнат забыл о сестре невесты, о Гале, о Быковском и проснулся утром у себя дома на полу с головной болью, спутанными воспоминаниями и с ужасающим чувством неудовлетворенности собою.

В городе ничего не менялось. Только больше становилось ям на дорогах, трескался асфальт на тротуарах, взламываясь корнями деревьев и прорастая травой. Сыпалась штукатурка со сталинских двухэтажек, седела от голубиных какашек лысая голова памятника вождю пролетариата. Ровесницы тоже ветшали, но подрастали юные прелестницы, ищущие встреч и приключений. Они были похожи на закрытые книги. Судить можно только по обложке, что там внутри — неизвестно. Но девушку, как и книгу, можно раскрыть и начать читать. Её содержание может разочаровать, может увлечь, может войти в жизнь как некий смысл. Последнее редко.

На одной из улиц перевернулся грузовик, гружённый ящиками с водкой. Половина бутылок разбилась. Набежали граждане. В осколках блестела желанная жидкость. Вспыхнул ажиотаж. Мужики лили в себя водку, не задумываясь о количестве. Главное — бесплатная.

— Целые не трогать! — грозно кричал шофер, бегая вокруг кучи боя.

Хозяюшки побежали за вёдрами. Это какая экономия денег будет, когда их благоверные алкоголики начнут приносить зарплату домой, а не пропивать! Если постараться хорошо припрятать, ведра водки на полгода хватит.

Примерно через час приехала милиция. Вокруг кучи уже лежали мертвецки пьяные тела. Вызвали вытрезвитель. Припоздавшие к пиршеству мужики завистливо глядели на отрубившихся от сознания счастливчиков. Тех, кто пытался пробиться к куче, безжалостно бросали в автозак.

Целые бутылки погрузили на подъехавший грузовик из РАЙПО, кучу боя — экскаватором в кузов трактора «Беларусь».

Говорили, что после снятия оцепления, несознательные представители пролетариата ринулись к оставшимся мокрым пятнам, пытаясь высосать водку из земли. Хотя, возможно, это уже сплетни завистников.

На малолюдных улицах города эксгибиционист Жарик опять начал приставать к девушкам. Несколько раз его сажали в тюрьму, но неизлечимая страсть снова и снова толкала его на скользкую дорожку. Он догонял одиноко гуляющую девушку и торопливо лопотал:

— Дай Жарику, красавица. Дай и убедишься, кто такой Жарик.

Девушки обычно убегали, а те, кто посмелее, посылали его подальше.

— Посылаешь меня? — обижался Жарик. — Зря посылаешь. Я уйду, и ты никогда не узнаешь, как хорошо еб…тся Жарик. Хочешь посмотреть, какой у Жарика х…й? Нет?! Говоришь, замужем и у твоего мужа тоже есть кое-что в штанах? Вот именно, кое-что у него, а не х…й. Настояший х…й только у Жарика. Сейчас покажу!

Жарик расстёгивал ширинку. Если дело заканчивалось заявлением в милицию, Жарик отправлялся на нары. Но не пожизненно. Через год-два он возвращался и снова принимался хвастаться своими достоинствами.