30. Лана / Аня /

ЛАНА

Странная связь Игната с Ланой не прекратилась, растянувшись на многие годы. Любовница исчезала и объявлялась снова. Звонила и спрашивала:

— Можно к тебе зайти?

Иногда ему хотелось отшить её грубо, но тёплая волна желания накатывала цунами, затопляла мозг, и он не мог сопротивляться.

— Ты в городе? — удивлялся Игнат.

— Да, приехала к подруге. У неё свадьба (день рождения, родился ребёнок).

— Заходи, — говорил Игнат.

Она оставалась у него ночевать. Некоторое время лежали невинно.

— Можно к тебе поприставать? — интересовалась Лана.

— Нельзя, — отвечал Игнат. Ему не хотелось изменять Ане. Но Аня далеко, а Лана рядом — искусная искусительница.

— Но я всё равно буду приставать, — говорила Лана.

И он замирал от сладкого предвкушения. Её пальчики паучком пробегали по его груди, животу, пробирались в трусы. Как же это было приятно!

А потом секс, секс, секс.

Странно, но грудь Ланы с возрастом не потеряла упругость, а её влагалище стало ещё более плотным. Феномен? У большинства девушек уже после первого залёта, грудь провисает, в этом Игнат убедился самолично. А вот женские влагалища порою преподносили сюрпризы. Оказалось, что на свойства этого органа не влияют ни роды, ни интенсивность эксплуатации, а качество зависит только от таинственной физиологии женщины. Каждой природа отвешивает по-разному.

Иногда их связь прерывалась на несколько лет. Это означало, что Лана кого-то нашла и с кем-то живёт. Игнат никогда ей не звонил, хотя часто вспоминал какая она классная в постели, вспоминал волшебную вязь её прикосновений и возбуждался.

АНЯ

«Игнатуля, заюля, грибатенькая заразка, отдыхай и приезжай скорее. А я буду стараться, чтобы ты меня побольше хвалил. Мне, наверно, сейчас и плохо бывает, потому что ты меня мало хвалишь. Это всё равно, как без кислорода. Отдыхай хорошенько, а я буду тебя любить, ждать и скучать. Твоя поганочка».

Вот он — первый звоночек. Меньше внимания и мало-помалу, постепенно, почти незаметно начинается охлаждение, а за ним ползучее равнодушие. А равнодушие при малейшем конфликте превращается в неприязнь.

Она вроде бы всё ещё любила Игната, но у неё уже появилась привычка им помыкать. Любимым её словечком в его адрес стало «недолугий». А самым ласковым, правда, только в записках — «лягушачий ротик». Игнат смотрел на себя в зеркало и ничего лягушачьего не находил, однако не возражал и не обижался, когда его так величали. У Ани был острый язычок, даже его приятели иногда впадали в ступор, когда становились объектом её насмешливых определений. Она умела высказаться метко и остроумно, но ведь не каждый понимает юмор, доведённый до стёба.

Но хуже всего было то, что привычку посмеиваться переняла от мамы и дочь.

И однажды Игнат сорвался.

— Я что приезжаю сюда, чтобы надо мной издевались?

Целый месяц Игнат не появлялся в семье, он ненавидел сдаваться. Тем более, что в последней ссоре не чувствовал за собой никакой вины. Да, он не подарок и где-то даже сволочь, что так и не смог отказаться от встреч с Ланой, но, во-первых, эти встречи никогда не были проявлением его собственной инициативы, а во-вторых, сопротивляться искушению он не мог. Не мог и всё!

Их отношения с Аней спас кот. Этого лохматого черно-белого красавца ровно десять лет назад Аня принесла в квартиру ещё крохой. При каждом удобном случае Фимка старался выскользнуть на балкон. Мир, который открывался ему с третьего этажа, завораживал, манил. Он отважно прыгал вниз и бесстрашного бродягу долго отлавливали по кустам, чтобы вернуть в квартиру.

А потом в феврале его привезли к Игнату. Фимка с удовольствием обследовал незнакомую обстановку, а утром, как только открыли дверь, выскользнул на улицу и по уши провалился в выпавший ночью снег. Игнат подхватил его, отряхнул, поставил на пол, но кот тут же ринулся в открытую дверь и принялся бороздить снежную равнину, всем своим видом выражая бурный восторг.

Летом его привезли снова. Кот чуть с ума не сошел от того, что никто не ограничивает его свободу. Он сразу понял, кто хозяин этих безбрежных территорий, утром залезал Игнату на грудь, топтал лапками, пел ласковые песни и терся щечками о лицо «повелителя вселенной». Благодарил. Аню и Олю он терпел, но за своих не признавал.

Через пару недель (Аня тогда не работала) рано утром Игнат отвёз своё семейство вместе с Фимкой в Великие Луки и сразу вернулся. Аня позвонила ему на работу уже через пару часов. Непокорный кот принялся мстить. Ссал где попало, с рычанием взбирался под самый потолок по ковру, кусался и царапался. Он жаждал свободы.

— Мы не знаем, что с ним делать! Мы его так любим, а он нас ненавидит.

— Привозите, — сказал Игнат.

Кот вновь обрёл свободу и был счастлив. Единственное чего он боялся — это когда Игнат выгонял машину из гаража. Мгновенно уносился в сад и прятался там, страшась, что его хотят вернуть в ненавистную квартиру. Но его не звали, не искали и кот понял, что машина больше не представляет для него опасности.

Каждое утро, ровно в пять часов, Фим коротким «мяу» просился на улицу. Его ждала охота.

В восемь Игнат открывал дверь во двор. На крыльце сидел довольный кот, а рядом с ним две-три мёртвых мышки. Фим никогда не ел добычу, он приносил её своему освободителю из плена. Подкармливал. Игнат тихонечко, так, чтобы этого не видел кот, прятал подарок под скошенной травой на компостной куче.

Фим прожил ровно десять лет и вдруг заболел. Перестал ходить на охоту, почти ничего не ел. Ветеринар ничего у него не обнаружил, сказал, что кот просто состарился. В свои последние дни, Фим забирался к Игнату на колени и доверчиво смотрел ему в глаза. Прощался. И как-то ночью попросился на улицу. Он умер на поленнице.

Невыносима мука терять того, кого ты любил. Но ещё невыносимее терять того, кто безоглядно любил тебя, а ты не всегда относился к нему так же.

Игнат завернул Фиму в старый свитер, чтобы земля не касалась его шёрстки, выкопал в огороде яму и похоронил. Вернулся в дом, лег на кровать и впервые заплакал.

На другой день написал письмо: «Фимочка умер. Вы всегда говорили, что любите его, а он вам не верил».

И уже через час Аня с Олей обнимали Игната, рыдали, утешали. Так и помирились. Отношения с дочкой резко изменились в лучшую сторону. Она вдруг прониклась к папе вниманием, стала интересоваться его делами, охладела к попсе и полюбила рок. С тех пор они стали лучшими друзьями. А с Аней?.. Что-то ушло, что-то они просмотрели, жили по инерции, без ссор, без озвученных претензий, но и без былой нежности в отношениях. Он стал ездить в Великие Луки реже, и по утрам уже не находил записочек на столе и приготовленной для него чашки с сахаром и заваркой.

Тем временем дочь окончила школу, успешно училась в институте.

Несчастье случилось внезапно.

Он приехал в субботу рано утром. Аня ещё спала, дочь Оля уже сидела за компьютером.

— Привет, папочка, — сказала она.

Игнат пошёл на кухню, выгрузил на стол продукты. Минут через пять появилась жена. Хмурая, неконтактная. «Наверное, опять с дочкой поссорилась», — подумал Игнат.

Аня тут же вышла в прихожую и стала одеваться.

— Я в магазин, — буркнула она.

— Чего она такая? — спросил Игнат дочку.

Та пожала плечами.

Аня вернулась через полчаса, молча разделась, ушла на кухню. Лучше к ней в такие минуты не соваться. Подуется, попыхтит и снова превратится в добрую и приветливую хозяйку.

Вскоре Аня кончила бренчать на кухне посудой и вошла в комнату. Пошатнулась.

— Мамочка! — воскликнула дочь. — Ты снова пьяная!

— Не придумывай! — с вызовом огрызнулась Аня.

— Ты снова пьяная! — Оля закрыла лицо руками, сквозь её тонкие пальчики брызнули слёзы. — Я не могу, я не могу так больше! Я из дома не могу выйти! Я лекции пропускаю, подругам вру.

— Что тут у вас случилось? — спросил Игнат, уже всё понимая сам.

— Она пьёт уже вторую неделю!

— Не придумывай! — снова повторила Аня и пошла на кухню.

Из дальнейшего разговора с дочкой выяснилось, что мама никак не может остановиться. Приходит сестра и чтобы Аня не сбегала в город, даёт ей снотворное.

— Несколько дней спала, не пила и вот — пожалуйста, снова!..

Вот оно… Несчастье. Запой. Страшный, затяжной. Как позже призналась Оля, недели за три до этого у мамы был ещё один, скоротечный. Тогда она сама справилась, подруги помогли сделать больничный лист. Но Аня снова начала курить.

Игнат сидел на диване и не соображал, что предпринять.

Оля позвонила Аниной сестре и та вскоре примчалась на такси.

— Я не знаю, что делать, — лепетала она. — Мы ей снотворное даём, чтобы дома оставалась. Иначе никак не удержать.

Аня бродила из комнаты на кухню, из кухни в ванную, становясь всё пьянее.

— Она где-то водку припрятала, — догадалась Оля.

— Не придумывай! — сказала Аня.

Игнат обыскал кухню, ничего не нашёл. Заглянул в ванную, открыл стиральную машину. Там среди белья лежала початая бутылка водки.

— Это не моя, — сказала Аня. — Я не знаю, кто её туда засунул.

— Ага, это я положила! — Дочь снова залилась слезами. — Папочка, я не знаю, что с ней делать! Врёт, всё время врёт. Каждый день обещает бросить и каждый день пьяная.

— Не придумывай! — сказала Аня и пошла на кухню. Игнат за ней. Он опасался, что там тоже где-нибудь припрятана бутылка. Аня достала из шкафчика пачку сигарет. Профессионально и с каким-то наглым вызовом прикурила. Он вырвал у неё сигарету, разорвал пачку и выбросил в мусорное ведро.

— Зря ты так, — сказала Аня, сохраняя какую-то странную невозмутимость.

— Что зря? Посмотри, на кого ты похожа, посмотри, до чего ты Олю довела?!

— Не придумывай, всё нормально. Дай мне покурить, а в остальном мы сами разберёмся.

— Я сейчас тебе так дам! Мало не покажется.

— Только попробуй, — сказала Аня.

Игнат ушёл в комнату.

— Не знаю, что делать, — говорила сестра. — Надо её в больницу сдавать.

— Я заберу её с собой, — решился Игнат. — Если будет сопротивляться, помогите посадить в машину.

— Папочка, увези её, — взмолилась Оля. — Иначе я тут с ума сойду.

Игнат вернулся на кухню. Аня уже выудила из ведра разорванную пачку, и смолила сигарету, удерживая двумя руками, чтобы та не развалилась. Затягивалась торопливо, глубоко, жадно.

— Не смей! — прикрикнула на Игната, когда он попытался отобрать сигарету.

— Если тебя не остановить, ты скоро окурки на улице подбирать станешь!

— Ха-ха-ха. Посмотрите на него. Остряк нашёлся. Не мешай мне жить так, как я хочу.

— Алкоголичка, — сказал Игнат.

— Что?! — взъярилась Аня.

И тут Игнат не выдержал и впервые в жизни ударил, вернее, отвесил звонкую и сильную пощёчину, даже голова мотнулась.

— Ты! — закричала Аня. — Да кто ты такой! Как ты смеешь!

— Одевайся, и поедем, — сухо потребовал Игнат.

— Никуда я с тобой не поеду!

— Тебе не стыдно? Ну, ладно передо мной, я это уже видел, а перед Олей, сестрой?

— Да что такого! Чего вы все на меня взъелись?

— Одевайся! Или мы тебя свяжем. Тебе ещё этого позора не хватает?

В дороге Аня несколько раз порывалась выйти из машины, чтобы попросить у кого-нибудь сигаретку. К счастью она не соображала, что дверь закрыта на блокиратор, иначе точно выскочила бы на ходу.

— Выпусти меня! — требовала она. Стучала в стекло, дёргала ручку дверцы.

— Хочешь, чтобы нас арестовали? — сказал Игнат. — Меня отпустят, а тебе точно ночевать на нарах. Ещё и оттрахают всей милицией.

Но самое страшное началось дома.

Аня хрипела, рычала, угрожала. Куда девался её чудный звонкий голос? Она рвалась на улицу, требовала немедленно дать ей покурить. Иногда делала вид, что смирилась и заискивающе клянчила:

— Налей мне рюмочку. Одну рюмочку и всё, больше не попрошу.

— Нет, ты так никогда не остановишься.

— Одну рюмочку. Ну, пожалуйста.

— Нет!

— Выпусти меня! Я хочу курить! — Аня рвалась к двери. — Не смей меня держать!

Она билась в истерике, проклинала Игната последними словами. Это была не она — его милая добрая Анечка, это был дикий зверь, вселившийся в человека. Он хитрил, злобствовал, он делал всё, чтобы Игнат сдался, плюнул и пинком под зад вышиб его на улицу. Он затихал на минуту и снова упрямо рвался к двери.

Игнат отвесил ещё пару пощёчин и, когда Аня попыталась кинуться в драку, достал ремень, повалил её на диван и стянул руки сзади.

— Лежи тут, протрезвляйся, — сказал устало, ушёл в другую комнату и лёг на кровать. Включил телевизор, чтобы хоть как-то приглушить вопли своей женщины.

Прошло полчаса. Проклятия стихли. Минута, две, три, пять. Игнат подошёл к Ане. Она лежала тихо, глаза открыты.

— Молодец, — сказал Игнат. — Уже пять минут молчишь. Потерпи ещё немного, эта гадость из тебя выйдет и всё будет хорошо. — Он поцеловал Аню в макушку.

— Развяжи меня.

— Если не будешь рваться на улицу, развяжу.

— Хорошо, не буду.

Игнат развязал и снова ушёл в комнату.

Она подошла к нему, молча села рядом.

— Умница, — сказал Игнат. — Ты уже справляешься. Скоро станет легче.

— Налей мне рюмочку, — попросила Аня. — Пожалуйста.

— Анечка, — взмолился Игнат. — Не рви мне душу. Потерпи.

— Мне очень плохо. Как ты не понимаешь?

— Понимаю. Но нельзя тебе сейчас. Надо переболеть, нет другого выхода.

Она обняла его и зарыдала. Он гладил её по голове, утешал, уговаривал, целовал мокрые от слёз щеки. И вдруг почувствовал, как сильно её любит, как хочет её любить.

Они разделись, залезли под одеяло. Она лежала тихая и покорная. Они так и заснули в объятиях друг друга.

Утром Аня уехала домой. Игнат купил ей билет, опасаясь, что она потратит деньги на курево или выпивку.

Запой прекратился, дочка докладывала по телефону, что всё нормально, мама работает, не пьёт. Но что-то случилось. Что-то сломалось в их жизни с того дня, когда утром Аня проснулась трезвой и выбралась из запоя. Она стала упрямо избегать близости. Сначала Игнату как-то ещё удавалось её уламывать, но с каждым днём Аня проявляла всё больше и больше нетерпимости. В конце концов, начинала злиться.

— Что случилось? — спрашивал Игнат.

— Не знаю. Я не хочу. Я хорошо к тебе отношусь. Правда. Но… давай без этого.

— Мне что, любовницу искать?

— Ищи, я не против.

— Серьёзно? Это же ненормально. Мне такая жизнь не нужна.

— Как хочешь. Можешь приезжать, можешь не приезжать.

И он стал приезжать всё реже и реже.

Прошёл год. Дочка закончила институт и уехала со своим парнем работать в Питер.

Аня по-прежнему встречала его приветливо, кормила, рассказывала новости. Но любые намёки Игната на интим пресекала решительно, сразу мрачнела и замыкалась в себе. И ни разу не приехала к нему сама. А раньше она так любила его дом. Летом, когда не работала, подолгу жила у него, делала заготовки, возилась в огороде, загорала. И без конца ела огурцы, от которых не толстеют.

Игнат делился своим горем с друзьями, но никто не мог вразумительно объяснить причину. Основным предположением выдвигалась какая-нибудь женская болезнь.

— Нет, — говорил Игнат. — Не стала бы она скрывать, сказала бы.

— Может у неё кто-нибудь есть?

— Да почувствовал бы я это! И сама она не из тех, кто станет таить такое.

Дочка, которая приезжала иногда погостить и к маме, и к папе, тоже развеяла эту версию:

— Никуда она не ходит и никого у неё не бывает, кроме сестры и подруг. И не звонит ей никто такой. Я бы по разговору почувствовала.

— Чем же она занимается?

— Ничем. Спит. Иногда телевизор смотрит.

— Не пьёт?

— Ни разу за год.

Но ведь что-то же послужило причиной? Игнат корил себя за то, что не сдержался тогда и ударил. Неужели простить не может? Но опять же, сказала бы. Аня никогда не прятала в себе никаких тайн. Она всегда была откровенна. Пожалуй, даже излишне. И всегда была честна.

Честна? Честна. Вот именно!

Он вспомнил, что Аня редко проявляла личную сексуальную инициативу. Но пьяненькая иногда сама заводилась.

Ещё он вспомнил, с каким юмором она рассказывала, как к ней клеятся мужчины:

— Начинают издалека, расспрашивают о семье, ссорится ли она с мужем? И когда я говорю: всё, мол, уже отссорились, они так радостно вдохновляются. А я: вы меня не так поняли, все наши ссоры в прошлом.

Да, к Ане частенько приставали мужчины. И у Игната появилась версия.

Её трахнул кто-то по пьянке во время запоя. Меня не было рядом, и кто-то сломал её неприступность. А она верная. И честная. Признаться не нашла в себе сил. Запой и измена для неё — неподъёмная ноша. Он вспомнил, как она говорила: «Я пью и курю, в кого я превращусь, если ещё и спать начну с кем попало?» Она попала в ловушку собственной принципиальности и порядочности. Зная, как он безгранично ей доверяет, нашла единственно приемлемый для своего сознания выход — не спать ни с кем. Тогда и измены как бы не случилось. Нет в её жизни мужчин, нет и измены. Аня бросила всех: Игната, и того, кто её соблазнил, и всех тех, кто мечтал это когда-нибудь сделать. Она осталась одна. Женщиной недоступной ни для кого.

Но это была всего лишь версия Игната. Может, ошибочная, может, верная.