#15. Сомнения сточат даже алмаз / Лепрозорий / Ариса Вайя
 

#15. Сомнения сточат даже алмаз

0.00
 
#15. Сомнения сточат даже алмаз

Как странно! Любят суть, а воспевают лик.

Кто в сердце краснобай, тот въявь косноязык.

Еще диковинней, о Властелин вселенной:

От жажды мучаюсь, а предо мной родник.

 

Императрица сидела на мраморной скамейке церемониальной площади, скрытой в белом розарии от посторонних глаз. Полуденный зной, так не вяжущийся с осенними холодными ветрами, прогнал всех Ангелов, дав Бель вдоволь напиться горя. Она горько смотрела на разбитый купол, его рыжие сколы навевали воспоминания, и сразу казалось, что алые реки текут к ногам, и под босыми ступнями чавкает императорский трон, напитавшийся маминой крови.

— Изабель, милая, с тобой все хорошо? — Хоорс осторожно тронул императрицу за плечо.

Девушка вздрогнула всем телом и перевела на него испуганные заплаканные глаза. Узнав, похлопала ладонью по скамье рядом, предлагая присесть. Она терпеливо дождалась, пока он усядется и спрячет забинтованную руку от ее глаз. Прекрасно понимала, что прячет лепру, но делала вид, что не замечает. Только поправила складки золотого платья, сжала в кулаке белоснежное перо, выпавшее из крыльев.

— Бель? — Ангел коснулся руки, непонимающе заглянул в глаза.

— Сегодня мой настоящий день рождения. Я узнала это из архива, — девушка едва не заплакала снова.

Хоорс помрачнел. Сжал ее руку в своей ладони, прижался к плечу.

— А я свой настоящий не знаю. Я родился — как прорезались крылья. Как и ты. Не бери в голову, не думай о прошлом, — он не знал, как утешить милую сердцу Бель.

— А если бы у меня не было еще одной пары крыльев? Если бы я умерла? Если бы мои настоящие родители не отдали меня в Имагинем Деи? Если бы… — договорить она не успела, Ангел сорвался с места и встал над ней.

— Никаких если бы! Ты — четырехкрылая, а значит — дарована Богом императору. Как ты можешь так не уважать своих родителей?! Да они пожертвовали собой, чтобы ты была счастлива! — Хоорс рукой указал на разбитый купол церемониального зала, трон в котором был усыпан лепестками белых роз в знак вечного траура по императорской семье.

— Я уважаю их, — Бель отвернулась, как можно сильнее прижалась щекой к жестко накрахмаленным кружевам выреза платья. К горлу подступил комок. — Я всего лишь хотела, чтобы ты поздравил меня. Чтобы поддержал. А не твердил, что я должна быть благодарна. Я благодарна! Искренне благодарна его Императорскому Величеству Исхириону и Инессе за то, что любили меня, как своего ребенка. Но, может, я не должна была быть здесь.

Изабель с трудом сдерживала слезы. Судорожно бегала глазами по пустой площади, боясь, что кто-нибудь придет и увидит, как плачет императрица. Но никого не было. Она позволила себе маленькую слабость, но тут же утерла щеку об плечо.

— Мы уже говорили об этом, — Хоорс сел у ее ног, взял руки в свои и сжал. — Люцифера не стала бы императрицей вместо тебя, понимаешь? В Имагинем Деи пытались вырастить ей вторую пару крыльев, но Самсавеил не хочет этого — он считает ее недостойной.

— Она сильнее! Она бы справилась! Я помню, как она в одно мгновение повергла Химари. Знаешь, она просто повалила ее, швырнула, как тряпичную куклу, на пол и выбила мечи. Она спасла меня с такой легкостью, — ее голова чуть-чуть подрагивала от переизбытка чувств. — Она бы справилась. Она сильнее, она лучше меня, она…

— Слабее! Ты меня слышишь?! — он дернул ее за руки, притягивая к себе. Она марионеткой наклонилась, золотые локоны, выбившиеся из прически, коснулись его лица. — Только самые сильные получают четыре крыла и при этом остаются в живых. Самые достойные. Моя херувим, милая, ты сильнее любого в этой империи.

— Но Люцифера, — она шмыгнула носом, посмотрела поверх Хоорса. Огромная площадь, окруженная розарием белых роз, была пуста. Купол, мемориал ее отцу и матери, сиял в лучах утреннего солнца, сверкал, играл сотнями бликов и золотых брызг. Но императрица слишком хорошо помнила, каким было это место в день ее коронации. И ощущение собственной слабости сдавливало грудь.

— Пусть эта площадь будет единственным воспоминанием о ней. Договорились, Бель? Она выиграла войну — ради тебя. Будь благодарна, и отпусти, — он поднял ее за плечи, безвольную куклу, так отчаянно нуждающуюся в тепле, так страстно жаждущую признания.

— Да, — она уткнулась лбом в его грудь. Неужели он правда считает ее достойной?

— С Днем Рождения, моя херувим, — он осторожно, словно боясь спугнуть, поднял ее голову за подбородок. Коснулся соленых от слез губ. В ее сердце должно быть место только для него одного. Но не для Люциферы.

 

***

Ева услышала, как тихо поет Кошка, отмываясь в ледяной воде. Ее мурлыкающий голос был нежен, удивительно притягателен, чарующе легок и безыскусен. Бросив все, Паучиха юркнула меж деревьев поближе к озеру, поглядеть на удивительную Кошку. Быть может, именно ее так почитал и уважал покойный Мерур. Тогда на Химари вдвойне стоило взглянуть. Какая она? Неужели у нее и впрямь кошачьи лапы вместо ног? И хвост? В пути Паучиха не разглядывала новую спутницу.

Тигр бросился было следом, но вдруг передумал и ушел стоять над душой Люции, разделывающей тушу оленя.

Как прекрасна была Кошка — тонкая, изящная. Она мыла волосы, наклонившись над водой, и Ева смогла подойти незаметно. Не тронутое солнцем тело с проступающими ребрами и бедрами все равно казалось Паучонку удивительно красивым. Белый хвост, увенчанный такой же белой кисточкой, раскачивался из стороны в сторону в такт песенке. А ноги, да, ноги и впрямь были кошачьими лапами. Человеческие бедра плавно переходили в тонкие колени, а затем вдруг, утопая в белом мехе — в кости предплюсны, совсем как у кошек. Химари шагнула к берегу, на ходу выжав волосы, и Ева успела разглядеть крохотные ступни — лапы с розовыми подушечками и острыми когтями. Отдельно все это казалось чудовищным. И львиный хвост, переходящий в поясницу, и кошачьи уши, и лапы, и клыки, и даже следы вибрисс на щеках. Но в ней оно слишком гармонично сочеталось.

— Выходи, — мурлыкнула Химари, запахнувшись в серое кимоно.

И Ева, поняв, что бежать уже поздно, вышла из-за дерева и боязливо закрылась руками, ожидая удара.

— Я просто хотела… — начала она, вжав голову в плечи.

— Я знаю. Лучше помоги мне, раз пришла, — Химари указала рукой на разложенные вещи. Гребни, зеркальце, пузыречки с тушью, кисти, помады, шкатулку украшений и мелочей.

— Да, конечно, — девочка подбежала к вещам, едва не запутавшись в собственных ногах. Когда Телица Мерура была жива, Ева каждое утро помогла ей с макияжем и прическами. Но ее плотные крема и набор бирюзовых теней не мог сравниться с косметикой Химари.

Паучонок взяла гребни, повертела в руках, прикидывая, какой больше подойдет для густых волос Кошки, и подняла глаза на Химари.

— Спасибо, я сейчас, — Кошка села спиной к Еве, раскрыла зеркальце и стала разглядывать себя в нем. Расстроенно облизнула белесые губы, внимательно посмотрела на едва различимую каемочку на носу, и паучонок только сейчас заметила, что самый кончик носа — кошачий.

Ева сглотнула и, подойдя, взяла тяжелую копну волос в руки. До чего мягкими были пряди, не то что жесткая вечно путавшаяся грива Телицы. Хотелось просто стоять и водить руками по волосам, чувствуя каждой клеточкой их прикосновения. А ведь грубые руки Паучихи были не так чувствительны, как у других, что же они ощущали, касаясь Химариных волос?

— Спишь? — тихо спросила Кошка, глядя на Еву в зеркальце.

Паучонок вздрогнула и едва не выронила гребни, зажатые подмышкой.

— Простите, — промямлила она и стала спешно расчесывать черную гриву.

Ей было неуютно. С одной стороны, паутина не могла врать, но показывала, что, когда Люции было двадцать лет, она победила Химари. И в паутине сама Кошка тоже была молодая. А сейчас Люция выглядела очень взрослой, а Химари — все такой же молодой. Можно было понять, когда Фурия в бешенстве, в ярости, рада или удивлена — морщины выдавали ее эмоции. Но лицо Кошки было совершенно гладким, белая матовая кожа казалась даже велюровой. Ева начинала путаться, но спросить не решилась.

Вместо этого ей вдруг вспомнилось, как на юбилей Тельца-советника Онуфрия пришли гейши. Они были слугами господина Инпу, эдаким подарком на торжество — танцевали, играли на музыкальных инструментах и очень мило общались с гостями. Все они были Кошками. И Химари слишком сильно была на них похожа. Ева осеклась, когда Химари подвела глаза угольно-черной тушью и стала медленно вырисовывать губы карминной помадой. Ее худое лицо со впалыми щеками все больше и больше походило на лица тех гейш. Не такое белое, не кажущееся маской, но слишком похожее.

Кошка, мурча себе под нос, поправляла подводку, широко раскрывая и без того большие кошачьи глаза — лиловые, даже светящиеся, как кристальная лампа, с узким вертикальным зрачком.

— О чем ты думаешь? — Химари разглядывала себя в зеркале, но Еве мерещилось, что она смотрит через него на нее саму. Спохватившись, Паучонок принялась зачесывать Кошкины волосы в высокий хвост.

— Вы красивая, — тихо-тихо прошептала она, вжав голову в плечи. — И похожи на гейш, что приходили к моему покойному господину.

Кошка улыбнулась, казалось бы, так же сдержанно, что и гейши, но в ее улыбке чувствовалась неподдельная нежность.

— А ты похожа на мою дочь.

Ева боязливо выглянула из-за плеча Химари, пытаясь получше разглядеть в зеркальце ее лицо. Зачерпнула гребнем волосы ото лба и затянула в хвост потуже.

— А какая она? — прошептала, не поднимая головы.

Кошка отложила зеркальце и, скрестив ноги, села поудобнее.

— Ее звали Сейрен, она была Волчицей. Еще у нее была сестра — Шизука, но ты совсем на нее не похожа.

— Но вы же Кошка, — Ева, забыв про страх, перебила Химари и непонимающе нахмурила брови.

— Меня попросили убить Шизуку, — замялась Химари. — Вообще только Кошки могут менять форму — становиться зверьми, и не отличишь от дикой твари. Но иногда другие виды обнаруживают особенные источники силы Самсавеила и по нелепым случайностям находят в себе способность к метаморфозам. Не то чтобы это случается часто, Волки, например, выкрали у Кошек тайну превращения. Но это требует долгого обучения, а Шизука научилась этому сама. Превращаться умела, а контролировать зверя — нет, — Химари подала Паучонку охапку игл для прически. — Потому и терроризировала свою же родную деревню. Я нашла ее — Волчицу, до смерти напуганную собственными человеческими мыслями, трясущуюся от криков людей и треска огня. Я увидела ее под корзинами на торговой площади, среди трупов с порванными глотками. Она сидела и скулила, зашуганно озираясь вокруг. Уже не волк, еще не человек — тело медленно менялось с наступлением утра. Но, как только она заметила меня, как только поняла, что я могу быть угрозой для нее — ощерилась и обернулась волком — исчезли человеческие черты — руки стали мощными лапами, ребячий хребет превратился в широкую спину.

— Ты спела ей, и она послушалась тебя? — Еве становилось любопытно. А Кошка залилась смехом.

— Какие песни, Паучоныш? Так не бывает. Она напала на меня, бросилась, так отчаянно желая впиться мне в глотку. Никакой любви, Паучонок, никакого прозрения и волшебства материнских чувств, — ухмыльнулась Кошка. — Я успела обернуться львом и сбить ее в прыжке. Прижала к земле и сомкнула челюсти на горле. Она потеряла сознание от удара и вернулась в человеческое тело. Тогда я отпустила ее, не могу я детей убивать. Но пришли люди — они видели из окон нашу маленькую битву.

— Они забрали ее?

— Они ждали, что я убью ее. Кричали, чтобы я порвала ее лапами на куски, разгрызла маленькую черепушку. Они считали ее чудовищем. Такие же люди, как она, с такими же волчьими ушами, зубами, хвостами — они жаждали ее смерти. Не моей! А ведь я — Кошка, их враг по крови. А ее… Я спросила, где ее родители, но Волчонок была сиротой, и никто не взял ее к себе после их смерти. Осталась только старшая сестра, Сейрен, но та сошла с ума — ее заставили наряжать трупы родителей для похорон, а затем упекли в дом сумасшедших на окраине округа Волков. Младшая девочка-волк побиралась на улице, перебиваясь мышами и ворованной едой, ее били и выгоняли из города, ненавидели, презирали. И Волчонок нашла в себе силы стать чудовищем — удивительная девочка, чтобы спасти сестру или ради самой себя, а может из мести. Она никогда не рассказывала об этом.

— Тогда ты всех их убила и забрала ту девочку из больницы? — Ева затянула хвост паутиной, подоткнула волосы снизу и заколола иглами. Паучонку хотелось сделать прическу, как у Госпожи из сокровенной картины Мерура, но она плохо помнила ее.

Химари покачала головой.

— Я решила, что хочу стать хозяйкой чудовища, хочу научить ее быть совершенным орудием смерти. Чтобы она смогла отомстить. И я забрала ее. Без сестры она отказывалась мне верить, и я была вынуждена совершить набег на дом сумасшедших и забрать второго ребенка. Это едва не стоило мне жизни — без письменного разрешения вожака Волков, на охраняемую территорию, да еще и воровкой, мало того, что Кошка. Но я забрала сестру Шизуки — Сейрен, и только тогда она стала тренироваться вместе с конэко и куно.

— Ведь это здорово! — Ева едва не подскочила.

— Это было слишком тяжело. Она не скоро научилась контролировать себя, а между превращениями в волка умоляла меня ее убить. Я баюкала ее в полнолуние, пряча ото всех, утешала и учила. Снова и снова. Вместе с ее сестрой, и без нее. Я понимала ее, но мой эгоизм, мое желание обладать такой силой, пусть и косвенно, было сильнее. Я любила ее, хотя сама этого не осознавала.

— А Сейрен тоже училась быть воином?

— Нет, она достигла совершенства в токсикологии. Яды делала и противоядия, — пояснила Кошка. — Тихая зашуганная девочка. Ты похожа именно на нее, — Химари подала старые заколки, и Ева, поправив выбившиеся пряди, украсила гребнем с цветами и бусинами прическу. Кошка повернулась и мурлыкнула, прищурившись. — И ты смотришь на меня так же, как они вдвоем.

— А ты тоже рассказывала им истории и пела кошачьи песенки? — Паучонок придвинулась к Химари совсем близко, и та погладила ее по волосам. Как же хотелось бесконечно тереться об ее ладонь, жмурясь от удовольствия!

— И танцевала, — Кошка кивнула и, поднявшись, принялась укладывать свои вещи.

— Ты, должно быть, красиво танцуешь, — пробурчала Ева под нос, и про себя добавила, — не то, что я.

— Хочешь посмотреть? — Химари, подняв зеркальце, пудрила нос так, чтобы его кончик слился по тону.

— Очень.

 

***

Опьяненная восторгом и завороженная красотой, Ева кусала губы и не могла оторвать взгляда от танцующей Кошки. Химари кружилась у берега озера. Мягко ступала босиком, покачиваясь, как плакучая ива. Мурлыкала себе под нос, завораживала, манила.

Каждый шаг — так волнительно прекрасен, по-кошачьи грациозен и точен. Ни одного лишнего движения, но Ева была поглощена Кошкой: ее спокойствием, силой, чарующим и завораживающим танцем. Ее вдохновляла Химари — изящным телом, которым владела настолько мастерски, что становилось жутко. Ее баюкал нежный Кошкин голос, одурманивал, путал.

Еву била дрожь от холода, и в то же время тепло разливалось по всему телу. Кошка сводила с ума. Кружилась, покачивая бедрами, гнулась, мялась, тянулась. Так хотелось коснуться ее, погладить кисточку хвоста, мягкие уши, уткнуться в маленькие ласковые руки. И лишь бы она никогда-никогда не останавливалась. Такая нежная, тягучая, прекрасная. Как танцующее пламя, как мягкий бархат.

— Стой! — тихий голос Люции — словно пощечина. Ева и не заметила, как она пришла.

Паучонок вздрогнула и едва не рухнула лбом в землю, тело вмиг стало ватным и неподъемным, голова пошла кругом, загудела, запульсировала, и каждый удар сердца — громом в ушах. За шиворот Паучонка удержала Люция. Отодвинула от Кошки, уложила возле себя и укрыла сверху курткой. Ева попыталась встать, чувствуя, что между женщинами назревает ссора, но даже голову поднять не смогла, мир кружился. Мягкий, теплый, одурманивающе прекрасный мир.

— Я знаю о куно и шисаи, — Люция ногой прижала Паучонка к земле, не давая подняться снова. — Я знаю, что вы маскируетесь под гейш. Знаю, что очарованных вашими танцами вельмож находили с ядовитыми иглами в глотках. Я знаю, что вы способны свести с ума, ввести с глубочайший транс. Я вижу, что каждое ваше движение отточено до миллиметра, а голос чудовищен, он туманит разум, путает мысли.

— Но ты в трезвом рассудке, — Химари стояла от бескрылой на расстоянии вытянутой ноги, как раз так, чтобы Гарпия не смогла ударить, и искоса смотрела сквозь нее.

— А Ева — нет! — зарычала Фурия.

Химари уперла руки в бока. Она не собиралась спорить, но возмущение в ней нарастало.

— Я не умею танцевать иначе. И я не хотела доводить Еву до такого, — тихо, грустно извинилась Кошка.

— Вы ведь хотели нас предать, — Люция схватилась за нож. — Решили начать с Евы?

Кошка вздохнула полной грудью, помедлив, протянула руку к подошедшему тигру, и он ткнулся мордой в ладонь. Химари кивнула своим мыслям, посмотрела на Люцию и снова кивнула.

— Я собиралась оставить вас, ты права, но… — она запустила пальцы в густую шерсть зверя, потянула шкуру, отвернулась от Люции.

— Но что?

— Передумала, — Кошка пожала плечами и двинулась в лес. — Ева просто попросила меня станцевать для нее. Не могла же я отказать.

— Да нас Ангелы ищут! Что вы, что я — преступницы, и я больше, чем уверена, нас не ловить будут, а убивать. А вы тут у озера бедрами крутите, краситесь, наряжаетесь! Жрать подано, и нечего на открытой местности шастать!

Но Химари молча покачала головой, отвечая Гарпии в мыслях, и ушла, скрывшись за серыми стволами.

Люция осталась с Евой одна. Фурия презрительно фыркнула, подняла Еву на руки и понесла в лагерь.

— Ну и как же угораздило эту чертову кошку?! А ты зачем просила, а? Таракань бестолковая, — бурчала Люция, вышагивая между колючих сухих кустов.

А Ева гладила Фурию по плечам, понимая, что она не сердится на нее. Сердилась бы — на плечи закинула, как мешок, всегда же так носила.

— Лежи, утром станет лучше, я знаю, — Люция осторожно положила Паучонка у тлеющей нодьи и села рядом.

— Правда, она красивая? Она так чудесно танцует, — лепетала Ева, словно ей не было плохо. — Прости ее. Она хорошая, я знаю, — и Паучонок прижалась к Люции всем телом. — Она не хотела, я знаю. Предавать нас не хотела.

Люция поджала губы. Усмехнулась. А Ева все бормотала:

— Я в паутине видела. Я сплела их сорок семь штук, и ни в одной она не предала нас. Я не вру, — она едва не плакала, понимая, что Люция не доверяет ни Кошке, ни ее словам. — Она придет, она вернется.

— Как скажешь, таракань, спи.

Люция ушла, укрыв паучонка курткой. Ей вдруг захотелось окунуться в ледяную воду с головой и пролежать так всю ночь. Ева поднялась на локтях, но тут же рухнула на сухую траву, обессилев. Улыбнулась, понимая, что Фурия заступилась за нее перед Химари, несмотря на то, что считала ту сильнее себя; осознавая, что для Люции она не пустое место. И это чувство тлело в глубине души, разгоралось и заполняло собой все мысли, баюкая нежнее Кошкиных песен.

  • Как звать тебя или Как назовешь тем и стану - Ратш Любомиров / Ретро / Зауэр Ирина
  • Послание всем барабанщикам России / Перфильев Максим Николаевич
  • Реквием / Манс Марина
  • Ожидание (Капелька) / Лонгмоб «Мечты и реальность — 2» / Крыжовникова Капитолина
  • Непризнанный гений  / Logoped Дмитрий / Изоляция - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Argentum Agata
  • Богу / Стихи / Капустина Юлия
  • Про Любовь и лягушек / Всякие сказочки / Шани
  • "Усталый свет идёт через окно..." / Декорации / Новосельцева Мария
  • Самый страшный монстр (Армант, Илинар) / Лонгмоб "Байки из склепа-3" / Вашутин Олег
  • Наш Астрал 7 / Уна Ирина
  • Часть 7 / Последнее Рождество / Дикий меланхолик

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль