#13. Драгоценная обуза

II. Принцесса

Счет давно потерял я мученьям моим,

И молва расползлась обо мне, словно дым.

Кому видеть случалось такое на свете —

Я в воде по макушку, но жаждой томим?

Люцифера тонула в огне, отчаяние накатывало все с большей силой. И когда она готова была сдаться, что-то холодное мазнуло по лбу и вискам. Что-то жгучее обдало щеку. Кошачьи глаза вдруг вспыхнули лиловыми кристаллами перед самым лицом.

Пожар исчез, Люция стояла на четвереньках на холодном каменном полу. Щеку жгло от пощечины. Гарпия подняла глаза, но вокруг был лишь непроглядный мрак.

— Тебе плохо, — это был не вопрос. — Ты арбалет уронила и стрелы. Я все собрала, — голос тот же, из пожара. Химарин.

И Люция почувствовала, как Кошка подняла ее руку, повесила на нее ремешок колчана и всучила арбалет.

— Вставай, нам нужно уходить, иначе мы не сможем выбраться отсюда, — хрупкая маленькая Кошка ловко подняла Люцию за локоть. Бескрылая с трудом устояла на ногах, ей все казалось, что сломанные обуглившиеся крылья тянут спину. Химари прищурилась, заглянув Люции в глаза, и фыркнула. — Я поведу.

Кошка приоткрыла дверь и выглянула. Пряднула львиными ушами, вслушиваясь в шорохи горы, и удовлетворенно потянула Гарпию за собой.

— Пусто. Пошли.

Люция послушно двинулась следом. Впереди были слышны шаги, Химари вынула несколько черных игл из наручей и вложила меж пальцев. Бескрылая перевела дух, можно было временно положиться на Кошку. Лишь бы только никому не вздумалось проверить коридоры — трупы было негде прятать, побег и даже путь вскроется мгновенно.

Химари махнула рукой и вынырнула в коридор. В полумраке от кристальных ламп она показалась Люции другим человеком. Будто тощая пленница осталась в арсенале, а вышла убийца. Пропитавшаяся кровью рубаха исчезла, сменившись на молочно-белое кимоно с серыми от грязи рукавами и отпечатками на коленях. Стальной нагрудник, туго затянутый на тощих ребрах, немного болтался. Наручи обхватывали запястье вплотную, нелепые щитки на кошачьи лапы едва показывались из-под наряда. Узкий меч в черных ножках был подвязан к поясу. Еще были иглы, появлявшиеся из ниоткуда — Кошка просто проводила рукой по складкам кимоно и распределяла те меж пальцев.

Люция заметила, что так же, как и она, Химари разглядывала ее.

— Что?

— Ты больна, — прошептала Кошка, отворачиваясь, и медленно побрела по коридорам, вслушиваясь в незнакомые шорохи.

— Пройдет, — пробурчала бескрылая, волоча ноги следом. Она могла бы встрепенуться и снова воевать, бежать по коридорам, искать выход. Но стоило ей поднять глаза, как она видела Химари в сером кимоно и броне поверх него. Воспоминания обволакивали разум — в прошлый раз Люцифера вела Кошку на цепи. Точно так же шла по пятам, изредка подталкивала острым клинком в спину и смотрела с нескрываемым торжеством и гордостью. Сейчас это казалось нелепой детской глупостью. Все так изменилось, и теперь Люция не понимала, что чувствует к Химари. С одной стороны, Кошка была единственной соперницей, которую Гарпия уважала. Хотелось доверять ей, как обычно — без притворства, без обмана, ведь Химари не бросила ее одну сражаться с хранителями, привела в чувство в арсенале и даже не оставила в темноте. Но с другой, любая Кошка способна на предательство. Они сперва ласковы, добры, покорны, а потом вдруг что-то происходит в их ушастых головах, и они готовы убить, в клочья порвать. Стоило быть настороже и радоваться каждый раз, когда Химари не использовала слабости Люции в свою пользу. Но союзникам стоит доверять, иначе какой это союз. От сердца отлегло, притворство для Гарпии было невыносимым. Теперь она не видела причин изображать из себя сильную — Химари не бросила в момент слабости, значит, не предаст. В ближайшее время. Пока они не выберутся.

— Ты сбежала из госпиталя, потому что тебе стало хуже? — не оборачиваясь, тихо спросила Химари.

— Откуда вы знаете, что я там была?

Почти одиннадцать лет. Люция не стала договаривать.

— Знаю, — кивнула Кошка. — За что они тебя так? Зачем? Ты ведь выиграла войну.

Люция пожала плечами. Так хотелось огрызнуться, упрекнуть Кошку в любопытстве. Но не было сил.

— Они кололи под лопатки — как в детстве, — Люция поджала губы. — А если я пыталась сбежать, травили ядами и наркотиками, ведь больше меня ничего не берет, — она сглотнула, вспоминая бесконечные кошмары и иллюзии. Одиннадцать лет! А казалось, что все сто. Кошка молчала, только белые уши были обращены назад, к Люции. — Хотели, чтобы у меня выросли вторые крылья.

— Это абсурд. Ты бы стала соперницей Изабель. Разве нет? Только четырехкрылые достойны императорского трона — таков закон. Я не права? — Кошка обернулась и глянула на спутницу.

— Я не знаю, — Люция замотала головой. — Я ничего не знаю.

Но она прекрасно знала. Изабель не хотела править, никогда не хотела. Лебеденок мечтала отомстить Химари за смерть своих родителей, а императорская ноша была для нее слишком неподъемна. И Люцифера была единственной, кого крошка Бель видела императрицей.

Кошка насупилась.

— В войну на тебе ставили опыты, хотели понять причину твоей анальгезии. Мы все хотели перестать чувствовать боль. Провалилось с треском, — она усмехнулась бесцветными губами. — И даже пытались вернуть тебе ощущение боли, чтобы сравнять наши возможности. Чтобы лишить Птичек кумира. Но твои благодарные Ангелы? Зачем им это было нужно?

— Оставьте меня в покое! — Люция тряхнула головой и отвернулась.

Кошка не стала настаивать, потрепала тигра по холке и ускорила шаг.

***

Химари приложила пальцы к вене на шее Ангела. Он лежал у ее ног, пораженный иглами в шейные позвонки. Бездыханный. Уже четвертый.

— Идем, — она вынула из складок кимоно еще три иглы и вложила их в ладонь.

— Куда именно? — Люция глянула поверх Кошки. И та повернулась в сторону ее взгляда.

Перед ними была развилка. Правый туннель уходил наверх — через старый полигон и столовую. Левый туннель вел сквозь многочисленные ходы наружу — в Ариный лес.

— Мы пойдем налево. Там живут кумо, но это не так страшно, — Химари хлопнула по бедру, подзывая тигра.

— Я пришла с полигона.

— Там нас легко найдут — слишком уж просматриваемая площадь, — Кошка мотнула головой. И Люция пошла за ней в левый коридор.

Пыльные пурпурные фонари разом вспыхнули, и у нее закружилась голова. Хуже того, она вдруг снова почувствовала ледяной жар в груди. Ева, нужна была Ева. Провидица обнимет за шею, растянет паутину вокруг головы, и иллюзии снова осыплются, растают. Но ведь Химари уже вывела из кошмара. Да! Верно! Химари поможет. И Люция посмотрела на Кошку, крадущуюся меж камней. А поможет ли? Станет ли нянчиться? Ведь это — кошка, эгоистичное и ловкое создание. Выберется из горы и исчезнет, оставив Люцию выживать в собственном аду.

— Ты застряла? — Химари щелкнула пальцами перед лицом Гарпии, привлекая внимание.

Люция вздрогнула.

— У меня там девочка, Паучонок. Я должна забрать ее.

***

— Я так бесконечно люблю Тебя, радость моя. Я так безмерно скучаю. Я жду Тебя. Жду одну лишь Тебя, радость моя. Тысячи-тысячи жизней я томлюсь, ожидая Тебя.

Его бархатный голос эхом разливался в гроте. Ему вторили каменные птички, осыпающаяся листва кристальных деревьев, тихая заводь и даже сам воздух.

— Ты оставил меня, Создатель, обернувшись Ею. Я искал Тебя, я гнался за Тобою, а Ты жила. Жадно впитывала каждый уходящий день, трепетно хранила каждую созданную Тобою тварь, холила и лелеяла, оберегала, любила. Ты любила все и всех, кроме одного лишь меня. И одного лишь меня Ты прокляла, обрекла, предала.

Он рассмеялся, и перья посыпались с его крыльев в озеро, вмиг обернулись кристаллами и уплыли. Горький смех его словно обжег все вокруг, но камень выдержал боль хозяина сада.

— Я ненавидел Тебя, ненавидел Твое проклятие. Но не мог, не мог и дня Твоей жизни провести без Тебя. Я смотрел лишь на Тебя. На одну лишь Тебя. И я ждал, что Ты вернешься, передумаешь, вернешь меня. Я бесконечно ждал Твоей милости.

Крылатый тяжело простонал, и весь грот загудел в ответ, утешая.

— Ты взрослела, и я не мог оторвать от Тебя взгляда. Ты росла, и я следовал за Тобой, куда бы Ты ни пошла. Я хранил Тебя, как самое ценное сокровище, радость моя. Я оберегал Тебя. Старался уберечь, но Ты не нуждалась во мне. Ты старела, и я по крупицам отдавал Тебе жизни других, лишь бы Ты не заметила, лишь бы Ты жила дальше. Я так любил Тебя, что Ты умерла. Ты оставила меня, снова оставила меня одного.

Он глубоко вздохнул, и цепи зазвенели, не пуская его.

— Но я нашел способ снова Тебя любить. Снова видеть каждый Твой день, каждый миг, каждый вздох. Я поклялся беречь Тебя даже от смерти. И, радость моя, я сберег, — его теплый бархатный голос эхом раздавался в сводах, просился исповедью на волю. — Ты умирала, и я искал Тебя, бился раненым зверем. Один лишь Твой вздох был способен вылечить мои раны, искупить мою боль. Один лишь Твой вскрик в новорожденной крохе был способен вернуть мне разум.

И он прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям.

— Я любил Тебя так долго, так сильно, так больно, что не смог не хотеть обладать. Я пришел к Тебе, я вернулся туда, где был рожден, я нашел Тебя. Я проклял Тебя, желая любить. Они убили Тебя, убили дитя нашей любви, они забрали тебя у меня. Убили Тебя, радость моя, — и ярость его звенела в гроте, разливаясь по всей горе ужасом и страхом. — Но я не дам, никогда не отдам им Тебя больше. Никогда. Никогда-никогда.

Камень звенел, вторя его боли, его обещанию, его утрате. А он продолжал.

— И сколько бы раз Ты ни умирала, я буду снова с Тобой. Снова, с одной лишь Тобой, радость моя. Я буду искать Тебя тысячи раз, я буду любить Тебя тысячи жизней.

Он закрыл глаза, и лиловый туман вырвал из плоти событий ее образ. Любимый, хранимый.

— Ты всякий раз другая. Но каждый раз — та самая. Я вымотал Твою душу, но Ты снова и снова веришь в то, что я не могу понять. Ты прокляла меня, заставив занять Твое место, но я все никак не могу стать подобным Тебе. Ты победила без единого боя, а я лишь бьюсь в застенках собственных ошибок, как мотылек в кристальном фонаре — я никогда не сгорю, но и свобода навсегда останется за стеклом. Выпусти меня. Полюби меня. Меня некому больше любить, кроме одной лишь Тебя. Радость моя, я буду ждать Тебя, одну лишь Тебя. Пока Ты не простишь меня, я буду ждать. Каждую Твою жизнь. Каждый твой миг.

Ее образ в лиловом тумане едва заметно дрожал. Он не смог не коснуться ее своей любовью, эхом прошептать — «радость моя», и дать ей хоть немного сил. Не умирай, не умирай снова, не умирай на моих глазах.

— Любишь ли Ты меня? Простишь ли меня? Снимешь ли свое проклятие? Радость моя?

***

Ева сцепила пальцы и сгорбилась. Ее била дрожь, она не чувствовала ледяных рук, онемевших от плетения. Это был предел. Больше не хотелось растягивать паутину и узнавать о Люции, даже дышать не очень-то и хотелось. Только спать.

Она растянулась на холодном полу, щекой прильнула к пыльной гранитной плите.

И чихнула. Звонко. Громко. Оглушительно.

За дверью послышались шаги.

Провидица резко села и стала тереть рукавом глаза. Люция вернулась! Как же долго ее не было!

Дверь распахнулась, и комнату озарил пурпурный свет. Шестикрылый Ангел медленно вошел, громыхая цепями, и остановился. Ева обомлела от страха. Это был Ангел из ее вечных кошмаров. Глупая, она думала, что с появлением Люции они исчезли, но вот он опять стоял перед глазами. Снова что-то говорил, спрашивал. Звал по имени, тянул руки. Он медленно приближался, крылья волочились следом, оставляя на пыльном полу лиловые полосы. Провидица чувствовала исходящую от него силу, каждой клеточкой тела ощущала, что он куда сильнее Люциферы, куда опаснее.

Ева завизжала, вскакивая с пола, и бросилась между столами к другому углу, можно было обежать крылатое чудовище и выскочить в коридор. Там Люция — она защитит. Паучонок сделала лишь шаг, как за руку ее схватили. Она вскрикнула, обернувшись. В глаза ударил свет пурпурного фонаря, казавшийся ореолом. Цепи исчезли, а у нападавшего было лишь два крыла. Он был не так уж ужасен, но и этого было достаточно.

— Кто тут у нас хорошая девочка? Как ты здесь оказалась? — он сильнее сжал Евино плечо, она всхлипнула и попятилась. — Не бойся меня, я ничего тебе не сделаю. Пока что, — он наклонился к ней, протянул руку, едва коснулся пальцами черных волос. И грузно завалился на бок, под ноги Еве. Из затылка торчал арбалетный болт.

Ева подняла глаза, попыталась сквозь слезы различить фигуру в дверном проеме. Та двоилась, но это не мог быть никто кроме Фурии.

На пороге стояла запыхавшаяся Люция. Опустила арбалет, косо усмехнулась. Из-за ее плеча выглянула женщина с кошачьими ушами. Ее серьезное хищное лицо словно смягчилось, колючие глаза подобрели, легкая улыбка тронула сухие губы.

— Сейрен? — удивленно воскликнула она и, разглядев Паучонка, вмиг помрачнела, отвернулась.

А Ева уже расцепила пальцы крылатого и побежала к Люции, всхлипывая и плача. Смелая Люция! Сильная Люция! Любимая Люция! Драгоценная Люция! Ее Люция! Сама лучшая!

***

Химари кралась впереди, ловко орудуя иглами. Люции только оставалось перешагивать через распластавшиеся трупы крылатых и стараться не уронить свою ношу — связанного Ангела, которому всадила болт в хребет. Он был все еще жив, это оказалось важным условием, предыдущего, умершего у Люции на руках, Химари велела бросить. Крылатый был нужен для платы кумо, вот только Люция чувствовала подвох. Все Ангелы знали, что кумо — демоны, их ничем не купишь. Правда, отдавать им живых Ангелов они не пробовали.

Впереди маячил нагруженный Химариными вещами тигр. Ева держалась под рукой Люции, мешалась, но Фурия ничего не могла с этим поделать — зверя девочка боялась слишком сильно.

Про их побег уже знали все, в ходах наверху были слышны шаги, но Кошка уверила, что сюда никто не сунется. Если все так, как было двадцать лет назад — точно! Вот только двадцать лет прошли уже давно, и это не придавало Люции уверенности.

— Стойте здесь, я быстро, — Химари бесшумно метнулась по коридорам, только хлопнули полы кимоно. Люция кинулась было следом, доверия к Кошке у нее было не так уж много, но Химарин тигр остался с ними, а значит — и Кошка вернется.

Когда Люция уже опустила ношу на пол и размяла затекшую спину, Кошка вернулась. Странно глянула на Еву, будто желая что-то спросить, но сделала знак следовать за ней и ушла. Гарпии снова пришлось взваливать крылатого.

Через несколько развилок Кошка отдала приказ остановиться.

— Его оставь тут, — Химари указала пальцем на небольшой грот из обвалившейся стены туннеля. Люция торопливо огляделась в поисках демонов, и сделала, как велела Кошка.

Когда тело уже лежало на камнях, а Люция вернулась, Химари оттеснила всех подальше в туннель и коротко то ли свистнула, то ли мявкнула, зацокала языком, отбивая замысловатый ритм, снова свистнула.

И туннель заполнился лиловыми, пурпурными, сиреневыми и голубыми облаками. Они были словно пушистые и нежные звери. Ева протянула руку, желая их потрогать, но Химари сильно сжала ее запястье.

— Это кумо, они питаются душами, — прошептала Химари, ослабляя хватку.

— Откуда они? — тихо-тихо спросила Ева, потирая запястье. Панцирь даже не хрустнул, но ощущение было не из приятных.

— Это стражи Райского сада, — кошка грустно посмотрела на Паучонка сверху вниз.

— Их много? Я раньше не видела.

— Раньше было много. По всей империи. Сейчас только здесь и у источников силы Самсавеила — Он слабеет. Чем ближе к сердцу горы — тем их должно быть больше, — Химари смотрела, как облака уминают свежую душу. Она вилась голубым полотном меж них, разрываемая в клочья. — Идем, пока они заняты.

И они медленно пошли мимо кумо, стараясь не то что не касаться их — не дышать. Ева жалась к Люции, Кошка поглядывала на облака, будто пыталась проконтролировать.

— Нам наверх, — Химари указала на лаз в толще горы. Старые вырубленные в скале ступени вели в кромешную тьму.

— Тут лучше, — Люция кивком головы указала на продолжение туннеля, где все еще были кристальные лампы, старого образца, тусклые, грязные. Но все же лучше, чем темень, в которой одна только Люция не могла ориентироваться. — Наверху нас быстро найдут.

— А ты не слышишь этот грохот? Это амфисбены ползут по туннелям. Уже вся гора знает, что я сбежала. И нас непременно сожрут, если мы пойдем вниз. Против Ангелов поможет оружие, а против этих тварей нет вообще ничего.

— Только Мерт, — Люция поджала губы.

— Что?

— Ничего. Идем наверх, я доверюсь вам.