#33. Легенда о Самсавеиле и Еве

Поляна, укрытая снегом, смердела волчьими трупами. И этот запах, забиваясь в ноздри, будил совершенно дикие инстинкты. Хайме морщился и вполуха следил за отрядом. Им было тошно, отвратительно, омерзительно. Они чуяли смерть. Шли за ним, а лапы их расползались по изувеченным телам.

Кот же чувствовал что-то сродни удовлетворению. Ему не было жаль, хотя кто-то из его спутников узнал своего господина и принялся вполголоса причитать. Его не пугала чужая смерть, хотя всех остальных один только вид трупов привел в оцепенение. Хотелось боя. Какого-то продолжения. Завершения. Конца. Итога. Возмездия.

Кровь сочилась в землю вместе со снегом, а запах ее разливался на многие метры вокруг. И вместе с тем, едва ощутимо, на грани осознания, можно было почувствовать кисло-сладкий неповторимый и ни с чем не сравнимый аромат переспелых яблок из Райского сада. Так пах источник.

— Пожалуй, это где-то здесь, — пробурчал Винс, осматриваясь на пригорке. — Там дальше уже земли Диких. Мне даже кажется, что они смотрят на нас.

Хайме закрыл глаза и глубоко вдохнул зимний воздух тигриным носом. Одичавшие кошки держались на расстоянии, а само Место Силы источало аромат как раз с той стороны, где они притаились.

— Дальше я сам. Благодарю, — Хайме запрыгнул на пригорок и еще раз принюхался, определяя направление. — Вы все действительно хотите пойти со мной? — обратился он к отряду.

Два десятка Котов и пятеро Кошек нестройно отозвались, что не отступят.

— Тогда просто идите за мной. По идее, они нас не тронут, — хмыкнул Хайме и спрыгнул вниз по склону уже белым тигром.

— По идее?! — крикнул в спину ему Винс, но побежал следом. Коты и Кошки послушно пошли за ними.

Хайме же не слушал его и только рысцой бежал через лес, ориентируясь на аромат яблок. Это даже не было на самом деле запахом. По крайней мере, Волки его учуять никогда не могли, им не хватало навыков шисаи. И предложи Хайме отряду ориентироваться на некие яблоки, они бы сдуру заблудились.

Чем ближе было Место Силы, тем медленнее шел тигр. Он старался не оглядываться, ориентируясь на слух, все ли идут за ним. Он старался не слишком засматриваться по сторонам. Чувствовал самой шкурой, что за ними следят. Выжидают. Но без злобы, без азарта, без желания убить. Кем бы ни были Дикие, они, как и ожидал Хайме, почуяли, что он — шисаи. Как чуяли это все кошки. Как чуяли это звери.

Лес становился все гуще, но кое-где угадывались тропы зверей, тянущиеся к источнику. Рассыпчатый снег мягко поскрипывал под лапами, в морозном воздухе было слышно дыхание Кошек. Их провожали. Медленно крались сзади, окружая и не давая и шанса сбежать. Их пасли по бокам, изучая, вынюхивая и любопытно высматривая из-за деревьев. Знали ли они, зачем к ним пожаловали?

Невдалеке сквозь серые ветви с померзшей листвой было видно рухнувшее дерево. Черный сгоревший ствол изуродованными корнями цеплялся за воздух, распахивал старые ветки, на которых пурпурные листья чуть слышно шелестели, пряча в мертвой кроне одно-единственное лиловое яблоко.

Кумо сиреневым облаком стелилось по поляне, хищно клубилось и непрестанно караулило свое сокровище.

Хайме остановился у самого края поляны и вернул себе человеческий облик. Где-то за ним собирался отряд, отстающие торопились, Винс шикал на всех, призывая молчать. Кот снял с ноги бинты, пропитавшиеся кровью, и кинул их поближе к дереву, в облако. Ржавые пятна в ту же секунду исчезли, кумо высосало всю кровь. Дерево признало в нем шисаи и приветливо зашелестело, будто вздохнуло. Хайме же с облегчением выдохнул.

— Здравствуйте, Самсавеил, — тихо прошептал он, поклонившись дереву в пояс.

Одна из ветвей качнулась. Кто ты?

— Я Хайме. Ныне второй шисаи твоих покинутых храмов, — все так же в поклоне ответил Кот.

На поляну опустилась звенящая тишина. Беззвучная мгла. Кумо подобралось и как будто ощерилось.

Хайме прижал уши и задержал дыхание, ожидая ответа Самсавеила.

Он никогда не понимал этого ритуала, он казался ему чем-то безумным, совершенно сумасшедшим. Всякому, кто обращался к Самсавеилу, тот задавал всего лишь один вопрос «Кто ты?». И если ответить неправильно, то Бог не станет говорить. Мол, не можешь понять себя — не поймешь и ответа на свои вопросы, а значит, не заслуживаешь и помощи. Так просто, но не все ответы им принимались. И никто не знал, какой ответ — верный. Для каждого он был свой.

Тишина не исчезала, казалось, высасывая все мысли из головы. Кумо медленно приближалось, вытягивая облачные щупальца. Если ответ Самсавеила не устроит, кумо защитит свое сокровище и выпьет души тех, кто посмел нарушить его покой. Кот откашлялся и продолжил:

— Я пришел просить твоей помощи. Твоей силы. Я уповаю на твою мудрость.

Ощущение присутствия Самсавеила исчезло. Кумо беспокойно закружилось и растворилось, впитавшись в землю. Его удовлетворил ответ или нет?

Хайме осторожно ступил на поляну одной лапой. Его не отбросило назад, не оттолкнуло. Кумо не появилось из ниоткуда и не кинулось на него.

Рана на ноге медленно затянулась.

Можно.

— Идем, — тихо бросил Кот через плечо и направился к дереву. Нетерпеливо оглядел его и землю под ним, когда-то давно выгоревшую дотла. Задрал голову в поисках ближайших гор, обошел корни.

Определенно, после разрушения алтаря в Инузоку поток ринулся искать новое место. И он был настолько силен, что, ударившись в дерево, уничтожил его и целую поляну вокруг. А уничтожив, после заново возродил. И раз пришелся в корни, значит…

— Вот здесь немного сдвиньте ствол, — скомандовал Хайме и принялся закатывать рукава кимоно. Цыкнул, подтянув их повыше. Боевого кимоно явно не доставало. И единственный ближайший комплект — дома.

Кошки послушно отодвинули ствол и боязливо вжали головы в плечи, когда пурпурная листва зашелестела. Им особенно не хотелось встречаться с кумо, уж их жизни, в отличии от шисаи, страж выпьет все до последней.

— Хватит, — Хайме лапой расчистил золу. Когти противно царапнули голый камень. — Вот тут, помогайте.

И принялся руками разгребать место у ствола дерева. Выгоревшая труха ясеня пачкалась и забивалась под ногти. Но за несколько минут все было расчищено, и в расщелине камня заискрились лиловые воды. Кот отряхнул руки и встал. Еще раз оглядел дерево, странным образом вынашивающее заветное яблоко, и хмыкнул. Интересно, если лиловые воды сметут елку, на ней тоже вырастут яблоки? И едва не рассмеялся собственной догадке. Улыбка тронула губы, и тут же исчезла. Самсавеил почует такое богохульство. Даже скорее хамство.

Хайме вынул катаны из ножен, Кошки повторили за ним. В ход пошли луки, пики, посохи. Винс небрежно прокрутил трубку в руке.

— Амулеты, — требовательно бросил Хайме и присел над трещиной. Кто-то торопливо подал ему одну из связок пульсирующих лиловых камней. Шисаи тут же нанизал их за цепи на меч и подвесил над трещиной. Лиловые воды поднялись, лизнули родные камни, да так и остались, купая осколки в силе Самсавеила.

Кошки дрожащими руками повторили за своим господином. Хайме остался поправлять запутавшиеся амулеты, а они все отошли на поляну, чтобы не мешать. Винс встал чуть поодаль, готовый говорить от имени отряда, когда все будет закончено.

— Боже! Все возможно тебе. Дай нам силы одержать победу, вернуть семьи, своих любимых, детей, родителей. Позволь нам вернуть себе жизнь, которой мы лишились. Утоли наши желания. Но не чего мы хотим, а чего — ты, — тихо молился Хайме, склонив голову. И священные воды вторили его словам.

Просьба была принята, дело оставалось за малым — дождаться окончания ритуала. Хайме развернулся, прошел к лиловым веткам и опустился в сень яблоневых листьев. Подобрал лапы, упер руки в колени и закрыл глаза.

Теперь все будет иначе. Умершие воскреснут быстрее и смогут продолжить бой, Химари будет жить. И вроде все хорошо, все точно будет хорошо, но он так устал. Пожалуй, пять с лишним столетий — слишком много, если провести их в служении Самсавеилу. Но слишком мало, чтобы пресытиться любовью Химари. Лишь бы она дожила до его возвращения.

— Господин, простите, — послышался тихий шепот над ухом.

Хайме открыл глаза. Винс боязливо смотрел на него, кусал губы, как будто боясь о чем-то попросить. Кот кивнул, молча разрешая продолжить.

— Вы не проведете службу? Мы ведь у священного Места Силы Самсавеила. Обычно…

— Боюсь, я не тот шисаи, что вам нужен, — тяжело протянул Кот и поморщился.

— Но…

— Послушай, Винс, твоя просьба несколько не по адресу, понимаешь? — Хайме с сожалением глянул на рыжего юнца, коротавшего лишь вторую жизнь. — Я тридцать четвертый шисаи. Из тридцати трех.

— Ну и что?

— Нет, не «ну и что», — Хайме замотал головой. — Да, я владею силой Самсавеила. Да, я обладаю даром шисаи. Но меня никогда этому не учили.

Он скрипнул зубами и с силой сжал в кулаках кимоно. Ему было запрещено считаться шисаи, потому что он никогда не проходил обучения в мужских храмах, у него никогда не было учителя и покровителя. Он как будто одним своим существованием нарушил все мыслимые и немыслимые законы. По три шисаи на храм, а он был сам по себе. Он просто умел обращаться с силой Самсавеила, но это не было правильным. Ведь в одном из храмов на самом деле было два настоящих шисаи и один совершенно обычный Кот, притворявшийся им. И ни один настоятель бы не признался, что ошибся в своем выборе. И даже всезнающий Самсавеил лишь смеялся нелепой путанице. Шисаи умирали, как и Ясинэ однажды, но на их место брали воспитанников храмов — таких, как Химари. Но никогда не звали его.

Винс заметил замешательство и едва сдерживаемый гнев своего господина и тихо прошептал, склонившись к нему, чтобы никто не услышал их разговор:

— Какая разница? Вы и Принцесса теперь единственные шисаи. Вы — последние, — почти что умоляя проговорил он.

— Смешно, — сквозь зубы прошипел Кот. — Вы все забыли, что я такой не по праву?!

— По какому праву? — зашипел Винс в ответ. — Какому. Черт возьми. Праву?! Нам плевать на право, на ваши догмы и нелепые уставы храмов. Да все монастыри уничтожены. Шисаи — убиты! Вы понимаете, господин? Мы верим только Самсавеилу, все остальное — лишь иллюзии и сущая нелепость.

— Что им нужно? — сдаваясь, хмыкнул Хайме.

— Служба, притча, не знаю, — пожал плечами Кот и, обернувшись, оглядел притихший отряд, ожидающий нападения кумо. — Мы разбиты. Уничтожены изнутри. У нас нет ни дома, ни семей. Нам нужна поддержка, вера, надежда. Хоть что-то, что позволит ощутить себя важными для этого мира, для Самсавеила, для нас самих.

— Вам нужно лекарство от горя, — усмехнувшись, грустно бросил шисаи и встал. — И я его дам.

Винс поклонился в пояс и, отступив, направился к отряду. Они встретили его расспросами, тревожным шепотом. Он что-то вполголоса ответил, и они с восхищением посмотрели на шисаи. Хайме отвернулся и скривил губы. Вот уж не думал, что Самсавеил и впрямь исполнит его старую-старую просьбу «Хоть раз провести ритуал Предназначения». Этот бог все помнил, все видел, все знал. И так вертел любыми просьбами, молитвами… душами, что становилось жутко. Какие цели он на самом деле преследовал, и была ли легенда о его жизни правдой?

Хайме зачерпнул священные воды, впитывая их силу.

— Сядьте кругом перед деревом, — попросил он доверившихся ему Кошек. И они с горящими глазами покорно расселись на мерзлой земле. Шисаи молча прошел в центр, крепко сжимая в кулаке оставшуюся воду.

И вместе с ним в круг пришла звенящая тишина. Настолько пустая, что слышно было прерывистое дыхание Кошек, шорох сминаемого хвостами снега, звон капель, срывающихся с кулака шисаи и разбивающихся о корочку льда на поверхности земли.

Хайме разжал кулак, и густой лиловый туман полился с его пальцев. Кто-то вскрикнул, приняв его за кумо, но туман не спешил нападать, а только окутал все вокруг и как будто спрятал. Нельзя было разглядеть даже соседа. Можно было только слушать. И сотни звуков вдруг стали практически осязаемыми. Шепот священных вод, лижущих осколки родных кристаллов. Биение сердца, шумно проталкивающего кровь по венам. И бесконечно бархатный голос, доносившийся издалека, изнутри головы, из-под земли, с неба, отовсюду.

— Когда-то так давно, что не помнят даже храмы, был Бог. У Него не было никого, кроме себя. И ничего, кроме мира. Мира, который стал Ему и домом, и тюрьмой. И все, чего Бог желал — познать свой мир, разглядеть его со всех сторон, постичь его, понять его. Он создал людей, пытаясь через их эмоции, через их чувства лучше разглядеть свою клетку. Ему нужны были все возможные чувства — от горя до счастья, от боли до наслаждения, от смерти до жизни. И Он любил своих людей, как умел. Заставляя их страдать и радоваться, терять и находить, ненавидеть и любить.

Грустный тоскливый вздох колыхнул туман, и он тихо пополз между Кошками, опутывая все сильнее.

— Это могло длиться вечность, если бы один из людей не воспротивился такому порядку и не бросил Богу вызов. Он отказался перерождаться, отказался от вечной жизни и вечного изучения Богом мира. И Богу ничего не осталось, кроме как выслушать его. Ведь Он любил каждого. Как умел. Этим человеком был Самсавеил. Он долго говорил с Богом, вечность объяснял Ему, что значит «любовь», и как «любят» люди, как стоит «любить» их, что значит «быть любящим Богом». И брошенный Самсавеилом вызов обернулся для Бога любопытством, удивлением, желанием. «Раз ты считаешь, что знаешь, как нужно быть богом — будь им» — такова была воля творца, и ей воспротивиться не смог ни Самсавеил, ни мир. Это было проклятием, навеки заточившим Самсавеила в той клетке, которую он ненавидел. А сам Бог отрекся и окунулся с головой в свое творение. Он учился любить, как люди. Учился понимать, в чем нуждаются люди. Учился заботиться о них и делать их жизнь в своей темнице хоть чуточку, но легче. Учился ценить их, раз они разделили Его участь, Его трагедию, Его существование.

Зашелестел яблоневой листвой ясень, горько плача. Шисаи тихо говорил, и мурчащий тоскливый голос его тонул в тумане, растворяясь в нем, становясь им.

— Самсавеил стал Богом нового мира и не смог не простить Творца и Создателя. Не смог не принять. И не смог не полюбить девушку, которой тот стал. Он так любил Ее, так восхищался Ее любовью к людям, так ценил Ее заботу и труды, что раз за разом возвращал Ее душу, чтобы Она бесконечно хранила мир.

Шисаи сглотнул подступивший к горлу ком, словно эта история была ему знакома хоть эхом, хоть сутью. И продолжил.

— Его отчаяние было так невыносимо, что он спустился из «ничего» сюда. Потому что когда-то был человеком. Он нуждался в любви, и получить ее мог лишь здесь, от Нее. Он желал разделить с Ней все, что у него было. Вечность, силу жизни и смерти, умение созидать.

В самом сердце горы, в Райском саду, горько-горько заплакали яблони, утешая шестикрылого серафима, тоскливо вторившего каждому слову, сказанному возле одного из его Мест Силы.

— Он был счастлив. Он был любим, окружен заботой и радостью. И вместе с тем, зависть поглощала собой всех окружавших его людей. Она туманила разум, заставляя невыносимо желать крыльев Самсавеила. И когда у него родился сын, крылатый младенец, люди сошли с ума. Все, чего они желали — это обладать той же силой, хотя бы теми же крыльями. И люди извратили все, что было у нового Бога. Уничтожили плод его любви, изувечили его тело, использовали его плоть и кровь. Но так и не стали равными ему.

Шрамы на теле Самсавеила противно натянулись, напоминая о прошлом, сотни раз изломанные крылья зашелестели перьями. Он помнил. Он никогда ничего не забывал. Ни на секунду.

— Не для всех плоть и кровь божества стала подарком, сулящим заветные крылья. Многих она превратила в подобие животных, а некоторые от отчаяния, злобы и ненависти обернулись дикими тварями, совсем потерявшими человеческий облик. Все только использовали Самсавеила, уничтожив его любовь, его мечты, его жизнь. Все, кроме Кошек. Единственных, кто поблагодарил его за бесценный дар. И все они, как один, получили в ответ еще восемь жизней. Чтобы могли служить ему долгие столетия.

Звонкий болезненный смех разлетелся по Райскому саду. Он проклял их — «Раз вы считаете это даром, то попробуйте еще восемь жизней в этом Аду провести». Проклял, но совсем не ожидал, что они проклятие расценят, как дар. И действительно станут ему служить вернее и преданнее, чем кто бы то ни было.

— Мы поклялись, что сторицей заплатим ему за дары. А он взял с нас одно лишь обещание — хранить Создателя, Творца, Возлюбленную. Он тысячи лет возрождает Ее, ищет, ждет. И все, что делаем мы, подчинено одной лишь его воле. Его желанию быть с Ней, желанию любить Ее, как Она любит мир. И когда мы снова будем свободны, мы поможем ему. Как всегда помогали. Он рассчитывает на нас, и мы обязаны заплатить всем, что имеем, по первому его зову, ради его счастья. Потому что все, чем обладаем мы — его дары. Сегодня он благоволит нам, и пусть его доброта не будет напрасной.

С пронзительным щелчком надломилась ветка, удерживающая лиловое яблоко. И оно, зазвенев, заиграв миллионами оттенков пурпура, подкатилось к ногам шисаи. Туман опал, обнажив ясень, Место Силы и несколько сотен огромных диких кошек, безмолвно слушавших легенду. Кольцом возле шисаи сидели люди из рода кошачьих и дрожали от наливавшейся в них уверенности, силы и восхищения.

Хайме замолчал и внимательно оглядел лес вокруг. Глубоко вдохнул потеплевший воздух, пытаясь разобрать тигриным носом несуществующие запахи. Он все гадал, как давно пришли сюда одичавшие кошки, и чего они хотят теперь.

Снежный барс с изорванной волчьими когтями мордой неспешно вошел в круг и, тихо заклокотав, замер. Хайме поклонился в ответ и пристально посмотрел зверю в глаза. Тот подошел ближе, тревожно огляделся, будто ожидая, что люди-кошки нападут на него. Но те сидели, не шелохнувшись, боясь даже вздохнуть. Барс приблизился и, вытянувшись на передних лапах, лизнул Хайме руку.

— Пожалуйста, — шисаи присел и, проведя ладонью по гноящимся ранам зверя, затянул их изнутри.

Барс ткнулся в плечо и утробно замурчал. Люди-кошки выдохнули с облегчением.

— Они помогут нам. Чем смогут, как и в каньоне, но на них, определенно, можно рассчитывать, — кивнул Хайме Винсу. Барс еще раз ткнулся ему в ладонь и ушел. Одичавшие кошки исчезли в лесу вслед за ним.

— А… а-а-а… А как зовут Создателя? Или скорее уж Создательницу, — замявшись, прошептал Винс.

— Ева. Ее всегда зовут Ева, — ответил Хайме.

— Меня зовут Ева, — с толикой ужаса в голосе проблеяла одна из девушек.

— Не каждая Ева — та самая. Ты — определенно, не та, — усмехнулся шисаи.

— А вы видели настоящую?

— Видели?

— Вы ее знаете?

— Какая она?

Хайме в ответ покачал головой.

— Это не имеет значения. Мы так часто находили Ее и приводили к нему, что однажды Она нас прокляла. И, видит Самсавеил, нет ничего сильнее Ее проклятия. Ни один Кот и ни одна Кошка не может привести Еву в Райский сад. Ведь тогда Ева непременно умрет. Снова. И снова воскреснет, но уже другой.

— Она, наверное, прячется от шисаи и всех Кошек, — с сожалением прошептал Винс.

— Нет, не прячется. Она не помнит, кто она такая. Никогда не помнит, — Хайме наклонился и подобрал с земли лиловое яблоко. Этот подарок был ценнее заряженных амулетов в тысячи раз. Откусив хотя бы маленький кусочек, Химари выживет. Это было самым сильным гарантом из всех возможных. Это было надеждой.

Хайме хмыкнул и спрятал яблоко в кармане. Верхнее кимоно, синее, осталось у Паучихи-провидицы. У Евы. Что, если это была та самая Ева? Если это правда, то Химари должна была уже почувствовать. И понять, что если Еву снова попытаться отвести в Райский сад — она умрет. Каждая Ева, которую приводит Кошка, умирает у ворот сада. Каждая. Проклятие чудовищно сильно. И нужно быть полным дураком, чтобы не заметить, как дорога эта девочка Химари, она напоминает ей о Сейрен, она позволяет ей искупить вину.

И шисаи взмолился, чтобы Паучиха-провидица была просто Арахной. Но не Евой. Только не Евой. Иначе это слишком жестоко.

Одно его успокаивало — провидица не казалась той самой Евой. Она была другой, совсем не похожей на всех настоящих Ев, что он видел. А значит, все могло обойтись малой кровью. Главное — не приводить Еву в Райский сад. Если она та самая, она умрет, а Химари не скоро оправится от утраты. Если вообще выживет. И Хайме крепко сжал яблоко в кармане.