#46. Все, что выпало, надо успеть проиграть

«Нетленная любовь!..» — вне сердца?! Где ж она?

«Горящий дух!..» — где плоть, что им обожжена?

«Раб Божий!..» — нет, мой друг, мы все рабы рассудка.

Красивым словесам на деле грош цена.

Бездушный зимний ветер залетал в распахнутые окна и гулял по коридорам, напевая заунывные песни. Раун кутался в плащ и медленно брел на встречу с императрицей. Она вызвала его из госпиталя, но ничего не уточнила. Обязан прийти. И все. Назначила день, час, но даже причины не указала.

У ворот церемониального зала стояли Охотницы, Раун протянул им приглашение, но они отмахнулись — о его визите предупреждены, и разрешили пройти внутрь.

— Ваше Императорское Величество, позвольте войти? — окликнул он, просовывая голову в помещение.

— Да, заходи!

Трон был пуст. Всюду сновали Ангелы и Охотницы, переносили бумаги и снимали со стен кошачьи шкуры. Раун не сразу заметил императрицу.

Она стояла у одной из колонн и обсуждала с рабочим Кошачью фреску, что вырисовывалась при отколупывании верхнего слоя побелки и красок. Но вместе с тем это была не императрица. Не та императрица.

В первую очередь бросалось в глаза отсутствие платья и корсета из кошачьей шкуры. Четырехкрылая была в каштановых штанах и сапогах; белой рубашке, прихваченной высоким поясом на талии и кожаными наручами. Длинные светлые волосы были туго затянуты в хвост. Императорскую особу в ней выдавала лишь диадема, легко обнимающая лоб, и крылья.

— Раун, подпишешь? — Изабель мягкой кошачьей походкой подошла к Ворону и, ухватив за локоть, повела за собой туда, где народу было поменьше.

— Что это? — он осторожно принял из ее рук бумаги, пробежался глазами по диагонали.

— Назначение на должность моего советника, — спокойно отозвалась она.

— Подпишу, но я ведь секретарь, какой вес имеет моя подпись? — непонимающе отозвался Ворон и поднял глаза на императрицу. — Ваше Величество, — торопливо добавил и покорно опустил глаза.

— Я хочу, чтобы моим советником был ты. Мне порекомендовали тебя как человека, верного одной лишь империи, — она улыбнулась. Усмехнулась даже. Незнакомый огонек блеснул в ее глазах. В голове Ворона вспыхнули слова умершей Люциферы — «кто победил, тот и добро».

— Я… — Раун тряхнул головой, отгоняя призраки прошлого. — Я не ожидал признания моих талантов, Ваше Величество, — поклонился он Изабель в пояс. — Я не подведу.

— Я рада, Раун, — кивнула она и, развернувшись, двинулась к выходу. — Заканчивайте без меня, — кивнула одной из Охотниц и практически выскочила в коридор, как Ворон бросился следом.

— Простите! Могу я задать вам вопрос? — окликнул он ее, ускоряя шаг.

Она обернулась, махнула рукой, предлагая ему догонять, и пошла чуть медленнее.

— Вы — Люцифера? — каркнул он раньше, чем успел понять, какой вопрос его волновал. И в то же мгновение побледнел от ужаса.

Она остановилась, смерила его задумчивым взглядом и даже фыркнула.

— Как ты себе это представляешь, Раун? Это невозможно. В мире нет силы, способной менять души людей. Не говори глупостей, иначе я решу, что рекомендация была ошибочной, — с лукавым прищуром ответила она и, кивнув на бумаги, продолжила. — Завтра принеси в мой кабинет с подписью. Тогда и начнем все сначала.

Она ушла, а он остался стоять в пустом коридоре. Хотел было сказать ей, что ничего не понимает, но отложил все мысли на потом. Сейчас в его голове была одна лишь каша. И, пожалуй, счастье. Он наконец-то будет полезен. Будет нужен.

***

По коридору прокатилась тележка, груженая клетками. Алиса проводила ее взглядом и осторожно вышла из тени колонны. Кажется, это был последний Ангел. А значит, сейчас в мастерской императрицы осталась лишь Изабель.

Алиса крепко стиснула рукоять извитого кинжала и крадучись направилась к дверям. Сердце колотилось так бешено, так неистово, так болезненно.

Императрица стояла в полупустой комнате и задумчиво разглядывала статую Люциферы. Изучала, словно незнакомку. Трепетно водила пальцами по острым чертам лица хищной Гарпии. Будто боялась, что от прикосновений та рассыплется в пыль. Раскрыла и снова сложила четыре огромных крыла, потянула спину, болезненно скривив губы. Без привычного корсета ей было явно неудобно, и она потуже затянула широкий ремень на талии.

Что-то в ее виде здорово настораживало генерала. Она медленно обогнула статую и императрицу вдоль стены. Мазнула языком по губам, пробуя воздух на вкус. Запахи облепили всю глотку. Знакомый терпкий, словно красный перец с паприкой — любимые специи Лиона. Оттого ли он их любил, что они напоминали ему о Люции? Горький-горький запах ввинчивался в голову, напоминая о той, что теперь стала кристальной статуей.

Люцифера всегда была на стороне крошки Бель, может, не стоило перечить ее убеждениям? Генерал осторожно погладила рукоять клинка, старого подарка Гарпии. Или стоило?

Алиса прошла к зеркалам и повернулась к ним лицом. Невольно скривилась — за последние полгода из нее будто выпили несколько бокалов жизни. И все было абсолютно зря. Лиону хорошо — он уйдет, он, наконец, обретет свободу. А что делать ей? Что? Служить, как преданная собачка девушке, которая никогда это не оценит. Странно, что она не приказала убить ее в отместку за Хоорса.

Отражение смотрело на свою хозяйку тоскливо и болезненно. Янтарные глаза потухли. Все, совершенно все оказалось бессмысленным.

Оставалось только смириться. Со всем смириться. И с потерей Люции. И с уходом Лиона. И с этой ношей и чертовыми гирями, что он повесил ей на шею. Как будто знал, что она не сможет ему отказать. Заклинал ее именем Люциферы — каков хитрец. А теперь в ее руках были три практически полностью уничтоженных округа, тысячи смертей, сотни бунтов. Оставалось только одно — смириться со всеми потерями, как когда-то она смирилась с отсутствием крыльев.

— Четыре крыла на двоих, — голос Изабель прозвучал как-то неестественно. Непривычно.

Тонкие нежные руки требовательно скользнули по ребрам. Острый подбородок больно уперся в плечо.

Алиса подняла глаза на отражение. Рука с клинком задрожала.

Императрица стояла позади нее, широко раскрыв белоснежные крылья. И впрямь казалось, что перед зеркалом — два Ангела.

Алиса не понимала. Не понимала совершенно ничего. Трусливо облизнула губы. И сердце поняло все первым. Этот запах. С детства знакомый терпкий запах исходил от императрицы. Этого просто не могло быть.

Руки Изабель сложились перед грудью Алисы в символ птицы. Ладонь на ладонь, большие пальцы вместе, остальные — словно перья. Как у статуи на кладбище.

— Ты — Люцифера? — тихо прошептала Алиса, заглядывая в небесно-голубые глаза императрицы, отраженные в зеркале.

— Тс-с, никому ни слова. А то одной болтливой ящерице я прищемлю хвост!

***

— Я не помешаю? — императрица отворила дверь в покои Ястреба и осторожно вошла.

— Нет, я уже почти закончил, — Лион укладывал на кровати вещи в дорожный мешок и только полуобернулся, чтобы поприветствовать гостью.

Она мягкой поступью, позаимствованной у принцессы Кошек, подошла к шкафу и безынтересно в него заглянула.

— Смотрю, ты все вещи собрал, — протянула она.

— Оружие отдал в мастерские еще до назначения Алисы, одежда моя ей точно не по фигуре. А все остальное — так, мелочи, месяц продержусь, там буду смотреть по ситуации, — Лион свернул запасную рубашку и аккуратно сложил в походный мешок.

Императрица понимающе кивнула.

— Я хотел поговорить с тобой.

— Да? — она бегло осмотрела сложенные на кровати вещи и личное оружие — ножи, пегасий хлыст.

— Надеюсь, ты оставишь Алису на посту генерала, — Лион полуобернулся к императрице, та отрешенно кивнула в ответ, и он продолжил. — Скажи ей, кто ты есть на самом деле. За своей Люциферой она готова идти куда угодно. Ради тебя она пожертвует всем. Для тебя и твоей империи — она лучший генерал, которого можно вообразить.

— Алиса знает, — Люция искоса глянула на Ястреба и даже улыбнулась уголком губ.

Лион удовлетворенно выдохнул. Ну хотя бы мечта Ящерицы станет реальностью. Как и стремления его секретаря, Рауна. Ворон всю жизнь стремился быть полезным для империи. Человек на троне для него значит мало, и тем лучше — он сможет здраво мыслить, не цепляясь за собственные слабости. Было отличным решением посоветовать именно его Люцифере.

Императрица медленно подошла к распахнутой двери в уборную и коснулась ручки.

— Стой-стой! — запоздало окликнул Лион, но не успел.

Дверь медленно закрылась, тряхнув криво повешенными крыльями Люциферы.

— Что это? — голос императрицы дрогнул, она осторожно, будто боясь спугнуть непрошеное видение, провела рукой по бело-бурым перьям, набравшимся пыли и влаги коридоров.

Лион молчал, затаив дыхание.

— Ты хранил их? — тихо прошептала она, сжимая в кулаке маховые перья. — Зачем? Лион? — она обернулась и вопрошающе посмотрела на Ястреба.

— Ты не хочешь знать! — процедил он сквозь зубы.

— Я хочу знать, почему, когда мне отрубают крылья, их приносят тебе, а ты хранишь их, как зеницу ока, — она с прищуром глянула на него. — Я хочу знать, почему меня оставили в живых, когда убить можно было очень и очень легко. Я хочу знать.

— Люцифера, ты не хочешь.

— Ты мне друг или кто?! Я спросила — я хочу узнать. Я — твоя императрица! Ты обязан ответить, и таков мой приказ.

Он с трудом взял себя в руки. Она как всегда слишком настырна. И вряд ли даже понимает, что творит.

— … или кто.

Люция непонимающе нахмурилась и подошла ближе.

— Ты спросила, друг я тебе или кто. Я — «или кто».

***

Кирана молча стояла посреди генеральского кабинета и смотрела в окно. В бирюзовом весеннем небе учился летать будущий император — четырехкрылый мальчишка Нойко. Нелепо хлопал большими крыльями и отчаянно верещал. Охотница от скуки считала, сколько раз он терял равновесие и камнем падал вниз, а следом за ним ныряла Изабель. Подхватывала, поднимала еще выше, и все повторялось. За время, что Кирана наблюдала, счет перевалил за пятый десяток.

Буря в душе поутихла. Императрица позволила ей забрать в свой кабинет статую Люциферы. И теперь хищная Гарпия, навеки воющая от боли, утешала ее разбитое сердце. Хильда была отомщена, но радости от возмездия Кирана не чувствовала. Только пустоту. Зияющую дыру где-то там, где была сестринская любовь и старая дружба.

Алиса что-то писала, царапая бумагу пером. И этот скрип порядком раздражал.

— Ты прочла? — наконец, не выдержала генерал и постучала ногтем по документу на краю стола.

Кирана вздрогнула и перевела взгляд на бумаги.

— Я знаю, что там, — тоскливо ответила она и откашлялась. — Вы назначаете меня на должность главы Охотниц. Слухи быстро разлетаются, — и пожала плечами.

— А ты прочти внимательнее. Иначе какой ты командир, раз веришь одним лишь слухам, — с усмешкой глянула на Охотницу Алиса.

— Да, мой генерал, — выдохнула Кирана и взяла бумаги. Честно прочитала, но ничего нового не нашла. Такой документ она уже подписывала после отставки Лиона.

— Третий пункт, — генерал махнула пером, призывая прочесть еще внимательнее.

И Охотница покорно прочла. Дважды.

— Этого пункта ведь не было раньше, — осенило ее и она удивленно подняла на Алису глаза.

— Теперь есть. Или не устраивает? — лукавый прищур Ящерицы означал, что она довольна своей работой.

— Еще как устраивает, — искренне улыбнулась Кирана. — Теперь я подчиняюсь только императорской семье. Как когда-то самые первые Охотницы-кошки.

— Мир? — Алиса встала из своего черного кресла и протянула руку. — Я больше не имею над тобой власти. И надеюсь на твое содействие. Когда-то мы были подругами. Я бы хотела все вернуть. Прости меня.

— Мир, — Кирана мигом подписала документ и пожала генералу руку. — Можешь на меня рассчитывать, Ящерка.

***

Морские волны шумно лизали ступени, ведущие в храм. Небо баюкало заходящее солнце, тянущее рыжие лучи к храму Самсавеила. А Химари выглядывала из-за спины Кота и любовалась миром. Лодыжка противно ныла, но в объятьях Хайме было совершенно спокойно и так легко. Как раньше. Как всегда.

— Ты что, плачешь? — окликнул он ее и дернул плечом, пытаясь разглядеть лицо. — Старые кошки не плачут.

— Я и не плачу, — мурлыкнула она, зарываясь носом в ворот кимоно. Терпкий запах горького шоколада успокаивал, как ничто на свете. — Но очень боюсь.

— Чего же ты боишься, глупая Кошка?

— Прошло двадцать лет, вдруг они ушли из этого храма? Вдруг их там больше нет?

— Вдруг ты напрасно покупала марципан для Торы? — рассмеялся Хайме и подхватил Кошку поудобнее.

— Я так виновата перед ними, — она потрясла свертком с подарками для сыновей и дочери.

— А я — перед тобой. Но ведь ты простила меня, — он неуклюже чмокнул Химари в висок. — Да и какое это имеет значение? Простят, не простят, главное, что они снова будут с тобой. Живые, здоровые. Разве я не прав?

— Прав, — пробурчала она ему в плечо. — Но я все равно боюсь.

— Уже почти пришли. Прекращай давай трястись, как будто ты Ева, и выбрось из головы всю эту ерунду, — почти огрызнулся он, поднимаясь на последнюю ступеньку.

Кошка не успела ответить совершенно ничего, как до ее ушей долетело нестройное:

— Мам?!