#2. Вернуть нельзя отпустить

В этом мире не вырастет правды побег.

Справедливость не правила миром вовек.

Не считай, что изменишь течение жизни.

За подрубленный сук не держись, человек!

Хоорс осторожно спустился на поляну посреди густо ощерившегося Ариного леса. Воздух, поднятый порывом крыльями с земли, донес тошнотворный запах распотрошенных внутренностей и крови. К нему примешивался терпкий аромат сырости и едва уловимый сладковатый — лекарств. Хоорс сложил крылья и поднял фонарь на уровень груди. Лиловый кристалл сиял в стеклянных застенках и, пульсируя, освещал темный лес на десять метров вокруг. Выхватывал пунцовыми пятнами тела Охотниц, примятые листья, любопытное зверье. Крылатый подошел к одной из лучниц, повисшей вверх ногами на веревочных перилах, осторожно оглядел. На самом деле ему было плевать на нее, но стоило уделить внимание ее смерти. Горло девушки было вспорото метательным ножом. Вторая лучница убита так же. И третья тоже. Все, кроме мечниц, были убиты тонкими клинками. Хоорс вытер один из них об куртку Охотницы и поднес к глазам, посветил фонарем на высеченный номер. Партия новая, Люцифера не могла украсть со склада — там старье. Значит, забрала у одной Охотницы из отряда. Но на поверку пояс ножен у лучниц был заполнен, а мечницам такие клинки не полагались. Оставалось два варианта — либо они принадлежали Хильде, которой тут отчего-то не оказалось; либо Алисе. И в последний вариант верилось больше.

Можно было забрать улики и предоставить совету, сбор был назначен через несколько часов. А можно было спасти Ящерице жизнь и честь. Хотя бы честь. И крылатый собрал шесть тонких ножей, протер о куртки лучниц и спрятал за пазухой. Если Алисе удастся пережить эту ночь, она будет обязана ему до самой смерти.

Других ножей Хоорс не нашел. Осмотрел каждое тело, но мечницы были убиты своими же клинками — уж раны от меча и ножа не спутаешь. Лиловый фонарь выхватил темное вязкое пятно впитавшейся крови у дерева, усыпанное пухом и перьями. И Ангел подошел к нему, склонился, поставил фонарь рядом и принялся разглядывать. Белые с бурыми, крупные, маховые. Такие были у одной лишь Люциферы. Да и неоткуда тут было взяться еще одному Ангелу — какой идиот посмеет встать между Охотницей и ее добычей?

Последний патруль крылатых отрапортовал, что в небе не было ни маршала, ни ее пегаса. Лишилась крыльев, чем привела в ужас весь госпиталь и почти на день парализовала работу постов. Гул стоял по всей горе — глава Охотниц Алиса отрезала крылья той самой Люцифере! Но Хоорс мало в это верил — скорее маршал отрубила крылья сама. Ей бы хватило безрассудства и на такое.

Но и пегас Люциферы не улетел. Старая кляча утопала по лесам неизвестно куда. Еще одна ловушка. Чтобы все решили, что беглянка улетит. Или не ловушка. Может, она как раз и собиралась, потеряв крылья, улететь на крылатом коне. Тогда бы взяла кобылу посильнее, а не умирающее создание, давно бы скопытившееся, если бы не Лион.

А собиралась ли она вообще отрубать крылья? Всю войну кричала, что это ее преимущество, а теперь вдруг — обуза? Или после госпиталя она была уже не в состоянии тащить на себе такую ношу? Или теперь ей противны Ангелы?

Могло быть все, что угодно.

Хоорс поднял фонарь и прижал к груди. Обхватил его руками, уткнулся лбом в кольцо и тяжело выдохнул. Любые его догадки абсолютно не имели смысла. Пусть даже он угадает, что с того? Бывшая крылатая от этого не появится.

Да и мог ли он угадать? Люцифера с самого детства была себе на уме. С ней почти никто не мог сладить, она делала всегда только то, что хотела. Лезла в драки, летала, как угорелая, покоряла горы. Она даже весь рядовой состав в свои десять лет построила — обыграв в шахматы на желание. Заставила каждого чему-то ее научить — стрелять, метать ножи, защищаться, прятаться.

Найти маленькую Гарпию было практически невозможно. Еще сложнее было вдолбить в упрямую голову, что ей жизненно необходимо заботиться о своем хрупком теле, не знающем боли. Ей было плевать — лезла в горы, сдирала руки и колени в кровь, вечно с вывихами, растяжениями. Сколько мороки! Сколько времени ушло, чтобы приучить ее заботиться о себе! Постоянно с разбитыми кулаками, синяками, вся перемазанная йодом и замотанная в бинты по самые уши. Она запасалась ими, спиртом, перекисью и переатом. Училась на ощупь определять травмы, пыталась компенсировать отсутствие боли всеми остальными чувствами. И плевать ей было на уговоры. Твердила без устали: «Я — совершенство! И сам Бог позавидует мне!»

— Несносная девчонка! Выросла в чудовище! Где ее искать?!

Но Лион знал, кого посылает, — Хоорс был единственным, кому под силу отыскать Люциферу где угодно. В этом ему не было равных, он и сам не знал, почему.

— Думай! — огрызнулся он, с размаху ударив кулаком по ближайшему дереву. Дикие яблоки посыпались под ноги.

Размышления никогда не помогали. Лишь странное интуитивное чутье работало безотказно. Хоорс выдохнул и поплелся меж деревьев в сторону селения Муравьев. Он там уже был — не приходила Люцифера — но тянуло именно туда. Снова.

***

Ариный лес кончился крутым спуском с холма. Внизу горела лиловыми огнями ночных фонарей деревня — последняя смена шахтеров возвращалась по домам.

Пусто. Чутье завело Хоорса в никуда. Вокруг была только пожухшая трава, валуны да ямы. Тихая безлунная ночь как будто и не хранила никаких секретов. Он обвел фонарем примятые кусты, медленно сползающие по склону деревья и выступающий над холмом серый камень. Выдохнул.

Собрался возвращаться, как услышал шепот. Мурашки пробежали по спине.

— Кажется. Кажется. Мне все кажется. Кажется. Кажется…

Бросился к валуну, обогнул. И замер, невольно опустив руку с фонарем.

Он узнал Люциферу со спины даже без крыльев. Седые волосы до талии были рассыпаны по широким плечам, запачканы кровью, а некоторые пряди даже намотаны на выступающие кости остатков крыльев. Обломки были залиты переатом и блестели в свете фонаря. Маршал сидела и покачивалась вперед-назад, все повторяя себе под нос, что ей что-то кажется.

Как же сильно она изменилась. Кожа висела на выступающих костях, от былых мышц не осталось и следа. До чего тонкими и слабыми стали руки. Ее по-мужски широкая спина была усыпана, как бисером, ранами и крохотными синяками от игл — симметрично вдоль хребта. Каждый позвонок выделялся фиолетовыми и зелено-желтыми пятнами на сероватой коже.

— Мне все кажется. Кажется. Кажется, — шептала она, водя большим пальцем по левому запястью. — Кажется. Кажется.

Хоорс сглотнул, облизнул сухие губы, не решаясь окликнуть ее. Медленно подошел, боясь напугать, и выглянул из-за плеча. До чего же гадко пахло распотрошенной животиной. Между ног беглянки лежала объемная туша, под рукой — мешок с солью, у колена — еще один мешок, для мяса. Она готовила запасы. Крылатый подозрительно присмотрелся к туше — мясо темное, такого у коровы не будет, разве что у оленя или коня.

Догадка пришла не сразу. Хоорс нехотя поднял фонарь, лиловый свет разлился по камню, выхватив из мрака аккуратно сложенные белесые крылья. Там же стояли склянки, полные бурой жидкости, и мешок с ливером, неприятно бивший в нос запахом внутренностей. Ангел плотно прижал ладонь ко рту, борясь с позывами рвоты. Не мог понять, что чувствует помимо омерзения и ужаса. И мясо, и крылья, и кровь принадлежали любимому пегасу Люциферы. Священное животное было растерзано, как какая-нибудь скотина. И осознание полного сумасшествия беглянки нахлынуло слишком сильно, невыносимо.

Она даже головы не повернула, словно не видела, что все вокруг залито лиловым светом. Без фонаря, без огня просидела у камня до ночи. Врач предупреждал, что на закате и на рассвете галлюцинации особенно сильны. К тому же, сейчас осень — самое тяжелое время для всех безумцев. Если она не может отличить свет фонаря от мрака, то узнает ли своего хранителя?

— Здравствуй, Люлю, — тихо прошептал он, осторожно присаживаясь рядом.

Люцифера молчала, терла пальцами запястье и смотрела в темноту.

— Люлю! — повторил он, тронув ее за плечо.

Она перестала качаться и только скосила на него глаза. Жуткие, заглядывающие прямо в душу. Совсем не принадлежащие человеку. Скорее уж — дикой, голодной Гарпии. Что-то азартное, хищное мелькнуло в зрачках и потухло.

— Хоорс, ты? — просипела она, стиснув пальцами запястье.

— А не похож?

Он смог, наконец, спокойно дышать. Она не станет его убивать. Но под ложечкой предательски засосало от страха — любимого пегаса убила, а ведь души в нем не чаяла.

Люцифера изучающе смотрела на его лицо, будто первый раз видела. Прикусила губу, прижала руки к груди.

— Не похож, — наконец, выдавила из себя. Насупилась, хмуря брови, отвернулась. — Ты выглядишь как зверюшка, что я дарила Изабель, как хорек. Ты в белой форме, как обычно. У тебя широкий нос и большие круглые глаза, карие, странные такие. Клыки крохотные. Не руки, а лапы с когтями, — маршал замялась, еще раз искоса глянула на Хоорса. — Но только ты зовешь меня Люлю.

— Понятно, — кивнул крылатый и поджал губы. Он не рассчитывал, что у нее будут такие галлюцинации. Хорек… боже, как узнала-то? Чушь, он с трех лет ангел, он больше не зверушка.

— Мне все кажется, — прошептала она и горько усмехнулась. — Кажется. Вроде мясо режу, а кажется, что червей перебираю, и они пищат, — слепо посмотрела перед собой, тяжело вздохнула. — Кажется. Но все такое настоящее, и не отличишь.

Хоорс придвинулся к Люцифере и предложил крыло. Она благодарно кивнула и, ухватив за перья, укрылась. Интересно, что ей померещилось? Плащ? Плед?

— Кажется. Мне все кажется.

— Но ты же как-то отличаешь явь от иллюзии. Или нет? — Ангел наблюдал, как женщина снова водит пальцами по запястью. Вены отчетливо проступали под нежной кожей, и он готов был поклясться, что вдоль них нет живого места — все в бисере шрамов, синяков, кровоподтеков.

— Отличаю, — она встрепенулась. Замешкалась, словно не могла понять, стоит ли доверять Хоорсу, является он иллюзией или нет. Протянула левую руку, ткнув запястьем под нос. — Когда мне все кажется, тут ничего нет.

Ангел перехватил руку и осторожно повернул, подставляя свету. Клеймо оплавленной плоти сложно было спутать даже со шрамами на руках. Просто номер по счету — остался с войны против Кошек.

— Тут цифры. Сто восемь или восемьсот один, как посмотреть, — Хоорс пожал плечами и оттолкнул руку. Уже не раз видел. Обычные цифры, у половины Ангелов такие же остались с лагерей. У него самого — тридцать.

— Сто восемь, — прошептала Люцифера, закрывая цифры ладонью. — Если все вокруг настоящее, то я их чувствую. А сейчас нет. Даже руку не вижу — какие-то щупальца сиреневые, светятся.

— Люлю, куда же ты пойдешь в таком состоянии, а?

Хоорс чувствовал себя паршиво. Женщина нуждалась в его помощи, ведь даже не могла приготовить себе запасы, не говоря уже о том, что осталась без оружия, теплой одежды и крова. Она была совсем одна против империи. Мир просто пережует ее жизнь и выплюнет.

Он одернул себя — нет, она была снова одна. Снова против империи. Снова против мира. Снова без еды, оружия, одежды и крова. Снова. Ей не впервой было выживать и начинать все с начала. И она безусловно справилась бы в очередной раз, вот только сейчас верилось в это с трудом. Постарела, крылья потеряла, с ума сошла, отвернулась от империи. Из такого ада в рай не выбраться.

— Люлю? — повторил Ангел, тронув ее за плечо.

Она слышала вопрос, но беззвучно говорила под нос, подбирая слова.

— Мстить, — пробурчала наконец, с силой стиснув запястье.

— Кому?

— Меруру, Мерт и, напоследок, Инпу, — Люцифера дернула плечом, словно это было абсолютно логично.

Хоорс пожевал губы, раздумывая над ее целями. Мерур был вассалом в округе Быков, приютил сироту, заботился о ней до пяти лет, хранил как зеницу ока. А потом продал Ангелам. С ним все было понятно. Мерт правила округом Змей. Их отношения сложно было назвать дружбой, но убивать из-за этого — странно. Инпу был вожаком Волков в своем округе, когда-то их с Люциферой конфликт привлек всеобщее внимание. Не говоря уже о том, что именно Инпу убедил молодую императрицу отправить маршала в тот самый госпиталь, из которого она сбежала. Это тоже можно понять.

— Мерур и Инпу предали тебя, — заключил Ангел и поставил фонарь на колени, так было лучше видно лицо Люциферы. — А Мерт?

— Поставляла яды и наркотики в госпиталь. Она тоже предала меня, — женщина провернула разделочный нож в руке и воткнула в землю.

— Инпу стал еще сильнее, будь осторожна.

— Да, я знаю. Этот старый вояка мне не по зубам, придется хитрить и заманивать в ловушки, иначе его волчья свора разорвет меня в клочья! — усмехнулась она и повернулась к Хоорсу.

Глаза безумной Гарпии казались жуткими в свете фонаря. Зрачки сузились в точки, обнажив зеленые, как летняя трава, глаза. Потрескавшиеся губы, тонкий очерченный нос, острые скулы смотрелись на бледном лице высеченными, вырезанными. Она была слаба, но как всегда упряма и самонадеянна. Можно было сказать правду, что шансов у нее никаких, и услышать в ответ треклятую мантру: «Я — совершенство. И сам Бог позавидует мне!» Нет, переубедить невозможно. Разве что уговорить, как раньше. Иногда срабатывало.

— Месть разрушит тебя, Люлю, — Хоорс отвернулся. В голове вертелось много мыслей. С одной стороны, Лион был прав — беглянку надо вернуть, иначе сам факт ее побега здорово всколыхнет всю империю. Она не в безопасности. Никто не в безопасности. Она — враг, предательница. У нее опыта в побегах и обмане больше, чем у половины солдат. А еще они боятся ее, да. Им со скамьи Имагинем Деи внушают, что та самая Люцифера — редкой силы и мощи воительница. Их учат стремиться к ней, к ее способностям, к ее умениям, талантам. Им духу не хватит драться с легендой — уму непостижимо. Охотницы и те попались в эту ловушку. Ведь они сильнее ее физически, а от той Люциферы и не осталось-то ничего, она и крылья свои толком донести не смогла! Она должна была проиграть, но образ, так трепетно удерживаемый в умах всех воспитанников Имагинем Деи, спас ей жизнь. Знала ли она об этом? Но как бы не был прав Лион, желая вернуть сбежавшего маршала, он явно не учел, что нынешнее положение для нее куда естественнее и привычнее больничной койки под охраной.

К тому же, шансы умереть на воле и в госпитале примерно равны. Стоит вернуть ее, как опыты наверняка продолжатся. Стоит оставить ее, как, воплощая свою месть, она умрет. Вопрос лишь, где — у Быка, Змеи или Волка. Непременно умрет, всех троих даже ей не осилить. И она к этому готова. Как и всегда — жизнь на кон, иначе не умеет.

— Я знаю, — вдруг отозвалась она, вторя его мыслям. — Но отказываясь от мести, ты позволяешь злу утвердиться в своей безнаказанности.

Хоорс кивнул. В любом случае, она не пыталась разрушить империю, отомстить всем Ангелам за свои злоключения. И цели ее были выбраны как-то странно, нелогично. Вот только в высшей степени глупо было бы пытаться ее переубедить. Пусть лучше умрет где-нибудь по дороге — и меньше проблем. Лион отвяжется, императрица впадет в депрессию, но так даже лучше — от кумиров нужно отказываться.

— Помнишь, как учили нас магистры Имагинем Деи? Прости врага своего. Не можешь простить — убей! — отчеканила Люцифера каждое слово и обернулась к Ангелу. — Я не могу простить. Понимаешь?

Он понимал, но ничего не мог ей ответить. В нем так отчаянно боролись совершенно непонятные ему чувства, что он боялся хоть что-то сказать. Прошло время, когда он отвечал за нее головой, давно уже как. Прошло время, когда она отвечала за него, вдруг став его командиром на войне. Несносная девчонка выросла, и он больше не мог ничего поделать. И даже не хотел. Раньше было проще — за крыло схватил и ругай, веди куда хочешь, она жеребенком будет плестись и обиженно фыркать. А теперь? Какой из нее жеребенок? Гарпия, не иначе, недаром ее так и прозвали. Упрямая Гарпия, которую за крыло да за косу никуда не отведешь, не заставишь лечь в госпиталь, не уговоришь слушаться врачей. Она выросла и много-много раз доказала, что с ней стоит считаться. А он все равно надеялся, что вот она ошибется, проиграет, и угомонится. Похоже, успокоит ее разве что гроб.

— Ты, как и Алиса, пришел забрать меня? — спросила Люцифера, положив руку на рукоять ножа. Ей бы хватило доли секунды, чтобы воткнуть его Ангелу в сердце. И он это понимал.

— Что-то вроде того, — Хоорс пожал плечами. — Но я не буду тебя обратно тащить. Мог бы, ты вон как ослабла, но не хочу.

Он даже посмаковал каждое слово, что сказал. Пожалуй, не врал. И впрямь не хотел силой возвращать ее. Не видел смысла. Она не просто так сбежала, а раз был повод — то сбежит еще раз. И еще. Пока в очередной раз либо не добьется своего, либо не умрет.

— Хорошо, — усмехнулась она краем губ. — Ты провалил задание, верно? Что будешь делать?

Ангел замялся и убрал крылья, обнажив изуродованную спину Люциферы. О генерале он забыл. Как и о совете, отчете, целой ночи, которую предстояло провести в спорах и бесполезной болтовне.

— Разберусь, — буркнул он, поднимаясь.

— Ты теперь враг для меня, — она следила за каждым его движением, все еще держа руку на рукояти ножа.

Хоорс усмехнулся.

— Убьешь, как пегаса?

Он не рискнул поворачиваться к ней спиной, только отошел, чтобы она не достала ножом. А поднимется — тут же взлетит, без крыльев ей за ним не успеть.

— Не сегодня. Ведь ты мне только кажешься. Кажешься. Кажешься…