14

Медиума можно уничтожить несколькими способами. Медиум может умереть, если не будет кормиться долгое время, уровень его духовной энергии упадет до нуля и медиум погибнет. Медиум может умереть, если одновременно убивает и себя и носителя договора. Медиум, обладающий более мощным даром, соответственно может уничтожить более слабого или «спящего» медиума, высосав всю энергию противника. Медиумы могут быть каннибалами, и пожирать духовную энергию сородичей, чтобы стать сильней.

14.

Завтра могло измениться в любую минуту. Сегодняшняя «я», и следующая «я», проснувшаяся в завтрашнем дне, уже может быть другой. Приняв все, осознав и подготовившись духовно и морально, каждый день стал томительным ожиданием. Чтобы понять себя мне нужно были лишь разобраться в своих желаниях. Да, я желала быть с Фраем, желала его любви, его мира и будущего…. Будущего, которое он мог бы дать. Так могло бы быть…. Но меня лишили спокойной человеческой жизни. Не отрицаю, что пережить смерть родителей можно было…. Не такая уж и одинокая меня ждала перспектива жизни. А боль принимается как данность, к ней я привыкла еще с детства. Я же предпочла не сражаться с реальностью. Возвыситься над невзгодами судьбы, стать сильнее, независимее, еще более свободной. Погрязнув в страшном грехе, в погоне за силой и истиной, я уничтожила свою душу-человека и…. И пробудила «другую себя» — мощную нечеловеческую личность Бога Смерти. Желание стать «той» Джульетт — алчное, эгоистичное, разъяренное, оно просто утопило невинное и светлое желание «будущего Фрая».

Стоило подумать о нем…. Волосы на роспуск, а глаза поблескивали из-за стекол его очков, открывая дверь, Фрай принес мне завтрак. В горле пересохло, улыбаться, улыбаться…. Только улыбаться ему, чтобы он не понял ничего!

— Ты опять плохо спала? Джулли ты выглядишь совсем измученной — не говорить же, что да! Я каждый день мучаюсь от боли смертельной для обычных людей. Мои внутренние органы разлагаются, а тело человека перестает существовать! Вот был бы кадр рассказать ему такое.

— Как ты движешься? Только, что у двери с подносом, а сейчас уже здесь! Словно кот! И не приближайся так близко к моему лицу….

— Волнуешься? — улыбчиво проигнорировав мой упрек, подплыв ко мне грациозно, Фрай уселся рядом на край кровати.

— Вишневый сок или кофе?

— Обычно меня приходит поздравить с утром Хелли, а сегодня ты? В приказном порядке запретил? И я буду кофе, пожалуй…. — я не говорила «будить утром», какой смысл, если я не сплю вообще?

— Честная компания сегодня занимается в читальной комнате. Я помог им с утра и освободил себе целый день для тебя.

— И даже Хелли согласилась? Или они, как истинные патриоты тебя самого, никогда не возражают?

Он обиженно ответил:

— Нет, с чего ты вязла? В твоих глазах, я плохой парень?

Запихивая в рот сыр и запивая все слабым, разбавленным кофе с молоком, я смотрела на него и удивлялась — за что он может меня любить? Да причем так сильно? Мне уже не успеть понять любовь…. Фрай с готовностью терпел все мои капризы и главное, терпел реальность — он уже знал, что любая еда доставляет мне адскую боль. Знал также, что я была готова к смерти, но не упрекал меня. Я смирилась, но не он. Он подталкивал, поддерживал меня всеми силами, пытаясь оттащить от края бездны. Не использовал только одно самое ненавистное мне средство — принуждение.

— Да ты плохой парень, вы с Эдрианом, как князь тьмы и его полководец, то ли дело Дитрих с Ролло…. Почему они берут с вас пример, а не наоборот?

— Здесь все предельно ясно — девушкам нравятся сильные личности! — хищно проскользнув к моим ногам, Фрай начал щекотать мои пятки.

— Фрай я чуть кофе не пролила! — я отличная актриса, его прикосновений я больше не чувствую, а вот сыграть эмоционально мне удалось!

— Отправляйся ты к себе…. А я приду через полчаса.

Фрай поцеловав меня, удалился, явно расстроенный. Надеть майку и треники было пятиминутным делом. Поэтому, я откинулась на подушку, размышляя:

Дар менялся, он эволюционировал, тело же деградировало. В так называемых «моих снах», я перестала видеть побочные убийства. Во сне я приобрела способность еще больше концентрироваться. За десять лет обладания даром, я не чувствовала этой эволюции. Но сейчас, ей дали мощный толчок извне, некую внешнюю энергию, откуда она вязалась в моем теле вот ведь вопрос? Выкинув эту мысль, я все же дотянулась до микстурки Луция. Написано на микстуре было корявым подчерком, какие-то каракули Луция, которые я и не заметила:

Состав:

Прикольная хрень при болевом разложении.

Наркотики

Алкоголь

Адреналин

Кровь человека меньше 0000,1 (специальная только для Джульетт)

Однозначно я убью его, когда доберусь до него, непременно выбью всю дурь из этого психа! Надо такое написать. Моя злость все же рождала две, равно вариантные мысли: первая — все написанное на бутылке правда; вторая — кровь человека в таком малом разбавлении видимо не вызывала жгучего голода.

Прощание, мне стоило позаботиться. Но как проститься с дорогим человеком? Сколько силы нужно, чтобы сказать: я больше никогда не буду с тобой? Прощаться — это значит обрывать надежды и резать связь между людьми…. Я ведь только недавно заново восстановила эти незримые ниточки доверия и любви…. А сейчас придется все разорвать и сказать «прощай». Я же все уже решила…. Со всем смирилась, разобралась в желаниях…. Но почему же? Почему сказать ему «прощай», так больно?

Умылась, и кое-как одевшись, я взяла дневник «Императрицы Элизабет» и пошла к Фраю. Погода хорошая, в его комнате, как всегда, окна и балконная дверь распахнуты, занавески он снял. Фрай предпочитал естественный свет. Сам он сидел на полу, прислонившись к стенке в своем укромном местечке рядом с кроватью.

— Не прошло и десяти минут, соскучилась? — он писал ноты, очки чуть-чуть сдвинуты на переносицу, а волосы заправлены за уши. Чертовски привлекателен. Лицо сосредоточенное и озадаченное, а глаза ожили, как только я вошла. Их блеск выдавал его желания, моментально бросить свои занятия.

— Остынь, я пришла почитать…. — пожав плечами, он выразил всем своим видом безразличие и уткнулся в ноты. Сев рядом, я подвинулась к нему. Не отрываясь от нот, он скептически перевел взгляд на меня, полуулыбка невидимо пробежала по его лицу. Он перестал дуться и позволил мне лечь головой к нему на ноги. Таким образом, я могла читать, а он писать.

Мое первое лето новой жизни закончилось. Пришла осень. День стал заметно меньше, после захода солнца на улице уже было прохладно. С моря же всегда дул теплый бриз, Архион город вечного лета. И даже пришедшая осень не усыпила его зеленые сады, и не сумела заставить птиц прекратить звонко петь на рассвете.

Эдгар Эренгер, Император, мой муж вот уже три месяца. Я не могла в это поверить и привыкнуть к этой мысли очень долго. Отчасти от того, что я знала каким добрым и нежным он бывает, когда мы вместе, я считала его обычным человеком. Я словно забывала эту мысль, растворяясь в его любви. И, поэтому, каждый раз видя, как он строг, спокоен и непоколебим при решении Имперских дел, мне не верилось что мой Эдгар — это и есть Император.

Еще труднее мне удавалась быть самой Императрицей. Я много учусь, старюсь и делаю. Но, я всегда знала, даже если не получается с первого раза — Эдгар одобрит, не будет упрекать ни в чем. Его поддержку я чувствовала во всем. Поэтому мне нужно было стать очень сильной, чтобы поддерживать его, не меньше чем он меня. Ведь я по его же собственным словам, была единственной с кем он, мог разделить все свое бремя.

Мы любили друг друга, но были не просто муж и жена…. Император и его Императрица, даже если мне было сложно мириться с этими ролями, так должно было быть. Эдгар нес на своих плечах тяжелейшую ношу, и мне хотелось хоть как-то ее облегчить. Всеми силами, всей волей я тянулась к нему. Солнце моей новой жизни горело внутри него, и ни в коем случае свет этой жизни не должен тускнеть. Я так решила, и постепенно сама того не осознавая, я стала становиться сильнее. Новая Элизабет, может быть, и не была мной, или я не была ей. Я потерялась на полпути между той личностью, которой хотела быть, но не могла и между той личностью, которой мне не хотелось быть, но было нужно. Не страшно, ведь рядом тот, кого я люблю.

Ради Эдгара, только ради Эдгара я так меняюсь, ради Эдгара я позволяю новой себе существовать параллельно, вместе со мной. Мне приходилось быть разным человеком с Эдгаром, совершенно другой с его окружением, и вовсе не собой в Имперском Совете или на официальных мероприятиях.

Империя сейчас находилась в тяжелом внутреннем противоречии. Большинство дворян старейшин, которые являлись главами самых крупнейших семей и родов, и заседали в Имперском Совете, жаждали власти. Так жаждали, и так хотели получить весь мир, что им было мало тех богатств и привилегий, которые уже сейчас были у каждого дворянина. Поэтому они яро выступали против нововведений и распоряжений Эдгара по улучшению жизни Империи. Однако повлиять на абсолютное решение Императора было не в их власти. Закон Империи запрещал им противоборствовать вступлению в силу распоряжений или указов Императора. Эти развратные, жадные старикашки, давно пытались отнять право абсолютной власти у семьи Эренгер. Поскольку они не могли политически повлиять на Эдгара, они действовали тайно. В подполье, выращивали в других мощных государствах армии, а потом стравливали эти страны с Империей, развязывая войны. Проливая кровь, они надеялись ослабить абсолютную власть Императора, надеясь, что народ разлюбит его, когда он проиграет. Закон Империи предписывал, что Император и Маршал — как верховные главнокомандующие Империи, оба должны сражаться на поле боя, бок обок с обыкновенными солдатами.

До моей коронации, Эдгар провел две тяжелейшие в истории войны. «Первая, Война с Королевствами Востока», длилась почти год. На момент когда Эдгар отправился на поле боя, ему было двадцать. С приходом нано-технологической армии, оснащенной сверхсовременным оружием ближнего боя и военной техникой, по четкому плану гениального стратега Маршала Фантенблоу…. Победа была близка, и когда все увидели, на поле боя Императора, боевой дух солдат был непобедим, мы выиграли вопреки всем козням Имперского Совета. Эдгар вернулся победителем, и укрепил свою власть, а любви народа еще больше. Война закалила его дух и характер.

После второй кровопролитной войны с «Царством Айсгарад», к Империи была присоединена нынешняя часть ее северных территорий. «Царство» прекратило свое существование, все выжившие стали Имперскими жителями с ограниченными правами.

Если бы алчные дворяне, жаждавшие денег и власти, лишь развязывали войны, которые Эдгар выиграл бы без труда, все им можно было списать с рук. Но они занимались тем, что создавали тайные ордены, общества, которые пытались внушить народу ошибочность веры людей в Императора. Причем сам Эдгар не раз говорил, что он сражается с противником посильнее, чем эти никчемные старики. Они уступали по уму и развитию моему Эдгару. И Эдгар знал, что кто-то стоит сверху них и ходит ими как пешками на шахматной доске. Этот некто и был главным врагом Эдгара. Неуловимым, и причиняющим массу неудобств, и Эдгар не желал своих сил в борьбе с заговорщиками. Жизнь вне покоев для нас была только такой — никогда не показывай своих чувств и поступай так, как велит тебе здравый смысл. Даже если тебе нужно стать чудовищем, чтобы победить зло.

Когда же в свободные часы мы могли, остаться вдвоем, погулять в саду, или просто побыть вместе, мир преображался. Эдгар становился таким нежным и заботливым, а я…. А я любила его, любила сильно, эмоционально, отдавая всю себя этой любви. Я чувствовала невероятный покой в его руках, будто бы мы всю жизнь были предназначены друг другу Золотистые волосы, цвет которых переливался блеском в солнечных лучах, его добрую влюбленную улыбку, и страстный взгляд этих пепельных глаз…. Я люблю этого человека, и любила всегда, и буду любить до скончания наших жизней.

В последний месяц зимы, от Луция, историка Империи, первого союзника Эдгара, а также личного врача и алхимика, мы получили радостную весть. Эдгар был вне себя от счастья. Смеявшись, он носился по саду, а затем полчаса кружил меня в вальсе и много целовал, шепча множество сладких слов…. Эдгар…. Эдгар, мой милый Эдгар, как я рада, что сделала тебя счастливым. Твое счастье — это мое счастье.

Скоро весть о том, что я ношу наследника, сына великого Императора, разнеслась по Архиону. Во дворце стало шумно и весело, гости съезжались, чтобы поздравить нас. Бурную радость Эдгар выражал только при мне, на людях он оставался сдержанным и с полуулыбкой на лице принимал поздравления. Вместе со счастьем, которое пришло к нам, пришла и страшная опасность, Эдгар начал думать, как защитить меня. Ведь теперь я самый ценный козырь. Заполучив мою жизнь, Эдгара можно было лишить всякой власти.

Сейчас мне хотелось написать о том невероятном разговоре. Он состоялся между нами спустя четыре месяца, как мы узнали о моей беременности. До этого Эдгар все время, когда мы оставались наедине, страшно переживал за мое самочувствие. Это не просто переживание…. Мои чувства не обманывают. Когда Эдгар был в таком состоянии, он смотрел на меня с какой-то глубокой печалью. На все мои вопросы он не отвечал, отшучивался или целовал, так что я забывала обо всем. Правда, желанная мною, скрывалась им. Я носила его ребенка, и безмерно его любила, я имела право знать правду. И видимо сейчас, в условиях, когда мне грозила смертельная опасность, он решился поговорить.

Я разбирала бумаги в нашем кабинете, когда он пришел. За окном темно и тусклый комнатный свет осветил его обеспокоенное лицо.

— Милая, как ты? — мы не виделись целый день. Он уезжал в Совет, а я целый день работала с Луцием. Первым делом его всегда интересовало мое здоровье. Потом он нежно касался рукой моего живота. Он любил слушать нашего сына внутри меня. Это успокаивало его.

— Эдгар, со мной все хорошо, но что случилось? Ты сегодня еще боле подавленный! — не смотрел мне в глаза, Эдгар вел себя так, только когда хотел что-то скрыть или стыдился чего-то.

— Совет на пути ко второй войне с «Королевствами Востока», и боюсь, мне опять не удастся предотвратить начало этой войны…. — сев рядом со мной на корточки, он прикоснулся руками к моему животу, и умиротворенно поглаживая его, стал успокаиваться. Мне хотелось его поддержать, и поэтому я обняла его, зарывшись носом в его золотистых волосах, которые всегда пахли медом.

— Эдгар, ты боишься, что если уедешь на войну, со мной что-нибудь случиться?

— Больше всего на свете….

— Так скажи же мне как стать сильнее и защититься, Луций не всегда будет рядом. Скажи мне то, что гложет тебя. Я же не совсем влюбленная до безумия дурочка. Я вижу кое-что в твоих глазах…. Невыносимую печаль, будто тебе приходиться скрывать ужасную тайну, расскажи мне Эдгар. Ничего не бойся рядом со мной. Ты нужен мне любой, и я буду любить тебя несмотря ни на что…. Доверяй, мне как самому себе….

— Значит, чтобы ты сейчас не услышала, простишь меня? — с надеждой в голосе, спросил он не желая, выпускать меня из объятий.

— Конечно, Эдгар….

Я понимала, что за всей этой свадьбой стоит не только любовь Эдгара, в которую я, верила безоговорочно…. Только в сказках женой Императора может стать простолюдинка. По законам Империи это было запрещено. Так почему же к моей коронации все отнеслись настолько спокойно? Эдгар хранил секреты, которые давали ответы на все мои вопросы.

— Джульетт тебе следует знать, что семья Эренгер, будучи Императорской, не имеет права смешивать свою кровь…. — меня обожгли эти слова ледяным холодом. Нет…. О чем он говорит…. — И мы ее не смешивали никогда. Это непреложный закон, созданный ради того, чтобы «особая» кровь передавалась через поколения, и мы могли править. Моего отца Михаэля Эренгер и его жену Императрицу Наджеру, чтили, и они были любимы всем народом. Возможно, мой отец был гораздо мудрее и справедливее меня. У моих родителей было двое детей, как и во всех предыдущих поколениях. Соответственно моя родная сестра должна была стать моей нареченной будущей женой. Мне было десять, когда в Имперском Совете начали активную игру против нашего рода. Отец и мать приняли решение, спрятать мою младшую сестру, от Совета. Поселили малютку в другую семью, и тайно я охранял ее и мечтал о ней…. — я плакала. Теперь все стало на свои места. Его постоянное тайное появление в моей жизни, его забота и его любовь, которая была со мной всегда. Эдгар был моим братом….

— Но, как…. Как возможно такое Эдгар….

— Не плачь любимая, мы не отступники, кровосмешение для нас не грех…. Потому что семья Эренгер…. Мы не люди Элизабет…. И еще я знаю, о твоем даре….

Книга выпала из моих похолодевших рук, Фрай удивленно смотрел, как, меня переполняет дрожь.

— Джулли?

Как и что сделать, чтобы он не узнал, насколько мне больно? Отекание конечностей и внутренняя боль стали в два раза сильнее. Тень Луция, тогда на балконе, сказала, что придет момент, когда микстура не поможет. Я попыталась выдавить улыбку.

— Я узнала об Императорской семье. Это правда, что Эренгер потеряли своих детей? Единственный, кто знает наверняка, живы они или мертвы, это Луций…. Это ведь политический скандал верно? Законные претенденты на трон…. — я постаралась завести разговор, чтобы Фрай перестал осматривать меня. Удачно. В его лице блеснула заинтересованность, волнение почти ушло.

— Однозначный ответ дать нельзя. На престоле сейчас тринадцатилетний мальчик, то есть, когда он получил власть, ему было всего шесть месяцев от рождения. Как думаешь, кто правил все это время? После смерти Эдгара Эренгер, Император — это чисто символическая кукла. Кукла мало, что делает лично. Все это время Алексис успешно разрушал абсолютный фундамент власти семьи Эренгер. За мальчика сейчас правит Алексис и его Свита, об этом заговоре в дворянском мире давно известно. И здесь я с тобой соглашусь Джульетт, живые дети Эренгер, это прямой удар по Алексису. Да будет тебе известно, что Алексис стоит на пути к трону. У Императора тяжелая болезнь, и методов лечения подобной болезни еще не существует. После смерти всех наследников, по закону властителем Империи станет выбранный Наместник, коим сейчас является Алексис.

— Он не остановится…. Алексисом движет мощная власть чего-то ужасающего. И сам он ужас, существующий ради разрушения…. — Фрай кивнул в знак согласия, боль слегка отпустила.

— А что насчет детей Эренгер, так существует, как минимум четыре версии что произошло. Представь себя на их месте. В разгар войны между дворянскими группировками, Имперским Советом, кровь проливается постоянно. Императорская чета теряет своих друзей и сторонников, они понимают, что не успевают закончить войну. И тем самым считают своим последним делом — спрятать детей. Кровных брата и сестру, которые вдвоем все закончат. Так я думаю…

— Ты говоришь с таким злобным видом, будто сам был там. Это ведь тоже версия, и не такая жестокая, как признать факт их смерти. Но и грустная. Ведь единственный способ спрятать детей, это не сказать им самим, что они дети Императора. А значит, они никогда не узнают, какую жертву принесли их замечательные родители. Это больно….

К моему удивлению Фрай промолчал. Он боролся с внутренним гневом, который взялся ниоткуда. Странно, но если он не хотел отвечать, у него были причины.

Фрай был человеком, который всегда скрывал чувства, которые испытывал на самом деле. В нем была харизма, и чувство контроля над ситуацией, он мог управлять спором или вести непринужденную беседу, с расчетом, что оппонент всегда проиграет. Он издевался так над спорившими с ним людьми, чтобы те, кто был вокруг, видели его превосходство. Настоящим зеркалом его души я считала аметистовые глаза. Глаза человека, который пойдет до конца к своей цели, какое бы препятствие не стояло впереди. Музыка сделала его мягче только снаружи, открывая дорогу внутреннему свету и вместе с тем высвобождая зверя. Фрай мог быть жестоким и равнодушным, но никогда не терял чувства стиля. Самоуверенности он никогда не терял. В детстве он чуть не убил собаку, которая меня напугала. Фрай — это принц тиран. Мне не нравилось и нравилось, его контроль надо мной. В любой момент он мог бы сделать со мной, все чего хочет…. Вместо этого продолжает потакать моим капризам, и быть нежным. Я его добыча, есть которую он не собирался, лишь играться. Если бы Фрай был Мотыльком, он не дал бы мне никакой возможности себя обнаружить…. Он слишком непредсказуем, умен и безошибочен, что наводило меня на мысли, что для маньяка он идеальное воплощение. Мои чувства к нему, не давали мне взглянуть на полную картину.

— Странно подумать, Фрай, как ты, тот, кто не подпускал никого к себе…. Завел себе столько друзей….

— Ты скептик…. — Фрай зевнул, он устает, чтобы проводить со мной каникулы, ему приходиться по ночам работать.

— Поспи, хорошо? — теперь уже я села, а он лег на мои колени, и уснул практически мгновенно. В отличие от меня Фрай, наверное, видел сны. Нормальные настоящие сны, видеть которые я, в силу своего происхождения, не могла. Да, я не могла уснуть, но рядом с ним так спокойно и безмятежно…. Тревоги и переживания отпускали меня, а боль в груди немного слабела. Мы проспали почти до вечера. Пока меня не разбудил, тихий голос Хелли:

— Джульетт просыпайся…. — Фрай еще спал, пришлось проявить усилие, чтобы подложить ему под голову подушку и укрыть пледом. Хелли немного смутилась. Она увидела, с какой нежностью я провела по волосам Фрая и поцеловала его на прощанье. На лице отразилось беспокойство — последнее, что он видел перед сном, была я.

— Полиция? — уточнила я у Хелли.

— Да, это те двое, что приходили к тебе. Охрана не хотела их пускать, они подняли переполох. Вообще спустился Эдриан, и они согласились подождать снаружи. Джульетт, Эдриан ждет тебя внизу.

Хелли оставила меня, мысленно пожелав скорейшего возвращения. Эдриан был раздражен и выглядел подавленным. Сидя на диване, он нервно теребил в руках телефон.

— Эдриан! Это полиция, я говорила Фраю, что они приедут сегодня…. — молчал, Эдриан даже не отвлекся на меня. — Эдриан — окликнула я его. Проверив обеспокоенно мое состояние оценивающим взглядом, он ответил, вздохнув:

— Джульетт очередное убийство в Олексе, еще не самое страшное что случилось…. Фрай еще спит?

— Он так устал, что мое сердце не выдержало бы горести разбудить его. Что случилось? Ты осунулся и нервничаешь, ты ли это, холодный принц Эдриан де Гор? — я подошла к нему и прикоснулась губами ко лбу. — Ты весь горячий, ты мог простыть?! Пускай эти придурки подождут, не уеду, пока ты не скажешь, что с тобой все хорошо….

— Джульетт, милая, со мной все хорошо. Тебя проводит Дитрих. Я должен остаться и возможно уехать с Фраем в Архион…. — конечно это отвлеченная улыбка, и скрытая за ней обреченность. Случилось, что-то непоправимо ужасное…. Снова вздох, Эдриана де Гора вывести из равновесия было практически не возможно, а сейчас он был подавлен.

— Мне позвонили из «Империаля». Семья де Гор сейчас пытается найти способ вылечить Императора. Императору стало плохо несколько часов назад. Джульетт его болезнь невозможно вылечить, потому что она вызвана мутационным вирусом. Лекарство, антидот, можно сгенерировать лишь на основе кода вируса. А код этого мутантного вируса, знает лишь его создатель….

— Подожди-ка…. Эдриан, как Император мог заразиться с кровью Эренгер? — присев рядом, я пыталась побороть накатывающий неизвестно откуда страх.

— Огромная политическая тайна — кровь Эренгер несет в себе уникальные свойства, которые помогают уберечь носителя от врожденных болезней. Болезнь появилась чуть позже, мы исследовали его кровь. Вирус вызван нано-машинами, они поразили все центральные органы. Нано-машины разрабатывались только против этой крови, когда мы выяснились это…. Сама понимаешь…. Было поздно….

— Явный признак того, что эксперименты проводились с целью убийства Императора.

— Доказать это практически не возможно. Потому, что только одна семья кроме нашей обладает мощными исследованиями в нано-генетике, чтобы создавать такое оружие….

— Алексис! Он намерен сжить со свету всех Эренгер! Ублюдок! — во мне вскипала ярость. Нарастающими волнами, она шла глубоко из сердца, которое, судя по всему, уже не принадлежало мне.

— Езжай в Архион Эдриан, и разберись в том, что происходит. Вы с Фраем по какой-то причине влияете на Императора больше, чем другие дворяне. Не хочу знать эту причину. Точно знаю, что если на престол взойдет Алексис Фантенблоу — весь мир умрет.

В высокомерии Эдриана задержался упрек:

— Мы не мятежники Джульетт! И можем только дипломатически влиять на процесс. Если Алексис задумал в открытую устранить Императора, я ничего не могу сделать…. — отступался? Эдриан не хотел идти до конца? Что это?

Лицо запылало от гнева, негативные эмоции как в котле закипели, подогреваемая страхом, я почти закричала:

— Эдриан! Известно ли тебе, что Император всего лишь ребенок?! Ты позволишь ему стать жертвой войны дворян? Ты же глава де Гор «Интерпрайзис»…. Вы монополисты в сфере биохимических, и нано-технологических разработок, вашей семье принадлежит больше половины Империи! И ты говоришь, что не можешь помочь ребенку?! — глаза Эдриана помутнели, я обвиняла его в трусости. Чего он, дворянин такого ранга, никогда бы не мог допустить. — Сделай это ради меня, умоляю…. Если мои слова ничего не значат, я буду умолять Фрая…. — знала куда давить. Эдриана можно было сломить, нужно было лишь знать, чего он боится. А он боится потерять свое лицо — добродетели.

— Джульетт, ты жестока…. — саркастически усмехнулся Эдриан…. Но он сделает, даже, если злиться…. Ради меня и Фрая, он сможет:

— Мой дар Эдриан, говорит, что мир и Империя меняется. Если я могу помочь ее изменить в лучшую сторону, настал момент. Кто я для вас Эдриан? Вы все относитесь ко мне, как к близкому другу, так постарайся. Поезжай в Архион и сделай все, чтобы спасти мальчику жизнь.

Мое внутреннее «я», будто кричало за меня эти слова. Она невероятно была привязана к имени Императора. Возможно, что он и есть…? Я выбежала на воздух, чтобы унять дрожь, и ее крик перестал звучать в голове. Дитрих неопределенно озирая меня, пытался улыбнуться, но не мог, видя мою ярость.

— Кошмар! Они оба просто кошмар!

— Ты здорово его приструнила, никогда не видел, чтобы Эдриан кому-то уступал. Мы поехали на машине Эдриана, я позвонила капитану и предупредила, что приеду на место убийства первой. Теперь ход мыслей Эдриана становился мне понятен, не случайно со мной поехал именно Дитрих. Городская больница Олекса — место, с которым меня связывают далекие, приятные, но давно утерянные человечески воспоминания. Сегодня нужно было не только защищать меня, но и контролировать мой дух — что Дитриху удавалось просто безупречно.

— Ты в порядке? — открывая дверь машины, поинтересовался он своим мягким кашемировым голосом.

— Будь рядом и держи меня за руку, это место наполнено тем, что мне не хотелось бы вспоминать.

— Твой приемный отец работал в госпитале?

— Да, так и было…. Не распугивай пациентов и персонал женского пола, своим невероятно красивым личиком — я переплела пальцы наших рук, а Дитрих сжал мою руку чуть ниже плеча. На проходной нас встретила пухловатая старшая медсестра. Ее я даже помнила, она невнятно бормотала себе под нос.

— Ужас, какой…! Убийство у нас в больнице, не было такого…! Вы уж разберитесь, а?! — она приняла нас видимо за «стражей» порядка, коими ни я, ни Дитрих не являлись. Она кудахтала как курица, косилась на Дитриха, и бесила меня всем своим видом. Дитрих, конечно, был невообразимо красив, и иногда ему это могло сыграть на руку. Мне вспомнился Финн, то же пользовался своей смазливой мордашкой, в качестве психологического давления. Только если Финн был просто красив. То красота Дитриха аристократически сказочная. Медсестра старомодная по всем канонам, о чем говорили и ее тугой пучок в волосах, такую прическу давно не носили, и ее ужасные бежевые колготки. Убого смотрится на ней халат. Наблюдать за ней было забавно. Образ ее мышления явно ниже среднего. Она не знала, как нас воспринимать, на влюбленных не похожи, но и коллеги по работе за руки не ходят вместе. Злорадство витками по спирали вздымалось выше остальных чувств. Дитрих сразу же заметил это и, кивнув, прошептал, наклонившись на ходу:

— Не срывай зло на людях…. — медсестра продолжала причитать, она провожала нас в бойлерную, где стирали постельное белье.

Обшарпанныестены коридоров, едкий запах медикаментов, нервное гудение старых генераторов, ползающие по коридорам больные с капельницами…. Ненавижу, Олекс выглядит мертвым, все общественно значимые здания именно такие. Олекс, только должны были перестроить в город будущего. А сейчас он город призрак — не живой и не мертвый. Жизнь есть, а красок нет. Мы прошли стойку, где сидели дежурные медсестры, процедурная, воняющая нашатырем и ментолом. Ненавистное место…. Раньше до становления Империи, это было хорошее место. Здесь работали квалифицированные и отзывчивые врачи. Сейчас же это больница для «бытовых» проблем, все тяжелые операции проводились в Хадель-Вилле, ближайшем городе «живых». Все молодые врачи перебрались работать в хорошую больницу в городе, здесь остались только старики и вечно ворчащие медсестры. Тошнота…. Прогнившие стены и прогнившие люди, ненавижу это место. Лифт в больнице не работал уже давно. В подвал нам пришлось спускаться по осыпающейся в некоторых пролетах лестнице.

Но больше запаха сырости, трухлявости и разложения, которым воняло из подвала, меня бесила толстая медсестра. Как же все они глупы, и как многогранна их невежественность.

— Эй, алло, прием на станцию! Миссис старшая медсестра! — толстуха в белом халате обернулась и насупилась, мой тон издевательский. От насупленной морды, ее разносило куда больше и пуговицы на халате вот-вот отвалятся.

— Сказала же идем…. Это в бойлерной! — идиотка. Очередная тупица.

— Да в курсе я! Проваливай, давай уже, нам больше не нужна твоя сопроводительная функция! — самоуверенность и оскорбления возмутили ее.

Она хотела ответить не в меньшей, грубой форме, но остановил Дитрих. Он посмотрел на нее вызывающе, унизив одним взглядом и поставив на место. Ну, прямо, обычные приемчики Фрая! Испуганная медсестра соизволила удалиться.

— Спасибо, что не дал ей нагрубить мне, но больше так не делай. Твоя душа должна оставаться светлой, пока это возможно. Не стоит брать пример с Эдриана и Фрая.

— Как скажешь…. Я лишь защищаю тебя…. — медовые глаза вновь стали добрыми и ласковыми.

Мы стояли перед ржавой кроваво-красной облезающей дверью в бойлерную.

— Ты уверен, Дитрих, что хочешь увидеть нечто подобное? — я улыбалась в предвкушении того, какое пиршество для фантазии устроил Мотылек. Увидеть во сне это одно — но в реальности гораздо приятнее.

Я понимала причину, по которой он глубоко задумался, прежде чем ответить. Нормальные люди не станут получать удовольствие от того, что за дверью. Кровавое месиво и смерть не может радовать. И меж тем, его ответ удивил. Нечто делало нас похожими. Я не догадывалась что это, упустила ниточку в его характере. Фраза, которую он выдал, вновь вернула меня к мысли: они единое целое. Алексис и Дитрих, два брата, они единое целое, только противоположные.

— Я видел вещи и похуже. Я не могу оторвать от тебя глаз Джульетт. И понимаю, что манит Фрая, что влечет к тебе холодного Эдриана, который больше не способен удивляться. Эдриан познал все в этом мире, он может вывести все через формулы. Но он никогда не стремился понимать и не понимал, природы самих людей. А с появлением тебя, для него это еще и невозможно. Ты его новый объект вожделенного познания. Ты источник нескончаемого знания, которое он ищет. Ты девушка с эгоистичным сознанием ребенка, но внутри живешь и другая ты. Жестокая, циничная обладающая нечеловеческими способностями. Ты улыбаешься при виде людской боли. Но и ты не способна причинить ее без причины. Кто же ты?

Поскольку мы уже спустились в бойлерную, я решила отложить окончание этой беседы. Дитрих был пунктуален и педантичен во всем, что касалось времени. Часы у него на руке по случаю, были особенные. Не сомневаясь в финансовых возможностях Дитриха, я была уверена, что часы сделаны на заказ. Стекло с алмазным напылением, платиновый браслет, и специальная именная гравировка. Табло удивительно красивое — на черном небосводе сияли бриллиантовые крупинки. Инициация звездного неба. В центре, откуда расходились стрелки — солнце, а сами деления — выполнены в виде планет. Уникальны эти часы были тем, что помимо основных трех стрелок измеряющих: часы, минуты, секунды, была и четвертая. Она отличалась от остальных — меньше по размеру, но сияющая сиреневая. Внутрь нее вживлен кристалл аметиста. Тонкая, ручная работа, кто бы их не сделал — часы многофункциональны. И таинственная стрелка беспорядочно медленно вращалась, лениво переползая от одной планеты к другой, внезапно изменяя свое направление, или застывала на месте. Когда я смотрела на нее под определенным углом, в ней проскальзывал электрический разряд, а вокруг будто роились частички золотой пыли. Хотя пыль, возможно, видят только мои глаза. Мои попытки выяснить у Дитриха, что измеряет аметистовая стрелка, были отвергнуты. Он отшутился, сказав, что она для красоты.

Сырость и вонь от ментолового порошка…. Дитрих встал на входе, придерживая тяжелую металлическую дверь, чтобы впустить свет в темную комнату. Сырая и темная, подвальная бойлерная, медленно продвигаясь в темноту, я смотрела на грязный и покрытый дырками линолеум. Два генератора в самом темном углу, завывали страшным рычанием и гудением. В старых стиральных машинах, булькали грязные простыни, я поспешила отвести глаза, чтобы меня не вырвало. Через комнату натянуты четыре бельевые веревки, на них сушились рваные пожелтевшие простыни, от них воняло нафталином, и машинным маслом. Откуда-то сверху пахло гвоздичным маслом, над бойлерной ведь кухня…. На стенах краска желтая, с рыжевато-красными плесневыми разводами воодушевила еще больше. Даже почти в темноте я знала куда идти.

Но внезапно накатила боль, причем внутри…. Меня раздирала боль внутри корки черепа, мозги закипали…. За виски….! Попробовала растереть, не помогло, и снова — приступ боли разрывал мою голову. Дитрих опомнился и кинулся, но мне пришлось его остановить, диким криком:

— Нет!!! Аааа, твою мать! Дитрих, стой там!!! Не подходи ко мне!!! — перед глазами замелькали картинки…. Голова…. Что это, почему так неожиданно? Я попыталась сосредоточиться и остановить поток картинок перед глазами, чтобы увидеть все более отчетливо, во сне всегда получалось…. Но, здесь, еще одна мощная вспышка боли. — Дитрих!!! Стой на месте!!! — какими-то чувствами я услышала его растерянность, и страх.

Поток картинок двигался хаотично, словно спирали несущиеся на огромной скорости. Прошлое и будущее сливались воедино. И также внезапно как этот поток возник, он остановился. Я увидела тот сон о нашей встрече с мотыльком на станции «Резолют». Боль волнами вибрировала, галлюцинации о прошлом захлестнули, когда изображение мотылька исчезло, я услышала голос другой Джульетт:

« — Прости…. Я не смогла сдержать выброс силы, меня зовет носитель контракта…. Твое время почти закончено, поторопись узнать максимум того, что считаешь истиной….»

— Джульетт! Джульетт поговори со мной! — Дитрих перешел на крик, мелодичность сменилась страхом. Он умолял, он боялся за меня…. Но что я могу сделать? Она уже сильнее меня….

А перед глазами все опять хаотично менялось. Разливающиеся реки разных времен…. Чье это время, и чье будущее? Вот сила моего дара — прошлое и будущее существуют одновременно на другом уровне энергии понимания, и медиум может черпать эту информацию. Поток замедлился, и я увидела сон, об этом убийстве, как мотылек разделывался с жертвой, пока несчастный был еще жив. Он пел, пел о том, что уничтожит меня. Его мечте не суждено, наверное, случиться… Я умру еще раньше.

— Дитрих! Уходи, Мотылек…. Он ведь здесь…. — у меня не было сил различать реальность и галлюцинации. Дитрих успел меня поймать на руки, ровно в тот момент, когда боль рассеялась, не могу даже стоять.

— Здесь нет никого…. Тихо. — погладил он меня, и снова зашептал, пытаясь успокоить. — Здесь только ты и я, ну еще труппка, этот не считается. Как мы были слепы…. И я не мог подумать, что твой дар так мучает тебя….

Рывками, вдыхая воздух, я пыталась успокоиться.

— Нет…. Это не дар…. Фрай должен позволить мне увидеть Луция….

— Дитрих спасибо…. — он поднял меня на руки, как пушинку. И он и Фрай, даже Ролло, наверное, смог бы меня таскать как авоську. За последние два дня, я практически не ела.

— Я пока подержу тебя, не сидеть же тебе на грязном и холодном полу — приходя в себя, Дитрих пытался улыбаться, чтобы хоть как-то приободрить меня. Однако завеса волнения и беспокойства плотно окутала его эмоции.

Через несколько минут, когда я могла почувствовать кончики пальцев ног, Дитрих опустил меня. Но идти, я продолжала, только обхватив его руками, мы прошли через простыни к болтающемуся на веревке трупу. Не знала этого человека, точнее не помнила, он работал здесь давно каким-нибудь механиком по генераторам…. Может просто уборщиком или сторожем. В его обязанности, похоже, входило следить за машинами, добавлять чистящие средства, а также предохранять двигатели генераторов от перегрузок. Дитрих беспристрастно наблюдал, как я осматривала воняющий труп.

— Хм… Джулли вроде бы это не убийство, он же повесился? — Дитрих напрягся, переходя на официальный тон, он переходил на него, когда говорил серьезные вещи.

— Я буду рада, если полиция подумает то же что и ты…. — Дитрих насторожился, разыграв удивление.

— То есть его убили?

— Это действительно самоубийство, но формальное он, же делал нечто подобное. Маньяк-Мотылек, которого я ищу, уже делал нечто подобное. Только в этот раз все для полиции выглядит безнадежно, как самоубийство.

— И правды ты полиции не скажешь?

— Нет, она им не нужна. Их функция защищать, а не искать правду. Хотя, если бы не мой дар, я не знала бы о фокусе этого убийства. Видишь синяки на теле от веревки? Он висит здесь больше двух часов.

Легкое пренебрежение Дитриха, после чего вопрос, которого я ожидала:

— Ты знала, что он умрет до этого? — я лишь пожала плечами, не понимаю, чему он удивляется?

— Не то, чтобы именно это. Я видела, как этот мужчинка малодушно задумывал повеситься прямо вот на этой трухлявой веревочке, в этой вонючей пропитанной запахом сырых простыней бойлерной…. Хочешь обвинить меня в бездействии? Предлагаешь мне пытаться изменить неизменимое? Будущее не меняется Дитрих, оно лишь существует параллельно. Мне нельзя вмешиваться в этот процесс, почему-то так, кажется. Но главное, если бы я помешала Мотыльку…. Я бы не была уверена на сто процентов в том, что скрывается за этим убийством. Это моя математика Дитрих, и она никогда не в пользу жертв.

— Не могу тебя осуждать. Ты просто выполняешь то, что должна, повинуясь своим желаниям. Ну, еще убийства будут?

— Да, как ни странно, промежуток большой. Через четыре дня. И я стану обладателем истины…. А, это что…. — заметив, странные следы на кистях мертвеца, я попросила Дитриха чуть-чуть приподнять меня.

— Что-то еще нашла?

— Выглядит странно, в моем воспринятом сне этого не было. Эти следы на его кистях. Странно, Мотылек не мог допустить ошибку, это намерено…. Но зачем? — я потянулась к кисти, и растерла между пальцев пятно, которое осталось после соприкосновения. Запах никак не всплывал в памяти!

Дитрих полюбопытствовал, перегнувшись через мое плечо, и поскольку он меня держал за талию, его волосы защекотали мне шею. Я дала ему понюхать пальцы.

— Ммм…. Смоляное масло…

— Согласна, спасибо за подсказку. Но это странно, я все еще не понимаю….

— Смоляное масло?! Смоляное масло здесь, скорее не удивительно…. — Дитрих с искренностью пытался мне что-то объяснить. Будто очевидность ускользала.

— У меня нет предположений, почему вдруг Мотылек оставил такую явную улику.

— Нет Джульетт! Смоляное масло получают при вторичной переработке деревянных опилок. А в Олексе крупнейшая горная лесоперерабатывающая фабрика.

— Дитрих…. С меня причитается….

Не ожидала, что он и правда окажет мне помощь в плане расследования. Когда мы приехали к вилле, я не могла идти. В полусне, снова один на один с пустотой, я слышала шум прибоя. И голоса Дитриха, мистера Лина. Звонкий голосок и запах банановых духов, на крыльце стояла Хелли:

— Дитрих отнеси Джулли в ее комнату. Эдриан и Фрай ждут тебя в Архионе, ты должен ехать.

— Я понял, если имеется шанс все уладить, лучше его использовать. Хелли ты и Ролло не должны оставлять Джульетт ни на минуту. У нее был приступ, ей вновь стало хуже…. — тут Дитрих хотел сказать что-то еще, но остановился, когда понял, что я не сплю, скорее дремлю.

— Мы позаботимся о ней, езжай скорее, ты должен быть там….

Эти слова…. Они все продолжали что-то скрывать.