4

Каждый медиум обладает характерным, свойственным только ему даром. Однако человек, заключивший с медиумом договор должен помнить, что медиум, это в первую очередь животное. Пускай и самое умное, самое логичное и самое высокоразвитое, но все-таки животное. Инстинкты медиума в два раза сильнее человеческих. И поэтому, хозяин должен научиться беспрекословно контролировать силу и мощь медиума прямыми приказами. В противном случае, медиум, поддавшись животным инстинктам, может съесть своего хозяина. Процесс перехода от спящего состояния к пробуждению долгий и заканчивается лишь при заключении договора с человеком. Сила, спящая внутри медиума, постепенно разрушает его человеческое тело и материализует в новое тело — Бога Смерти.

4.

Когда я засыпаю, мне все время кажется, будто бы это не моя страна. Не мой мир, не мир в котором я родилась и хотела бы жить. Все здесь кажется мне отвратительным, кроме природы, которая лишь некоторыми красками, напоминает мой родной мир. Я не мечтаю, нет, я давно забыла о собственных мечтах. Покоясь на дне бездны моих воспоминаний, они лишь изредка напоминают о своем существовании. Но почему мне все время кажется, будто я никогда не была в этом мире? Почему устои и принципы жизни людей вокруг меня кажутся мне глупыми? Что за тайну скрывает мое прошлое? Почему убили маму и папу…? Почему, из-за меня? Ненавижу этот город, ненавижу все в этой стране. И эта ненависть пропиталась слишком глубоко, хотя на самом деле, уж не была ли она во мне с самого рождения? Я не спрашивала и не задавала ненужных вопросов. Мама с папой при жизни ничего не могли рассказать о том, как я родилась на самом деле, кем была, и кем были мои настоящие родители. Предполагаю, что они и вправду не знали. Меня забрали из городского приюта в отдаленном от Олекса городе. У мамы с папой не могло быть детей, так рассказывала мне бабушка, и они давно приняли решение усыновить ребенка. Папапин знакомый врач, который работал в том приюте, однажды позвонил им, сказал, что в приют привезли двухлетнюю девочку, которая ничего не помнит. Я и не помнила, удивительно, как можно полностью так лишиться памяти. Пускай я и была всего лишь беззащитным, двухлетним ребенком, но все, же что-то должно было остаться…. Но ничего не было, как пустота внутри. Они приехали и забрали меня. Наверное, маму зацепило, то, что я казалась потерянной и беззащитной. Выяснить судьбу моих настоящих родителей, не представлялось возможным. Когда мне было семнадцать и мы еще жили в Олексе, мама с папой не стали возражать, когда я изъявила желание все-таки съездить в тот приют. Фрай отвез меня. И как выяснилось, папин друг уже не работал там, зато работала нянечка. Удивительно, но она даже помнила тот день, когда меня привезли сюда.

Меня привез некий проезжий турист-фотограф, который ехал из столицы в свой родной город, находящийся как раз неподалеку. Нянечка, рассказывала с его слов, еще тогда я уже могла различать, когда люди лгут, а когда говорят правду, поэтому ей можно было верить. Так вот, этот самый турист рассказал, что поздно ночью на горной дороге, которая проходит с другой стороны столицы, всегда мало машин, он встретил странное существо. Он сказал, что это был мужчина или женщина, со странным голосом. Незнакомец был одет в какие-то лохмотья, а глаза у него были необычно странными — алыми, кровавыми. Единственное, что запомнилось туристу, что у этого бесполого были на руках золотые перстни с драгоценными камнями. Что, кстати, не особо странно увидеть вблизи столицы.

Но, да ладно, так вот это странное существо, выбежало на дорогу, и наш туристик, еле успел остановить машину. Мужчина выбрался из машины, крича и ругаясь на непонятную тварь в балахоне. И только увидев, спящую девочку в свернутом одеяльце на руках у незнакомца, мужчина успокоился. Существо прошипело или пропело, чтобы мужчина взял ребенка. Когда девочка оказалась на руках у туриста, он ошарашенный происходящим, не заметил, как странное, красноглазое создание исчезло, будто его никогда и не было. То, что рассказала нянечка, было правдой. Люди не поверили бы в эту историю, но не я. Если дело не касалось Фрая, я всегда безошибочно определяла правду. Эта мистическая и неправдоподобная история — не выдумка. Она действительно произошла. Я могла бы сделать вид, будто этой истории никогда и не было. Могла бы…. Но, что толку оттого, что я поверила в нее? Даже найдя то место на дороге, даже проведя там целую ночь в машине, даже облазив все странные постройки в округе на сто миль, я не могла ничего найти. Здесь все и оборвалось. Дальше, как бы глубоко я не пыталась залезть, ответа не было.

Я могла убедить саму себя, что все это не правда. И то таинственное существо на дороге, было человеком, просто с ним произошло что-нибудь типа болезни. Но, мой дар и мое кричащее постоянно чувство, что все вокруг просто еще один кошмарный сон. Все рождало странные мысли и все говорило о той истории. Кто же я? И человек вообще, то существо, которое таскало меня тогда? Это существо — последняя ниточка к моему прошлому, он единственный, кто знал меня до того, как я стала Джульетт Хайт. И может быть, моя последняя игра с Мотыльком, который так напоминает мне то странное существо, приведет меня к правде. Отчасти я понимала, почему мое сознание ассоциировало Мотылька с тем самым существом. Их сила воздействия на людей была похожей, беспрекословной, это также напоминало и Фрая. Точно зная, что голос на пленке принадлежал человеку, я почему-то все равно сомневалась под давлением прошлого.

— Мисс Джульетт, не хотите встретиться со мной?! Тогда возьмите сейчас телефон! — радостно возвестил мне нахальный голос Мотылька, когда я вставила запись на диске в ноутбук. Как по команде, в заднем кармане джинсов затрезвонил телефон. Капитан и Финиас, молча, с совершенно ошарашенными глазами, смотрели, как я спокойно отвечаю на звонок. Голос с записи оказался теперь в телефоне.

— Здравствуйте, мисс Хайт! Как ваши дела?! — и снова голос искривлен, будто его специально изменяют до неузнаваемой формы.

— Просто чудесно. Да я хочу встретиться…. — капитан побледнел и сжался от ярости, что я так беспечна. Я угрожающе показала ему, чтобы он не отдавал Финну распоряжение отследить звонок.

— Отлично, я так и знал, что вы не откажетесь! Мисс Джульетт, только вы должны понимать, что ваши коллеги нам только помешают…. — выдержанная пауза, похоже он ждал моего согласия.

— Они не помешают нам, даю слово. Я приду одна, но с оружием. Без пистолета, я себя плохо чувствую. Но даю слово, что не причиню тебе никакого вреда. А ты же знаешь, слово тех, кто связан со смертью — закон. Возбуждает меня твой забавный голосок, господин Мотылек….

— Знаю, я знаю, что нравлюсь вам, но поговорим об этом при личной встрече. Я верю вам, мисс Хайт, потому что знаю, что для вас гордость на первом месте. Вы способны сдержать свое слово, так же, как и нажать на курок. Приходите завтра в десять на станцию метро «Резолют»….

— Договорились….

Невероятной жесткости улыбка озарила мое лицо. Билл испугано пытался поймать взгляд моих глаз, которые уже смотрели куда-то в неописуемую тьму. Я смеялась, и от этого смеха леденели пальцы. Это так весело! Ну, наконец-то, я хоть что-то чувствую!

— Джульетт, ты пойдешь туда?! Джульетт! Джульетт, скажи мне, что происходит?!

— Билл, перестань играть в заботливого папочку, твоя забота и опека мне не к чему. Я пойду туда, пойду веселиться и ты мне не указ. И не смей следить за мной, позвоните, если Лидия что-нибудь найдет, в чем я сомневаюсь. А сейчас мне нужно отдохнуть, я домой.

— Джульетт, он может убить тебя! — Финиас переживал не меньше капитана, неужто в нем остались какие-то чувства ко мне? Нет, это неправильно. Но ничего, скоро ничего не останется, кроме ненависти.

— Финиас, ты дурак все-таки. Я начинаю сомневаться в том, что включила тебя в число кандидатов на роль мотылька. Уж слишком искусно ты играешь роль идиота, неужели настоящий мотылек, такой хороший актер? Тогда, если ты — это он, убьешь меня как-нибудь красиво? — полуулыбка, приблизившись к Финну. Я с удовольствием отмечала, что он сбит с толку. Он боится, боится меня, вот это уже прекрасная реакция.

— Джульетт, прежде чем уехать, может вспомнишь, что у тебя на сегодня запланирована казнь? — Билл уже понял, что я не намерена подчинятся и отчаявшись, он просто принял этот факт. Это напоминало мне ректора, он тоже отчаялся, когда видел как на практических занятиях льется кровь, но ничего не мог сделать, ведь это было фантастически красиво! До сих пор по телу пробегает дрожь, когда я вспоминаю это прекрасное время!

— Тогда, надеюсь, ты будешь наблюдать, Билл?

Комната для допросов у нас была всего одна. Она же комната и для казни и для содержания преступников. Этого педофила мы поймали позавчера, из-за загруженности с делом Мотылька я совсем о нем забыла. Тридцатидвухлетний клерк, Барти Лор, убивал и насиловал маленьких девочек. Вроде бы не бедный, и семьи не лишен, и детство хорошее, что же заставило его стать таким? Скука? Что за бред…? Люди не способны творить подобные вещи из-за скуки. Войдя в комнату с белыми полами и стенами, я как обычно облизнулась, чувствуя внутри, подступающую мощь теневой стороны себя. В этой комнате стоял стул, на который сажали и приковывали наручниками убийцу, и стол, уж не знаю для чего он там. Открою секрет, забавно, но входящий в эту комнату, никогда уже из нее не выйдет. Такова наша работа. Это то, что мы делаем для равновесия. Убиваем, во имя справедливости. Но не ошибочная ли это справедливость? Билл всегда наблюдал за допросом или казнью, одна из стен с другой стороны была стеклянной и затемненной. Сколько раз он видел, каким чудовищем я могу быть? И почему он все равно пытался вернуть меня, если знал, что я уже сама убийца, жаждущая крови.

Сколько раз мы входили в эту комнату с Финном и он учился у меня всем этим ужасным вещам? И сколько раз я понимала, что затягиваю его во тьму вместе с собой? Хотя не важно…. Никогда об этом не сожалела. Как не сожалела и о том, скольких уже убила, бесчисленное количество людей. Пускай, практически все они были ублюдками и убийцами, но все же, одно убийство не оправдывает другое. Я не «санитар леса», нет, я просто убийца. Барти сидел прикованный к стулу, позавчера Финн сломал ему все ребра, двух пальцев на левой руке не было, они валялись в углу, лицо уже изуродовано. И после этого он еще жив? Финн отлично постарался, надо сказать.

— Барти…. Барти…. Покажешь мне свою истинную сущность…. — склонившись над его озлобленным, изуродованным лицом, я не видела ни тени раскаянья. Только страх смерти, все они, все кто оказывался в этой комнате…. в самые последние секунды своей жизни ничего не ощущали, кроме страха смерти, как скучно!

— Ты такой же скучный и жалкий, как и все остальные, Барти…. Ну, давай же, молись мне, умоляй меня сохранить твою жалкую жизнь, а я буду насмехаться над тобой! — рассмеявшись, я достала из складок плаща, то, что всегда носила собой, как замену сердца. Этот серебристый пистолет на серебряной цепочке был сделан специально для меня. Сделанный по самым современным технологиям, он мог менять режимы стрельбы от обычного до автоматического. Не говоря о том, что он стрелял специальными разрывными пулями, бронебойными, оболочка которых сделала из серебра. На правой стороне в корпусе пистолета были вырезаны золотыми буквами стихи из «Книги Мертвых», этот пистолет подарил мне ректор в день окончания Академии. Он так и не сказал, кем был сделано это оружие, но оно — рука правосудия.

— Пожалуйста, у меня же семья…. — его сопли, перемешивались с засохшей кровь на щеках. Отвратительно.

— У тех, кого ты убил, тоже была семья…. — и самое ужасное всегда случалось после этих слов. Я нажимала на курок и мозги этого несчастного, вместе с мясом, расплескивались фонтаном по всей комнате. Я стояла, зная, что по лицу и рукам стекает теплая кровь, которая секунду назад бежала по венам, но ничего не чувствуя. Ни страха, ни раскаянья, ни сожаления, ничего. Убийства тех, кто не мог мне сопротивляться, больше не давали мне удовольствия. Я ничего не чувствовала, делая это механически, будто это чисто физиологическая потребность моего организма. Да, как чистить зубы по утрам для обычного человека! Вот это была настоящая Джульетт. Я, которая не чувствовала ничего, когда по лицу стекала теплая кровь. Ничего, ничего, ничего! Я позволила тьме в своем сердце, рожденной ненавистью, поглотить свою душу. Я сбежала от единственного луча света, который мог меня вернуть. Спасти мою душу, еще когда она не был поглощена ненавистью. Но я сбежала.

И сейчас и всегда, Фрай излучает слишком много света и тепла, по отношению к такой как я. Я даже не заслуживаю права быть с ним, а уж тем боле права быть любимой им. Кто я? Много раз, спрашивая себя, осталась ли я человеком, я не смогла дать ответ на этот вопрос? Но, если перестать считать себя человеком, то людьми нельзя назвать и тех, кого я убивала. Но они люди, слишком уж очевидна их глупость и беспомощность перед лицом смерти. Тогда почему убийства, совершаемые ими, нельзя противопоставить моим? Почему их можно считать людьми, после всех убийств, что они совершили, а меня нет? Вот здесь ответ уж был. Перед лицом истинной смерти, каждый вот такой уродец показывает свою истинную человеческую сущность — страх. Я же, мечтая умереть, не чувствовала ничего кроме радости. В результате, не обремененная страхом смерти, я была наделена лишь своими грехами, а именно: не способностью жить, не убивая людей. И это было ужасно, моя душа обречена на вечные муки, на вечный Ад и до смерти и после нее. И это не пугало, скорее наоборот, забавляло. Вселяло надежду, что все-таки, однажды, кто-нибудь будет смотреть на меня сверху вниз, унижая, мучая и каждый раз напоминая мне, все, что делала я. Чтобы тяжесть этих воспоминаний терзала меня и после смерти, может тогда я вспомню, что такое страх….

Выходя из здания агентства, я почуяла резкий запах цветов. Прекрасных, алых роз, только-только раскрывших свои бутоны. Отчасти розы я люблю, но больше лилии белые. Этот запах роз был и понятен, машина Фрая — красная гоночная, стояла прямо у подъездной дороги. Как и обещал, он приехал за мной, поэтому ключи от собственной машины, пришлось засунуть в дальний карман. Теряясь, я подошла к машине и попыталась выдавить улыбку, под давлением божественно красивых, аметистовых глаз. Не получилось, даже притвориться, не получилось. На меня тем же самым взглядом, что и четыре года назад, полным любви и преданности, смотрел Фрай. Неужели он не видит мои мертвые глаза? Пускай остановиться! Пускай не смотрит на меня так, я же сдамся….

— Ты ела хоть что-нибудь за весь день? — поинтересовался он, как только я села в машину.

— Лучше бы поинтересовался, когда я вообще последний раз ела что-нибудь, кроме растворимого бульона.

Своей холодной рукой он нежно коснулся моей разгоряченной щеки. Уж не знаю, что меня так разволновало, его нежное прикосновение, или же его присутствие вообще?

— Что происходит, стало болеть больше, после каждого погружения в сон?

На самом деле, у меня временное онемение конечностей, это еще не все, чем я физически платила за свой дар. И Фрай знал, что это было. Фактически, я не могу спать больше чем час или два. Недостаток сна, постоянно переутомление, сильная физическая загруженность, не один организм не выдержит этого. Вот и мой жил на обезболивающих и белковых протеинах, из-за нерегулярного питания, в какой-то момент, мой организм стал плохо переваривать обычную пищу. Как только я начинала есть что-то нормальное, кроме таблеток и воды, меня рвало и полость живота сковывало болью. Фактически, я могла есть только что-то легко усваиваемое, а все остальное заменяла искусственными белками и протеинами, которые пила вместе с обезболивающими. Жалость моего положения была в том, что если не умру красивой смертью, дойдя до самого конца, то рано или поздно умру оттого, что мой организм сожрет себя.

Не нужно было ходить к врачам, чтобы выяснить, что со мной на самом деле и сколько мне осталось жить. Зачем знать, если все равно ничего нельзя сделать. Моя жизнь, как и моя душа, должна быть полной страданий, чтобы я могла вершить свое правосудие. Зуб за зуб.

— Джульетт, у меня есть друг, он медик и первоклассный ученый биохимик, уверен, это нельзя так оставлять. Я покажу тебя ему…. — Фрай говорил ласковым и спокойным голосом. Забота, да? Меня же передернуло от неприязни. Фрай всегда говорил так ласково, но в глубине этих слов таилась ложь. Интонации в смысле его слов были жестокие, настолько жестокие. «Что я тебя покажу ему….» — звучало не как, я должна решить, нужна ли мне помощь, а как…. «Мы в любом случае к нему поедем». Фрай был собственником до мозга костей, ревнивым собственником, даже если ревновать приходилось к моему дару или здоровью.

— Хорошо, хорошо…. Как и обычно, с тобой бесполезно спорить. Отвези меня ко мне на квартиру…. — я поджала губу, сказала эту фразу, не подумав, как она может его разозлить.

— Скажи, когда ты ушла, неужели у тебя ни разу не возникало желания позвонить мне, увидеть меня? Неужели ты настолько легко смогла променять меня на свою месть? — почему….? Я волновалась? Почему, что за странное чувство непреодолимой печали? Неужели Фрай, ты все еще любишь меня? Нет, умоляю, пускай это будет неправда. Такой свет как ты…. не должен любить нечто подобное мне. Почему я не могу ему солгать? Почему эти аметистовые глаза словно зачаровывают меня быть самой собой?

— Не один и не два раза, каждый день…. Вечером после занятий на физических тренировках, каждый день я гоняла себя до такой степени, чтобы мне хватило сил лишь доползти до кровати, и проспать свои законные два часа. На тренировках по рукопашному бою, я разбивала костяшки в кровь, чтобы пальцы не могли набрать номер телефона. Каждый день я засыпала и вставала с мыслью, что хочу тебя увидеть. Мои воспоминания хранили все твои нежные прикосновения и даже мягкий шепот твоих слов мне на ухо перед сном. Я все помнила, и от того было больнее. Когда убили родителей, и я оставила тебя, умерла часть моей души, так и оставшись с тобой. Вот так, постепенно жертвуя кусочками души, я стала такой. Я много потеряла, но когда поняла, как важно было, то, что я оставила, было уже слишком поздно….

Чуть-чуть придвинувшись и наклонившись, Фрай словно уничтожал меня и подчинял одним своим обожающим видом. Фигура у него просто прекрасная, пластичная, мышцы гладкие, сильные. Мускулистая шея, так вообще сводила меня с ума.

— Сомневаюсь, что переживу еще одно расставание с тобой. А теперь поехали…. Что сейчас творится в твоей жизни расскажешь мне, когда будешь готова. Сейчас для меня просто достаточно находится рядом с тобой.

Ужаснувшись тому, что называлось «моей» квартирой, Фрай внес меня на руках. Пока я согревалась в горячем душе, он вскипятил бульон, которым я питалась. Он соленый кажется, если я все еще могу различать вкусы, и пахнет курицей! Мой ежевечерний рацион состоял из шести таблеток: обезболивающее лекарство, белковая таблетка, таблетка витаминная, таблетка для лучшего усвоения пищи, таблетка для разжижения гематом. Фрай смотрел на эту горсть таблеток с нескрываемым ужасом и болью. Вся моя квартира и жизнь были пропитана болью от его отсутствия в ней, и сейчас он явственно озирал эту грусть и печаль. Забравшись на подоконник и прислонившись к углублению, он посадил меня на колени, и, завернувшись в одеяло, мы просто молчали какое-то время в темноте. Я чувствовала, что если начну говорить — заплачу, после чего буду себя винить за несдержанность. А Фрай боялся обидеть меня тем, что ему ежесекундно хотелось мне помочь и изменить мое нынешнее состоянии на грани жизни и смерти. Слыша, как бьется его сердце, я перебирала кончики его мягких шелковистых волос. Он сжал меня крепко, настолько, чтобы мне было тесно, только для того, чтобы попытаться согреть мое тело. Фрай слишком благороден, слишком добор, слишком нежен. Такому существу как мне, слепит глаза рядом с ним. Разморило и потянуло в сон, последнее, что я чувствовала, так это приятный, возбуждающий шепот мне на ухо и поцелуй его губ на щеке:

— Все будет хорошо, я не дам тебе умереть….

Зевая и теряя способность соображать, я ответила, то, что мне казалось тогда истиной:

— Это неизбежно случиться, смирись с этим и не трать свою жизнь впустую. Я больше не та девочка, которая не любила людей. Я теперь девочка, убивающая людей…. Фрай, не люби меня, уезжай, умоляю…. Я не хочу, чтобы тьма моей души тебя осквернила.

— Нет, никогда. Я пообещал себе в детстве, что защищу тебя. А еще, я все еще хочу жениться на тебе. Джульетт, для меня ты — Джульетт и никто больше. Я не брошу тебя….

Белые волны спокойствия постепенно уносили меня к покою и тишине. Я заснула. В его объятиях я проспала восемь часов, и за это долгое время мне не приснилось ни единого кошмара из будущего. Не надо, Фрай, не надо, не вселяй в меня надежду, не увлекай за собой, не мани своей прекрасной и милосердной любовью. Будь ко мне жесток, я заслуживаю этого. Да, совсем как в далеком прошлом, когда мне снились кошмары, несколько дней подряд, и я не могла спать больше получаса в день, приходил Фрай. Мы сворачивались калачиком под одеялом, и только тогда тьма отступала, разжимая свои оковы надо мной. Казалось, Фрай владел какой-то магией, чтобы сотворить такое.

Когда я открыла глаза, то руки и ноги вроде бы не немели, а боли стало меньше, я даже могла двигаться, не скрывая боль за полуулыбкой. На окне было написано фломастером: «Позвоню днем, хочу, чтобы ты пообедала вместе со мной. Эй, Джулли, ты по-прежнему пахнешь вишней и медом….» Как нежно и как приятно, я ощущала себя недостойной этих слов. Раскопав в груде бумаг и распечаток, на полу телефон, я позвонила Финиасу:

— Привет, напарничек….

— Голос у тебя сегодня довольный. Какие будут указания на этот раз? — иногда Финн и правда, даже по интонациям голоса, напоминал молодого студента.

— Нет уж, сначала ты…. Резервуар нашли? — знаете, что бывает с человеком, когда ты вскользь сообщишь, что например, у тебя только что украли кольцо? Людей вокруг охватывает маниакальный страх, что они ответственны за пропажу кольца, даже если они его в глаза не видели. Чувство вины — это один из психологических защитных механизмов, который перестает работать у человека, как только вы скажете, что кольцо найдено. Но до того как вы это сделаете, человек находится на шаткой грани отчаяния. В таком состоянии им легко манипулировать и легче всего различать ложь, ибо, чтобы искусно лгать нужно хладнокровие.

Сказав вчера Финну о том, что я подозреваю его, я бросила семя эксперимента в его душу. И как у любого нормального человека у него мгновенно включилось чувство вины. Сейчас его голос был неуверенным, когда он разговаривал со мной, это выражалось в небольших паузах между словами, в попытке пошутить не к месту. Финн, несомненно, переживал и не хотел, чтобы еще раз всплыла тема вчерашнего разговора. Финн-человек даже не догадывался, какие психологические опыты я ставлю на нем. Но если Финиас — это Мотылек, то он наверняка уже догадался об этом подвохе. А это значит, что я провела успешный ход в нашей партии. Независимо от времени длительности эксперимента, он не имеет права переигрывать, то есть усугублять свое чувство вины, более чем нужно. Переигрывая, и моля меня думать, что он всего лишь жертва обстоятельств Финиас-Мотылек выдаст себя.

Но с другой стороны, рано или поздно что-то нужно будет сделать, чтобы оправдать себя. И любая попытка оправдания тоже будет рассматриваться как косвенное признание этой самой вины. Так, что из двух исходов оба могут помочь мне распознать в Финиасе мотылька. Фактически, у Финна в этом ходе был лишь один шанс доказать свою непричастность — это признать свою вину, наплевать на нее. Только воспринимая это как естественный факт, он сможет доказать мне что выбранная методика ошибочна.

— Да, конечно нашли, но как ты и предсказала, мы не успели, она умерла от разрыва внутренних органов. На стенках резервуара обнаружена ее кровь и многочисленные следы, подтверждающее, что она хотела разбить стекло и перестаралась. Это та самая девочка, подружка убитой в парке. Лидия сейчас там, она всех выгнала, ставит там какой-то специальный свет, вообщем она пытается там еще что-то найти.

— Финиас, у меня к тебе есть важное поручение. Ты поедешь сегодня в Архион…. Желательно тебе ехать на вокзал прямо сейчас, для того, чтобы ты смог уехать на поезде до обеда. Я позвоню ректору академии, даже у тебя нет доступа к архивам, но…. Но, тебе их отдадут, потому, что попрошу я…. Финиас, привези мне из столицы все документы, связанные с делом четырехлетней давности….

Долгое, прерывистое эхо, неужели реакция на эти слова?

— Джульетт, мы ведь напарники?

— Удивительно, что ты понял это только сейчас, что тебя так гложет Финиас, уж не мое ли заявление, что ты можешь оказаться Мотыльком?

— Нет, Джульетт, ради того, чтобы вершить правосудие и поддерживать порядок, я обещал себе никогда в тебе не сомневаться. Поэтому нет, меня расстраивает не то, что ты считаешь, будто я могу оказаться Мотыльком. Меня расстраивает, что ты считаешь, что можешь оказаться уже не человеком…. — в груди под левым подреберьем что-то екнуло, маленький просвистывающий звон боли. Иногда, когда я не вижу в людях ложь…. а наоборот слышу из уст правдивые чувства, в которые они вкладывают частички своей любви или преданности, мне становиться одиноко и грустно. Я чувствую, что уже не способна радоваться или наслаждаться этими мгновениями. Так было и сейчас с Финном, когда я вновь слышала от него прописную истину, так было и будет с Фраем. Его любовь, достигает меня, но больше не может заставить меня зацепиться и прекратить желать смерти. Хотя, все-таки было нечто, удерживающее меня, помимо желания убить Мотылька. Это был тот таинственный сон, что я видела каждый раз, когда просыпалась. Сам по себе он был кошмарен, пуст, и полон отчаянья. Отчаянья несравнимого, разъедающего. Наверное, это мое отчаяние. Но помимо всей этой невыносимой, нечеловеческой боли там есть что-то еще. Там за той огромной голубой дверью силуэт ребенка…. И кажется, я знаю этот силуэт уже всю свою жизнь, хотя не была ни с кем знакома в детстве, кроме Фрая. Этот силуэт притягивает меня, от него веет теплом, красотой, ароматом невиданных, прекрасных цветов. За этой дверью, определенно тот, ради кого мне бы хотелось жить и умереть. Но когда мы встретимся? И встретимся ли вообще или это мой больной мозг выдает желаемое за действительное?

— Финн, отправляйся по моему поручению, интуиция подсказывает мне, что Мотылек убьет завтра опять. Даже если я окажусь не человеком, о чем ты будешь жалеть? — по моему голосу, он даже смутился подобного вопроса. Ведь я была серьезна, этим вопросом он пробудил чувство любопытства. Ведь в любом случае, он первый начал вкладывать в правду чувства. Он смутился потому, что знал, что мои забытые чувства пробудить не так легко, а уж если это ему удалось, не признак ли это того, что для меня он особенный? Смутился, потому что не знал, как на это реагировать. Потому, что пока наши отношения были только в рамках нашей работы и не затрагивали наших чувств, все было хорошо. В конце концов, неуверенно, но он нашелся с ответом:

— Я буду жалеть времени, которое будет для нас потеряно. О времени, в котором мы могли быть напарниками, разве не так? — при этом, в этих словах слышалась искренняя усмешка.

— Не смеши меня, проводить со мной время? Со мной Финн? Любая девка, с которой ты познакомишься в клубе на одну ночь, влияет на тебя лучше, чем я? Я погружаю в ужасный кошмар все и всех вокруг себя, потому, что тьма внутри моего сердца слишком огромна. Финиас отправляйся по моему поручению, а когда вернешься, мы поговорим еще об этом.

— Да, конечно, как скажешь. Только вот, Джульетт, будь осторожней, Мотылек опасен, даже для тебя. Если не физически, он может причинить тебе вред…. то у него уж очень замечательно получается влиять на твою психику. Будь осторожна, но все же, оторвись там на полную!

Я выключила звонок, с мыслью, что, несмотря на то, что время постоянно изменяется — Финн, Лидия и капитан навсегда останутся неизменными. Финиас знал, что я отправляюсь на встречу с маньяком, но уж такая у нас была работа…. Он желал мне веселиться, будто я иду на крутую вечеринку, вот идиот! Все же люди отчасти такие забавные. Почему все они: Лидия, капитан, Финн и Фрай заботились обо мне и хотели проводить со мной время в любом качестве: будь то учтивость Лидии, глупая забота капитана, ученическое обожествление Финна или же вечная любовь Фрая? Почему, же все так происходило, что мне от их чувств становилось только больнее? Я склонна верить, что Ад находиться в душе каждого человека. В моей душе я бродила по всем его кругам, без надежды выползти на свет. Могла ли я измениться с помощью их чувств и их любви? Если да, в какую сторону?

Или их любви мне не достаточно? Или же мне необходимо что-то еще? Например, правда сокрытая в том сне и таинственный, источающий невероятно притягательный аромат ребенок. Аромат цветов и в тоже время аромат невероятной сладости, может быть, так пахнет самая чистая и невинная душа? Зачем этот ребенок скитается в невиданной тьме моей души, зачем жаждет и ожидает меня за той дверью?

Взглянув на часы, я поняла, что выехать надо где-то за час, причем желательно уже сразу на метро. Я вообще забыла, когда последний раз ездила в метро, но придется. И того оставалось лишних полчаса, чтобы заглянуть в будущее, которое в последнее время что-то было слишком туманным. Прихватив с собой нужную долю снотворных таблеток, я заперлась в ванной, налив горячей воды, я опустилась в воду. Мне холодно, в грудной клетке всегда ноющая холодная пустота. Так выглядит тело, практически лишенное души. Больное, холодное и разваливающееся на части. Такова была моя плата, помимо отказа от собственных желаний и стремлений. Когда я засыпала, то ощущала лишь, как на белом кафеле забавно играли водяные блики. Я положила голову на край ванны и уснула.

На этот раз я оказалась в пустой и темной комнате, судя повсему это — то самое место…. Неужели на станции «Резолют» еще есть такие ветхие комнатушки? Стены ободраны, из многочисленных щелей и дырок ссыплется шпаклевка и выползают разные жучки. На полу свалены доски, на затемненной части комнаты находятся несколько книжных шкафов, полагаю? Книг в них уже точно нет. А в углу стоял кто-то…. Лишь тень…. Или же это человек в белом плаще, который едва различим? Странно, если это мое будущее? То как я могу видеть в нем Мотылька? Означает ли это, что Мотылек не часть моей жизни? Нет, часть и непосредственная и это абсолютно точно, мои логические выводы незыблемы. Тогда это все же Мотылек, какой-то странный сон. Внезапно сон начал манятся: стены начали пылать алыми разводами, в нос ударил противный и в тоже время такой знакомый аромат железа и соли. Запах самой вечности, запах который не давал мне покоя никогда — это был запах крови. Изображение картины сна начало расплываться, словно затягиваться туманом. Что это, реакция на то, что мне все-таки удалось увидеть часть своего будущего? Мой дар пытается меня выкинуть? Что удивительно, я ощущала себя снова непосредственным участником сна, как и в коридоре, в котором мне предстояло оказаться через несколько минут. Кажется, я даже могу говорить и выражать собственные мысли? Разве такое вообще возможно? Где реальность, а где сон? Что-то я совсем запуталась.

— Мотылек! Мотылек! Скажи мне, что есть истина?! — это первый вопрос, который пришел мне в голову и который я выкрикнула во тьму, надеясь докричаться до белой тени в углу, пока сон не исчез. Взглянув на пол под ногами, меня передернуло — картина прыгала, превращаясь то в обшарпанный пол этой комнаты, то в белый кафель в коридоре.

— Для тебя, это время, за которое летит пуля, верно Джульетт? — этот голос из темноты больше не звучал исковеркано, он был печален и неизменим. И я бы узнала его, если бы мозг в этом сне истинно не отрицал его достоверность.

— Пуля? То есть время, которое будет разделять меня и тебя, если ты убийца моих родителей?

— Да, это же и время твоей жизни….

Его голос стал исчезать, как и картинка, прыгающая и превращающаяся в белый коридор с дверьми. Все встало на свои места, я бегу по коридору, точнее девушка в виде меня бежит по коридору, а я смотрю на нее откуда-то сверху. Но вот она останавливается у двери, и смотрит на себя в кровавое отражение, и я уже чувствую себя внутри тела. Когда большая дверь с золотой ручкой открывается, я вижу слепящий, пронизывающий свет. И в этом свете будто магнит меня притягивает аромат души. Это был ребенок в этом свете, я почти не видела его, но чувствовала, что он там есть. Ребенок, отчаявшийся и искренне желающий, чтобы я была рядом. Что же это? Может просто наваждение?

Вода из крана капает, звонко разбиваясь о гладкую поверхность, капелькой растворяясь и исчезая в таком же спокойном море себе подобных. Я не чувствую только кончиков пальцев на руках, потому что сон был непродолжительным. Вытянув руки вперед, я подтянулась и, перевалившись через край ванны, рухнула на холодный пол. Взвыв от резкой боли, уже через секунду, я перестала ее чувствовать. Два пальца были вывихнуты, я специально выставила их вперед, когда падала, чтобы вес моего тела мог их придавить. После непродолжительной процедуры вправления пальцев в исходное положение, я стала одеваться. Одев, на этот раз белую водолазку, я закрепила на ней цепочку с пистолетом и поверх надела плащ. Натянув джинсы и прихватив мобильник, я пошла к метро.

Странно, иногда полезно ездить в метро. В толпе проходящих и спешащих людей иногда интересно встретить людей, эмоции которых не такие как у всех. Но даже такая жизнь, в поиске чего-то невероятно интересного и нового, не может скрасить мое существование. Станция «Резолют» — самая инновационная станция всего метро, в самом центре города. Хотя примерно тоже можно сказать обо всем Хадель-Вилле. Время от времени, когда мне наскучивала даже детективная работа, то я уезжала далеко отсюда на север страны. Мое путешествие длилось всего лишь дня два, больше не позволяла работа. Да я и сама не позволяла себе расслабляться даже на мгновение и забывать о том, что я должна сделать. Там в снегах и во льдах, где количество людей было сведено к минимуму, я предавалась рассуждениям. Что же лучше будет для меня, отомстить и умереть? Или же узнать правду и умереть? Заснеженные просторы скрывали древние полуразрушенные замки великих героев прошлой эпохи. Чувствуя запах былой жизни, мне становилось не по себе, от того, насколько не в лучшую сторону изменился мир. Так вот за эти короткие два дня, в которых я не видела людей и их чувств, независимо от их желания, я вновь и вновь приходила к выводу…. что месть бессмысленна, но неотвратима, если я не признаю это раз и навсегда. Мне также все время вспоминалось, что рядом с Фраем моя исковерканная, лишенная смысла жизни, умирающая душа еще могла почувствовать тепло, но это не поможет и ничего не изменит. И мне хотелось, безумно хотелось лишь одного…. Найти объяснение тому, почему падающие на мои открытые руки снежинки не тают.

Выйдя из вагона поезда, на циферблате стеклянных часов, которые висели в центре станции, я отметила время — девять сорок пять. Прислонившись к высокой колонне, я с упоением отмечала разнообразные, эмоции на лицах людей. Технологии этого мира продвинулись до того, что с мобильника можно было беспрепятственно получить доступ к любой базе данных, или к любой системе или услуге, которая была тебе необходима. Поэтому, вытащив телефон и вставив в ухо маленький микрофон, мне достаточно было управлять системой поиска телефона голосовым указанием.

— Система, перейти в базу данных Министерства Социального Развития.

— Операция ожидается. Оператор приветствует вас в головной базе данных Министерства Социального развития! Какую информацию вы желаете получить? — сообщил мне женский компьютерный голос.

— Карты подземных тоннелей и строительные карты станции метро «Резолют» в городе Хадель-Вилль…. — черт ненавижу эту биоробототехнику повсюду! Такими темпами, сбегу в Архион.

— Ваш запрос требует специального доступа.

— А, ну конечно, кто бы спорил?! Специальный детектив Джульетт Хайт, первый уровень доступа.

Прикольно, когда ты называешь свое имя, все двери сразу открываются и все тайны становятся явными, специальные детективы — это лучшее что могла придумать Академия.

— Да, уровень доступа подтвержден, ваш запрос будет выполнен.

Кто-то дергает меня за плащ. Обратив свое внимание на источник, я чуть не задохнулась от нахлынувшего ужаса. Маленький мальчик лет семи дергал меня за плащ.

«Успокойся! Успокойся это не он, это не ребенок из твоего сна…. Еще слишком рано….» — сказал мой внутренний голос. И действительно, рассмотрев парнишку внимательней, я убедилась в том, что это был обычный ребенок. Ребенок же из моего сна был невероятно притягательным, не запятнанным никакими человеческими грехами. Ребенок из моего сна был похож на розу, красивую, сладкую, но опутанную тьмой с острыми шипами. А этот белобрысый мальчишка был всего лишь человеческим детенышем. Наверное, кроме природы и этого таинственного мальчика из моего сна, меня больше ничего не вдохновляло и не восхищало в этом мире.

— Чего тебе, отпусти мой плащ!? — по лицу я отметила, что он напуган. И тут до меня дошло, зачем он меня тыркал все это время. Опустившись на корточки, я поняла, что пацан вот-вот разрыдается, он напуган.

— Где он, где он?! Где тот человек, который приказал тебе подойти ко мне?

Рыдая, он начал привлекать внимание людей, наверняка родители уже ищут его. Это плохо, нельзя привлекать к себе внимание. Тогда мне не оставалось ничего, кроме как сыграть, дети всегда верят взрослым, когда нуждаются в защите. Обняв мальчика и погладив его по голове, спокойным и мягким голосом произнесла:

— Все хорошо, я верну тебя маме, только скажи мне то, зачем этот человек тебя послал?

Голосок робкий как у птички:

— Я стоял с мамой и ждал поезда, у нее зазвонил телефон и в это время, отпустив мою руку…. появился человек в белом капюшоне и длинном плаще. Он такой странный, такой холодный и жуткий. Он дал мне этот конверт и указал на вас, он хотел, чтобы я отдал вам письмо. Когда я пошел сюда, его уже не было. Но его холодного взгляда из капюшона я боюсь!

Отобрав у него письмо, я обняла его и взяла на руки. Что-то снова екнуло в груди, словно моя душа отзывалась на зов мальчика из моего сна. Будто этот зов — крик моей собственной крови, струящейся по венам. Разыскать в толпе мамашу, неожиданно обнаружившую, что ее ребенок пропал, оказалось нетрудным. Еще несколько минут я постояла в трех шагах от них, чтобы убедиться, что на лице мальчика засеяла улыбка. И посмотрев на себя со стороны, я подумала, что выгляжу жалкой. Я, девушка, которая никогда не сможет быть матерью, и никогда не сможет родить любимому человеку ребенка. Жалела ли я? Нет, не жалела, что не могу быть матерью, я не испытываю потребности в простых человеческих желаниях. Но когда я думаю о Фрае и о том, что, наверное, хотела бы выносить его ребенка мне становится еще более жутко. Мне кажется, что возжелай я подобного, так это будет не более чем чувство вины. Томящая меня боль, что я ни чем не могла отплатить ему за ту доброту, что он мне дарил.

Вскрыв письмо, я прочитала напечатанное на компьютере письмо:

— «Мисс Джульетт, то место, куда вы отправитесь, не поддерживает спутниковой связи, я не могу вам позвонить. Поэтому расскажу на бумаге. Сейчас вы пройдете вдоль правого края платформы и обнаружите прямо за лестничным блоком маленькую дверь в складские помещения. На ней написано «не входить» — красными буками, но для вас это предупреждение не существенно. В этой комнате отдыхают техники, а другие техники следят за системой жизнеобеспечения и управления станцией. У трех техников, что будут на обеде в это время, отнимите ключи от люка, который ведет на нижние уровни. Забрав ключи, пройдите в дверь налево, затем по коридору направо, потом налево и до конца. Вы выйдете к большой, красной, тяжелой двери, когда прозвучит сирена, дверь откроется. В центре генераторной вы увидите люк, откройте его полученными ключами. Спуститесь на старые пути. Пройдите вглубь до огромной канавы, там обернитесь налево, найдите в стене пробитый проем. Перелезайте на соседние заброшенные пути, идите к огромной черной расщелине, не бойтесь, вы не упадете. Делайте все быстро, ибо для нас обоих время дорого. Письмо отдадите мне при встрече. Мотылек».

Прям письмо счастья. Со всех ног я побежала к двери. Три чудака в специальной форме доедали пиццу, играя в карты. Дверь я выбила, она открылась, но с петель не сорвалась. Все трое с нескрываемым интересом смотрели на меня. Мои холодные глаза ничего никогда не объясняли. Их зеленый блеск мерк и в этом было что-то забавное, почти неуловимое и мистическое.

— Ключи…. Ключи от строительного люка, живо!

— Девушка, вы, наверное, ошиблись, это служебное помещение! — вызывающе поднялся старший, на его поясе висела связка ключей, моментально сократив расстояние между ним и собой, я ударила его поддых, и он упал на колени. Двое других дернулись, но пистолет на цепочке уже был вынут. Я была быстрее. Спустив предохранитель, я, засмеявшись, добыла связку ключей:

— Какие же вы люди все глупые. Если вы всего лишь жалкие служащие, выполняющие чьи-то указания…. То будьте ими и не стройте из себя героев, это выглядит жалко. Прошу только один раз. И за не подчинение скажите спасибо, что остались живы. Я, специальный детектив, поэтому, мальчики, я у вас туточки, немного погощу…. — улыбнувшись, я опустила пистолет, с удовольствием наблюдая, как ломается их сила воли и приходит страх.

Люк был тяжелый, но мне удалось поднять крышку и спуститься по лестнице и спрыгнуть на гравий. Темно и сыро, я под землей. Пройдя в темноте, отлично различая предметы, я выбралась на другие пути, соседние, еще более заброшенные. С потолка полупрокопанного тоннеля капала вода. Сырость и запах чего-то дряхлого и древнего, судя по всему под этими туннелями, есть что-то еще более забытое. Добравшись до темной ямы, я без раздумья прыгнула вниз. Мотылек был прав, я мягко приземлилась на парапет, света стало здесь чуть-чуть больше. Парапет обрамлял огромную шахту грузового лифта. Шахта была затоплена. Что-то щелкнуло в голове и мне стали мерещиться какие-то тени, пытаясь отмахнуться от них, я подскользнулась и ударившись о перила, упала в глубину этой темной бездны.