Интермедия

вон там гляди еще не зная ада

на нас глядят живые — я и ты

так сохрани от нас их о преграда

пока темнеет в тесноте уклада

все то что не избегло темноты

Луна выкатилась на небо неожиданно, словно неоновое рекламное яблоко. Хотя скорее всего, зрела она там давно, только туман обложил ее ватой, а вот теперь прошелся по двору бомж-ветер и унес последние млечные клочки на своих пятках. Тут же стал виден подъезд — тот самый, с единственным горящим окном — всего в десятке метров от Еретика. А напротив, в ажурной рамке ветвей, высились Врата — тоже неоновые, праздничные и нелепые между детскими качелями и горкой-слоником. И не было вокруг ни воронки от взрыва, ни реки, ни резиновой лодки. Будто Врата хотели, чтобы в них вошли. Не хватало только бегущей к ним красной ковровой дорожки и таблички «Добро пожаловать!». Вопрос был в том, хочет ли он все еще туда входить. И хочет ли этого унидина теперь, когда заклятие снято без обязательного поцелуя?

— Смотри, они вернулись, — возбужденно выдохнула Динго, теребя Еретика за рукав, и ее глаза отсвечивали зеленью. — Только… как же теперь Фродо? — зелень набухла влагой и потемнела.

— Зубы морзянку бьют, а все туда же, Фродо… — проворчал он, подхватывая ее под локоть и волоча к подъезду. — Вот переоденемся, тогда и разберемся, кто тут вернулся и куда.

Еретик придержал дверь, и лунный прилив захлестнул ступени, неся с собой уродливый черный мусор. Или он валялся тут раньше, просто никто этого не заметил?

— Дымом пахнет, — сморщила нос Динго, входя внутрь. — Будто жгли что-то...

Кусок битого кирпича под створкой не дал двери закрыться. Еретик подобрал с полу обугленный клочок, поднял на свет.

— Бумага, — прокомментировала девушка собственную находку. — И написано что-то...

На площадке первого этажа грохнуло. Две тени метнулись через стену, обрастая плотью. Динго пискнула, подскочила, зашарила рукой там, где обычно висела корзинка. Пальцы Еретика раскрошили почерневший край листка в пепел.

— О! А вы тут откуда?! — удивление не шло лицу Фактора как плохо скроенный костюм. — Видок у вас, как у жертв мирового потопа!

Лилит подвинула его сторону, оперлась на перила:

— Вы Края случайно не видели?

Динго мелко затрясла головой, а Еретик поднял повыше недогоревший клочок:

— Самого не видели, но вот это, похоже, страничка из его дневника. Ну или что там он строчил в своем блокноте...

Фактор сбежал на пару ступеней вниз, взял бумажку из дрожащих пальцев:

— «Он рассыпается на голос и свеченье»… Ты уверен, что это принадлежит Краю?

Еретик пожал плечами:

— Бумага, вроде, та же, а что он на ней писал, я не разглядывал.

— Это стихи! Вот, послушайте, что я нашла, — вставила Динго, щуря глаза на сливающиеся в полумраке строчки.

Ты ангел ты поешь мне сотворенье

Ты тень моя и кость и теплое сплетенье

Сеченье золотых и угольных волос

Ты камень мой ты вдох остановивший речь

Ты все дороги...

— Дальше сгорело, — закончила она упавшим голосом.

— Некогда нам поэтические чтения устраивать, — резко объявила Лилит. — Тут выше вся лестница пеплом усеяна. Надо найти этого лирика-пиромана, пока он еще чего не… отжег!

Без всяких объяснений она бросилась вверх по лестнице. Фактор, помедлив, будто что-то хотел сказать, передумал, развернулся на каблуках и потопал следом. Динго рванулась было за ними, но Еретик поймал ее за рукав.

— Эти двое с Краем прекрасно справятся. У нас был план — помнишь? Переодеться.

— Но… — Динго ткнула пальцем в потолок, откуда доносился удалаяющийся стук подошв по бетону.

— Никуда они без нас не денутся. В конце концов, тут всего одна лестница.

— Я бы не согласился, — пробормотал Шива себе под нос, теребя клипсу плеера.

— Что? — Край не понял, относилось ли это замечание к долетавшим снизу звукам или к тому, что нашептывала цифровая запись.

— Он здесь! — Лилит возникла в лунном квадрате у порога лестницы. Мокрые растрепанные пряди через лицо, глаза отражают свет, словно волчьи. — И не один.

Испуганный голубь вспорхнул с головы Края и, обдав его пухом, ретировался на подоконник. Фактор вымахнул на площадку рядом с девушкой. Не останавливаясь, запрыгал через ступеньку к Краю:

— Как ты?!

— Нормально.

Бодрись — ни бодрись, а лужу блевотины в карман не спрячешь — воняет. Эскулап-иуда присел на корточки, посветил фонарем, потянулся к запястью — щупать пульс. Край отдернул руку:

— Слушай, дантист, шел бы ты… зубы лечить.

— Пока ты будешь играть в Гоголя? — Лилит махнула почерневшим комком, от которого оторвались обуглившиеся хлопья и запорхали спиралями, как пепельные бабочки.

— Я же сказал, я в порядке! — рявкнул Край сквозь сжатые зубы и перевел стрелку. — А где остальные? Я слышал голоса...

— Кажется, рыженькая и Еретик хотели переодеться в сухое, — «дантист» нерешительно покосился в лестничный пролет. — Похоже, они попали под дождь.

— Вместе с Лилит?

Фактор непонимающе захлопал атрофированными ресницами, а девушка откинула влажные пряди с лица и поставила ногу на верхнюю ступеньку, словно капитан Морган на бочонок с ромом.

— Вот уж не думала, мы снова тебя увидим, Сусанин, — смерила она Шиву подозрительным взглядом. — Где тебя, интересно, носило?

— Надеюсь, меня не будут пытать? — парень поднял ладони в примирительном жесте. — Как-никак я привел вас к цели.

— Да ну? — Лилит выгнула бровь в своей фирменной «я-вижу-тебя-насквозь-гусь-лапчатый» гримасе.

— Ну да, — Шива расцвел рекламной улыбкой и ткнул пальцем в окно. — Врата — вот они.

— Сп-пасибо, — выдавила Динго, зябко обнимая себя руками. — А ты как же?

Она смотрелась трогательно в закатанных джинсах, державшихся на тощих бедрах с помощью ремня, и клетчатой рубашке, спадавшей до колен, как фланелевое платье. Взъерошенная голова торчала из ворота на цыплячьей шее, постепенно сменявшей синеватый оттенок на розовый.

У Еретика имелась только одна запасная пара штанов, так что он довольствовался сухим свитером, натянутым на голое тело.

— Да ничо, — он закинул на плечи чуть полегчавший рюкзак. — Остальное само высохнет.

Они вышли на лестницу молча, молча стали подниматься наверх, как будто сказали друг другу все, исчерпали себя в словах. Еретику казалось, что они теперь — два несообщающихся сосуда, боящихся стукнуться стенками и разбиться. Он шагал впереди, потому что зрелище ее бедер, запакованных в те самые штаны, что свисали с его собственного зада еще пару дней назад, было физически непереносимым. Та часть ее, что принадлежала ему, теперь улетала в ночное небо, как отпущенный детской рукой воздушный шарик, а то, что осталось — было чужим, и он сомневался, что когда-либо получит право узнать, из чего оно состоит.

— А что, если это иллюзия? — Лилит так сверилила стекло взглядом, что Край не сомневался — еще немного, и оно начнет плавиться, а за ним и Врата. — Тут вообще многое — не то, чем кажется, не заметили? — вопрос был адресован всем, но она наставила лазерные гляделки на Шиву. Тот все улыбался, как Чеширский кот, и парировал очками:

— Многое — это кто например?

Так именно и сказал, «кто». Лилит вздрогнула и побелела, точнее пожелтела, потому как кожа у нее была смуглая. Края тоже тряхнуло, но этого никто не заметил — Фактор смотрел на звездный дуэт в окне, а те ели глазами друг друга. И вот в этот драматичекий момент явился хоббит. Произошло это так.

По лестнице затопотало. Голубь, которого Край про себя уже окрестил Нивермором, оторвался от преследования паука под батареей и поднялся на крыло.

— Фродо! — визг рванул барабанные перепонки. Птица ринулась через воздух и упала в объятия Динго, та запнулась о верхнюю ступеньку и повалилась на площадку, чудом избежав Вонючей Лужи. Пернатый оказался юрким и торжественно опустился на плечи поверженной, осеняя крылами мужскую рубашку в клеточку.

— Встреча хоббитов. Как трогательно, — прокомментировал Фактор.

Еретик, сухой сверху, мокрый снизу, одарил его таким взглядом, будто примеривался, куда вонзить консервный нож. Край решил поспособствовать, если до этого дойдет. Когда-то он любил докторскую колбасу.

— Ущипните меня, — пробормотала Лилит, нервно теребя оранжевый шнурок на шее, которого Край раньше у нее не замечал.

— Спокойствие, — Еретик вздернул на ноги Динго, зхлебывающуюся любовным воркованием по поводу «бедненького маленького зайчика». Крылатый «зайчик» намертво вцепился когтями в рубашку и закатил глаза от эйфории. — Это ее ручная птица. Откуда она здесь?

— Я именно об этом хотел спросить: откуда? — Фактор смахнул приставшее к рукаву перышко.

Все посмотрели друг на друга глазами, круглее голубиных. Разбила идиотское молчание Лилит:

— Был такой старый фильм — «Джуманджи». Там дети играли в игру, из которой появлялись всякие странности — лев, обезьяны...

Фактор кивнул, будто название ему что-то говорило.

— Так вот, меня не оставляет ощущения, что мы все тут тоже играем в игру, правил которой не знаем. И в следующий раз, когда упадут кости, мы окажемся не у финиша, — Лилит махнула рукой в окно, — а где-нибудь в джунглях с безумным охотником.