Башня

”… и загрустила о своём о девичьем

о том, что высоты

не видно

с высоты

не хочется сходить

и восходить ”*

— А ты уверена, что это совершенно необходимо? — Фактор запарковал «ауди» под фонарем, неподалеку от недостроенной высотки и обернулся к Лилит. Но девушка уже вылезала из машины и только недовольно бросила через плечо:

— Конечно. Ты разве не слышал, что сказал Шива? Я прыгну прямо в зону, подойду к ограде со внутренней стороны и обезврежу датчики на нужном отрезке.

Дверь захлопнулась прямо у водителя пред носом, заперев в салоне сладковатый запах духов. Фактор выскочил следом за пассажиркой, уже исчезавшей в тенях, сгустившихся за безопасным куполом фонарного света.

— Да подожди же ты! — он догнал Лилит, зашагал следом, разбрызгивая грязь. — Разве нельзя найти более безопасный способ?

— Безопасный?! — девшука смерила его взглядом, в котором презрение светилось ярче уличных огней. — Вы, похоже, не туда попали, мистер. Вообще-то, смысл всего этого мероприятия в том, что оно опасное. Может, ты не в то кафе зашел? И за мной увязался по ошибке? Говорила же, надо было мне одной идти!

Она еще ускорила шаг, легко перепрыгивая почти невидимые на плохо освещенной улице лужи.

— Одной? — Федор почувствовал, что начал заводиться, а потому говорил нарочито спокойно. — А как же охрана? Шива сказал, объект охраняемый… И потом… — он поскользнулся и чудом не подвернул ногу, — там гопота может быть, наркоманы… да бог еще знает кто, ночью-то.

— Это навряд ли, — Лилит внезапно остановилась, задрала голову. Громада высотки чернела прямо перед ними, врезанная в оранжевые облака как недостроенная лестница в небо. — Или охранник, или гопота. А ты что, защищать меня собрался? Барсеткой хулиганов замахать?

— Зачем барсеткой? — пожал плечами Федор и добавил уверенности профессионала в голосе. — Я, между прочим, боксом занимаюсь. И твой драгоценный Шива первый был согласен, что одной тебе лезть на стройку нечего.

Девушка смерила его оценивающим взглядом:

— Ну, боксер, плечи у тебя и вправду широкие. Пойдем, подсадишь.

Фактор поймал ее за рукав, не дал упорхнуть в темноту:

— Да куда ты собралась… сорви-голова?

Лилит закатила глаза, фыркнула нетерпеливо:

— Куда-куда… Охранник в бытовке сидит, но Шива высмотрел, что с задов можно в окно залезть. Только там высоковато, вот ты мне и поможешь.

— Значит, ты залезешь, а я внизу останусь? Нет уж, мы в дверь войдем, как белые люди. Оба. Охрану я беру на себя.

Не дожидаясь ответа, Федор стремительно зашагал туда, где тускло желтела лампочка на притулившейся к стене здания бытовке. Как он и рассчитывал, сзади вскоре зашлепали шаги. Вполголоса матерясь, девушка сообщила, что если их запалят и отправят в ментовку, то по его вине сорвется вся операция, и Шива уж точно обратно в команду такого идиота не возьмет — идиот было самым мягким выражением. Фактор не обиделся, он решил, что Лилит это даже идет — ее нарочитая грубость оттеняла женственную внешность как лисий воротник дорогое пальто. Они уже почти поравнялись с бытовкой. Окошко светилось, но никаких других признаков жизни в ней не наблюдалось.

— Повезет тебе, если чоппер хренов сопит себе в две ноздри, — пыхтела сзади спутница, прокладывая себе путь между куч строительного мусора.

— А вот это мы сейчас и проверим, — без лишних слов Федор направился к двери бытовки и уверенно постучал.

— Ты что, рехну...

Язык желтого света вывалился в ночь, Лилит замерла, как пойманная фарами лисица. Чернобурая и с очаровательно сердитой мордочкой. Усатый мужик в мятой форме и с еще более мятым лицом окинул ее оценивающим взглядом, перевел мутные глаза на Фактора и многозначительно изрек:

— Ну?

Федор покровительственно улыбнулся:

— Вечер добрый, начальник. Прости за беспокойство, но у меня с девушкой выдался романтический вечер, и нам захотелось сделать его еще романтичнее. Понимаешь, хотим, чтобы эта ночь запомнилась навсегда. Взглянуть на город с высоты… Ну и всякое такое, — он вытащил из кармана бумажник, сложил между пальцами несколько купюр и доверительно понизил голос. — У моей малышки нетрадиционный вкус.

Усатый снова уставился на Лилит. Девушка попыталась улыбнуться, но вышло больше похоже на хищный оскал — все еще злилась чернобурая. Мутные глаза перебежали на Фактора, прошлись по заляпанным ботинкам, дорогому пальто и остановились на месячной зарплате, застывшей на полупути между бумажником незнакомца и форменным карманом. Казалось, еще немного и Федор услышит, как со скрипом ворочаются в мозгу охранника непривычные мысли. Внезапно желтые от никотина пальцы ухватили деньги:

— Только чтоб тихо было. Начнете орать — полицию вызову.

Дверь захлопнулась у Федора перед носом, и мгновение он беспомощно моргал, ослепленный темнотой. Зашуршало, щелкнуло, и яркий луч света выхватил из мрака кучу арматуры и подножие высотки с провалами окон первого этажа.

— Чего уж теперь скрываться-то, — прокомментировала Лилит и направила фонарик в сторону зияющего дверного проема. — Пойдем, если не боишься… девушки с нетрадиционными вкусами.

Чем выше они поднимались, тем больше отдалялось вечное дыхание города — шорох шин и шагов по асфальту, пение сирен, хлопки открывающихся и закрывающихся дверей, голоса, сливающиеся в жужжащий хор человеческого улья, спешащего жить даже безлунной ночью, обложенной облаками как вирусным налетом. Каждая следующая лестница поднимала их ближе и ближе к тишине — той особой тишине заброшенных зданий, которую так любила Лилит. Не случайно для прыгов она часто выбирала всеми, кроме руферов и сталкеров, забытые объекты. Их безмолвие не было полным, точнее оно было полно своей особой жизнью, потаенной, пугливой и в то же время могущественной, жизнью, которую можно понять, только умея слушать. Ветер, свободно заходящий в незастекленные окна, населял бетоную коробку миллионами призрачных звуков. Ветер причитал, постанывал, пришептывал плохо закрепленными лентами изоляции — он был языком, которым здание пыталось рассказать свою историю. А Лилит — внимательной слушательницей, вот только на пути вверх ее преследовал один отвлекающий фактор...

— Нет, ну я понимаю, почему лезут во Врата всякие там неврастеничные подростки, — как раз пыхтел он, вываливаясь на площадку двадцать первого этажа. — У рыженькой явный комплекс неполноценности. У этого… как его… Края, наоборот, типа я гений, а вы все дерьмо. Наверняка, пописывает в стол дрянные стишата и мечтает о посмертной славе. Тут главное красиво уйти, а куда уж красивее, чем во Врата...

Лилит тоже остановилась, чтобы перевести дух. Выглянула в оконный проем. Под оранжевым небом улицы и проспекты пульсировали, как заполненные светящимся раствором вены, между которыми черными кляксами плоти темнели крыши домов. Ничуть не обескураженный ее молчанием, Фактор продолжал:

— Еретик — явный отморозок. Не удивлюсь, если он просто хочет избежать последствий своих темных делишек. Шива свихнулся на «Матрице» и компьютерных игрушках, ты видела его очки, этот прикид? Он уже реальности не отличает от картинки из пикселей. Ты — единственный адекватный человек во всей чокнутой компании, а потому я не могу понять… — мужчина качнулся к ней, облокотился о подоконник, заглянул в лицо, — зачем тебе все это нужно? Ты красивая...

— Но не добрая и не отзывчивая, — процитировала Лилит один из своих любимых фильмов, направляя луч фонарика спутнику в лицо. Фактор зажмурился, прикрывая рукой глаза, — и не всегда адекватная. Тут ты просчитался, психолог. Кстати, мне стало интересно — а тебя-то зачем во Врата понесло? Ищешь новый рынок сбыта?

— А ты, — он отступил в сторону, исчезнув из светового пятна, — что ищешь? Любви?

Она дернулась, раскаленный до белизны луч заметался внутри бетонной коробки, снова нашел Фактора — на краю усыпанной каменной крошкой площадки без перил. Лилит шагнула вперед выставив перед собой стальной корпус фонарика, как ствол:

— Поосторожнее на поворотах, — она пнула брошенную кем-то смятую пивную банку. Та юркнула в пролет и только спустя мучительно длинные мгновения снизу донесся укромный звук, подхваченный эхом. — А то вдруг поскользнешься.

Лицо Фактора стало белым, будто из бумаги вырезанным с дырками зрачков:

— Тогда ты меня лови лучше, — тихо ответил он, почти не шевеля губами. — Ведь нас должно быть шестеро.

Лилит молча пожала плечами и стала подниматься на двадцать второй.

На последних этажах лестницу не достроили, туда вели узкие деревянные ступени, очевидно, использовавшиеся строителями. Ветер ощутимо дул из оконных проемов, завывая порой на высоких нотах, и Фактор все больше жался к стене, опасаясь, как бы его не смело вниз неожиданным порывом. Благо Лилит лезла первой и ничего не видела. Он уже давно понял глупость своей затеи. Доспехи рыцаря плохо налезали на его широкие плечи, а крутившая перед носом офигительной попой девчонка в рыцаре не нуждалась — встреться ей на пути какой подвыпивший юнец или наркоман, и Федор ему бы не позавидовал. Хотя… возможно, вся эта показная жесткость, даже грубость — это напускное, защитная реакция, вроде как колючки у ежика.

В детстве у него был ежик, пусть и очень недолго — мама в саду нашла, а отец посадил его в коробку и принес сыну. Зверек свернулся в клубок и молоко пить не желал. Ночами он шумел и царапался в стенки коробки, мешая спать, а днем лежал колючим шариком, временами недовольно фыркая. Федя менял молоко в блюдечке, чтоб не закисло, но меньше его не становилось. На пятый день ежик сдох. Папа сказал, что он, наверное, был больной. Мама предположила, что за зверьком неправильно ухаживали. Но Федя знал, что еж был гордый и свободолюбивый. Он просто хотел на волю и скучал по своей ежихе… ну, или кто там у него остался в саду.

Лилит тоже была гордая и, кто знает, возможно, она тоже по кому-то скучала. Ее нельзя было купить молоком. К ней требовался особый подход. Фактор лез по шаткой лесенке, любуясь ее стройными ногами в тугих джинсах, и думал, что ему хочется найти этот подход, хочется посмотреть, что там, под броней иголок. И он готов потратить на это свое последнее время в этом мире, потому что верил, что за Вратами ничто не кончается.

Ноги впереди внезапно пропали, ступеньки кончились, и Фактор понял, что они пришли. Злой ветер налетел неожидано, захлопал полами пальто — странно, когда только погода успела поменяться? Дуло, правда, в нужную сторону — прямо на проплешину зоны, которая теперь виднелась внизу как раскрытая, золой замазанная ладонь. Поймает ли она Лилит?

— Не опасно прыгать-то в такой ветрюган? — поеживаясь, он подошел к девушке, уже стоявшей на краю бетонной площадки. Неожиданно его охватила мелкая противная дрожь: тонкая девичья фигурка с игрушечным рюкзачком казалась такой хрупкой на краю бездны — черточка на огромном листе неба, сотрешь такую, никто и не заметит. А что, если парашют не раскроется? И есть ли там вообще парашют? Уж больно маловата сумочка...

— Да наверху всегда дует, — Лилит отвела от лица летящие волосы, вытащила из кармана резинку и принялась скручивать их в хвост. — Это нормально… Ты очкуешь, что ли? Зря. У меня уже сто пятидесятый прыг будет, юбилейный.

Сто пятьдесят попыток самоубийства звучало как приличный стаж, но дрожь не унималась, и Федор сам не мог понять, был ли выброшенный в его кровь адреналин следствием страха или возбуждения.

— А… сложно управлять парашютом? — по его представлениям, парашютисты всегда садились на гладкое травянистое поле, а тут далеко внизу была дорога, по которой все еще проезжали редкие машины, полоска голых деревьев и, уже за оградой зоны, крыши зданий — жилых и вроде какого-то магазина. Что если девчонку просто размажет по стене, вроде граффити, которые они видели внутри «башни»?

— А машину сложно водить? — ответила Лилит вопросом на вопрос. Она вытащила из ворота куртки какую-то штуковину на шнурке, подняла ее в воздух, а потом сосредоточенно уставилась на экран с подсветкой. Фактор удержался от дальнейших вопросов — не хотел отвлекать.

— У тебя телефон есть? — неожиданно бросила девушка через плечо.

— Есть, — она что, передумала?

— Камера в нем как, приличная?

Федор недоуменно пожал плечами:

— Ну, за эти деньги должна быть приличная, хотя я ею почти не пользовался...

— Снимешь меня? — Лилит заправила шнурок под куртку и сверкнула на него озорными глазами. — Все-таки юбилей.

Фактор нашарил трубку онемевшими на холодном ветру пальцами, переключил на режим ночной съемки.

— Готов?

Он поймал отчаянную девчонку на экран, чуть повернул мобильник, чтобы захватить пустоту у ее ног. Картинка дрожала, оранжевое небо прыгало, не находя себе места.

— Лилит, может, не надо...

Ветер унес бесполезные слова. Он остался с ним один на один. В электрической ночи распустилась, поймав свет, яркая точка и тут же под ней — темное полотно. В последний момент Фактор вспомнил, что обещал снимать. На светящемся экране черный купол пронесся над дорогой, деревьями, крышей двухэтажного магазина и исчез во мраке двора — уже в зоне, где давно не зажигали фонари. Он прислушался — ни криков, ни грохота столкновения, только ветер свистит в ушах. Хотя… что могло донестись на такую высоту?

Федор выключил камеру, едва попав пальцем на кнопку, выбрал в памяти недавно занесенный номер.

— Шива, — прозвучал в ухе краткий ответ.

— Все прошло по плану, — Фактор едва узнал свой собственный голос.

— Хорошо. Встретимся на точке.

Телефон скользнул в карман. Федор сделал несколько нерешительных шагов к лестнице, снова вытащил мобильник и активировал экран. Лилит забрала фонарик с собой, так что придется справляться собственными силами. Он выставил руку перед собой и ступил в размытое пятно зеленоватого света.