Зомботаун

«и я говорила и теперь говорю

что я от других корней и во тьме не горю и не грею

говорила так, где моё тело?»*

Каждый шаг оттдавался режущей болью в натертой пятке, но Динго старалась не хромать и не отставать. Взяла длинную желтую спину Края за ориентир и семенила следом. Хуже нет, чем увидеть презрение в его глазах, или того страшнее — жалость. Глаза у него красивые и меняют цвет. Когда на Лилит смотрит — они лиловые, бархатные, а когда на нее — ореховые и жесткие. Только он на нее, мелкую, почти и не смотрел — так только, случайно скользил взглядом. Вот стул, вот стол, вот Динго. Теперь Лилит нет. Она уже в зоне. А Динго вроде как и никогда не было.

Шива сказал, что до места прорыва диверсантке идти минут пять. Но, учитывая возню с мешком (так странно Лилит называла парашют) и темноту, черноволосая должна подойти к нужной точке минут через пятнадцать. Потом еще минут пять-десять на обрызгивание датчиков спреем, и все — можно будет резать сетку. После звонка Фактора они еще посидели в кафе минут десять, Шива расплатился, и все вышли в ночь. От холода как-то сгрудились в кучу. Динго оказалась рядом с Краем, но он смотрел себе под ноги, не обращая на нее внимания и завесившись челкой, а потом девушка отстала. Она едва замечала приметы незнакомой улицы, концентрируя усилия на каждом новом шаге. Проезжая часть, газон, проволочная ограда на той стороне, где начиналась зона, — колючка по верху. По правую руку — жилые дома, окна в них пустые, черные, будто все давно съехали из квартир с дерматиновыми дверями и облезлыми обоями, или их поглотила зона.

А может, так оно и есть? Может, зона давно уже сожрала весь город, только он был так занят собой, что ничего и не заметил? Люди спешат, как прежде, по своим делам, хотя забыли, зачем их делают, — просто по привычке. Встают, едят, куда-то бегут, механически опускают и поднимают ноги и руки, справляют нужду, сношаются, не целуя друг друга, выключают свет, ложатся спать. А вот останови такого и задай один простой вопрос: зачем? И глаза у них становятся стеклянными, они выпадают из ритма и ломаются, как заводные игрушки, или берут тебя и трясут, пока не сломаешься ты. Они — зомби. Весь этот город — зомботаун. Только Динго в нем живая. И, может быть, еще вот эти, что идут впереди, потому что остановились, спросили «зачем?» и не сломались.

Есть еще, конечно, Дингина мама. Она живее всех. Дочь по сравнению с ней — неудачная копия, сделанная ксероксом с полузасохшим картриджем. Волосы у матери густые, длинные, с естественной волной и медным отливом. Кожа персикового цвета и на солнце никогда не обгорает, а сразу бронзовеет, и веснушки на ней не выскакивают. Хоть она тоже миниатюрная, но зато фигура — как у немецкой фарфоровой статуэтки в бабушкином серванте. А у Динго что? Доска и четыре палки, две снизу, две сверху. Кожа зимой бледная до синевы, летом — красная и шелушащаяся.

За мамой со школы мальчишки бегали табунами. Замуж она вышла рано, но поклонники так и роились вокруг, а мама была неприступная, как королева. С годами красота, конечно, стала увядать, да и поклонники поразлетелись, кто куда. Но когда мама шла куда-нибудь вместе с дочерью, ее по-прежнему принимали за старшую сестру, и все глаза были на ней. Динго не замечали — кто же заметит моль рядом с бабочкой?

Она в тайне наделась, чтовсе не так, что она просто куколка, и скоро, уже вот-вот, придет время и ей распахнуть разноцветные крылья. Но годы шли, и только веснушек на носу становилось все больше, а мама умела очень доходчиво объяснять, что превращения не произойдет. И каждый раз после таких объяснений что-то в Динго умирало не без борьбы, выло, скреблось, истекало кровью и блекло, выцветало насовсем. А у мамы становился круче развившийся завиток, вспыхивал на щеках угасший румянец, выпрямлялась поникшая спина и слетал лишний киллограм. И отправлялась она порхать над зомботауном, глядя с высоты, как дочь копошится среди тел-манекенов, становясь шестеренкой в огромном механизме города.

А теперь мама, наверное, искала Динго. Шарила по дворам, звала, звонила знакомым. Может, даже в полицию звонила. Некого ей будет теперь кусать — ведь у зомби кровь мертвая, черная. Так что Динго надо дойти, обязательно дойти. Уже ведь немного осталось...

Погруженная в размышления, девушка не заметила, как дома справа кончились, начался пустырь и стройка. И вот оттуда-то, из темного неуютного пространства и метнулось на нее что-то большое, человекообразное.

— Мама! — пискнула она задушенно, опровергая все свои умопостроения, и поджала мысленно лапки. «Не побегу! Просто не смогу убежать», — думала она обреченно, уже видя, как сбывается ее собственное пророчество: весь тщательно продуманный план Шивы идет псу под хвост по ее вине. Но незнакомцем оказался не бандит и не полицейский, а всего лишь Фактор.

Ребята обступили его, забрасывая вопросами. Динго перевела дух, исподлобья уставилась на вновь прибывшего. Что-то в нем изменилось. И дело было не в добротной спортивной куртке, сменившей пальто, и туристическом рюкзаке за плечами. Это Еретика интересовало, откуда взялась «экипировочка», и Фактору пришлось объяснять, что все лежало в машине, дожидаясь своего часа. Динго больше занимало не то, что было на человеке, а то, что было в нем. А у Фактора внутри была дырка. Сосущая такая пустота. Этим он походил на зомби. Она это сразу заметила, и потому все время за столом прятала глаза — чтобы не засосало. А теперь эта пустота вроде как начала заполняться — будто слив в ванне заткнули пробкой. Вода текла тонкой струйкой, но уже не исчезала в черной дыре, а скапливалась на донышке. И ходил он теперь осторожнее, чтобы не расплескать новое свое содержание, только никто этого не замечал, а вот Динго заметила. Что же с ним случилось там, на «башне»?

— Везет же, ты видел, как она прыгнула, — донеслись до нее слова Края. — Я так хотел посмотреть… Но из кафе ничего было не разглядеть, а на улицу Шива посоветовал не выходить, чтобы не привлекать внимания. А то прикинь, стоит такая толпа перцев и пялится в небо, как на флэш-мобовской акции...

— Да смотри сколько хочешь. Я все заснял, — Фактор сунул парню под нос свой телефон. Файл начал гулять по мобильникам, сопровождаясь возгласами типа «жесть!», «круто!» и «фигасе!».

Динго за широкими спинами видно ничего не было, да и смотреть-то особо не хотелось. По крайней мере, ей удалось себя в этом убедить. Она осторожно перенесла вес тела на здоровую ногу и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Поежившись, она завертела головой, но вокруг были только слепые черные стекла, такие же непроницаемые, как в очках Шивы. Ибо лидер группы был единственный, кто не стоял сейчас к Динго спиной. Тени от ветвей деревьев располосовали его лицо глубокими шрамами и странная улыбка ползала между них, как муха между трещин на зеркале.

— Нам пора, — заблудившиеся губы шевельнулись еще раз. — Потом наиграетесь.

Прозвучало это так, что все мобильники тут же исчезли в карманах, а их владельцы строем потопали за парнем в темных очках. Нет, конечно, о времени забывать было нельзя. И все-таки, скажи Динго то же самое, и кто обратил бы на ее слова внимание? Кто вообще их услышал бы? Вот в чем вся фишка. Девушка вздохнула и похромала в кильватере, чувствуя, как непрошенные слезы щекочут где-то в носоглотке, рождая горящее тяжелое ощущение в области миндалин.

— А у тебя какой номер?

— А? — сначала Динго не поверила, что Еретик обращается к ней. Но судя по тому, что он отстал от остальных, и его грубые ботинки шагают рядом с ее кроссовками, давно потерявшими утренний белый цвет, парень действительно интересовался номером ее телефона. — Те… тебе зачем?

— Видео тебе солью. Это жесть просто, надо видеть. Хочешь?

Динго покачала головой. Он был такой огромный, просто нависал над нею, когда говорил. Хотелось одновременно спрятаться от него и облокотиться.

— Ты что, устала?

Она сперва мотнула головой, потом кивнула. Еретик озадаченно помолчал.

— Может, корзинка тяжелая? Помочь тебе?

— Спасибо, не надо, — Динго быстро переложила ношу в другую руку, подальше от страшноватого помощника. Фродо испуганно гукнул от резкого движения.

Еретик насторожился:

— Ты слышала? — глаза под низко надвинутой шапочкой обежали очерченную фонарями черноту зоны по ту сторону дороги. — Вроде как там… звуки какие-то?

— Неа, — Динго хлюпнула носом, подавляя нервный смешок, и надбавила шагу, как могла. Впереди что-то происходило. Край, Фактор и Шива остановились и тихо переговаривались.

— Чо тут такое? — почти облегченно вклинился в беседу Еретик.

— Лилит еще не звонила, — объяснил Край. — Должна была дать сигнал, как все сделает, и вот — пока ничего. А по времени вроде того...

— Мы уже почти пришли, — в очках Шивы цепочка фонарей уходила в бесконечность или выходила из бесконечности, это как посмотреть. — Лучше на месте не светиться заранее, подождем здесь. Тут, — он мотнул головой куда-то во дворы, — площадка детская. Можно посидеть.

— А вот там остановка, — указал на пластиковую, голую без реклам будку Фактор. — Тоже лавочка есть.

— Ага, — легко согласился Шива. — Только вот автобусы здесь не ходят с тех пор, как закрыли зону. Маршрут перенесли.

Суть дискуссии ускользала от Динго. Какая в конце концов разница, им же не надо на автобус? Лишь бы присесть, наконец, где-нибудь. Но она ничего не сказала, боясь показаться круглой дурой, и молча поплелась за всеми во двор.