Гости

Павильон папа со скидкой заказал из ойкумены — задолго до праздника. Был он самоустанавливающимся, в сложенном состоянии занимал половину полки в маминой кладовке с консервами, а главное к нему прилагались складные же стол и стулья, ножки которых регулировались по длине. Очень удобная вещь, если поверхность, на которой раскинулся пол из полимерных плиток, несмотря на все попытки выравнивания бугрится кротовыми холмиками. Цезарь тут явно не доработал.

Одним концом павильон примыкал прямо ко входу в модуль, с другой стороны находился маленький тамбур, где гости могли снять комбинезоны и оставить фильтры. Таким образом за праздничным столом могли свободно уместиться не только Будекины и приглашенные с научки, но и многочисленные Свенсены, в которых Инга постоянно путалась. Надо же было додуматься, дать всем своим детям имена, начинающиеся на «Й», будто породистым щенкам! А теперь попробуй упомни, кто из пятерых бородатых и длинноволосых сыновей Олуфа и Гунхиль — Йенс, кто Йорген, кто Йон, а кто Йохан. Точно Инга могла идентифицировать только младшего, Йонаса, — в основном потому, что вместо бороды он мог пока похвастаться только белесым пушком на верхней губе, очень похожим на засохшее молоко. К тому же Йонас чаще остальных появлялся на ферме, потому что близость по возрасту связала его и Антона подобием дружбы несмотря на разность интересов.

Сейчас все Свенсены, как один, уставились на Марка, и в этих взглядах дружелюбия было столько же, сколько в оскалах викингов, только высадившихся на враждебный берег. Еще бы! Ведь основным источником инфромации о «потенциально диком» для соседей Будекиных был Антон. Появлению Станкевича и Грейс с нежданным «подарочком» предшествовало живое обсуждение главной новости месяца. Инга с Маринкой, конечно, как могли, вносили свой вклад в дискуссию, пытаясь представить ферального белым и пушистым. Но Свенсены к «детским» голосам не прислушивались, чем вызвали у старшей сестры глубокое возмущение. Ну, ладно, Маринка, ей всего-то двенадцать исполнилось. Но Инга лишь на два года младше Антохи! Ну, пусть на два с половиной. Зато этого индюка с замашками Икара они всерьез воспринимают, а Ингу, которая вообще первой с диким законтачила...

Марк явно чувствовал воцарившееся в павильоне с его появлением напряжение. Конечно, приличия Свенсены соблюдали, вежливо поздоровались с вновь прибывшим и представились. Но всеобщее внимание пугало мальчишку. Он сразу забился в самый тихий угол, за столик, на котором громоздились яркие подарочные коробки и свертки, присел там на корточки и выманить его оттуда ни оказались в состоянии ни мигающее платье именниницы (новинка в стиле цифровой эмопанк), ни фирменные мамины канапушки, ни Гарфилд, уверяющий ферального в том, что «нет еды — нет счастья».

Инга, конечно, Марку сочувствовала, но больше всего она переживала за себя. Родители, усмирившие пламя, все еще топтались у грилля в компании Антона, Станкевича и Грейс. При этом, судя по тому, как папа темпераментно колол воздух вилкой для мяса, а Антон бычил шею предметом обсуждения навряд ли была степень прожарки бифштекса.

— Все утрясется. — Маринкина теплая ладошка легла Инге на локоть. Отсветы зеленоватого мерцания, которое запустила программа платья, отразились в прозрачной стенке павильона.

«Зеленый — цвет надежды, — подумала Инга и вздохнула. — Только бы Марк еще не учудил чего-нибудь. Пусть уж лучше весь вечер сидит в своем углу — так спокойнее».

— Вуф-вуф! — Согласилась пятилетняя Йола. Последний поздний листочек на семейном древе Свенсенов вышел с генетической ошибкой, которую Олуф и Гунхильд из религиозных убеждений запретили врачам исправлять. Поэтому в свои пять девочка еще плохо ходила и едва могла говорить, хотя в целом была счастливым и жизнерадостным ребенком.

Сидя на полу, Йола пыталась общаться с Цезарем, глядевшим на нее снаружи через прозрачную стенку павильона. Очевидно, Йола принимала питомца Будекиных за собаку — земное животное, распространившееся с людьми по многим планетам и станциям ойкумены, но на Арборе, конечно, пока категорически запрещенное, как и прочие не местные виды.

— Вуф-вуф! — Упрямо повторила девочка и ткнула пальчиком в стенку напротив Цезаря.

Свинобак плюхнулся на толстый зад и вывалил язык.

— Он не умеет лаять. — Разочаровала Инга маленькую гостью. — Может только скулить и выть.

— Вуф. — Не согласилась с ней Йола. — Вуф!

В тамбуре павильона забубнили голоса, дверь свернулась трубочкой, и внутрь зашли родители, Антон, нагруженный блюдами, источающими аппетитный запах поджарки, и последние два гостя. По напряженно улыбающимся лицам Инга поняла, что прямо сейчас клевать ей печень и снимать скальп никто не будет — не перед Свенсенами же семейные разборки устраивать.

Пока гости радостно ахали, расхваливая кулинарные таланты Будекиных и выясняя происхождение мяса, мама нежно, но крепко взяла старшую дочь под локоток.

— Нас с тобой, милая, ждет попозже серьезный разговор, — пропела мама, улыбаясь и указывая глазами на скрючившегося в своем углу Марка. — А пока, раз уж пригласила гостя, поухаживай за ним, будь добра.

В слово «поухаживай» Будекиной-старшей удалось вложить бездну смысла. «Следи, чтобы он не накосячил», — говорило оно. А еще: «Вытащи наконец парня из угла!» И: «Проследи, чтобы не хватал еду грязными руками!» И наконец самое главное: «Если только он начнет цапать Свенсенов между ног!..» Да, о подвигах Марка на научке мама была наслышана — Айко нажаловалась.

— Ладно, — мрачно кивнула Инга и направилась в сторону ферального, которого как раз заслонили спины папы и Антона.

— Вуф-вуф! — Долетало радостно из угла, куда успела заползти Йона в поисках приключений.

— Вуф! — Отвечал ей с энтузиазмом хрипловатый мальчишеский голос.

Кажется, задача «воспитания в семье» на деле будет гораздо сложнее, чем рисовала ее Ингина радужная фантазия. Отсавалось утешать себя тем, что лаять Марк выучился быстрее свинобака.