Точилка для карандашей. Юррик

Магазин хозтоваров был безнадежно депрессивным — один из немногочисленных реликтов отмирающей системы госторговли, чудом еще не сдавшийся натиску новых, рожденных эпохой реставрации капитализма, конкурентов. Все признаки готовности к такой капитуляции были налицо и демонстрировались открыто и без стеснения. Облупленный, давно не помнящий ремонта торговый зал, видимо из соображений экономии, практически не освещался — в сумеречном свете нескольких маломощных ламп едва можно было различить товары и продавщиц. Причем соотношение их количества было явно не в пользу товаров.

Однако Николаю все равно нравилось заходить в подобные заведения, когда позволяло время — и не только потому, что можно было наткнуться на приличные полезные вещицы по умеренной цене, появляющиеся напоследок из бездонных закромов агонизирующей империи. Его тешила царящая здесь обстановка — будто из мятежного, непонятного и истеричного «сейчас» попадаешь в спокойное и размеренное «тогда».

Вот и теперь, шагнув из шумной, залитой весенним солнцем улицы в прохладный полумрак этого умирающего «храма торговли», он будто очутился в недавнем советском прошлом.

Служительницы храма вполне соответствовали канонам. Пять или шесть женщин, как показалось Николаю — таких же тусклых, как и здешнее освещение, тут и там стояли службу за прилавками. Одетые в скромные, чуть ли не монашеские одежды и, поскольку отопление уже отключили и здание успело остыть, а летнее тепло еще не пришло — кутающиеся дополнительно в различные тужурки и шали, словно беженцы военной поры. Вид этой массовки драматически усиливал общее впечатление безысходности происходящего. Хотя неправильно было бы сказать происходящего — здесь давно уже ничего не происходило, а время просто остановилось.

По доброй традиции продавщицы делали вид, что кроме них в магазине вообще никого нет — вели свои бесконечные женские разговоры обо всем и не удостаивали ни малейшим вниманием немногочисленных покупателей.

Николай неторопливо ходил по залу, осматривая скудные витрины — хотя конкретно сейчас ему ничего и не было нужно, ну а вдруг? Доносившийся с улицы приглушенный шум и размеренный ропот персонала так гипнотически успокаивали, что непреодолимо захотелось повалиться на уютно манящую невдалеке стопку толстых одеял и подушек, заложить руки за голову и всласть понежиться, бездумно рассматривая облезший потолок. Хоть ненадолго выпасть из суматошной, нервной реальности, клокочущей снаружи этой обители застоя. Представив себе реализацию такой идеи, Николай невольно ухмыльнулся. И в то же мгновение случайно поймал взгляд одной из торгующих дам. Тот самый взгляд. Вдруг мелькнула мысль, что Винни-Пух в подобном случае сказал бы:

«Этот взгляд, Пятачок — неспроста!»

И озабоченно покачал бы головой.

Комичная картинка всплыла в воображении настолько ярко, что Николай, не сдержавшись, окончательно рассмеялся, нарушив тоскливую атмосферу чужеродным звуком. Спохватившись, подумал о даме:

«Наверняка решит, что я ненормальный...»

Против воли продолжая улыбаться, Николай смущенно поспешил в соседний отдел. Это оказался отдел канцтоваров.

Что-что, а канцелярские товары ему наверняка были не нужны. Однако чтобы успокоиться, он продолжил методично изучать представленный ассортимент — не убегать же сразу из магазина потому, что ему просто стало вдруг смешно!

Внимание привлекло необычного вида устройство, красующееся на прилавке — нечто отдаленно напоминающее то ли мясорубку, то ли какой-то станок непонятного назначения. Добротно изготовленный металлический корпус аппарата загадочно поблескивал полированными деталями и выглядел среди дешевой карандашно-линеечной публики вызывающе благородно и богато.

Николай, перестав улыбаться, погрузился в созерцание этого артефакта, размышляя над его предназначением На этот раз воображение отказывалось предоставить хоть какую-то версию.

— Что мужчину интересует? — вывел его из благоговейного оцепенения приятный женский голос.

Вздрогнув от неожиданности, Николай машинально повернулся… И увидел ту самую даму, от которой только что постыдно сбежал.

С ужасом чувствуя, что к нему вновь возвращается дурацкая ухмылка — теперь уже как реакция на дальнейшее развитие идиотской ситуации, он, боясь подавиться предательски подступающим смехом, молча показал на странный предмет.

— А… Замечательная вещь, рекомендую. Кстати, на нее большая скидка — покупайте, не пожалеете! — произнесла женщина с убедительной профессиональной искренностью.

Сдерживаться дальше сил у Николая не хватило и уже превозмогая приступы истеричного смеха он едва провсхлипывал:

— Но… что же… это… эта… та-такое?!

— Точилка, для карандашей… — заразный смешливый вирус настиг продавщицу уже на середине фразы, и на последнем слове она тоже захихикала, сама не понимая почему.

— То-то… чилка?!!! — Николая прямо скрутило, он даже оперся о прилавок, чтобы не упасть. Кто бы мог подумать, такой внушительный агрегат — чтобы только затачивать карандаши…

Следующие несколько мгновений они стояли друг напротив друга и просто умирали от смеха. Это не помешало Николаю рассмотреть женщину повнимательнее и отметить про себя, что она была далеко не дурна собой. И еще ему показалось, что за эти мгновения между ними возникло нечто…

Наконец он взял себя в руки.

— Хорошо, я покупаю.

Цена и в самом деле оказалась смехотворной. Правда, точилка для карандашей, тем более такая, была ему абсолютно ни к чему. Но надо же было чем-то завершить ситуацию…

Наблюдая, как красивые холеные ручки заботливо пакуют его приобретение, Николай наконец осознал, насколько ему понравилась их обладательница. И еще — от ее волос пахло луговыми цветами. А фигура… Тут воображение его не подвело — прорисовало и форму роскошной груди с упрямо торчащими сосочками, и приятно округлые линии восхитительной попочки. Он даже явственно увидел нежную кожу ее животика и забывшись, инстинктивно вытянул губы, чтобы поцеловать кончик маленького ушка, которое было совсем рядом… Передавая покупку, женщина будто невзначай коснулась и слегка погладила его руку — одними только кончиками пальцев. У Николая перехватило дыхание и дернуло электрическим током внизу живота. Взгляд богини умолял: «Не уходи, идиот!»

Но «идиот», поспешно схватив пакет со злосчастной точилкой и делая вид, что очень спешит, буркнул свое обычное «мерси» и поскорей выскочил на улицу.

Испугался, что она заметит его непрошенные слезы. Вовсе не от смеха.

***

Оказавшись на улице, Николай нервно закурил. Пальцы дрожали.

«Неврастеник, тряпка, му… ак! То у него смех без причины, то слезы...»

На самом деле причина была.

Её звали Лена. Такая же красавица, как эта продавщица. Когда-то давно, там, в прошлой жизни. Он, юный идиот, боготворил ее, как настоящую богиню. Пока не узнал, что она готова отдаться любому. И отдавалась — как выяснилось, даже его другу.

Со всем максимализмом юности Николай дал себе слово отомстить. Нет, не другу — хотя все равно общение с ним прекратил. Глупо, конечно, выглядит, но отомстить он решил всему женскому полу. В общем — вышел на тропу сексуальной войны. Это разумеется не означало, что он превратился в маньяка, отлавливающего и насилующего под заборами всех женщин подряд. Просто приказал себе видеть в любой девушке исключительно и только лишь сексуальный обьект. И многим, может быть даже на самом деле искренне влюбленным в него девицам, он жестоко испортил жизнь.

Когда действуешь целеустремленно, без оглядки на совесть, то совсем не сложно влюбить в себя практически любую девушку, по крайней мере — заполучить ее к себе в постель, чтобы тут же бросить. Он особо и не гнался за «качеством» жертв — месть требовала просто определенного их количества. Ради этого овладел искусством очаровывать, накачал мышцы, стал уделять больше внимание своему гардеробу… Но главное — стал холоден и циничен, переступил через свое естество и наглухо замуровал глубоко внутри нежность и желание любить.

«Вам не важны чувства, вам нужна лишь постель? Извольте...»

Самое страшное — проходя через вереницу этих доверчиво распахнутых глаз и ног, Николай постепенно начал понимать, что теряет самого себя. Его стало буквально тошнить при виде девичьего тела — он уже заранее, еще не раздев очередную партнершу, знал, как она будет себя вести во время любовных утех; молча сопеть, ахать, визжать или кусаться и царапаться. Он уже автоматически, безо всякого интереса, классифицировал по форме и размерам ее анатомические аксессуары, видел, какие у нее сексуальные предпочтения…

Он сам стал жертвой своей «мести», утратив способность любить.

К счастью, рано или поздно все проходит. Настало время и ему «зарыть топор» своей войны. Но что испытывает воин, возвращаясь в мирную жизнь?

Он просто не знает, как ему дальше жить.

«И черт с ней, с богиней, зато теперь есть отличная точилка для карандашей!»

***

В личной жизни Марине не везло.

Хотя парни крутились вокруг постоянно, все они были какие-то «не такие».

Тем не менее она, по примеру подружек, рано выскочила замуж, не имея ни малейшего понятия — с каким мужчиной собиралась прожить всю жизнь. А Игорек оказался тоже не таким, каким она его себе представляла. Особенно в постели. Он был на четыре года старше и похоже, считал ее просто породистым домашним животным, которое было не стыдно вывести напоказ, «в люди». Родители Игорька принадлежали как раз к разряду «приличных людей» и, видимо, привили сыночку эту любовь к приличиям.

А вот по настоящему любить Марину он так и не научился. Скорее всего просто не был способен любить кого-то, кроме себя. Очень быстро обзавелся представительным брюшком и рядом отвратительных привычек. Стал похож на большого откормленного хомяка, неопрятного, отталкивающего. Как мужчина он перестал интересовать супругу вскоре после первых же их постельных опытов, а еще через пару лет и как муж. Детей у них не появилось и расстались они довольно спокойно — оба понимали, что так будет лучше.

Жизнь вокруг тем временем стремительно менялась — наступила горбачевская «perestroika», пропала дешевая колбаса, зато появились кооператоры, «ночные бабочки» и бандиты.

Марина, закончив торговый институт, работала продавцом в большом хозяйственном магазине. Как-то быстро народ совсем перестал покупать хозтовары, предпочитая тратить деньги на продукты питания. И если раньше в магазине было просто не протолкнуться, молодые продавщицы были всегда на виду и имели хорошие шансы с кем-то познакомиться, то сейчас сюда лишь изредка заходил какой-нибудь пенсионер или домохозяйка. Кроме того, все настойчивей ходили слухи, что их магазин вообще закроют, потому что вся торговля станет частной — коллектив лихорадило, зарплаты были нищенские, их выплату подолгу задерживали, началась кампания сокращений…

Весь день на работе проходил для Марины, как длинный бредовый сон — это не было жизнью молодой здоровой девушки с законченным высшим образованием, это было призрачное существование бедной, одинокой, стареющей женщины в ожидании чуда — вот сейчас что-то такое наконец произойдет и все у ней в жизни навсегда изменится! Войдет прекрасный принц и заберет ее отсюда, из этого склепа.

***

Принц появился в пятницу, тринадцатого апреля. Марина заметила его сразу — стройный молодой мужчина, в модных джинсах — настоящих «пирамидах» и «фирмовой» светлой курточке, с очень серьезным видом ходил и все разглядывал, наверное что-то искал. Марина впилась в него глазами, умоляя все небесные силы, чтобы он подошел к ней поближе. Видимо ее услышали, потому что мужчина вскоре оказался рядом — уже вполне прилично было спросить, что он ищет. Она было собралась так и сделать, когда увидела, как рот у парня растянулся чуть ли не до ушей — что его так рассмешило?

И тут они встретились взглядами. В глазах принца скакнули веселые чертенята и он так заразительно рассмеялся, что Марине захотелось тоже — просто так, без причины. Но мужчина отвернулся и направился дальше, в канцтовары.

«Ну уж нет, теперь от меня не уйдешь...» — бесшумно, как охотящаяся тигрица, она двинулась следом.

Принц стоял и внимательно изучал монументальную точилку для карандашей. Пару таких они получили еще года три назад. Совершенно бредовое изделие — громоздкое, дорогое, да и карандаши точило из рук вон плохо, как оказалось. В конце концов одну, слава богу, купили — наверняка в подарок какому-то высокопоставленному бюрократу, а вторая так до сих пор и стояла, как бесполезный предмет интерьера. Никто уже и не надеялся, что найдуться желающие ее приобрести — хотя и цену снизили раза в два…

«И нафига ему эта точилка?!»

Оказалось, парень вообще не подозревал, что это такое. Когда Марина объяснила, тот прямо покатился от смеха — она тоже смеялась, гипнотизируя его взглядом и мысленно заклиная:

«Ну, пожалуйста, забери лучше меня!!»

Ей даже показалось, что вот, прямо сейчас, он на самом деле возьмет ее за руку и…

Но мужчина, не обращая на девушку должного внимания, действительно купил эту никому не нужную дрянь — не моргнув глазом, отвалил сумасшедшую кучу денег.

Марина, закусив губу и низко нагнув голову, пряча злые слезы, упаковала его проклятую точилку и не в силах сдержаться, на прощание украдкой погладила мужественную сильную руку.

" И кольца нет..."

Принц, сделав вид, что ничего не заметил, холодно поблагодарил и прижав к груди драгоценную покупку, ушел. Когда дверь за ним захлопнулась, пряча показавшийся на миг кусочек весенней улицы, Марина поняла, что на этом ее жизнь закончена.

***

Вечером пятницы, тринадцатого, придя с работы, она выпила сразу несколько упаковок снотворного.

Сначала ей снилось, что она, совершенно голая, затачивала с принцем огромные сувенирные карандаши на его точилке, а они получались почему-то только в форме фаллоса — Марина с каждым разом все больше возбуждалась и норовила забрать готовый карандаш себе, но принц его отнимал и выбрасывал. Оба при этом хохотали, как сумасшедшие и бросались затачивать новый.

Потом карандаши закончились и Марина начала упрашивать принца снять «пирамиды» и показать ей свой член. Тот пытался отказываться, но она набросилась на него дикой кошкой и сдернув джинсы, извлекла на свет такой великолепный экземпляр мужского достоинства, что тут же, без лишних раздумий, его оседлала и закрыв глаза, чтобы ничто не отвлекало, вся отдалась неистовой страсти…

Подобного оргазма она при жизни никогда не испытывала. Даже открыть глаза сил уже не осталось — проваливаясь в сладкую темноту, Марина подумала:

«Вот что значит — умереть от удовольствия...»