Две чашки кофе для сеньора Сальвано. Радуга

Конкурс, проза

Финалисты конкурса "Купальская ночь-2017"

Эту историю поведал мне сеньор Родриго Сальвано в небольшом кафе в Буэнос-Айресе. Я был в этом городе проездом, и, в ожидании парохода, коротал время, делая заметки в блокноте, то и дело отвлекаясь и засматриваясь на проходящих мимо девушек. Неподалеку за столиком сидел старик. Он дымил сигаретой и отхлебывал что-то из стакана. Обычный посетитель, каких много, привыкший пропустить стаканчик-другой вечерком, после жаркого дня. И я не обратил бы на него никакого внимания, если бы не заметил, что уже какое-то время он разглядывает меня. Предположив, что здесь принято со всеми здороваться, и приезжие, вроде меня, упускают это из виду, я кивком поприветствовал сеньора. Старик тоже качнул головой, поднялся и направился ко мне.

— Родриго Сальвано, — представился он и, услышав мое имя в ответ, спросил: — Сеньор — писатель?

— Да…

— Наверное, сочиняете много разных историй?.. Смотрю, вас привлекают красивые девушки?

— Ну, в общем… — я пожал плечами, не понимая пока смысл его вопросов.

— А хотите услышать настоящую историю? Вдруг она вам пригодится, если не как писателю, то, вообще, для жизни.

В мои привычки не входило отказывать собеседнику и, пригласив его присесть, я приготовился выслушать рассказ о военных подвигах или о «старых добрых временах», словом, о том, о чем так любят вспоминать люди, оставившие все лучшее в прошлом. Но времени у меня было достаточно, и я предложил угостить сеньора Сальвано выпивкой, чтобы разговор наш пошел веселее, по крайней мере, для меня.

— Спасибо, но мне на сегодня хватит. Для этого рассказа потребуется ясная голова. Но если уж так хотите соблюсти приличия, то пусть будет чашка кофе, — улыбнулся сеньор Сальвано и начал свою историю.

«Мужчина — не мужчина, если он думает о женщине больше пяти минут. Эту мысль внушил мне отец еще в пору, когда мы жили на ранчо. Матери своей я не помню. После того, как моих родителей забросило в эту страну из Колумбии с бурным потоком эмигрантов, их сын поспешил появиться на свет.

«Если хочешь заработать денег в чужой стране — не бери с собой женщину», — часто говаривал хозяин ранчо, где, вскоре после того как я родился, иссушил мою мать тяжкий крестьянский труд, и она умерла еще совсем молодой. Через несколько лет отец, оставив работу погонщика скота и так и не став настоящим гаучо, видимо, от того, что предки его были генуэзцами, перебрался вместе со мной в город и нашел работу в порту.

Мы поселились в Сан-Тельмо, в одном из районов Буэнос-Айреса, облюбованным иммигрантами из Уругвая, Мексики и Европы. Это пестрое и шумное скопище сразу поглотило меня. Я рос среди узких улочек, пропахших горьковатым мате, крепким табаком и таким же крепким мужским потом. В те времена женщин в Сан-Тельмо и подобных районах было очень мало, гораздо меньше, чем мужчин.

В нашем квартале королевой считалась круглозадая мулатка Нубия Кампос. С важностью гусыни она шествовала по улице, колыхая увесистыми бедрами, и многие мальчишки из округи потеряли невинность именно с ней.

Я тоже оказался в числе тех, кого за небольшую плату пустила в свое бездонное лоно Нубия Кампос. Мы пришли тогда втроем. Она равнодушно задрала юбку, расположившись на тахте в душной комнатенке. Две пары глаз любопытных товарищей наблюдали в приоткрытую дверь, и пот стекал по моей спине от жары и стыда. Нубия Кампос хрипло стонала, а когда гладила меня по голове, от ее рук пахло сырым луком и базиликом.

Вито Суарес, самый рослый из нас, был в очереди последним, и Нубия Кампос долго не отпускала его. Нам надоело наблюдать в духоте, и мы вышли на улицу, где прождали Вито еще добрых полчаса. Когда он появился, по обыкновению с хитроватым прищуром, откидывая со лба непослушные волосы, я подумал, что сейчас он начнет хвастать, смаковать и сравнивать подробности. Но Вито только хмыкнул, хлопнул меня по плечу чуть сильнее обычного и не произнес ни слова.

Вито Суарес знал цену настоящей мужской дружбе. Он превосходил всех нас, своих сверстников, силой и ростом, и мы пытались подражать его походке, уверенной манере держаться, умению к месту вставить крепкое словцо и привычке сплевывать сквозь зубы. Но Вито был лишен всякого высокомерия и заносчивости. По отношению ко мне так уж точно. Я ощущал себя рядом с ним, как со старшим братом, которого у меня никогда не было.

Повзрослев настолько, чтобы позволить себе посещать заведение «Золотой Коралл», лучшее в округе, мы, в ожидании свободных девушек, вместе с другими посетителями обучались танго и милонге*. Тогда это было повсюду. Местные девушки — веселые и охотливые к ласкам — отменно танцевали, и наши вечера частенько проходили за кружкой мате под хрипловатые звуки бандонеона**. Мы с Вито уступали друг другу девушек с легкостью, зная, что ничего не может помешать нашей крепкой дружбе. Да… Это было веселое время, сеньор!..

Как-то ненароком, перебрав выпивки, я случайно задел и опрокинул стакан Рауля Кондеро, по прозвищу Танцующий Волк. Тот вскинулся и схватил меня за грудки. Помню, как одним рывком Вито отбросил его руку и усадил самого Кондеро обратно на место.

А когда мы возвращались домой, то люди Танцующего Волка поджидали нас у ближайшего поворота дороги. Из темноты, важно заложив пальцы за кожаный ремень, появился и сам Кондеро. Вито Суарес тут же оттеснил меня в сторону и вышел ему навстречу. Рауль Кордеро сплюнул и произнес:

— Неужели ты считаешь своего друга таким слабаком, что даже не позволишь ему самому постоять за себя?

Вито промолчал, но не отступил. Рауль Кондеро стоял неподвижно, только белая, наполовину выкуренная сигарета перекатывалась из одного угла рта к другому. Предстоящая схватка не страшила меня. Хмель, ударивший в голову, придавал недюжинную храбрость, и я сделал несколько шагов вперед. Люди Танцующего Волка тут же обступили своего вожака.

— Мне не нужна защита, — выкрикнул я, удивляясь твердости собственного голоса. — А вот тебе, Рауль Кондеро, как видно не справиться даже со слабаком, если приспешники так преданно охраняют тебя!

Кондеро мотнул головой, и его люди отошли назад. Выбросив сигарету, он достал из-за пояса знаменитый нож с рукояткой в виде головы волка, за который и получил свое индейское прозвище, и на счету которого было немало душ, безвременно отправленных из этого мира. Говорили, что первое убийство Танцующий Волк совершил в четырнадцать лет, а жертвой был какой-то пришлый задавака.

Рауль Кондеро поигрывал ножом, ловко перебирая пальцами, и стальной волк в его руке «танцевал». Я не осознавал страха, но понимал, что вряд ли сегодня вернусь домой живым. Однако мне вовсе не хотелось, чтобы о Родриго Сальвано вспоминали лишь как об очередном трупе, оставленном бандой Танцующего Волка. И конечно же не хотелось, чтоб этим трупом стал мой друг Вито Суарес. Видит бог, я готов был отдать за него жизнь, и поклялся бы, что Вито, не раздумывая, сделал бы то же самое.

— Оставь их в покое, Рауль! — раздался голос в темноте.

Я вздрогнул от неожиданности: голос принадлежал женщине!

Приходилось ли вам, сеньор, любоваться огнем и понимать, что вы не в силах отвести взгляд?.. Так вот, глаза этой женщины сияли тысячами огней, и никакая уличная темнота не могла это скрыть, никакая сила не могла противостоять им — даже головорез Рауль Кондеро. Такова была Лусия — младшая сестра Танцующего Волка, девушка, оставляющая на своем пути не меньше жертв, чем ее братец. Нет, у нее не было ножа в виде волчьей головы. Она обладала фатальной красотой — оружием, прицельно бьющим в самое сердце.

Лусия подошла ближе и без особого интереса оглядела нас, немного задержав взгляд на Вито.

— Зачем тебе эти парни, Рауль? Неужели они стоят того, чтобы осквернять пролитой кровью предстоящий праздник Всех Святых? Или ты думаешь, что я весь день просижу в храме, отмаливая у господа твои грехи?! Нет! Я хочу вдоволь потанцевать и повеселиться! Господь учит нас терпению, так будь терпелив, Рауль Кондеро, и отпусти этих парней!

Лусия стояла подбоченившись, ее маленькие изящные ножки, выглядывающие из-под цветастой юбки, были воинственно расставлены. Тяжелые волнистые волосы, подхваченные блестящей лентой, метались из стороны в сторону, когда она поворачивала голову то к нам, то к своему брату.

Все замерли, ожидая, как же поступит Танцующий Волк. В тишине ночи был слышен только скрежет его зубов.

— Черт с вами, сосунки, — наконец произнес Кондеро. — Идите к черту! И благодарите мою красавицу-сестру, которая печется о моей душе и не дает дьяволу призвать Рауля Кондеро раньше срока! — он скрипуче засмеялся, и его прихвостни загоготали вместе с ним.

Они расступились, давая нам дорогу, и мы с Вито молча отправились по домам.

Через неделю, в выходные, мы, как обычно, заглянули в «Золотой Коралл». Праздник буйствовал, и нарядные девушки, разгоряченные вином и ритмом музыки, танцевали в центре, в шаге от полукруга столов. Мы с Вито остановились, выбирая, куда бы присесть, и тут танцовщицы разошлись в стороны, уступая место одной.

Девушка в центре неистово кружилась. Красным платьем, с широкой юбкой и рукавами, она разбрасывала вокруг себя языки пламени, словно яростный костер, готовый испепелить каждого, кто приблизится к нему. Вдруг танцовщица замерла, вскинув руки вверх и запрокинув голову. Густые волосы свесились, почти коснувшись ее талии. Прищелкивая пальцами, сперва медленно, потом все быстрей, девушка начала отстукивать каблучками ритм, наступая вперед и подхватывая руками края развевающейся юбки. Она опускала подбородок вниз, затем вновь откидывала голову, ее брови играли на смуглом лице, выражая одновременно боль и блаженство. Манящий, обжигающий ядом дикий цветок. Огонь и песня.

Это была Лусия Кондеро.

Стоит ли говорить, сеньор, что мы с Вито стояли, как завороженные, пока не стихли последние аккорды музыки, и не взорвалась криками толпа, приветствуя пленительную танцовщицу. А как только мы оказались за столиком, Лусия подбежала к нам.

— Эй, что ж это вы? Никто не пригласит на танец свою спасительницу?

Лусия еще прерывисто дышала, ее андалузскую кожу покрывали капельки пота, от чего та казалась золотистой. Я глянул в сторону, где обычно сидел Рауль Кондеро со своими подручными. Тот был на месте и пристально смотрел на нас. Мы с Вито переглянулись.

— А, может, вы боитесь моего братца? — засмеялась Лусия, обнажив белые и гладкие, как очищенный миндаль, зубы. — Так он вас не тронет, если только я сама не захочу!

Она потрепала Вито по волосам и снова убежала в круг к девушкам. Опять начались танцы, но ни я, ни Вито, даже не взглянули в ту сторону. Весь вечер мы просидели, выпивая и перекидываясь редкими словами. Уже была почти ночь, когда мы, изрядно нагрузившись, решили, что пора по домам. Вито вышел первым. Я задержался, зайдя в уборную, а когда очутился на улице, то увидел своего друга рядом с Лусией Кондеро. Подходить не хотелось. Их разговор продолжался недолго. Лусию окликнул Танцующий Волк и она, еще немного постояв, быстро ушла вслед за братом.

Как передать, сеньор, что за чувства клокотали во мне тогда?.. Вито Суарес всегда пользовался успехом у женщин, какая уж тут новость. Для меня Вито давно стал другом и братом, с которым мы делили все, за которого я готов был отдать жизнь. Но я не готов был смириться с тем, что эта женщина будет принадлежать ему. Не готов был отдать ему Лусию Кондеро, как и не готов был делить ее с ним!.. Мое сердце разрывалось.

И Вито Суарес понял это. Он подошел и сказал:

— Мы с тобой как братья. Давай поклянемся, что ни одна женщина не станет между нами. Поклянемся, что не дотронемся до этой девушки — ни ты, ни я. Мы забудем ее, как пустой сон, и пускай она разбивает сердца другим.

— Пусть так и будет, — ответил я, и мы скрепили клятву лучшей печатью: посмотрев друг другу в глаза и крепко стиснув руки.

Но вы ошибаетесь, сеньор, если думаете, что история на этом закончилась. Нет, она не закончилась, хотя дальше все полетело быстро, как выщербленный камень с утеса.

Случилось так, что Вито уехал на похороны отцовского брата, который жил не здесь, а в пригороде. У меня не было желания вечером идти в «Золотой Коралл», и я присел с чашкой мате в неприметном кафе напротив своего дома. Никуда не торопясь, засматривался на редких девушек, что проходили мимо, кому-то подмигивал. Они улыбались или возмущенно вскидывали брови. И тут я увидел Лусию. Она шла под руку с подругой, потом остановилась, что-то сказала ей и направилась ко мне. Подруга хихикнула и прошла мимо.

— Ты сегодня один, Родриго? — спросила Лусия, подсаживаясь за столик. — Могу составить тебе компанию, если ты, конечно, не против?

Я не стал возражать. В конце концов пусть эта красавица умерит свою спесь и поймет, что не каждый готов погибнуть от ее колдовских чар.

Лусия сидела рядом, будто чего-то выжидая. Она загадочно улыбалась, обмахиваясь от жары краем кружевной шали. Затем медленно провела воздушной оборкой по груди, отодвинула одним пальцем вырез платья и, не сводя с меня взгляда, подула в тесную ложбинку.

Весь мой вид выражал нагловатое равнодушие, но внутри кипел вулкан. Я оставил недопитый мате, швырнул на стол монету и, кивнув на прощание Лусии, заспешил домой.

Поток холодной воды из-под крана остудил голову, но как только пружины продавленной кровати скрипнули подо мной, в дверь постучали. Передо мной, опершись плечом о косяк, стояла Лусия.

Не говоря ни слова, она обвила меня за шею и припала губами к моим. Я все еще бессознательно сопротивлялся, но Лусия буквально раздвинула плотно сжатую складку моего рта и победоносно ворвалась с упоительным поцелуем.

Я повидал немало женщин, сеньор, поверьте. Но такой изматывающей душу ночи не было ни с одной. Тело Лусии повергало меня в какой-то сумасшедший, первобытный экстаз. Дурманящий запах кожи, вздрагивающая под моими толчками грудь с вершинами цвета кофе, остро-горячая влага меж раскинутых бедер — искушали призывно и мучительно. Я терзал девушку, задыхаясь от блаженного счастья и от боли, что предаю клятву. Словно хотел разорвать Лусию на части, убить вместе с ней свое томление и слабость, что не позволили мне устоять и бросили в пучину разрушающей страсти.

А утром меня разбудил стук в дверь. Но было не заперто, и не успел я подняться, как в комнату вошел Вито. Лусия все еще лежала рядом. Откинув одеяло, она бесстыже вытянулась и опустила голову мне на грудь.

— Ну что, Вито Суарес, не желаешь ли присоединиться к нам? — спросила Лусия и зашлась злым переливистым смехом.

Лицо моего друга на мгновение вспыхнуло и тут же окаменело. Он посмотрел на меня долгим взглядом, ничего не сказал и скрылся за дверью.

Лусия встала и начала одеваться. Она дергала застежку платья на спине, никак с ней не справляясь, и я попытался помочь ей. Лусия с ненавистью одернула мою руку.

— Только не думай, что я позволю тебе еще хоть раз прикоснуться ко мне! — вскрикнула она. — Все это было только для того, чтоб отомстить Вито! Этот мерзавец остался равнодушен к моим ласкам, болтая о какой-то мужской солидарности. Я сама выбрала его, а он посмел отказать мне! Еще ни один мужчина не обходился со мной так, как Вито Суарес!.. Вчера, когда я встретила тебя, то попросила подругу, чтобы с самого утра она нашла Вито и сказала ему, что Родриго Сальвано ждет его у себя дома. Ну теперь-то вы оба поймете, чего стоит ваша хваленная мужская дружба!..

Лусия сбежала вниз по лестнице, оставив после себя лишь эхо раскатистого смеха.

Мы больше никогда не встречались с Вито. Он уехал с отцом в пригород, на оставленное в наследство ранчо. Вы спросите, сеньор, почему я не попытался поговорить с ним, не попросил у него прощения?.. Но как я мог?!.. Что должен был говорить, чем оправдывать себя, после того, как предал своего друга?!.. Мое вероломство и подлость, женское коварство Лусии разбили меня, уничтожили, стерли с лица земли!..

Я не знаю, что стало с Лусией Кондеро. Вскоре Танцующий Волк исполнил свой последний танец — его закололи собственным ножом с волчьей головой. Какой-то проходимец оказался ловчее. Ходили слухи, что Лусия сбежала с этим самым бандитом, убившим ее брата.

Вот такая история, сеньор.

А сердце Родриго Сальвано с тех пор закрыто для женщин».

Старик Сальвано задумчиво смотрел вдаль. Пепел с его сигареты сизыми хлопьями опустился в пустую кофейную чашку.

Я поблагодарил сеньора за рассказ, так неожиданно и странно взволновавший меня. Мне почему-то захотелось обязательно встретиться еще раз. Невероятно тянуло снова поговорить с этим стариком.

— Завтра я последний день в Буэнос-Айресе. Приходите сюда часиков в шесть. Наверняка у вас в запасе найдется еще парочка историй для меня, — предложил я.

— Я бываю здесь часто, сеньор, можете спросить у хозяина. Так что… А сейчас мне пора, уже совсем поздно. Спасибо за кофе.

Сеньор Сальвано поднялся, пожал мне руку и неторопливо побрел вдоль улицы. В свете фонарей еще долго виднелись его ссутуленные плечи и усталая походка.

Вечером следующего дня я уселся за тем же столиком в кафе, заказал два кофе и приготовил блокнот для заметок. Подошедшая официантка улыбнулась и спросила:

— Вы кого-то ждете, сеньор?

— Сеньора Сальвано. Того, который часто бывает у вас.

— Да… бывал, — сказала девушка уже без улыбки. — Старик Сальвано не придет. Он умер сегодня ночью, сеньор.

Я отпивал свой кофе и смотрел на вторую чашку, стоящую рядом. Выпуская вверх сероватую струйку пара, кофе в ней остывал. Старик Сальвано не выпьет его, как не выпил за долгие дни терпкую горечь рокового поступка. Он не придет ко мне, как не пришел просить прощения у своего друга. Его время закончилось, и не хватило жизни, чтобы простить самого себя.

Утром, покидая приветливую гавань и увозя с собой историю Родриго Сальвано, я смотрел на уходящий вдаль берег и чувствовал, как туда же, за горизонт, уплывает надежда, неуловимая надежда, что когда-нибудь снова позовут меня огни и волнующий воздух улиц далекого Буэнос-Айреса — славного города Добрых Ветров.

*милонга — южноамериканский танец, имеющий африканские корни, по ритму более быстрый, чем танго.

**бандонеон — музыкальный инструмент, разновидность гармоники, который традиционно входит в состав танго-оркестров.