Бражник. Леднева Дарья

Лара сошла с электрички. Зажмурилась от яркого солнца, от роящихся мошек, от пыли, закружившейся на ветру от уносившегося поезда. Нащупала в сумочке солнцезащитные очки. Сквозь затемнённое стекло огляделась. Разбитая платформа поросла бурьяном, из трещины посередине вырывался толстый стебель репейника, колючки уже были оплетены сверкавшей на солнце паутиной. Из переполненного мусорного ведра вываливались окурки и яблочные огрызки. Держась за перила, Лара достала из сумки кеды с посеревшими белыми шнурками и переобулась. Босоножки на невысокой танкетке убрала. Спустилась по разбитым ступеням в заросли сухой ломкой травы.

Деревня скрывалась за тонувшим в жарком мареве лесом. Лара зашагала бодро, но с каждым шагом — тяжелее. Пот струился по спине, клетчатая рубашка намокла. Шея под русыми волосами взмокла. Лара вытащила из кармана резинку и собрала влажные кудри. И сразу же показалось, какая-то букашка перепрыгнула с цветов и прилипла к шее.

«Ну, Ленка, я тебя прибью», — думала Лара. А вина девушки была в том, что она уже третью неделю не отвечала ни на звонки, ни на сообщения в соцсетях. Лара не на шутку переживала за сестру. Всё-таки — молодая, глупая, живёт в глуши. Прежде, чем переехать в деревню несла какой-то бред о единении с природой и очищении организма. Бросила хороший институт, поссорилась с отцом. Словом, с катушек слетела.

«Зря отпустила. Надо было к батарее приковать».

Но Лара прекрасно знала, почему молча отпустила Ленку. Сама такой же была. Ну, не совсем такой. В том возрасте Лара тоже не куковала в пыльном городище, а моталась по экспедициям с Клавдией Артёмовной. Спали в лесу под звон комаров или у реки под перекличку жаб. Иногда набредали на заброшенные северные деревни, и тогда ночевали у какой-нибудь старухи в сенях. И всё искали просветления и тайн.

— Здорово! Не местная? — Лару догнал мужчина, пахший кофе. В сланцах, шортах и майке-безрукавке. Чисто выбрит. Взгляд острый. Девушке почудился сладковато-гнилостный запах, но его тут же заглушил аромат цветов.

— Не местная.

— Жарко, поди, в кедах-то?

Кивнула.

— У нас нынче аномальное лето. Давно такого не было.

У Лары вспотели ноги. Идти быстро уже не могла. Незнакомец явно не был настроен тащиться по пеклу как черепаха и вскоре ушёл далеко вперёд, скрылся в прохладном пролеске.

Дом Ленки находился почти в центре деревни. Дом — высокий, точно замок, с острой крышей. Шифер от времени уже протёрся местами, одна полоса и вовсе оторвалась и спустилась на край к желобу. В дождь, наверное, заливает.

«Надо будет узнать, кто тут может подлатать».

Забор — невысокий, больше для красоты, чем для защиты от незваных гостей. Калитка — открыта, держалась только на кольце из проволоки.

Лара зашла на участок. Мальва и вербена склонились к дорожке и задевали по ногам, оставляя поцелуи пыльцы.

Ленки не было. Лара ожидала, что сестра сидит где-нибудь под яблоней и смотреть, как божья коровка ползет по травинке. Но — никого.

И сарай, и кухонная пристройка, и дом — всё нараспашку. Приходи кто хочет — бери что хочет. Лара бросила сумку на облупившуюся скамейку под навесом, обвитым девичьим виноградом. В зелёных листьях уже тяжелели гроздья бледно-салатовых ягод.

Солнце щадило, пекло не так сильно. Девушка сняла тёмные очки. Вытерла испарину. Увидев в тени дождевую бочку, хотела окунуть в неё руки, но в последний момент отпрянула: по ржавой воде плавала водомерка. Трубы были проложены под солнцем, оттого из крана текла тёплая вода, которая не освежала. Но Лара всё-таки умыла лицо и шею.

Ленка появилась чуть позже, таща магазинные пакеты, и при виде сестры нахмурилась. Но Лара накинулась первая.

— Ты чего трубку не берёшь?

— Я сюда отдыхать приехала, а не на телефоне сидеть, — огрызнулась Ленка. Она была похожа на сестру — длинноногая, с узкими бёдрами, широкими костлявыми плечами, на которых висела маечка. Но в отличие от гостьи к жаре она подготовилась и красивое каре отрезала, сделав мужскую стрижку.

Лара вздохнула. Не так она представляла разговор. Ссориться не хотелось. Но, господи, как можно терпеть эту строптивую девицу?

Ленке едва исполнилось двадцать, в голове ветер, ишь чего выдумала, вместо института в деревне жить. Ларе было под тридцать, работала начальником отдела продаж в крупной компании. Сначала не хотела выкраивать время для сестры, в конце концов, кто в здравом уме пожертвует карьерой ради подростковых закидонов? А сейчас, в июле, самое время, во всю готовиться к осеннему рабочему буму. Все вернутся из отпусков, и закрутится! Но после разговора с Клавдией Артёмовной Лара передумала. Ленка могла попасть в беду. Так сказала наставница. В туманном сне видела, как у мотылька ломаются крылья, падают перламутровые пластинки, оставляя обнажённое тело, и на белой нежной спине проступают чёрные шрамы.

Вечером чаевничали. В чашке плавали сухие травинки и потемневшие синие листочки. Лара пила маленькими глоточками. Жидкость чуть-чуть обжигала язык. Ленка — смело хлебала.

— Ты до воскресенья останешься?

— У меня отпуск. На две недели задержусь.

— А чё на ГОА или на Мальвы не поедешь? — сестра с шумом выдула блюдце чая и налила ещё.

Лара пожала плечами.

— Да ну их. Неохота.

— С парнем поругалась?

— Разбежались.

Ленка кивнула, но не сочувственно, а просто, поддержать скучный разговор. Лара же нахмурилась. Парень, в общем-то, не так уж чтобы сильно нравился. Раздражал иногда, и тогда Лара втыкала иголки в углу комнаты, в том месте, где отошёл кусочек обоев, и зло шептала нехорошие слова. Но потом успокаивалась, вынимала и ломала иголки. Они вполне могли бы прожить так всю жизнь, но роман продлился недолго: Женя прознал о шалости с иголками. Перевернул верх дном её вещи, обнаружил чужие секреты. Спешно собрался и свалил из Лариной жизни.

Дом — двухэтажный, третий — чердак под низкой треугольной крышей. Печь стояла в гостиной, самой большой комнате на первом этаже. Труба поднималась на второй, а оттуда на чердак и на улицу. Из-за размеров жилище тяжело прогревалось после зимы, и часто, даже в августе, в некоторых углах можно было почувствовать сырость. Поэтому Ленка исправно топила печь вечером, чтобы привести дом в порядок. Несмотря на уличную жару, внутри страждущих всегда встречала прохлада. Натопившись вечером и нагревшись, к утру дом снова остывал.

Постель для сестры Ленка постелила в маленькой комнате, подальше от тёплой гостиной.

— Ты же всё ещё любишь в холоде спать?

— Всё ещё люблю.

— Ну и ладно, — Ленка казалась скованной. Каждое движение и слово она будто тщательно обдумывала и выдавливала через силу.

Легли спать. Лара в маленькой дальней комнате, Ленка — в комнате, куда одной стеной выходила печь.

Постель гостьи была чуть отсыревшей и едва заметно пахла плесенью. Ветер ударялся в москитную сетку приоткрытого окна. В черноте звенели комары, и резко, точно вздрагивая, пели цикады.

Скрипнули половицы.

«Куда это Ленка собралась?»

Дождавшись, когда тихо закроется входная дверь, Лара быстро встала и выглянула из окна. В ядовито-жёлтом свете ночного фонаря сестра вышла за калитку.

Лара быстро натянула джинсы, поверх ночной рубашки накинула халат и поспешила на улицу.

Пахло чёрной смородиной. Ноги в шлёпанцах сразу же замёрзли. Большим пальцем ударилась обо что-то сырое.

Ленка неторопливо брела к лесу. Лара кралась за ней, стараясь либо обойти, либо пробежать поскорее пятна света, и в темноте замирала, выжидала.

«Только бы не обернулась».

По старым доскам, перекинутым через канаву, Ленка перешла ров, обозначавший границы деревни, и скрылась в лесу. Лара побежала. Свет не падал на мостик, только гвозди поблёскивали в темноте, криво очерчивая края досок.

Иголки засыпались в шлёпанцы. Мелкие шишки, обломанные веточки.

Ленку в темноте не было видно, только иногда хрустел сор.

Лара почти потеряла её из виду.

«Что б тебя».

Впереди мелькнул огонёк. Лара облегчённо вздохнула и осторожно подбиралась к манящему мерцанию пламени. По телу разливалось приятное тепло, будто жар от свечи распространялся по всему лесу. Ларе давно не было так хорошо и так спокойно, тепло, тепло, тепло… Лара улыбалась.

И вдруг её точно током пронзило.

Ленка, обнажённая, сидела на поляне, поросшей заячьей капустой. Лунный свет серебрился и отражался от перламутровых крыльев ночных мотыльков, что то опускались на её спину, то взлетали. Ярко-оранжевым горела свеча и воском капала на изумрудные листья.

Лара не видела лица сестры, только изгиб её чуть загорелой спины. Он мотыльков оставались пыльные следы.

Ветер шелестел. Ленка вздрогнула и едва слышно застонала. Изогнулась, и мотыльки быстрее закружили вокруг неё. Откинулась на спину и начала ласкать тело руками, от груди спускаясь по животу, к лону, и лаская всё сильнее и неистовее, закатив глаза и постанывая.

Лара отпустила назад по тропе, лишь бы сестра ненароком её не увидела.

Дрожь пробежала по спине. Показалось, что мимо проскользнула тень. Чёрная, чернее ночи. Обдало холодом. Засквозило. Тень нависла над сестрой.

Тьма раскрыла крылья, прозрачные, свет свечи проходил сквозь них, как через вуаль. Крылья и череп. Тень бражника.

Лара больше не чувствовала приятного тепла, а от стонов сестры пробирала дрожь. Призрачный хищник опустился, накрыл Ленку собой и вошёл в неё.

По тропе Лара бежала к дому. Знала: тень забирает девичью силу. Знакомый обряд. Старшая сестра тоже так делала. Тоже потихоньку высасывала из любовников силу, но только чуть-чуть, чтобы ничего не заподозрили. Но могучая тень запросто может опустошить, испить Ленку до дна и оставить лишь иссохшую оболочку.

«Дура ты, Ленка. Мужика тебе нормального надо было найти».

Дома, раздеваясь, Лара поняла, что в паху она вся влажная.

«Значит, меня он тоже своей сетью окутывает», — раньше Лара всегда всё контролировала. И никогда не испытывала наслаждения от чужих чар. Теперь же впервые сдала жертвой колдовства более сильного противника.

Утром наблюдала за сестрой. Та чуть пританцовывала и тихо напевала под нос. На голых плечах виднелись ссадины.

— Покажешь, чем ты тут занимаешься?

Ленка долго не отвечала.

— Ладно, покажу.

Ленка собрала рюкзак, и они отправились на другой конец деревни.

В старом плесневелом доме жила старуха. Красивая, высокая, с правильными чертами лица и ясными глазами. Только кожа её была в морщинах, а правое веко не до конца поднималось. От неё пахло кислым молоком.

Василиса Аркадьевна предложила чай со смородиновым вареньем. Она рассказывала. Очень туманно говорила о высших силах, о тенях, приходящих по ночам. Мелодичный голос старухи обволакивал и туманил.

Поначалу Лара не очень улавливала суть. Не вслушивалась. Всё ещё обдумывала ночное приключение и выбирала, с какого боку подступить к решению проблемы.

И — щелчок в голове.

«Вот то, что я искала, всё это время».

Василиса Аркадьевна уже сидела рядом с Ленкой и шептала ей на ухо. А сестрёнка слушала с раскрытым ртом. Лара когда-то так же, удивлённо, завороженно, слушала Клавдию Артёмовну.

Улучив момент, Лара ушла в туалет. Зайдя в домик и оставив дверь чуть приоткрытой, чтобы следить, а не подслушивают ли, начала звонить. Номер не был забит в мобильный. Но это был один из тех номеров, которые помнят наизусть. Номер единственного человека, которому она верила.

— Алло? Клавдия Артёмовна? — зашептала девушка.

— Да, пшш, ффр, пш… Лара? — с помехами отозвался телефон.

— Вам меня слышно? Послушайте, я нашла…

— Ларочка… пшшш…

И тишина.

Лара глянула на экран мобильного телефона. Тот потерял сеть. И на индикаторе батарейки осталась лишь малюсенькая полоска.

«На ночь забыла поставить».

Ленка уже прощалась с Василисой Аркадьевной. Та напоследок сунула ей в руку кулёчек с травами и горячо поцеловала в обе щёки.

— Пойдёшь со мной дальше? — спросила Ленка сестру, когда те уже плелись по дороге.

— Пойду.

Лара сейчас бы отдала что угодно за возможность позвонить Клавдии Артёмовне и попросить о помощи, но оставлять Ленку одну — опасно. Младшая сестричка совершенно не понимала, во что ввязалась, и кто расставил на неё сети. То существо в лесу не было просто шаловливым колдуном, который искал лёгких удовольствий.

По другую сторону железной дороги у реки находился санаторий, который в народе называли домом отдыха. Несколько пятиэтажных зданий разместились в тенистом парке у реки. Нельзя сказать, что постояльцев ждало много развлечений, только пляж да прогулки на моторной лодке. Впрочем, и гостей было немного. Большинство квартир уже давно были разобраны желающими насовсем поселиться у речки с каменистыми берегами.

В санаторий стекались жители ближайших огородов и продавали городским и отдыхающим овощи и фрукты.

— Я одно время тоже пробовала торговать, но потом бросила. Лень по утрам урожай собирать. Вот, пришли.

Они зашли в прохладный подъезд и поднялись на третий этаж. Позвонили в квартиру. Открыла беременная женщина. Лицо у неё бледное, вытянутое, с тёмными пятнами под глазами. Живот торчал из-под короткой майки, которая задралась к груди.

— Ой, Лена, как хорошо, что вы пришли, а то мне совсем нехорошо.

— Ничего, поправим. Я принесла снадобья.

— Почему бы не позвонить врачу? — предложила Лара. Ей не понравилось, как уверенно Ленка выставляет на стол склянки с порошками трав и настойками, цветом похожими на кровь. Сама Лара училась несколько лет у Клавдии Аркадьевны прежде, чем та разрешила ей практиковать медицину. Ленка же провела в деревне всего три месяца, и вот пожалуйста — уже сама врачует.

«Ох, нельзя, нельзя так быстро. Тебе, сестра, ещё бы подучиться».

— Да не верю я в этих шарлатанов, врачей-то, — ответила беременная.

Лара мрачно наблюдала за Ленкой. Конечно, ей приходила в голову идея: остановить сестру, отобрать все эти сомнительные препараты. Но понимала, что она будет одна против сестры и беременной. Двоих не переубедить. А начнёшь спорить — настроишь против себя сестру. Вон как она уверена в своей правоте.

«Нужно действовать тоньше».

Ленка закончила поить беременную травяными отварами, и сёстры отправились домой. Ленка весело напевала под нос.

Дома Лара хотела поставить телефон на зарядку и ещё раз позвонить Клавдии Артёмовне. Но входная дверь оставалась открытой весь день, забежал соседский кот и перегрыз провода от зарядки. А у сестры телефон оказался доисторическим и зарядное устройство от него не подходило по разъёму.

Пока Ленка мылась в душе, Лара обшарила кухню. Странно, но здесь всё осталось таким же, как и в детстве. Только пахло сыростью, а раньше пахло сушеной травой и чесноком. Лара вспоминала, как из маленькой кухни выносила блюда с едой, расставляла на столе под виноградным навесом, и всей семьёй они садились обедать на воздухе. Ленка тогда ещё не родилась, мать была только беременна ею.

Пронзило холодом.

Лара чуть не выронила баночку с сон-травой, которую только что нашла.

В воспоминаниях что-то царапнуло, чужое, тёмное, плывшее, как туман, стелившееся по земле, огибавшее низкие цветы.

Баночку с сон-травой Лара опустила на стол. Руки дрожали, пальцы скрючились. И вспышка — образ. Чёрный. Холодный. Пробирающие до дрожи прикосновения. И кислый запах молока.

Дрожь прошла.

В вечерний чай сестры Лара подсыпала сон-траву. Ленка вернулась из душа и, увидев чашку, сразу же схватила и пила большими глотками. Нахмурилась.

— Лара, что это?

— Извини, Лена, но ты не оставила мне выбора.

Перенесла потяжелевшую сестру на кровать. Стянула с неё шлёпанцы, прикрыла одеялом.

Накинула куртку — холодало к ночи — и отправилась к Василисе Аркадьевне. Та не спала, сидела на крыльце в свете фонаря, вокруг которого роились мошки. Лара без спросу толкнула калитку и по дорожке, цепляясь за склонившиеся на ночь цветы и травы, подошла к старой ведьме. В ночи её лицо казалось старой пустыней, которые пересекали десятки бархан и отбрасывали тени.

— Я вас помню.

Василиса Аркадьевна усмехнулась уголком губ.

Лара помнила. Помнила, что когда мать была беременна Ленкой, к ней приходила знахарка. Поила её травами, водила куда-то ночью, шептала на ухо. Василиса Аркадьевна тогда была моложе, и Лара её не сразу узнала… Мать умерла при родах. Лара сидела на скамье в больнице и ждала, когда о ней вспомнят. Врачи были заняты работой, отец — горем. Тогда к маленькой Ларе подошла красивая женщина, Клавдия Артёмовна, и сказала:

«Хочешь, я научу тебя быть ведьмой?»

«Хочу».

И заменила ей мать. Лара всегда думала, что Клавдия Артёмовна увидела в ней талант, но теперь понимала: жалость. Просто заглаживала вину другой ведьмы.

Василиса Аркадьевна курила, дым, петляя, поднимался и растворялся в черноте, пока Лара вспоминала. Выбросив на ступень ещё дымящийся окурок, старая знахарка сказала:

— Твоя сестра с рождения принадлежала Бражнику.

— Отпустите её.

— А если нет? Что ты мне сделаешь? — Василиса Артёмовна закурила ещё сигарету, медленно чиркнув спичкой о коробок. — Бражник живёт здесь уже давно. И твоя сестра не первый его ребёнок.

Лара развернулась и побежала прочь.

«От неё я ничего не добьюсь. Она не скажет, как его найти».

Сошла с дороги и села под раскидистой черноплодкой. Нужно было всё обдумать.

«Должна же быть ниточка, которая ведёт к этой твари. Где-то же он прячется. А потом? Когда его найду? Как справлюсь с ним? Да, сначала нужно во что бы то ни стало дозвониться до Клавдии Артёмовны. Она подскажет, что делать…»

Услышала тихий шёпот из леса. Тихий, ласкающий, манящий. Не поняла, но незаметно для самой себя поднялась и засеменила по скошенной траве, затем по мостику перешла канаву, и вот — уже на поляне заячьей капусты скованными неуверенными движениями сбрасывает одежду.

Тело покрывается мурашками. Кажется, щекотно, жук или комар ползёт по бедру. Лара прикасается к себе руками.

— Господи, что я делаю? Почему я тут? — шепчет.

Но руки — её или тени — ласкают грудь, спускаются к талии, обнимают живот, чьи-то губы прикасаются к ягодицам.

«Зло всегда рядом, и оно всегда сильнее», — любила говорить Клавдия Артёмовна.

— Нет! — закричала Лара.

И побежала.

Вещи её остались на поляне. Совершенно голая мчалась по лесу, грудь царапали ветки, редкая крапива жалила ноги.

«Надо было всё же до Клавдии Артёмовны дозвониться».

Упала в траву и скатилась в овраг. Влажная от ночи земля липла к обнажённому телу. Кто-то полз по спине.

Дождалась, когда стихнет ветер.

Стих. И заморосил дождь. Приятно холодом стучал по спине, стекал между лопатками.

Лара поспешила домой. Она не стеснялась, если рано проснувшиеся жители деревни увидят её без одежды, но боялась, что может привлечь внимание тех, от кого сейчас лучше укрыться.

Ленки дома не оказалось. Её постель была влажной. Пахло потом.

Лара выругалась.

— Почему я вообще ушла? Я же должна была её сторожить? Разве не для этого Клавдия Артёмовна учила меня быть ведьмой? Чтобы я смогла защитить сестру от Бражника? Но я зачем-то ушла. Проклятый морок!

Слеза скатилась по щеке. В последний раз Лара плакала… Не помнила когда. На похоронах матери не плакала, в больнице не плакала.

Теперь — рыдала, сидя на полу, прислонившись к Ленкиной постели, остывшей, холодной, навсегда опустевшей.

Утром, успокоившись, Лара побежала искать телефон. Может, мобильник и разрядился, а провода изгрызены котом, но это ведь не может быть последний телефон на весь район. Деревенские соседи либо ещё не встали, либо пропустили мимо ушей её окрики.

В санатории тоже мобильный никто не одолжил. Всем было жаль тратить деньги. Зато у бабы-сторожа нашёлся стационарный телефон. И та расщедрилась и даже предложила парного молока и печенья.

Лара напряжённо слушала гудки.

— Алло?

— Клавдия Артёмовна! Я нашла его!

— Бражника?

— Да, — едва выдохнула.

— Где ты? Я еду.

— Не успеете. Он знает, что я знаю. Он забрал мою сестру.

Клавдия Артёмовна немного помолчала.

— Ты ведь понимаешь, что сестру уже не вернуть? Я не хочу, чтобы у тебя были ложные…

— Я знаю. Ленка умерла. Всё. Как мне отобрать его силу?

— В образе тени его не победить, — ответила Клавдия Артёмовна. — Ты распознала его в облике человека?

— Нет, но я знаю, что он где-то совсем рядом. Он вчера напал на меня.

— Лара, зачем ты его спровоцировала? — девушка представила, как наставница покачала головой. — Найди его в облике человека. Но лучше не торопись. Я приеду.

Лара продиктовала адрес. Но знала, что Клавдия Артёмовна не успеет. Просто так бросить учениц, сорваться с места, без подготовки, без плана — это не в её стиле. Лара сидела перед молчавшим телефоном, макая печенье в молоко. Баба-сторож, полная, грузная, в растянутой клетчатой рубашке, заглянула в комнату.

— Наговорились?

Мимо с сиреной промчалась скорая.

— Что случилось? — вместе с бабой-сторожем вышли на улицу. Из дома, в который Лара заходила с Ленкой, выносили женщину, ту, беременную.

— Кошмар-то какой, — сказали в толпе.

Воспользовавшись суматохой, Лара проскользнула в квартиру беременной: дверь была всего лишь прикрыта. Впопыхах никто не стал подбирать ключи к чужим замкам.

Огляделась.

Мебели в квартире почти не было. Поклеенные на неоштукатуренные стены обои чуть отходили. На кухне плитка потрескалась, у ножки стола лежал зачерствевший огрызок хлеба. Наугад Лара открыла шкафчик над плитой. Вразнобой стояли стеклянные баночки с приправами, между ними распихнуты, втиснуты пакетики с сушеным чесноком и тимьяном. Раздвинув всё это безобразие, Лара нашла снадобья, которые приносила Ленка.

— Фу! — стоило открыть баночку, как ударил запах гнили. Лара разложила содержимое на столе.

Чья-то гниющая лапка. Похожа на куриную.

— Если Бражник хотел околдовать эту беременную женщину и забрать её ребёнка, то должен был отдать какую-то свою вещь. Неужели эту куриную лапку?

Лара поднесла мерзость к носу, вдохнула запах. Колдовство. Чем сильнее она принюхивалась, тем явственнее становилась вонь.

Но был и другой запах — еловые шишки, хвоя после грозы, чёрный молотый кофе, когда только открываешь кофемолку, чтобы пересыпать порошок.

Запах Бражника. Запах того человека, в чьём облике он живет.

Лара положила лапку в пакет.

— Хорошо, я найду тебя первая.

Вернувшись в деревню, Лара принюхалась. Источников запаха гнили здесь было два. Один из них жилище Василисы Аркадьевны. Жильца второго Лара не знала. Хотела подойти подглядеть, но не рискнула. Бражник и без того слишком много знает о её планах.

«Странно, что я этот мерзостный запах раньше не учуяла».

Дома внимательно рассматривала вещи сестры. К колдовству Ленка относилась без должного радения. В коробочке лежало несколько сломанных игл, только одна оказалась целой. Лара аккуратно вытащила её.

— Не маленькая ли? — для заклинания нужна была хорошая, длинная игла, длиной от кончика мизинца до кончика большого пальца. Эта игла едва ли достигала половину длины.

— Ну ладно.

На кухне Лара добавила в сонное зелье ещё дурмана. Хотела изготовить и защитный амулет, но вовремя подумала, что такой амулет и её чары может заблокировать. Лучше — рискнуть.

В тихих сумерках кралась к источнику вони.

Запах исходил из заброшенного дома в самом углу, с трёх сторон окружённого мрачными соснами. И только справа от него находился ещё один дом. Оттуда поднимался дымок из камина. Кто-то готовил угли для шашлыка.

Ларе показалось странным, что Бражник живёт в покинутом доме. Она ожидала встретить самого обыкновенного и ничем не примечательного человека. Но куриная лапка тянула именно в развалившуюся хижину.

Лара пролезла в дырку между штакетинами, оцарапалась о низкие ветви облепихи.

Медленно подбиралась к дому, стараясь пригибаться ниже, затеряться в высокой траве. Прислушалась. Тишина. Только сосны едва трещали на ветру. Поднялась по расшатанному крыльцу. Дверь оказалась выбита, и Лара пролезла внутрь.

Темно.

И запах почти невыносимый. Зажала рот.

«Его тут нет».

— Помочь? — сзади её обнял мужчина, прижался горячим телом. Поцеловал в шею. Лара размякла.

Обернулась.

Тот мужчина, которого она встретила, идо со станции, в первый день. И пьянящий запах кофе, почти удушающий, мягкий аромат хвои, и пробивавшаяся сквозь них гнилая вонь.

Выхватил у неё сонное зелье и отбросил в темноту.

— Кажется, ты ошиблась дверью? — голос его мягко окутывал. Колени подгибались. Лара чувствовала, что вот-вот упадёт, и только объятия Бражника не дают опуститься на пол.

Он повёл девушку за собой. В лес. Пролезли в дырку в сетчатом заборе и скрылись в лесу.

— Твою силу я тоже заберу.

Усадил Лару на поляну.

Сопротивляться не было сил. Мир казался ватным, сгустком красок, не различимых, сладких, как сахар, сладких, как шоколад, карамель, мёд.

Бражник расстёгивал пуговицы на её рубашке. Лара сидела на коленях, запрокинув голову.

«Я должна… я хотела что-то сделать», — сквозь сосновые ветви проглядывало тёмное небо, и первые звёзды уже зажглись белыми слезами.

Лара — обнажена. Тело чуть покрыто мурашками. Соски затвердели. Перед глазами всё кружится и кружится, так кружат её ласковые прикосновения Бражника, так пьянит сила, её сила, что медленно перетекает в чужое тело.

Бражник повалил её на землю. В блаженстве Лара взмахнула руками. И увидела блеск иглы, привязанной к браслету на правом запястье.

Вспомнила.

Ведьмы всегда через ушко привязывают иглы, чтобы случайно не потерять. Подхватила верёвочку, притянула иглу, сжала кончик. Изловчилась и вонзила иглу в переносицу Бражника. Тот замер, ничего не понял, безвольно рухнул на Лару. Игла вошла по самое ушко. Ведьма перегрызла веревочку, со стоном сбросила с себя чужое липкое тело.

Подташнивало.

Лара ощущала язвы пустоты внутри, на том месте, где раньше была часть её души. Теперь там — дыра.

Голова кружилась.

— Я заберу твою силу, тварь.

Перевернула Бражника, холодного, неподатливого, на спину.

Есть лишь один способ забрать у существа силу — через наслаждение. В молодости Лара часто воровала энергию у любовников. Весёлая игра, развлечение, чуть-чуть, по крошкам таскать чужую жизнь — особо вреда не причинит. Но теперь предстояло испить до дна древнее могущественное существо. Лара не была уверена, что сможет совладать с силой, которую получит.

«Но эта тварь забрала жизнь моей сестры, всю её жизнь, с самого рождения. Из-за его колдовства я лишилась матери».

Сначала — противно, но Лара пересилила. Другого пути не было. Она ласкала тень руками, языком, пока его член не отвердел. Затем села сверху и двигалась как можно быстрее.

Бражник дёрнулся.

Лара закричала. Вся сила нежити изливалась в её хрупкое тело. Чувствовала, что вот-вот разорвёт. Огонь от лона поднимался к груди, к голове. Ярость. Царапала, кусала, рвала, раздирала. И от крика будто оглохла.

Бражник рассыпался в пепел. И Лара лежала в прахе. Её разрывало изнутри. Извивалась. Стонала. Покалывание. Резкая боль в спине. Прогнулась. Воя, вцепилась в плечо, ногтями до мяса. Прикусила губы, и на языке сладкий привкус крови и пепла. Спина кровоточила. Из ран вылезали крылья — две свёрнутые трубочки. Лара корчилась, изгибалась, а крылья разворачивались в прозрачное полотно, похожее на карту вселенной.

И почувствовала себя очень маленькой. Мир — огромный, давящий, угнетающий. Лес — тёмный, небо — недосягаемое, притягательное, с белыми огнями костров.

Лара — ночной мотылёк.

Лететь. Сквозь лес, в последний момент избежать столкновения с паутиной. Вдоль шоссе, чёрный асфальт, белая вспышка полосы, через шоссе, назад, прочь, ветер, вперёд. Из темноты — блеск фар. Удар о лобовое стекло.

Боль — истома.

Забвение.

Очнулась Лара в квартире Клавдии Артёмовны. Первое, что увидела, белый потолок с маленькими рытвинками. Затем — обои, которые на стыке не сходились рисунком, небольшой красный ковёр, и огромный дубовый шкаф.

Хозяйка сидела в кресле, прикрыв ноги пледом. Лара под ватным одеялом лежала на диване. Руки в синяках. Шея затекла. Глаз, кажется, опух. А во рту — солоноватый привкус.

— И каково это? — голос старой ведьмы звучал холодно.

— Будто сама себе не принадлежу.

— Это так, — Клавдия Артёмовна растягивала слова, вглядывалась в Лару, ловила малейшее её движение. — Бражник отныне твоя часть. Свет и тьма всегда будут биться внутри тебя.

Лара попыталась приподняться — «Разве эта тварь, убившая сестру, может быть во мне?», но тело отозвалось болью. Застонала.

— А что с Василисой Аркадьевной?

— Кем?

— Той ведьмой, духовной матерью Ленки.

Клавдия Артёмовна оскалилась, приподняв сухие губы и обнажая желтоватые зубы.

— А ты про Васю. Мы с ней когда-то учились вместе. Знаешь, Лара, такие существа, как Бражник, порождения самой чёрной тьмы. Не говорю, что мы, ведьмы, несём в мир так уж много света, но Бражники — это зло. И ведьма, которая отдаёт душу Бражнику, которая для него ищет жертвы и убивает, особенно невинных, такая ведьма не заслуживает жизни.

— Вы её убили.

Клавдия Артёмовна тихо лишь приоткрыла губы. Неуклюже повернувшись, сухой рукой взяла спрятанную в углу трость и с трудом поднялась с кресла. Плед упал, обнажая кривые ноги в сползших чулках. Лара отвела взгляд. Клавдия Артёмовна клюкой застучала к выходу из комнаты. В дверях обернулась и улыбнулась.

— И помни, Лара, если я однажды пойму, что ты не в состоянии справиться с Бражником внутри тебя, то убью вас обоих.

Клавдия Артёмовна ушла.

Лара утонула в подушках и задремала.

Приятное тепло разливалось по телу. Хотелось сладостного наслаждения.