Услышав где-то рядом голос муэдзина, я вздрогнул от неожиданности. Мне показалось — он рядом, в соседнем дворе. Так и было, потому что до мечети от двора, где я нахожусь, сто шагов. Муэдзин пел, обращаясь к своему невидимому Аллаху, его голос был страстен и печален одновременно.
Я подумал: все люди молятся одинаково. Нараспев, не думая, как оценят это пение те, кто его вольно или невольно слышит. Настоящая молитва не делит слова на свои и чужие. Не различает человеческих языков. Она звучит как музыка человеческого сердца, в котором — ничего, кроме надежды на исцеление, на простое, тихое и уютное, человеческое счастье.
Нам нечего делить. Имя Бога не известно человеку, мы ловим лишь отзвуки, отголоски Его имени. Вопрос только в артикуляции, мы произносим Его имя по разному...
Луна стала нестерпимо яркой и круглой, как серебряная горошина. Почему-то захотелось её потрогать. И черный чужой кот почему-то спрыгнул с моих колен.
