Те же. Их Гулаги

… На празднование 70-летия освобождения от германских нацистов в концентрационный лагерь Освенцим не пригласили русских.

Один из политиков, польский министр Гжегож Схетина, вскользь заметил, что Освенцим освобождали не русские, а украинцы (видимо, имея в виду 1й украинский фронт, к национальности никакого отношения не имеющий).

Один из вождей украинских наци, Арсений Яценюк, сказал в одном из парадно-выходных выступлений за границей: мы все помним, как Советский Союз вторгся в Украину, в Германию… Скандальное заявление было закреплено совершенно уже бессовестной фразой: "Мы не позволим никому переписывать историю второй мировой войны".

Это могло бы в других обстоятельствах выглядеть комично. Но не сегодня. Что это? Открытое издевательство над здравым смыслом?

А между тем бандеровские наследники втихаря еще до событий на Майдане строили концлагеря на деньги ЕС. Эти мрачные сооружения, копирующие немецкие концентрационные лагеря, стали появляться с октября 2013 года. Для жителей Востока. Их стыдливо именуют "фильтрационными лагерями", но мы же всё понимаем… И не только мы — все понимают, поэтому стараются обходить эту опасную тему. Молчат.

Демоны наци не меняются, не прогрессируют. Они есть всегда, хоть и называются по-разному, умело встраиваясь в структуру текущей социально-политической системы. Они только переодевают идеологическую оболочку, но суть остается та же — бесчеловечность, садистская жестокость, жажда крови и потребность убивать. У них ничего своего, ничего нового — те же насквозь фальшивые воспоминания о "Гулагах", те же мстительные мечты о том, как они загонят туда кого-нибудь, вот только их Гулаги нынче — более мелкого, хуторянско-украинского разлива.

В городах Украины сегодня безнаказанно резвятся нацистские активисты. Те же Шариковы, только вместо русского языка — какой-то дикий суржик, диалект диалекта. Это даже не украинский язык — талантливо придуманный и разработанный в свое время Пантелеймоном Кулишом, Иваном Котляревским, красивый, искусственно певучий, как сладкие арии в итальянских операх. Это искаженный суржик зарвавшихся наглых селюков, с американским подражательным акцентом, с налетом похабного провинциального или иностранного сленга. Среди говорящих на этом малопонятном языке много тех, кто в обычной, домашней жизни, говорит по-русски, ивремя от времени им напоминают о том, что со скверной привычкой говорить на родном языке придётся расстаться.

Наци любят подменять прошлое своими выдуманной, переиначенной, вывернутой наизнанку, поддельной, какой-то виртуальной, историей, где все наоборот. Какой-то антимир, жуткое зазеркалье, лицедейство… Они любят рассуждать о Гулагах и Голодоморах, чуть ли не сладострастно предаваться воспоминаниям о никогда ими не пережитых страданиях. В потоке нытья и жалостливого вранья о древних "украинских корнях", о "великой истории древних укров", о притеснениях и лишениях, они не вспоминают о том, что первые лагеря смерти в Европе — Терезин и Талергоф — были построены в Галиции ими, для русских, русинов и всех, кто не захотел отказываться от своих русских корней. Это произошло почти одновременно с появлением нового, но сразу же ставшего страшным, слова "украинец".

Позже галицийские наци служили немецкому фашизму, исполняя обязанности полицаев в стране, которая стала "их страной" только после 1939 года, на земле, которая никогда им не принадлежала. Не было палачей страшнее этих, дорвавшихся до власти над теми, кого им теперь разрешили убивать, упырей. И это — их реальная, столетняя, сразу же ставшая нацистской, история. А Гулаги и Голодоморы в России в первой половине 20 века — следствие того, что в 1917 к власти пришло такое же кровожадное майданное быдло. Лагеря были в ту эпоху везде: в Америке, в Японии, в Германии...

И кукловоды сегодня те же, и исполнители те же. Потомственные убийцы и их хозяева. Их отцы и дети, исполняющие неизменные роли. Дети и внуки тех, кто писал доносы при любой власти — делают это и сегодня. А в лагеря и под пули идут лучшие…

В то время как "эти" — всегда при каком-нибудь особенном билете, мандате, удостоверении, пропуске, словом — при авторитетной, "окончательной бумажке", при документе, дающем право на использование кормушки при официальной власти, право на безнаказанное насилие, мародёрство, на власть над другими людьми. Власть меняется, а они остаются. И вот что удивительно: они всегда в курсе, где их выдают, эти документы...