Глава 11. Сочельник

В городе ему указали на лавку с потрепанной вывеской и витриной, покрытой таким толстым слоем пыли, что разглядеть что-то внутри было невозможно.

— Эта? — Питер неуверенно указал на окна.

Вокруг закивали.

— Да, Ваше Величество.

— Почему они меня так называют? — спросил Питер Абигейл вполголоса, отвернувшись.

— А ты сам как думаешь? — Абигейл поджала губы.

— Я и сам не знаю.

— Тогда не задавай глупых вопросов.

— Но как же?..

— Кем ты сам себя считаешь? — перебила его девушка.

— Я? — Питер задумался.

Позади, в толпе, шептались. Все ждали, пока он отворит дверь. Но Питер не двигался.

— Ну, кем же? — поторопила Абигейл.

— Никем я себя не считаю… — протянул Питер. — Я — это просто я.

— Неправда, — разочарованно отозвалась Абигейл. — Уж сам себе-то не лги.

Питер испуганно уставился на нее, а Абигейл лишь кивнула на дверь.

— Заходи же.

Он взялся за ручку и обернулся взглянуть на людей, его что обступили. Одеты они были кто во что горазд: выходные костюмы, пышные платья, клоунские колпаки. Кажется, здесь или не задумывались об одежде, или любили пошутить. Однако улыбок на лицах окружающих его горожан не было. Они словно бы опасались приближаться к лавке, на которую указали Питеру, и им не терпелось увидеть, как туда войдет он сам.

Питер тряхнул головой и толкнул дверь. Звякнул колокольчик, в воздух взметнулось облако пыли. Солнечные лучи сверкнули на золотых и бронзовых приборах, расставленных на полках вдоль стен.

— Есть кто-нибудь? — позвал он.

Внутри было тихо. Абигейл шагнула за ним, не говоря ни слова. Люди с улицы тянули головы, но дверь захлопнулась, и увидеть больше они ничего не могли.

— Чего они так боятся? — спросил вполголоса Питер.

— Уж не знаю, — Абигейл пожала плечами. — На логово дракона не похоже. А если это не дракон, они просто дураки.

— Не такие уж и дураки.

Из-за стеллажей к ним выплыл старик: высокий, худой, замотанный в древнее тряпье. Когда же он приблизился настолько, чтобы можно было как следует разглядеть его лицо, Питер понял, что ошибся: этот мужчина был совсем не стар. По правую сторону пробора волосы у него были совершенно седы, а по левую — словно выкрашены краской, походя на блестящие атласом перья ворона. При этом на лице у него Питер не заметил ни одной морщины.

— Чем я могу вам помочь, достопочтенный господин и прекраснейшая леди? — церемонно поклонился он.

Питер разглядывал его странное одеяние, и никак не мог понять, где же пуговицы и застежки.

— Мы ищем… — Абигейл вопросительно посмотрела на Питера.

— На самом деле мы не знаем, кого ищем, — подхватил тот. — Нам нужен тот, кто умеет чинить то, что разрушается.

— О, — ухмыльнулся хозяин лавки, и глаза его сверкнули в полумраке. — Вам нужен очень могущественный маг.

— Маг? Но… Я думал отыскать какого-нибудь плотника… Нанять рабочих… У меня… замок, — нерешительно бормотал Питер, следя за тем, как странный мужчина перебирает приборы на полках. Удивительно, но металл не покрывала ни пылинка, а вот на полках пыль лежала таким толстым слоем, будто прошли века с тех пор, как кто-то к ним прикасался.

— Замок, — снова хмыкнул хозяин лавки, звеня золотыми гирьками на искусной работы весах. — У вас… замок. Это похвально. У вас большие мечты. Замок.

Он повторял это слово, выбирая приборы так, словно бы насмехался.

— Простите, с кем имею честь?.. — начал Питер.

— ***, — он развернулся, лучезарно улыбнувшись. — И я именно тот, кто вам нужен. Я маг.

— Маг, — в той же интонации повторил Питер.

— Но это же даже лучше, — Абигейл вцепилась ему в локоть. — Сам подумай, откуда появилась трещина? Думаешь, это кроты перерыли землю под фундаментом или жучки съели перекрытия?

— Я не знаю, — покачал Питер.

— Вот и узнаем, — Абигейл ободрительно сжала его ладонь в своей.

Питер зажмурился, и мысль о странном маге как-то сама собой растворилась в приливе внезапного счастья.

— За осмотр повреждений я платы не возьму, — объявил маг. — Смотреть будем сегодня?

— К-конечно, — пролепетал Питер, крепко сжимая руку Абигейл.

— Тогда вперед.

Он сложил в холщовую сумку какой-то измерительный прибор (на его дужке Питер заметил деления, как на линейке), весы, спрятанные в шкатулку, и две длинные прозрачные палочки.

— Что это? — спросил он.

— Ваше дело — заказ, мое — исполнение, — отрезал маг весело. — Вперед.

Он подтолкнул их к выходу. Обернувшись Питер увидел в пыли на полу собственные следы, следы Абигейл, но только не мага.

Толпа и не думала расходиться. Только когда на солнечный свет вышел ***, по улице пробежался шепот, и первые ряды заметно отступили назад.

— Показывайте дорогу к своему… замку, — приказал маг.

Питер пошел впереди, за ним следовал ***, а Абигейл процессию замыкала. За ними еще бежали мальчишки, но на почтительном расстоянии, и скоро отстали, стоило им шагнуть под сень леса.

— Так значит, трещина, — пробормотал маг.

Юноша кивнул.

— Давно?

— Она появилась несколько лет назад. Тогда отец… — Питер запнулся.

Он хотел было сказать, что тогда отец позабыл о матери и не отходил от гувернантки, но не смог, словно бы эта история была совсем из другой книги. К тому же, он едва помнил, кто такой этот самый отец, и еще хуже — кто такая гувернантка, как ее зовут и как она выглядит. Питер мог поклясться, что когда-то точно помнил ее имя, но теперь его словно выжгли из памяти.

— Что ваш отец?

— Ничего, — помотал головой Питер. — Трещина появилась пять лет назад. По правде говоря, как только я получил этот замок…

— Опасные мечты, да? — хохотнул маг.

Питер не знал, что ответить.

— Что случилось потом?

— Она остановилась.

— Надежды, да? — ухмылялся ***, оборачиваясь к Питеру на тесной тропке. — Вредные, но иногда спасительные. Или просто самообман? Наивность?

Питер молчал. Ответов на странные вопросы мага он не знал.

— А что теперь? — продолжил он.

— Теперь…

Питер хотел было жалобно прошептать: учитель латыни. Но не смог. Он не помнил никакого учителя латыни. Зато куда яркими красками заиграло давно забытое чувство одиночества.

— Ну, все не так уж и плохо, — воскликнул маг, когда они вышли на поляну перед замком. — Я-то думал увидеть руины, а тут… Да нет же никакой трещины, юноша.

Питер глянул на стену, где только утром зияла уродливая расселина, и вздрогнул.

— Но как же?.. — прошептал он.

— И правда, — в восхищении протянула подоспевшая Абигейл. — Ничего нет!

— Дело мастера боится, а? — подмигнул Питеру маг.

— Но ведь утром… — бормотал Питер.

— Посмотрим, — добродушно пробормотал себе под нос маг.

Он оставил холщовую сумку, вытащил на траву шкатулку, странный прибор с измерительной дугой и две стеклянные палочки. Одной из них он принялся постукивать по каменной стене то тут, то там, а она вспыхивала зеленоватым светом, то ярче, то бледнее.

— Интересно, интересно, — проговорил ***, сменив палочку. — Так кто, говорите, подарил вам этот замок?

— Кто подарил? — Питер опешил. — Я всегда тут жил.

— Но ведь вы сами сказали, что получили его пять лет назад, — напомнил внимательный ***.

— Ах да, — Питер хлопнул себя по лбу. — Но я совершенно не помню, что было до того… Кто мне его… подарил.

— Не помните?

Питер что есть силы напряг память, стараясь вернуться в голове в недалекое прошлое, но тщетно. Все, что простиралось за пределами замка и этой долины, покрывал слой густого, вязкого тумана. Хотя… Рыжие волосы. У нее были рыжие волосы… Он с удивлением посмотрел на Абигейл. Та ответила ему непонимающим взглядом.

— Что-то не так? — нахмурилась она.

— Ты… Ты подарила мне замок? — осенила его догадка.

— Что за странные мысли? — обиделась Абигейл. — Буду я разбрасываться замками.

— Тогда кто? — недоуменно протянул Питер.

— Ну, вот уж мне это неизвестно, — рассмеялась Абигейл.

Питер задумался. У нее определенно были рыжие волосы.

Маг меж тем оставил потухшие палочки и принялся обмерять стену, а потом установил весы и стал перекладывать крошечные гирьки.

— Здесь с десяток и тут еще несколько штук, — бормотал он. — Ну, еще немного выйдет. И потом… Ну, что же, — добрым тоном гаркнул он. — Все отлично. Просто отлично. Никаких следов. Делать мне тут больше нечего. Зовите, если вдруг что еще появится, — весело добавил он. — А у меня время обеда. Ну, счастливого дня.

И он, подхватив сумку, зашагал к деревьям.

— Значит, все в порядке? — кинул ему вслед Питер.

— Все! — отозвался маг, даже не обернувшись.

— Да что же это? — Он недоуменно взглянул на Абигейл.

Та радостно пожала плечами:

— А какая разница? Ведь все в порядке. Что-то помогло замку справиться самому.

— Но надолго ли? — Питер все еще не верил своим глазам. — Что, если завтра я проснусь в руинах?

— Вряд ли ты в них проснешься, — рассмеялась Абигейл. — Выше нос. Все отлично!

— Но я хочу знать…

— А может, это я виновата? — смеялась девушка, кружась. — Держись меня, и все будет хорошо.

Питер смущенно выдохнул.

Высунув от усердия язык, Питер писал еженедельное письмо Абигейл. Обычно он подробно описывал свои уроки, учителей и одноклассников. Теперь ко всем пространным описаниям добавились восторги по поводу нового друга Генри. Про новый виток отношений с Барреттом он предпочел умолчать: что, если письмо попадет к Себастиану прежде, чем Питер сможет его отправить?

Абигейл отвечала на его послания довольно кратко и сдержанно, однако Питер этого особенно не замечал: какая же она серьезная и умная — ни слова лишнего зря не проронит. На это письмо он и вовсе не ожидал ответа, потому что уже на следующей неделе ему предстояло отправиться домой.

За окном падали мокрые снежинки, которые тут же таяли, стоило им коснуться травы. Наступало Рождество.

Как же все-таки здорово! Значит, Абигейл — настоящая волшебница. Из-за нее пропала странная трещина, которая угрожала его замку. Питер крутил в руках подарок мисс Лоран и улыбался. Его бывшая гувернантка тоже колдунья, и про любопытные свойства своего дара она не шутила. Нужно обязательно расспросить ее на каникулах, на этот раз она не отвертится. Нужно только аккуратно начать, не спугнуть и не сказать лишнего. Что же этот замок значит?..

Нудные уроки Питер терпел, рисуя по окончании каждого палочку в специальной тетради. Когда-то раньше он так уже делал, считая отлучки мисс Лоран. Теперь, отмечая очередной урок, Питер припоминал, как негодовал на гувернантку за то, что та с трудом делила свое время между воспитанником и дочерью. Сейчас эта злость казалась смехотворной. Что он — девчонка, чтобы постоянно цепляться за женскую юбку? Теперь его больше интересовало, как мисс Лоран устроилась в новом качестве на кухне. Ведь теперь-то она настоящая прислуга! Или все-таки нет? Отцу так нравилось, как она поет. Вряд ли он будет показывать своим гостям какую-то там кухарку. А что же с Элис? Как и чем она теперь живет? Питер думал о ней с легким отвращением, и, вспоминая то место, где она жила со своей теткой, благодарил небеса за свою комнатку в школе. Она не блистала великолепием убранства, но мальчик знал, что попасть в такую стоит немало денег, да и преподаватели вроде мистера Бозуорта никого бесплатно учить не будут. В такие минуты ему даже нравилось в школе, несмотря на жестокие наказания, которым мальчики ежедневно подвергались. Питер знал, что все они здесь — сыновья джентльменов из родовитых семей, а это значит, что он попал в хорошее общество.

Время пролетело незаметно. Еще вчера он корпел над латынью, а сегодня уже сидел в поезде, прижавшись носом к стеклу. Снег сменился дождем, и косые струи заливали окна, превращая пейзаж в размытые буро-коричневые кляксы, но Питер никак не мог перестать улыбаться. В купе он уселся вместе с Генри, а потом к ним присоединились мальчики постарше. Всю дорогу они болтали о чем-то своем, а Питер и Генри, словно сговорившись, молчали и смотрели в окно. Они оба слишком долго мечтали об этой поездке.

В Лондоне Питера встретил один шофер; никто из Дома за ним не приехал.

— Вашей матушке нездоровится, — сообщил он. — А мистер Гарланд на службе.

— А что мисс Лоран? — поинтересовался Питер.

— Она готовит десерт, — отозвался шофер.

Питер распрощался с Генри, и они с шофером покатили домой. Питер подумал было обидеться на мисс Лоран, но потом смягчился. В конце концов, у нее есть своя работа. На отца по той же причине Питер дуться не думал, ну а мать чувствовала себя плохо всегда.

В холле его встретила только бывшая гувернантка.

— Вы вернулись! — она подбежала к нему, скинула передник, который был весь в муке, и бросилась ему на шею.

Теперь он почти сравнялся с ней ростом, и ей даже не пришлось наклоняться.

— Как же вы выросли! — она взяла его за плечи и чуть отодвинула, чтобы получше разглядеть.

От нее пахло лавандовым полем и маковым сиропом. Волосы от горячего и влажного воздуха на кухне вились так неистово, что выбившиеся из прически пряди походили на пружинки. Она была в одном из клетчатых платьев, которые так любила, в ушах качались длинные серьги, а вот на пальцах он не заметил ни одного кольца: ради пирожных их пришлось снять.

От знакомого аромата, от взгляда ее огромных, ярких глаз, от нежного прикосновения ее рук у Питера закружилась голова. Как же он по ней скучал!

— Вы же не видели меня всего пару месяцев, — покраснел он. — Как же я мог вырасти?

— Еще как! — воскликнула она. — А теперь вы должны рассказать мне все-все, до самой последней детали. Сначала, конечно, переоденьтесь с дороги… Может быть, принести вам чашку чая?

Питер зарделся еще больше. Мисс Лоран не должна была прислуживать в этом доме.

— Нет, спасибо.

На самом деле он очень хотел пить, но решил, что сам сбегает на кухню.

— А где мама? Отец все еще на службе? — спросил он, деловито кашлянув и стараясь прогнать с лица краску.

— Мистер Гарланд еще не вернулся, но к ужину обещал быть. А миссис Гарланд сейчас спустится. Вы приехали чуть раньше, чем мы ожидали.

Да, но мисс Лоран-то услышала шум мотора и вышла в холл. А его мать? Питер мотнул головой.

— Вот и мой сын!

На лестнице послышались шаги. Питеру показалось, что мать за время его отсутствия сильно подурнела. Под ее глазами залегли глубокие черные тени, вокруг собрались морщины. Она улыбалась, но взгляд у нее был усталый, серый. Питер шагнул к ней, чтобы обнять, как только что сделала мисс Лоран, но мать лишь протянула руку для поцелуя. Питер чинно выпрямился, принял руку и легко коснулся кожи губами. Ему хотелось сейчас же обнять ее, что есть силы, зарыться носом в волосы, зажмуриться и просто стоять, но она не двигалась, легко улыбаясь.

— Значит, школа тебе не понравилась? — поинтересовалась она.

Питер покачал головой.

— Над этим тебе стоит подумать. У тебя есть почти две недели, чтобы захотеть обратно, — заметила она уже строго.

Питер подумал, что захоти он или нет, его все равно отправят обратно. Пожалуй, даже вселенский потоп не помешает планам его родителей «сделать из него человека». А если его снесет могучей волной на одной из школьных парт, тем лучше: значит, он оставался на пути истинном до конца.

— Прекрасно, — сказала мать. — Ужин в восемь. Не опаздывай. За столом ты все нам с отцом расскажешь.

С этими словами она развернулась и стала подниматься наверх. Питер так и остался стоять. Ему казалось, что соскучившаяся мать должна провести с сыном чуть больше времени, но она просто поднялась к себе, отложив все расспросы до ужина. Неужели ей неинтересно? Не любопытно? Или ей все равно? А может, она чувствует себя так плохо, что не может находиться на ногах слишком долго? Но ведь он вполне мог бы навестить ее в ее комнате?.. Питеру почудилось, что кто-то невидимый огрел его по лицу пощечиной. Внезапно отчаянно захотелось плакать, но он сжал зубы, и это помогло.

Мисс Лоран подошла сзади и мягко положила руку ему на плечо. Питер вздрогнул и отстранился.

— Я поднимусь к себе, — пробормотал он, не глядя на бывшую гувернантку.

Это прикосновение ему было неприятно вдвойне. Он не желал сдаваться ее сочувствию, не хотел показывать свое разочарование.А еще по коже от него разбежались странные, горячие искорки, и Питер их испугался. Нечто похожее он испытал несколькими минутами раньше, когда мисс Лоран его обняла, но тогда от волнения он ничего не понял, только раскраснелся. А ведь в этом ощущении было что-то новое, что-то непонятное, и он никак не мог взять в толк, почему оно появилось сейчас. Ведь мисс Лоран к нему прикасалась и раньше, до школы. Но он решил над этим не задумываться, и просто потопал вверх по лестнице, словно хотел шагами заглушить собственные мысли.

Заслышав хлопанье входной двери, Питер тут же хотел бежать вниз. Отец вернулся! Сейчас он увидит отца! Но странный шум и разговоры остановили его. Сначала громко, потом еще громче, а затем и вовсе крики. Он приоткрыл дверь своей спальни и высунул голову на лестницу. Из холла доносились отголоски ссоры.

— …два часа назад! — услышал он голос матери. В нем звенело злое, кошачье раздражение.

Ответ он не разобрал. Похоже, отец в ответ кричать не собирался.

— Сегодня вернулся твой сын! Даже сегодня!

Питер чуть попятился. Ему совсем не хотелось быть предметом ссоры обычно спокойных, рассудительных, а вообще-то и вовсе холодных родителей. Они редко повышали голос, а между собой не ругались никогда. Тут Питер стал припоминать, что в последние годы они и вовсе друг с другом почти не разговаривали, но тут снизу хлопнула дверь, и воцарилась тишина. Он боялся пошевелиться. Что, если мать сейчас поднимается и застанет его подслушивающим сцену, которая совершенно его не касается? Но было тихо.

Питер спрятался в своей детской и просидел оставшиеся до ужина полчаса, не шевелясь. Он плохо понимал, что происходит дома. По правде говоря, он никогда особенно не понимал, но сейчас, после долгих месяцев вдали, все казалось новым, чужим, странным. Как будто это не он вернулся на каникулы, его заменили в школе, оставили его настоящего в комнатке с Барреттом, а сюда выслали его копию. И теперь все кажется ему таким болезненно-неправильным и посторонним, что хоть вой.

Он спустился сразу, как пробили часы, сел за стол и еще долго ждал остальных.

Когда за матерью в столовую вошел отец, Питер не сразу узнал его, так тот постарел. Казалось, он поседел на полголовы, кожа его приобрела неприятный, буроватый оттенок, и влажно блестела на лбу и крыльях носа. Он улыбнулся Питеру как-то натянуто и уселся во главе стола.

— Вернулся, значит? — поинтересовался отец с деланой веселостью.

Мальчик кивнул.

— Наберешься сил, а потом — обратно, — продолжил он. — Больше терпения и еще больше усердия! И тогда ты станешь настоящим джентльменом.

Если обыкновенных джентльменов выделывают прутом, что пришлось пережить королю?.. Питер смотрел на отца и молчал.

— Ну, расскажи, с кем тебя поселили?

Мальчик сглотнул. Рассказывать о Барретте совсем не хотелось. Он проговорил:

— Его зовут Себастиан, мы подружились.

— Отлично! — отец взмахнул ножом. — Ну а какой твой любимый предмет?

Питер с отчаянием пролепетал:

— История.

— Ну а как же военное дело?

— Зачем ребенку военное дело? — подала голос мать, подняв глаза от еще пустой тарелки.

Она смотрела на отца хмуро, сухо.

— Оно начнется в старших классах, — отозвался Питер, не зная, к нему ли относился вопрос.

— Как же без военного дела? Обязательно, обязательно! — отец отложил нож, чуть не задев служанку, которая разносила суп.

— Злобе людей обучать нечего, — пробормотала мать холодно. — Ее и так хватает.

— Ну что ты такое говоришь, — устало вздохнул отец.

— Правду говорю, правду! — внезапно взвилась она.

Питер прирос к сиденью стула и старательно уткнулся взглядом в плавающие на поверхности супа кружки жира.

— Злобе, лицемерию и эгоизму! — продолжала мать.

Мальчик принялся за суп, не смотря по сторонам.

— И больше всего — эгоизму!

Он гонял суп в тарелке, следя, как за ложкой расходятся волны.

— Давай больше об этом не будем, — попытался остановить ее мистер Гарланд.

— Согласна! Полностью согласна! — как-то совершенно неутвердительно выкрикнула мать.

— Ну а преподаватели? — ломаным голосом поинтересовался отец, снова обращаясь к Питеру.

Тот кивнул:

— Все хорошо.

— Это хорошо, — в тон ответил мистер Гарланд.

На время за столом установилось молчание, и слышен был только звон приборов, да шорох платья служанки, которая убирала тарелки и заменяла их на новые. Над вторым отец снова попытался завести разговор о школе, о дороге и о попутчиках, и Питер, как мог, старался отвечать. Выходило у него кратко, испуганно и тихо, и потому отцу приходилось переспрашивать. Мать молчала и, кажется, в сторону сына даже не смотрела. Голос у отца был чужой, образцово-ласковый, нарочито-бодрый.

Когда подали десерт, Питер выдохнул. Сейчас он побыстрее проглотит пирог и убежит к себе наверх, чтобы зарыться в одеяло и скорее заснуть. Он даже не будет мыть руки и лицо, не сложит одежду, а просто забудется сном, а наутро… Наутро приедет Абигейл. Да, завтра приедет его подруга, и вот тогда все будет хорошо.

Но когда ужин завершился, и мать в молчании покинула столовую, отец попросил Питера пойти за ним. Они уселись в полутемной гостиной, где в камине уже весело полыхало пламя, и мистер Гарланд стал раскуривать трубку. Во всполохах огня Питер ясно видел, какой испариной покрылось лицо отца, как дрожат его руки, но спрашивать он права не имел. Поинтересоваться, не болен ли он? Отец никогда не болел. Узнать, все ли в порядке у него с матерью? А вот это и вовсе выходит за все рамки. И Питер молчал, ожидая, когда отец заговорит.

Тот откинулся на подушки, затянулся и внимательно посмотрел на сына. Теперь он выглядел чуть спокойнее, чем в ярко освещенной, наэлектризованной раздражением матери столовой. Здесь было тепло, темно, и только поленья мягко потрескивали в ярком жерле камина.

— У тебя все хорошо? — спросил, наконец, мистер Гарланд.

Питер кивнул. Разве может быть ответ другим? Он жаловался в письме на розги, но никто его не послушал. Рассказывать о своих полутора друзьях? О том, как он до сих пор с трудом отбивает раздаточную ложку за столом, только бы не остаться голодным?

— Завтра приедет Абигейл, — задумчиво заметил отец.

Он больше не говорил тем мерзким добрым тоном, который взял за столом. Зато теперь в его голосе звучала усталость, тяжелая, как целая россыпь каменных глыб. И в глазах у него были те же глыбы — серые, мрачные, неподъемные.

— Да, — Питер чуть оживился, но вида не подал. Не хотелось показывать лишней радости, когда вокруг творилось что-то совсем непонятное.

— Она останется на три дня?

— Да.

— Это хорошо, — отец снова затянулся, и в полумраке его трубка мелькнула красным пятнышком. — Она прекрасная девочка. Из чудесной семьи.

Питер кивнул.

— Кстати, с Рождеством, — невесело напомнил отец. — Подарок уже ждет тебя наверху.

Мальчик вздрогнул. Он совсем забыл, что праздник сегодня. Никакой суеты, приготовлений или особого празднества не чувствовалось. Дом, конечно, слуги украсили, но за столом о Рождестве даже словом не обмолвились, а мать ушла почти сразу. Им стоило бы сейчас сидеть в гостиной всем вместе. Может быть, мисс Лоран сыграла бы пару традиционных песен, а они пили бы обжигающий чай, доедали бы остатки пирога, вынесенного из столовой. Было бы сладко и умиротворяюще-тепло. Так, как бывало раньше. Мать никогда не подпевала мисс Лоран, никогда не хвалила ее выпечку, но сидела с ними в Сочельник всегда. Тихо, спокойно, совсем не так, как сегодня за ужином. Она могла бы молчать, а Питер сидел бы на ковре у ее ног и прижимался бы к ее платью. Но сегодня все было не так.

— Ладно, поднимайся к себе, — задумчиво проговорил отец, пыхнув трубкой. — Ты наверняка захочешь встать завтра пораньше.

Он подмигнул ему. Питер немного воспрянул духом. Ему нравилось, когда отец говорил с ним вот так, по-взрослому. Только выглядел он таким больным… Питер окинул отца еще одним взглядом, поднялся на ноги и, помедлив, все же пожелал спокойной ночи.