Глава 5. Трещина

Питер был на седьмом небе от счастья. Уже который раз вся семья собиралась за одним столом, и он мог всласть наглядеться и на мать, и на отца. Раньше такое случалось не чаще раза в неделю, а теперь они и завтракали, и обедали, и ужинали вместе. Иногда, правда, мать все же просила поднять завтрак прямо в номер, но Питер прощал ей старые привычки, ведь в остальное время они оставались настоящей семьей.

Впервые в жизни.

Вместе они спускались в обеденную залу, вместе отправлялись на прогулку вдоль побережья, вместе отдыхали на пляже, даже вместе пили чай, что Питеру казалось поводом совсем уж незначительным и необязательным. Они выглядели как семейство с книжных картинок: благообразное, счастливое, дружное.

И Питеру хотелось прыгать от восторга.

Тем более что этим утром прибывали Коллинзы. И, конечно, Абигейл.

— Хочешь встретить свою подружку на станции? — весело поинтересовался отец.

Питер нечасто видел его в таком хорошем настроении.

— Конечно, хочу! — он даже подпрыгнул на стуле.

— Я попрошу шофера вас отвезти, — он разломил булочку пополам и стал задумчиво намазывать ее маслом. — Поезд прибудет к полудню. Или, может, отвезу вас сам?

Он отложил нож и, подумав, примерил на булочку кусок ветчины.

— Или лучше с сыром? — подумал он вслух.

Сэндвич крепко овладел его вниманием.

— Может, не стоит? — миссис Гарланд положила ладонь на его руку. — Водитель справится куда лучше… Вдобавок, эти французские дороги!

— Еще интереснее! — воскликнул он, меняя кусочки ветчины и сыра. — Так-то лучше.

— Джон, — миссис Гарланд укоризненно покачала головой. — К чему беспокоиться, когда есть прислуга?

— Все меняется, — он, наконец, посмотрел на нее, оставив булочку. — Что будет, если когда-нибудь мы окажемся без слуг?

— Не говори глупостей, — фыркнула она. — К тому же, какое мне дело до «когда-нибудь», если ты собираешься садиться за руль уже сегодня.

— Сяду сегодня, назавтра буду уже асом, — он ей подмигнул. — Ничего страшного, Эдна. Решено. Я отвезу Питера и мисс Лоран.

Он поглядел сначала на Питера, а потом на гувернантку.

— Согласны?

— Конечно! — воскликнул мальчик.

Миссис Гарланд молчала, но было видно, что затея ей не по душе. Мисс Лоран, напротив, сдержанно улыбалась. Не каждый день выдается удача покататься на автомобиле. Питер пребывал в таком возбуждении, что не мог есть.

— Можно я пойду переодеваться?

— Доешь, — прохладно бросила мать.

Он понурился, принявшись перемешивать джем с маслом, а под столом тайно перебирал ногами, приплясывая. Они поедут встречать Абигейл! Не только ее, конечно, но какое ему дело до остальной семьи?

Мисс Лоран выглядела чудесно. Она надела кружевные перчатки и взяла с собой такой же кружевной зонтик, нарумянилась чуть больше, чем обычно, и шлейф духов за ней разносился новый. В белом платье она казалась особенно тоненькой, изящной и эфирно-легкой. Питер невольно залюбовался своей гувернанткой и с гордостью выпятил грудь. Ему нравилось, что все взгляды обращаются к ней, и ему казалось, будто и он сам от этого становится важнее, значительнее. Еще бы, она ведь целиком принадлежит именно ему!

Мистер Гарланд подал мисс Лоран руку, помогая усесться в автомобиль, и она ласково улыбнулась.

— Благодарю, — промурлыкала она, и мистер Гарланд улыбнулся в ответ.

— Устраивайтесь, — отозвался он.

Питер запрыгнул за ней в салон и заерзал на кожаном сиденье, пытаясь усесться поудобнее. Он сразу прижался к стеклу, рассматривая зеленые холмы, которые спускались к побережью, скалы над морем чуть дальше за деревней и далекие крыши домов. Он все еще не очень понимал, какая она, эта Франция, и с торопливостью впитывал каждую каплю пейзажа, который вставал за окнами автомобиля. Зато мисс Гарланд природа новой не казалась, и она поглядывала наружу как-то отвлеченно, задумчиво. Она улыбалась краем губ, и то и дело смотрела на мистера Гарланда. Казалось, она что-то неторопливо обдумывает и совсем позабыла о Питере.

На станцию они прибыли почти одновременно с поездом. Голоса встречающих потонули в свистке паровоза, который, тормозя, выпустил гигантское облако пара, жадно поглотившее платформу и людей. Питер с распахнутыми от изумления глазами следил, как махина останавливается, и беспокойно высматривал силуэты — не растворились ли они в этих жутких клубах пара? Они прибыли сюда на таком же поезде, но изнутри этой черной, круглоносой морды со сверкающими металлическими полосами видно не было, и потому Питер почти испугался. Он неуверенно топтался, не решаясь приблизиться к платформе, но ему очень хотелось поскорее отыскать Абигейл, и потом он двинулся вперед, мужественно сжимая холодными пальцами свою дорожную кепку. Мисс Лоран с отцом остались позади, у автомобиля. Он обернулся, чтобы удостовериться, что не потерял их из виду. Отец помахал ему рукой, а мисс Гарланд качнула зонтиком, одобрительно улыбнувшись. Они стояли рядышком, такие красивые в ослепительном свете полуденного солнца: оно рисовало их фигуры так четко, так ярко, что казалось, будто они нарисованы масляными красками. Питер кивнул и снова двинулся вперед, высматривая знакомые лица. Клубы пара опадали, и скоро платформу затопили новые люди. Чемоданы, платья, зонтики, трости, шляпы… Мелькали разноцветные юбки, кричали носильщики, Питера толкали в плечи, пробираясь к выходу, а он все не видел свою Абигейл. Где этот ее огромный бант в рыжих волосах?

Наконец он увидел. Знакомая лента мелькнула в толпе позади, у самых дверей вокзала, и Питер бросился туда. Скорее, не упустить!

Они столкнулись на лужайке перед дорогой. Мистер Гарланд уже здоровался с семьей Абигейл, а та застыла чуть поодаль, ожидая очереди, когда и ей позволят сделать вежливый книксен и пожелать доброго дня. Питер сбавил ход, придавая себе такой же степенности, и остановился позади.

— Доброго утра, — брякнул он и тут же подумал, что страшно ошибся, и Абигейл немедленно поднимет его на смех. Ведь уже давно начался день.

Но она обернулась, смерила его взглядом и без тени насмешки ответила:

— Питер! Я рада тебя видеть.

Она улыбнулась ему, и мальчик чуть не покраснел. Значит, она его не забыла! Впрочем, позабудь она его и торжественную клятву в детской, дело было бы дрянь.

Она казалась такой же очаровательной, как и в первый день знакомства. Чинная, сдержанная, руки аккуратно сложены на платье. Она держалась как настоящая леди. Питер был в восторге.

— Как тебе нравится Франция? — он собрался и заговорил как можно более солидно.

— Пока не знаю, — отозвалась серьезно Абигейл. — Мы ехали всю ночь, и потому я не успела ничего рассмотреть. Только море, когда мы подъезжали. Совсем немного.

— Я обязательно тебе его покажу! — воскликнул Питер, но тут же осекся, позабыв, что он не должен вести себя как ребенок. Ведь он обязан производить на Абигейл хорошее впечатление и дальше! Нельзя допустить, чтобы она в нем разочаровалась и передумала по поводу их обещания. Они, конечно, поклялись, но кто знает, что взбредет в голову этим женщинам…

По правде говоря, он и сам еще море толком не видел. По ночам шли дожди, и купания миссис Гарланд считала преждевременными. Он, конечно, поднимался в воздух на дирижабле, и вдоволь насмотрелся на сверкающую, усыпанную солнечными бликами поверхность; и еще они отдыхали на пляже после обеда, задремывая в шезлонгах. Но к самому морю он не подходил, и воды не касался. Мать крепко-накрепко запретила ему мочить ноги «в такую погоду», а подобраться к набегающим на песок волнам без того, чтобы промочить ботинки, он никак не мог.

— Хотите сесть вместе? — предложил мистер Гарланд, когда взрослые покончили с приветствиями, а носильщики погрузили багаж.

— Пусть садятся, — кивнул мистер Коллинз.

Улыбка у него была такая же жидкая, как и его бородка.

— Так чудесно, что дети подружились, — подхватила миссис Коллинз, и от улыбки на ее щеках появились добрые ямочки.

«Совсем как у Абигейл», — подумалось Питеру. Теперь он вспомнил, что она улыбается точно так же: мягко, уютно. Случается это нечасто, и кажется она куда более серьезной, чем положено в ее возрасте, но когда ей весело — чудеснее улыбки не отыскать.

Они вместе забрались на заднее сиденье, а мисс Лоран устроилась рядом с мистером Гарландом на переднем. Солнце блестело в прядях, которые выбивались из-под ее шляпки, глаза сверкали, когда она посматривала на водителя, но Питер своей гувернанткой уже не любовался. Он был по уши занят Абигейл и осторожным разговором с ней. Он боялся сказать что-нибудь, что ей не понравится, и потому больше задавал вопросы и слушал, а потом с готовностью поддакивал, даже если согласен не был. Он украдкой рассматривал ее прическу, платье, кружева на воротничке, крошечную сумочку, и настроение его улучшалось. Все-таки прекрасную партию он для себя выбрал!

— Надолго вы? — спросила Абигейл.

— На три недели, — ответил Питер. — А вы?

— На две.

— Жаль, — Питер и вправду прозвучал как-то печально.

— Но это так много! — скривилась Абигейл. — Я уже бывала на побережье. Скучновато.

— Ты уже видела море? — мальчику стало обидно.

— Видела, конечно, — фыркнула Абигейл. — Обычное дело. Много воды и ветер.

— А как же купание? — Питеру стало грустно.

— Мне не разрешают, — покачала головой она.

— И тебе не хочется попробовать? — изумился он.

— А зачем? Там же холодно, мерзко… Фи! — ее передернуло. — А ты любишь купаться?

— Да что ты, — тут же оговорился Питер. — Мне тоже не нравится. Ну а прогулки?

— Прогулки я люблю, — кивнула девочка.

— Значит, прогуляемся после обеда! — решил Питер.

— Если разрешат, — заметила Абигейл.

— Конечно, — поддакнул он.

Абигейл держала руки на сумочке, не разжимая пальцев. Автомобиль покачивало, но она старалась сидеть прямо, даже не откинувшись на спинку, и напряженно разглядывала деревья, которые проскакивали мимо, отсчитывая ровный ритм. Она казалась такой же ровной, словно бы вычерченной по линейке. На мгновение Питеру даже почудилось, что Абигейл — искусно выделанная кукла, до боли похожая на настоящую девочку из плоти и крови, только лишенная всего человеческого. Но он тут же прогнал странную и абсурдную мысль. Абигейл ему нравилась. Очень нравилась.

У гостиницы они распрощались. Коллинзы хотели отдохнуть с дороги, но после расставания с Абигейл Питера ждал сюрприз: отец предложил ему прокатиться на пони. За навесом у гостиницы, где стояли автомобили, была пристроена конюшня. Лошадей все еще использовали слуги, на них развозили почту, а на запряженных конями телегах из деревни привозили овощи, фрукты, молоко и хлеб. Здесь же держали несколько коротконогих, толстеньких крепышей-пони, на которых с удовольствием катались дети.

В их летнем шотландском поместье у Питера был собственный пони, но за долгую зиму он почти позабыл, каково это — сидеть в седле. От предвкушения попробовать заново он почти позабыл неприятный осадок от вранья, который остался у него после поездки с Абигейл. Вдобавок, его сопровождал отец, а такое случается нечасто.

Мисс Лоран безмолвно сопровождала их, сдержанно улыбаясь. Питеру все время казалось, что ей хочется плясать, как ему самому — так у нее блестели глаза — но она держалась аккуратно и без спроса в разговоры не вмешивалась. Питер знал, как тяжело ей дается молчание: после таких прогулок, оставшись с ним наедине, она буквально не закрывала рта. Она щебетала, как птица, обсуждала с мальчиком людей, их разговоры, их выражения лиц, и они смеялись вместе, словно давние друзья. Иногда ему чудилось, что мисс Лоран совсем не взрослая: она так заразительно хохотала, так лукаво улыбалась, так быстро и ловко двигалась, будто танцевала… Но сейчас она должна была вести себя как положено, вот только и Питер, и, кажется, мистер Гарланд, догадывались о том, что царит у нее внутри. Мальчик весело оглядывался в сторону мисс Лоран и ловил ее смеющийся взгляд, а потом смотрел на отца, такого близкого и понятного оттого, что тот не говорил о делах, и Питеру казалось, что счастливее, чем теперь, он никогда не был и не будет. Вот бы еще мать гуляла с ними вместе! Но этим утром она осталась у себя, обещая спуститься к обеду.

Отец договорился с конюхом, и Питер побежал выбирать лошадку. В конюшне было тепло, горько пахло сеном и животными, слышалось фырканье и стук подков заскучавших без дела животных. Море здесь казалось каким-то несуразно-далеким, будто Питер снова был дома, в шотландском поместье, ожидая, пока заседлают его Карамельку. Он долго не мог решить, какой пони нравится больше: забавный серый в яблоках или горделивый вороной. Его Карамелька был рыже-пегим, и своей уютной неуклюжестью походил на здешнего серого. Но шелково-вороной нравился ему больше: очень уж красивый. Пока мальчик бегал от одной двери стойла к другой, трогая пони за влажные носы, отец и мисс Лоран ждали снаружи.

Он выбрал вороного. Пони заседлали, вывели под уздцы, посадили на него Питера; слуга повел их по тропе вдоль побережья, а потом завернул в рощу. Мальчику больше нравилось рассматривать море и горделиво распрямляться, когда на него с завистью посматривали другие дети, которые прогуливались со своими нянюшками по променаду, но среди деревьев не так дул ветер. Зато не было здесь и яркого, согревающего солнца, и Питера начало знобить. Он с досадой отмахивался от мысли о холоде и еще крепче сжимал коленями круглые бока вороного красавца-пони. В конце концов, за сегодня ему посчастливилось получить уже второй подарок, и он не собирался отвлекаться на какие-то глупости во время этой нежданной прогулки.

Мистер Гарланд и гувернантка, чуть отставая, шли позади. Они говорили о чем-то, и, развернувшись на секунду в седле, Питер видел, как беззаботно смеется мисс Лоран, прикрывая улыбку перчаткой. Оттого, что ей с отцом было весело, Питер и сам жмурился от радости. А в гостинице его ждет Абигейл, и они наверняка увидятся за обедом, а потом и за ужином, а еще они обязательно прогуляются по набережной. Как можно быть счастливее, чем теперь?..

Оглушительный треск заставил Питера вздрогнуть.

Он снова сидел в библиотеке, пытаясь разобрать письмена из книг, которые занимали полки до самого купола башни. В какое-то мгновение Питеру показалось, что смысл будто бы вспыхнул между строк на чужом языке, и отголоски букв зазвучали до боли знакомо, но потом искра потухла, и смысл выскользнул из рук, как склизкий уж.

Он отбросил книгу и шагнул к окну, но в полумраке подступающих сумерек никого не заметил. Что это было? Птица? Зверь? Или человек?

Спускаясь вниз, он не встретил ни души. Также безлюдно было и в саду. То же творилось и на переднем дворе: ни шага, ни вздоха. По правде говоря, он еще ни разу не встретил здесь ни единой живой души, и скорее испугался бы, столкнись лицом к лицу с фигурой во тьме. Но сейчас ему было страшно от беззащитного одиночества. Он явственно слышал треск, как будто огромное дерево надломилось пополам, и оно вот-вот собиралось рухнуть. Но откуда шел этот звук? Питер бродил вокруг башен, бессмысленно проводя пальцами по камням и думая.

А потом он увидел трещину. У моста через пруд, под окном большого зала каменную стену повело черной нитью разлома. Пока что он был совсем узким, неприметным, но совсем свежим. Вот откуда ему послышался этот жутковатый, странный треск… Но как стена могла треснуть? К тому же, стена старого, крепкого на вид замка?

Он потрогал края трещины, встал на цыпочки, пытаясь разглядеть, как высоко она поднялась. Она доходила до верхушки окна и там останавливалась, указывая в небо. Но это сегодня. Что будет завтра? И отчего она появилась? Что, если на следующий вечер он увидит на месте замка груду камней?

Он бросился в зал с тусклыми масляными лампами, на половину которого раскинулась карта, но свой замок нашел не сразу. План как будто бы расширился, вытянулся поперек комнаты, прирастив лес, гряду холмов, морское побережье и целую деревню. В долине замерла железная дорога, а у вокзала с остроконечным шпилем спал черный паровоз с прицепленной вереницей вагончиков. Питер на них внимания не обратил; он стал просматривать вывески, которыми пестрели улицы одного из рабочих районов города. Но надписи здесь были выведены на том же языке, что и на корешках книг в библиотечной башне. Он не понимал ни слова.

Питер вздрогнул и вцепился в поводья сильнее. Его трясло так, будто внезапно грянул мороз, и голова стала мутной, как вода в грязной луже. Они уже выходили из рощи, оставив деревья позади, и от вида приближающейся конюшни Питеру стало будто бы легче. Он цепко держался за гриву беззаботного пони, и мечтал о том, как с него слезет. В голове ударяло от каждого его шага, и Питер болезненно прикрывал глаза, считая оставшиеся до заветных дверей ярды.

— Прибыли, сэр, — проговорил слуга и потянулся помочь мальчику, но тот уже сполз с седла сам и побрел в сторону гостиницы.

Мисс Лоран, которая так и сопровождала его вместе с мистером Гарландом всю прогулку, догнала его только наверху.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила она.

— Можно я сегодня не буду обедать? — спросил Питер, взглянув на нее.

Гувернантка ахнула. Он был бледен и дрожал как мышонок.

Узнав о том, что сын заболел, слегла и миссис Гарланд. Мистер Гарланд качал головой, а мисс Лоран впервые серьезно беспокоилась.

— Это я виновата, — бормотала она, укрывая его вторым одеялом. — Конечно, вас продуло. Такой ветер!

Она не отходила от кровати Питера, но когда он засыпал, оставляла комнату, чтобы не тревожить больного. Мальчик знал об этом, потому что просыпался часто, и гувернантки рядом не видел. От этой мысли ему становилось еще хуже, и он проваливался в сон еще быстрее. Мисс Лоран возвращалась быстро — Питер следил по часам — но он предпочел бы видеть ее рядом все время.

Ни о каких обедах в общем зале речи больше не шло. Еду мальчику приносили в комнату, но он отворачивался даже от тарелки самого жидкого супа. Мисс Лоран с трудом сохраняла напускную оживленность, пытаясь его развеселить и соблазнить хоть на кусочек печенья, но Питер и без того ненавидел сладкое, а теперь ему и смотреть на него было противно.

— Вам нужно есть, — умоляла она.

Мальчик хмурился, смотря, как неестественно она усмехается, и отчаянно скучал по ее настоящей, полной света улыбке. Ему казалось, что от такой он выздоровеет сразу.

Но еще больше Питера выводило из себя бессилие. Жар спал, но температура все равно держалась, и ему все время хотелось спать. Просыпаясь, он немного лежал с открытыми глазами и пытался разглядеть за приспущенными шторами краешек соленой волны, но для того, чтобы увидеть море целиком, ему нужно было сесть. Так и проходили часы: Питеру до слез хотелось гулять по пляжу, играть с Абигейл, обедать с родителями в общем зале с позолоченными колоннами, но вместо того он только спал, спал и спал.

Во сне ему виделся замок, трещины, которые разверзали черные пропасти, расколоченные окна и зеркала, разорванные картины и растоптанная карта в зале с масляными лампами. Потом он переворачивался на другой бок, и замок представал перед ним в том виде, что прежде, а трещина исчезала, растворившись в каменной кладке.

Когда миссис Гарланд стало лучше, она решительно отстранила гувернантку и принялась ухаживать за Питером сама. Мисс Лоран смотрела на нее с беспокойством и сожалением, будто чувствовала себя виноватой в болезни мальчика, но миссис Гарланд была неумолима.

— Отдохни, — кивнула она. — Я справлюсь.

Питер смотрел на мать счастливыми глазами и не мог поверить. Он почти забыл, каково это — ощущать прикосновения рук своей матери, слышать ее ласковый голос. Мягко, но все же отчитывать за пятно на рубашке, за неприличный зевок, за забытое «спасибо» она могла чуть не каждый день, но на этом все и заканчивалось. А вот слушать медленные, нежные сказки — это было совершенно другое. Питер проваливался в полудрему, не отпуская звуков ее голоса, и наполовину слушал, наполовину спал, сплетая сновидения с образом матери.

Он выздоровел, когда Коллинзы уже засобирались домой. Питеру наконец-то разрешили выходить на улицу, и он подолгу бродил с мисс Лоран по саду, ловя бабочек и наблюдая за птицами. Абигейл к нему не пускали. Что, если заразит?.. Мальчик в раздражении пинал камешки носками ботинок. Он так и не успел насмотреться на Абигейл, вдоволь с ней поиграть, всласть наговориться. Он забыл ту неловкость, которую ощущал, стоило ему снова соврать о чем-то в угоду строгой подруге. Испарились воспоминания о том, как тщательно он выбирал слова, как аккуратно формулировал ответы. Только бы ее не задеть! Только бы не сказать того, что придется Абигейл не по вкусу! Держаться как можно нейтральнее, а если ей что-то нравится — тут же поддержать. Нет, все это Питер уже позабыл. Сейчас он только негодовал на злую судьбу, которая заставила его заболеть в самый интересный момент.

Перед отъездом детям все же разрешили попрощаться. Нянюшка Абигейл держала девочку под локоть, не позволяя подойти ближе, и Питер вспомнил, что точно так же на поводке сдерживают любопытных собачек. Однако Абигейл особой рьяностью проявления чувств не отличалась. Она вежливо кивнула и пожелала ему приятной недели, а потом развернулась и последовала за няней к автомобилю.

Питер возвращался в гостиницу с таким унынием, что хотелось уткнуться в подушку и снова спать, спать и спать. Абигейл уехала, а они даже и дня вместе не провели! Что за невезение? Он топал так сильно, что запылил ботинки, и мисс Лоран сделала ему замечание. Питер недовольно засопел и стал топать с удвоенным рвением. Гувернантка положила руку ему на плечо и ласково заметила:

— Джентльмены себя так не ведут.

Мальчик не скинул ее руку, но выпалил:

— А я веду!

Мисс Лоран покачала головой:

— Вы меня расстраиваете.

Питеру топать расхотелось.

Не так часто между ними возникали ссоры, и еще реже он на нее дулся. Она была не такой, как другие взрослые. Не ругала, не наказывала и словно бы считала его равным. Она мало требовала, но много предлагала, и оттого не хотелось спорить, а только невольно соглашаться. Вот и теперь — она не запрещала, как сделала бы миссис Гарланд, но лишь мягко укоряла. От этого вся злость улетучивалась. Иногда Питеру казалось, что она настоящая колдунья. Стоило ей сказать одно слово, и вся ненависть испарялась. Только вот вылечить его она не могла. Не помогали ее руки так, как материны. Он выздоровел от улыбки миссис Гарланд, а мисс Лоран он не видел почти неделю. Где была его гувернантка? Почему не заглянула хоть разок?

Питер снова впал в уныние. Он поднимался по ступенькам главной лестницы, укрытой пушистым ковром, и смотрел, как подошвы утопают в ворсе. Гувернантка шла позади, а он мучительно думал. Кого он любит больше: мать или мисс Лоран?

Мать он любил всегда. Такую родную, хрупкую, единственную. Может, она чрезмерно пеклась о его здоровье. Может, она слишком много запрещала. Может, она не умела всегда быть простой и играла с ним слишком редко. И будучи рядом, она вечно оставалась далеко-далеко. Странное ощущение: протяни руку — она здесь, но словно призрак. Но от всего этого, казалось, он любит свою мать еще больше. Редкие встречи с ней становились счастьем, а те, в которые она не беспокоилась о его бледности, уроках или обеде, — настоящим праздником. Питер и сам уже не мог сказать, за что именно любит свою маму. Он просто ощущал, что без нее пропадет, даже если куда больше о нем всегда заботилась нянюшка, учитель Лайонз или даже дворецкий. Он безропотно и безмолвно ждал встреч с той, которая несла тепло, и тихо ждал, пока она отвлекалась на свои дела, оставляя его на попечение других. Именно из-за острого, сосущего чувства одиночества Питер увидел первую свою Фантазию. В вымышленном мирке было просто, уютно и хорошо — почти так же тепло, как с матерью. И здесь можно было переждать те дни, в которые она неважно себя чувствовала или, напротив, выезжала в город, возвращаясь слишком поздно, чтобы застать его не спящим. Настоящее спасение.

Но теперь появилась мисс Лоран, и все перевернулось с ног на голову. Она проводила с ним дни напролет. Она играла на рояле и пела песни — с аккомпанементом или без. Она с выражением читала вслух и веселила его до слез, когда меняла голоса, изображая разных героев. Она удивительно выглядела: эти ее румяна, чудные украшения (не то, что тусклая няня), цветные платья. У нее был звонкий, молодой голос. И смеялась она так заразительно, что казалось, будто весь мир вот-вот за ней подхватит. Она пахла лавандовыми духами. Скучно учить она не умела. Она была француженкой. Она не бубнила, как учитель Лайонз. Она умела удивительно рисовать. Она никогда его не ругала. И казалась немного волшебницей: она покупала расположение людей одной своей улыбкой. А этот ее странный, чудесный подарок? Ему лишь кажется, или в нем и правда есть тайна?

Питер разрывался, сам не понимая, почему должен выбирать.

Одна из чашечек весов стала тяжелее к вечеру.

Его уже уложили, но он никак не мог сомкнуть глаз. Ворочался, сбивая простыни, считал пятна света на потолке, пытался сам себе рассказывать сказку, но все было тщетно. Он знал, что мать и отец после ужина вернулись в главный зал, чтобы послушать какого-то знаменитого скрипача, а мисс Лоран давно ушла к себе. Пожаловаться было некому, а бессонница изводила.

К полуночи в соседней комнате ему почудился стук, и он тут же выскочил из постели. Они вернулись!

Питер открыл дверь в гостиную, но удивился, не заметив под дверью родительской спальни света. Было темно, и только призрачное лунное сияние заливало ковры серебром. Мальчик на цыпочках пробрался по светлому пятну до двери и прислушался. За дверью что-то тихо зашуршало. Оставалось только тихонько приоткрыть дверь…

В узкой щели он увидел мисс Лоран. Сидя у туалетного столика, она задумчиво перебирала украшения, сложенные в шкатулке. Вынимала одну за другой пары сережек, прикладывала к ушам, минуту любовалась собственным отражением и откладывала назад. Потом меряла кольца, ожерелья и бусы — неторопливо застегивала замочки, крутилась перед зеркалом, а затем возвращала украшение в коробочку. В полумраке лунной ночи ее кожа казалась серебристой, как змеиная чешуя, но Питер не видел выражения ее лица — его скрывала тень. Он колебался, думая, зайти ему или нет, но ощущение неправильности заставило его остаться на месте.

Наигравшись с украшениями, мисс Лоран вернула шкатулку в ящичек, оправила перед зеркалом прическу и вышла в другую дверь. Она оставила Питера в совершеннейшем недоумении, и он еще долго стоял, пытаясь разобраться в том, что увидел.

Он точно знал, что гувернантка ничего не взяла. Конечно, он застал ее не сразу, но карманов в ее платье не было, в ушах остались знакомые жемчужные капельки, которые она носила по четвергам, на пальцах колец не прибавилось, а все ожерелья с шеи она сняла. Но мисс Лоран перебирала чужие вещи, а подобное вряд ли положено гувернанткам, даже таким, как она. Однако с другой стороны, все как раньше: прикасалась она к драгоценностям или нет, все лежит на месте. Не увидел бы он эту сцену, ничего бы не изменилось. Бусы здесь, а мисс Лоран — в своей комнатке, которую делит с камеристкой матери. И ничего не случилось…

Но чашка весов все-таки качнулась. Питер больше не доверял мисс Лоран так, как прежде. Однако получалось это у него без особой уверенности: быть может, увиденное — лишь невинная шутка, и он зря подумал дурное. К тому же, все это время она была с ним так мила, так добра, так беспокоилась, когда он заболел… Но когда мать заменила мисс Лоран, та и не подумала Питера навестить. Пусть миссис Гарланд и не велела, гувернантка могла заглянуть к нему тайком, когда мать спускалась на гостиничную кухню, чтобы договориться об особом меню для больного … Или все не так просто? В конце концов, мать ее отослала, а к чему нарушать приказания того, кто платит тебе деньги?..

Питер чувствовал, что запутался. Мисс Лоран казалась самой чудесной гувернанткой, которую только можно представить, но у него появлялось все больше и больше вопросов.

И если не о ней самой, то об ее подарке.

Одной ночью Питер снова увидел огонек, и выглядело это, как обычно, страннее некуда. То ли загорелся, то ли нет… Показалось или окно загорелось в самом деле? И тут ему в голову пришла идея: что, если разобрать домик и посмотреть, что внутри? От одной мысли, что он наконец-то найдет отгадку, прогнало всю усталость. Он принялся за дело.

За запертыми створками шумело море, завывал ветер. Лето выдалось не самым теплым, но, в конце концов, стоял всего лишь июнь. Впереди — июль и август, и уж тогда природа отыграется. Даже в сыром, пропитанном плесневелым холодом Лондоне. Питер прислушивался к тому, как стропы бьются о флагштоки со спущенными полотнищами, как хлопают отошедшие ставни, как высокая волна набрасывается на гальку, с шуршанием забирая горсти камешков с собой.

Он тихонько пробрался в гостиную, где на журнальном столике еще днем заметил нож для разрезания писем, и с торжеством шпиона утащил трофей в детскую. Прислушиваясь, не заглянет ли к нему мать, чтобы проверить, спит ли он, Питер приступил к своей работе. Игрушка казалась тяжелой, склеенной на совесть, и донышко никак не отходило. Он попытался вскрыть окно, но оно было такое маленькое, что он едва мог попасть кончиком ножа в его угол. С дверью получалось то же самое, а крыша и вовсе приделали намертво. Питер сопел, крутя домик в руках, тряс его, пытался отогнуть краешек дна. Когда оно, наконец, поддалось, мальчик успел порядком вспотеть.

Он отковырял нижнюю часть, отложил и заглянул внутрь. Удивительно, но замок был разделен на залы, точно настоящий, в угловые башенки уходили миниатюрные винтовые лесенки, на стенах темнели едва различимые квадратики картин, а рядом выступали крючки светильников. И потолок, и стены были отделаны деревянными панельками, а пол, который Питер из любопытства перевернул, сверкал начищенным паркетом из узеньких пластинок, на котором были расставлены столики, кресла, диваны, шкафчики и вазы. Он с удивлением рассматривал микроскопические детали и изумлялся, какой мастер сумел так ловко все сработать. Игрушка оказалась и вправду удивительной.

Но это открытие никак не помогало решить вопрос с огоньками в окнах.

Зато предлагало новый.

Приглядевшись к картинам в одном из залов, Питер вытаращил глаза. Может быть, это лишь его воображение? Но два портрета выглядели так знакомо… Он пригляделся. Да, так и есть: одна картина изображала его, а другая — Абигейл.