Во-первых, это была женщина.
Во-вторых, она улыбалась так широко, словно приехала на морской курорт, и ей предстоят лишь солнечные ванны, купание и сон до полудня.
Ей было двадцать восемь лет, прибыла она из Франции, и звали ее мадемуазель Лоран. Она выглядела до невозможности стройной, но если у матери Питера худоба казалась болезненной, то новая гувернантка так и лучилась здоровьем. Она отличалась румянцем, глаза у нее блестели, и кожа была приятного оттенка. Приехала мадемуазель Лоран в темно-бордовом дорожном платье, излишне роскошном для женщины ее положения, но оно так чудесно сидело на ее стройной фигуре, что ей тут же хотелось простить все. На голове у нее аккуратно сидела шляпка с вуалью, на руках — длинные лайковые перчатки, а у ног стоял объемистый чемодан из коричневой кожи. От нее пахло дорожной пылью, свежим воздухом, смехом и лавандовыми духами.
Питер, выглядывая из-за угла, встречал гостью с легким опасением. Он уже подготовился, собравшись ненавидеть гувернантку с того самого мгновения, как она переступит порог дома, но стоило мальчику увидеть эту женщину, как ему захотелось ее обожать.
Ведь она оказалась вовсе не старым занудой с полной коллекцией энциклопедий в багаже, а полюбить можно уже и за это. Но, кажется, мадемуазель Лоран на этом останавливаться не собиралась.
— А вот и сэр Гарланд, — она наклонилась к мальчику, сняла перчатку и совершенно серьезно протянула ему руку.
Питер немного оторопел, но подал свою. У нее была нежная, гладкая кожа, и пальцы украшало сразу несколько колец. Мальчик глотнул аромата ее духов, и у него тут же слегка закружилась голова. Но не от отвращения, как было с тетушкой Этель: этот запах ему сразу понравился, и он с готовностью стал вдыхать еще и еще.
Мадемуазель Лоран рассмеялась.
— Приятно познакомиться, — сказала она и повернулась к отцу, который задержал свое отбытие в Сити. — У вас чудесный дом.
Тот сухо кивнул.
— Надеюсь, вам тут понравится. Питер — отличный малый. У него, конечно, очень хрупкое здоровье, но мы вам об этом писали. Надеюсь, вы обратите на его самочувствие особое внимание.
Он, было, нахмурился, придавая свои словам важности, но мадемуазель Лоран расцвела:
— Со мной он будет здоровый, как огурчик! И заговорит по-французски уже через неделю, — она подмигнула.
— Мадемуазель Лоран — из Франции, — пояснил Питеру отец, медленно отводя взгляд от новоприбывшей. — Тебе обязательно нужен иностранный язык, а лучше французского и не придумать.
— Пожалуйста, называйте меня «мисс», — умоляющим тоном отозвалась гувернантка. — Я хочу быть чуточку ближе к вашим, английским традициям.
Мисс Лоран с любопытством обвела взглядом прислугу, которая сгрудилась в дверях, пытаясь как можно лучше разглядеть новую гувернантку. Ее губы не переставали улыбаться, и из-за такой открытой веселости, чуждой Дому, они шушукались еще оживленнее.
— Рада всех вас приветствовать, — она слегка присела в забавном реверансе.
Питер не переставал удивляться. Кем бы ни были входящие в этот дом люди, с прислугой они обычно здоровались редко.
— Ах, вот и вы!
По лестнице спускалась мать. Она натянуто улыбнулась гостье, рассмотрев роскошный наряд, во много раз превосходивший ее собственное простое платье. А потом она холодно взглянула на отца, который даже не повернулся в ее сторону, зато с видимым удовольствием посматривал на мадемуазель Лоран.
— Мадам Гарланд, — гостья снова сделала книксен. — Рада с вами познакомиться. Будьте уверены, Питер под моим присмотром не пропадет!
— Еще бы он мог пропасть, — пробормотала мать в полголоса, но все-таки выдавила из себя каплю доброжелательности. — Я тоже рада. Мистер Гарланд отправляется по делам, — она выразительно глянула на мужа. — Но я останусь до вечера. Экономка покажет дом и вашу комнату. Располагайтесь, обустраивайтесь, распаковывайте вещи. И присоединяйтесь к нам за обедом.
— С огромным удовольствием!
Она смотрела на мать Питера с таким нескрываемым обожанием и готовностью служить лучше всех-всех-всех, кто только работал здесь до нее, что та невольно смутилась.
— Чудесно. Питер, возвращайся в детскую. Сегодня, занятий не будет. Наша гостья, думаю, порядком устала с дороги. Но завтра — будь готов!
Она выглядела такой забавной, когда пыталась руководить, что Питер невольно прыснул, но сделал вид, что кашлянул.
— Ну, вот опять! — тут же расстроилась мать.
— Я подавился, — объяснил Питер.
— Уверен?
— Да, мама.
Она сокрушенно покачала головой, а новая гувернантка весело глянула на мальчика, словно понимала, о чем он думает.
Питер поднялся к себе, но никак не мог усидеть на месте. Игрушки, разбросанные тут и там, раздражали. Его отослали играть, когда внизу происходит нечто захватывающее! Что делает эта мадемуазель Лоран? Она посмотрела дом? Наверняка нет, иначе она заглянула бы и к нему, в детскую. Значит, она у себя? Распаковывает чемодан? А что там? Что-то из Франции, такое же восхитительное, как и она сама!
Мальчик знал, какую комнату подготовили для гувернантки. Это было угловое помещеньице на этаже для слуг. Комнатка эта казалась побольше, чем остальные, и светлее оттого, что там втиснулись целых два окна. Она располагалась у самой лестницы, так что проскользнуть к ней не составило бы труда: мальчика никто не успеет заметить, если он минует холл, не встретившись с дворецким. Да, это будет нетрудно. Спуститься вниз, перепрыгивая через скрипящие ступеньки, шмыгнуть к ее двери и послушать, что там происходит. Всего ничего! Он только на минутку.
Питер выглянул из детской, убедился, что за ним никто не следит, и быстро побежал вниз.
Дверь мисс Лоран оставила чуть приоткрытой. Она уже сменила дорожное платье на обычное, клетчатое черно-белое, с очень узкой талией и совсем без кружев. И шляпку она сняла, и теперь Питер мог рассмотреть ее модную прическу, а перчатки лежали на комоде.
— А, это вы, мой друг.
У мисс Лоран был отличный слух. А может, это Питер плохо прятался и слишком очевидно заглядывал в щелку.
— Заходите. Я как раз собиралась разложить вещи.
— Мне нельзя, — помотал Питер головой. — Что вы. Я должен вернуться в детскую.
— Я никому не расскажу, — шепнула мисс Лоран и подмигнула. — Ну же, давайте. Хотите узнать, что я привезла вам в подарок?
— В подарок? — глаза Питера загорелись. — Хочу!
— Ну, так проходите. И закройте за собой дверь, не то влетит нам обоим!
Она звонко рассмеялась.
— Итак, — она опустилась на колени и открыла оставленный посреди комнаты чемодан.
Питер увидел ворох цветных тканей, бесчисленное количество расписанных виньетками коробочек с неизвестным ему содержимым и две книги.
— Где же, где же, — мисс Лоран стала перекладывать вещи на кровать. — Ах, вот.
Она вытащила картонную коробочку, завязанную узлом шелковой ленты. Питер нетерпеливо принял дар из ее рук, и стал развязывать ленточку.
У него голова шла кругом от ее чудесной улыбки, от ее аромата, от ее тонких, нежных пальцев, оттого, что она столько смеется и оттого, что она женщина, и притом совсем молодая, а вовсе не унылый старик, от которого веет книжной премудростью, библиотечной пылью и старостью. Он никак не мог осознать, что родители не надули его в очередной раз, а сделали удивительный подарок. Она просто не может быть скучной! Ведь в чемодане у нее всего две книги, и, может быть, они совсем и не учебники. И с ней точно не будет грустно, как иногда бывало с учителем Лайонзом, когда он задумывался о далеких землях, куда хотел бы съездить, но никак не мог. И наверняка гувернантка будет позволять ему шалости! Сидеть на полу — уж точно!
Питер раскрыл коробочку и вынул из ваты крошечный замок. Он оказался совсем небольшим и умещался на ладони, но выглядел как настоящий. У него было все: и ручки на дверях, и стеклышки в окнах, и занавески внутри, и крыша на башенках была приклеена не единым куском, а отдельными черепицами. Питер крутил его в руках и никак не мог наглядеться. Казалось, это настоящий замок уменьшили каким-то колдовством, и теперь — вот он, совсем маленький, но до последней детальки живой. Питеру даже почудилось, что внутри кто-то есть, и в окне мелькают тени.
— Замок немного волшебный, — объяснила мисс Лоран.
Питер непонимающе взглянул на нее, а та лишь улыбнулась.
— Поставьте на подоконник. Цветы любят свет.
Мальчик покрутил подарок в пальцах и действительно рассмотрел крошечные цветы на окнах.
— Как настоящий! — выдохнул, наконец, Питер.
— Пожалуйста.
— Спасибо, — поспешно добавил мальчик.
Мисс Лоран снова рассмеялась. Она так часто это делала! Неужели она никогда не бывает грустной? Или это только теперь, когда вокруг столько новых лиц? Оттого, что у нее теперь есть работа, и жить она будет в огромном доме почти в самом центре столицы? Питеру не хотелось думать, что случится, когда они сядут за уроки. Что если первое впечатление обманчиво?
— Вы никак расстроились? — сразу заметила мисс Лоран.
— Вы же должны меня учить? — спросил мальчик.
— Конечно. И делать из вас настоящего джентльмена. Для того меня и пригласили.
— Учеба мне не нравится, — признался Питер.
— Вы еще не учились со мной, — улыбнулась гувернантка. — Но о занятиях думать рано. Сегодня мы оба отдыхаем!
Мисс Лоран принялась распаковывать коробочки, а Питер присел рядом, не сводя с нее глаз. Она вынула несколько ожерелий, целую россыпь колец и вздохнула:
— Здесь я носить это буду редко.
И отложила в дальний ящик комода. Потом вынула следующую упаковку, и доверительно шепнула:
— Только маме не рассказывайте.
Коробочка была заполнена каким-то розоватым порошком.
— Пудра, — пояснила она, вынимая зеркальце и пуховку. — Придает живости.
Питер подумал, что ей и так достаточно живости, а еще вспомнил, как разозлился когда-то отец, увидев на щеках матери румянец. Он кричал о том, что знакомые подумают «невесть что», о том, что вид у нее «смехотворный», и о том, что «подобного он от нее не ожидал». А еще он повторял слово «падшая», но Питер не очень понимал, как то, что мама куда-то упала, может ее опозорить. Больше он ее такой румяной не видел. Хотя от природы у нее была белая, даже чуть зеленоватая кожа, и пудра ее и вправду делала куда веселее. Но отцу это не нравилось. И потому Питер решил, что бледность, и особенно синяки под глазами — верный признак благородства. Однако поведение отца с мисс Лоран вводило Питера в заблуждение. Она выглядела куда румянее, чем мать, когда та опробовала пудру, и не заметить этого было нельзя. Но, может быть, дело в том, что гувернантка — из Франции, а там все совсем по-другому, и никто не кричит в ярости при виде румяных щек?
Питер не понимал этих условностей.
Мисс Лоран продолжала раскладывать вещи. Она выудила из чемодана целый набор щеток для волос, ленты, булавки, заколки. Потом — ароматные подушечки, которые пахли точно так же, как и ее духи. Эти вещицы она разложила по комнате, а одну оставила под подушкой. Потом на свет появилось несколько тюбиков с краской и кисти.
— А это — когда будет скучно, — объяснила она. — К тому же, эту унылость нужно изгнать.
Она оглядела бурую комнату и поморщилась. Потом взяла двумя пальчиками уголок занавески и вздохнула.
— Как же можно так жить?
Затем она снова нырнула в чемодан и вытянула оттуда шелковое зеленое платье.
— Вот это я надену первого июля, — загадочно улыбнулась она.
— А что будет первого июля? — не понял Питер.
— Это прекрасный день, — подмигнула она, приложила платье к груди и закружилась в тесной комнатушке, словно в бальной зале.
Гувернантка казалась Питеру волшебницей из сказки или, на худой конец, феей. Где бы она ни появлялась, даже самые скучные лица озарялись улыбками. Она словно бы зажигала свет там, где было темно, и дарила радость тем, кто ее и видеть не хотел. Она заставляла смеяться даже тех, кто не умел улыбаться. Никто не мог остаться серьезным, если в комнате появлялась мисс Лоран со своей обычной мягкой улыбкой. Все взгляды обращались на нее, а она, готовая к всеобщему вниманию, щедро отдавала очередную порцию счастья, которую от нее теперь уже ожидали. В основном это действовало на мужскую половину обитателей дома, будь то господа или слуги, но и женщины не оставались равнодушны, смотря на нее с невольным восторгом. То же было и с матерью Питера. Он видел, что матери гостья пришлась не по нраву, но она никак не могла сердиться на нее по-настоящему. Только сделает серьезное лицо, как мисс Лоран посмотрит на нее самым услужливым из своих взглядов, и мать уже забывает, что хотела повысить голос. Питер не понимал толком, отчего мать может ненавидеть француженку, ну или хотеть ее ненавидеть. Он искренне не понимал, как такое красивое существо может вызывать неприятные чувства. Оттого он принимал сторону отца, который смотрел на гувернантку с одобрением, а не матери, которая очень хотела сердиться, пусть и недолго.
Мисс Лоран говорила почти без акцента. Иногда она объясняла слишком быстро, торопясь что-то пересказать, и оттого красивое произношение теряла. Когда она была чем-то сильно восхищена (а вообще говоря, такое случалось нередко), она начинала картавить и переставлять ударения. Это звучало очаровательно.
Она никак не могла без украшений и, несмотря на то, что ее положение обязывало к скромности, надевала то колечко, то бусы, но вызывала только раздраженные взгляды слуг, и притом только женщин. Со стороны ее «нанимателя» никаких возражений не поступало, и потому она скоро расхрабрилась и вовсе перестала сдерживаться, щеголяя каждый день разными серьгами. Платья она носила поскромнее, чем то, в котором приехала, но Питер помнил о шелковом зеленом, которое ждало июля, и представлял, как перед сном она опять прикладывает его к груди и красуется перед мутным крошечным зеркалом. Другие зеркала, наверху, она тоже не пропускала, будь то вечер, полдень или раннее утро. Мисс Лоран поправляла выбившиеся из прически волосы, поправляла воротничок платья, а потом довольно улыбалась. За столом она тоже украдкой заглядывалась на свое отражение в полированной посуде.
Словом, она была прекрасна и об этом догадывалась. То же думали и окружающие. Свою работу она выполняла под стать: пренебрегала условностями и заставляла улыбаться. Она была немного рассеянна и иногда опаздывала к назначенному часу занятий, а порой отпускала Питера пораньше, зазевавшись и рекомендуя мальчику «тоже прикорнуть». Но подобная небрежность его не волновала. Ему только нравилось немного побездельничать, пусть уроки ему были по вкусу даже больше тех, что вел учитель Лайонз. К тому же, мисс Лоран была такая легкая, воздушная и чуточку несерьезная во всем. А еще она прекрасно помнила о «слабом здоровье» Питера.
Если она проводила занятия в детской, то в теплый день обязательно распахивала окно. Питер представлял, в какой ужас пришла бы его мать, но та в ранние часы к сыну не заглядывала. Иногда мисс Лоран выносила в сад складной столик и стулья. Там они штудировали книги прямо под открытым небом, и никто не заставлял Питера надевать шляпу или прятаться в тени, только бы он не получил солнечного удара. Все это мальчику нравилось. И чувствовал на воздухе он себя куда лучше, чем в закрытом помещении, где приоткрывали оконную щелочку редко и с превеликим страхом перед очередной простудой.
Уроки гувернантка вела легко и играючи, обходясь совсем без учебников. Она записывала новые фразы в тетрадь, и Питер заучивал их оттуда. Она придумывала тексты для чтения и пересказа, и такие мальчик записывал под диктовку на украшенных рисованными цветами и завитушками листах, которые она приносила. Это выходило куда занимательнее, чем корпеть над желтыми страницами учебника, один вид которых изгонял любое желание что-то запоминать.
Она рассказывала истории, и Питер так увлекался, что забывал, что это лишь учеба. Голос у нее был чудесный, звонкий, особенно когда она говорила на родном французском, и ее хотелось слушать и слушать. Он удивлялся, когда урок заканчивался, и даже расстраивался, представляя, как теперь пойдет играть в одиночестве. Раньше он любил оставаться один. Пустая, тихая детская казалась самым защищенным местом на земле, когда он закрывал за собой дверь и устанавливал свой игрушечный паровоз на рельсы. Теперь он и представить себе не мог минуты без мисс Лоран. Он тянул ее за собой, в детскую, и вручал игрушки, или ныл, заставляя придумывать игры на воздухе. Она смеялась и придумывала. Принесла откуда-то мяч, которым можно было перебрасываться. Отыскала ракетки для игры в волан, и они опробовали их в один из безветренных дней, а потом еще и еще. Она гуляла с ним, сколько Питеру хотелось.
Поначалу мать, замечая долгие отлучки сына на открытом воздухе, отчаянно переживала. Она спала еще хуже, чем обычно, хотя, казалось, это просто невозможно, и заламывала руки, ожидая у окна насквозь простуженного ребенка, но встречала совершенно здорового мальчика, да еще и с улыбкой до ушей. Она с подозрением поглядывала на ракетки для игры в волан и даже опасалась к ним притрагиваться, но ее сыну от них как будто хуже не становилось. Вскоре она немного успокоилась и перестала считать минуты до его возвращения. Миссис Гарланд снова занялась собственным здоровьем, сосредоточившись на своей мигрени.
Тем временем мисс Лоран уводила Питера каждый раз все дальше и дальше. Они изучили соседние улицы до последнего фонарного столба, и ничего интересного там обнаружить больше не удавалось. Потому они углубились в город, оказавшись однажды на краю Ист-Энда. Питеру эти места не понравились сразу. Грязные улицы и потрепанные домишки, злые взгляды прохожих — все это было мерзко и противно. Однако мисс Лоран не повернула назад, а предложила взглянуть на один прелюбопытнейший дом, увитый красным плющом. Питер согласился. Он доверял гувернантке, пусть и побаивался района, куда они забрели. Но если всего на минуту, и если это действительно интересно — почему нет?
Под ногами хрустел битый кирпич, в нос ударяли резкие, неприятные запахи. Питер морщился, уворачивался от прохожих, которые совершенно не собирались его сторониться, и все сильнее жался к мисс Лоран. Та, похоже, совершенно не волновалась, и ей было все равно, что это: фешенебельный Вест-Энд или рабочая окраина. Однако Питер ощущал себя все неуютнее. Ему было почти стыдно за чистую, опрятную одежду без единой дырки, которая сильно отличалась от той, что носили окружающие. Однако ничего, похожего на сострадание, мальчик не чувствовал. Он с отвращением поглядывал на закопченные стены, на обрывки занавесок, торчащих в распахнутых, мутных окнах, на залапанные, гнилые двери, которые едва держались на петлях. Здесь пахло гарью, потом и гнилыми яблоками. И еще казалось, что сам воздух каплет серо-бурой краской уныния.
Питер никогда не бывал в подобных местах. Да и что ему было здесь делать? Он видел только статные, белоснежные дома на родной улице. Иногда он рассматривал открытки из далеких городов, которые присылали родственники из Германии, Польши и Австрии. И все здания, которые он на них видел, выглядели аккуратными, почтенными, и от них веяло уютом и спокойствием. А от здешних трущоб разило гниением. И не только от яблок или той дохлой собаки, что Питер с содроганием заметил под водосточной трубой.
Наконец они пришли. У этого дома стена и вправду была увита плющом, но листья у него оказались не зеленые, а буро-красные, словно ей не хотелось хоть чем-то выделяться на фоне кирпичей.
— Красиво, правда? — задумчиво сказала мисс Лоран. — Такой виноград называют виргинским. Видите, листья красные, а не зеленые? Как будто сейчас осень, а не весна. Думаю, вы можете их нарисовать.
Однако виноград ее волновал меньше всего. Она привстала на цыпочки и заглянула в темное окно. Постояла пару минут, пытаясь что-то рассмотреть, но не смогла и кивнула:
— Пойдемте.
Питер выдохнул с облегчением. Каким бы любопытным растение ни было, дом этот ему не нравился совершенно. Вдобавок, он видел, что гувернантка привела его сюда вовсе не ради того, чтобы любоваться чудесами природы. Однако сейчас ему совершенно не хотелось допытываться, что же в этом грязном окне. Ему лишь хотелось поскорее домой.
Но этот день решил испугать Питера еще раз. У обшарпанной пожарной каланчи, которую они огибали по пути назад, он встретил Джо и Смитти, своих старых знакомых.
Ребята узнали его и с гиканьем подбежали. Они откланялись мисс Лоран, и та с усмешкой ответила тем же. Смитти шутливо двинул Питер в бок и воскликнул:
— Наконец-то мы снова встретились. Ты все в том же потрясном костюмчике! Ну и умора. Дашь поносить?
Питер никак не мог понять, что его старые знакомые делают в этих жутких улицах.
— Вы здесь живете? — спросил он.
— Ну а как же, — отозвался Джо. — Моя мамочка со своим дружком вон там гнездо устроила, — он указал на верхний этаж покосившейся развалюхи.
Питеру не понравился скептический тон, с которым говорил Джо.
— Гнездо?
— Квартирка отвратная, — с готовностью ответил Джо.
— Дружком? — переспросил Питер.
— Ну да, — кивнул Джо. — У него рыжие усы, и он очень любит выпить. Мамочка говорит, что от него разит как от пивоварни. Я-то, понятно, никогда на пивоварне не бывал. Но разит и вправду по-особенному.
Питера охватило разочарование. Неужели Джо и Смитти — хуже слуг в его доме? Одеты они под стать всему, что вокруг: рваные пиджаки, ободранные коленки, грязные руки… Этот район — их дом!
Питер припомнил, что ровно так же они выглядели и в прошлый раз. Но тогда он не обратил на это внимания. Все, что выбивалось из ровного, причесанного окружения богатого квартала, воспринималось как случайная ошибка, которой легко найти объяснение.
— Ну, так что, пойдешь с нами в мяч играть? — выкрикнул Смитти.
Питер стоял, как громом пораженный. Значит, его единственные друзья — бедняки?
Он отступил и развернулся.
— Уже уходим? — поинтересовалась мисс Лоран.
Питер только кивнул.
Речь мальчиков, их замусоленный вид и синяки ничего, кроме спокойного интереса у гувернантки не вызвали. Казалось, она одинаково уютно чувствует себя и в роскошном доме Гарландов и в самом пыльном квартале трущоб. Питер такого не понимал. Он твердо знал, в каком мире вырос, и не хотел иметь ничего общего другими. Даже со слугами он был сдержанно-вежлив. Няню он в свое время, конечно, побаивался. Но вместе с тем он знал, что няня по положению несказанно ниже его, и оттого в конечном счете правда будет за ним, пусть оплеуху в закрытой детской он и получит, и сделанного не воротишь. Дворецкого он уважал и даже немного любил за опрятный и сдержанный вид, однако и с ним он прекрасно знал собственное место. Ну а остальных он старался не замечать. Горничные, поварихи, чистильщики обуви… Нет, они делают свое дело, которое скрыто от его глаз, и так должно продолжаться и дальше. Они — там, он — здесь.
Так и теперь. Джо и Смитти внезапно утратили всю ценность, когда Питер понял, кто они такие. К тому же, теперь у него есть мисс Лоран. Она теперь его подруга, и ему не будет так больно и обидно расстаться с теми единственными, кто ему с такой готовностью улыбался.
— Куда же ты?
Они кричали ему вслед, но Питер, нахмурившись, твердо шагал вперед. Он впервые чувствовал такую решительность, и в ней было столько уверенности и власти, что он был чуть ли не в восторге.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.