Глава 9. Школа

Здание школы Питера восхитило. Светло-желтые готические башенки украшали строения словно кружевом, а на главной, самой большой, отсчитывали время исполинские часы. Из вязи плюща выглядывали высокие, разделенные узенькими стеклами окна, а двухстворчатая дверь была гостеприимно распахнута для прибывающих учеников. Внутренний двор окружали галереи, а их своды поднимались причудливо расчерченными паутинами каменной лепки, из центров которых спускались еще незажженные фонари. В главном дворе росли цветы, а аккуратный газон казался таким девственно-чистым, что так и подмывало пробежаться по нему, оставить следы и проказливо ухмыльнуться, но Питер так растерялся от увиденного, что мысль о шалости затерялась, так и не успев толком родиться.

Привратник проводил его внутрь, помогая с багажом, а Питер все крутил головой, то и дело спотыкаясь с самым легким из своих чемоданов. Их шаги отстукивали эхо в пустых сводах. Мальчик негодовал, что приехал так рано, и никого из других учеников пока еще застать не мог. Как же странно быть первым!

Школа была немаленькой. Главный двор соединял несколько зданий, разделенных узенькими переулками и собственными, уютными закрытыми двориками. Здесь можно было бы заблудиться, и потому Питер прибавил шагу, чтобы не отставать от привратника.

Наконец они остановились у невысокого здания с покатой крышей и чудной винтовой лестницей, половина которой полукружьем выступала на лужайку. На улицу с лестницы выглядывали высокие окошки, которые спускались вниз, следуя за ступеньками. Привратник распахнул дверь и, даже не проверив, не потерялся ли мальчик по пути, вошел внутрь. Питер поспешил за ним.

Внутри ему понравилось куда меньше. Простые коридоры без единой картины, ровные потолки, лампочки за скучными плафонами, никаких ковров и только деревянные доски поскрипывают под ногами. Питеру показалось, что он снова Дома, но на этаже для слуг — так здесь все было просто. Шмыгая носом с дороги, он семенил за привратником. Вынуть бы платок, но его провожатому и дела не будет, что мальчик отстает.

— Здесь, — коротко кинул привратник. — Это ваша комната. Ваш сосед еще не прибыл. В восемь вечера — ужин, а после него — общий сбор и выбор курсов.

На этом он уже хотел Питера покинуть, но тот, замешкавшись, вспомнил:

— А где же обеденный зал? И где будет этот общий сбор? И где остальные?

Вопросов было столько, что он глотал целые слоги. Провожатый хмуро глянул на него и буркнул:

— Обеденный зал напротив часовни, прямо у главного входа. Общий сбор будет там же. В Пятый Дом уже прибыли двое. В четвертый — один. Рано.

Говорил он быстро, словно не хотел тратить силы на лишние слова. У него было усталое, равнодушное лицо, а на висках светлела первая седина.

— Спасибо… — Питер смотрел в спину уже удаляющемуся провожатому и недоумевал. Какой «теплый» прием!

Часы во дворе оглушительно ударили, потом еще раз и еще. Всего Питер насчитал пять ударов. Он съежился, представляя, каково под такие звуки засыпать, но потом приободрился. По крайней мере, он будет знать, когда отправиться к ужину. А потом все уж как-нибудь решится… В животе предательски заурчало. Есть хотелось уже сейчас, а не через два часа. Питер глянул на свои объемистые чемоданы, на закрытую дверь своей комнаты, вздохнул, и взялся за ручку.

Комнатка была небольшой и обставленной не роскошнее, чем коридоры. Правда, мебели здесь было побольше: две кровати по разные стороны помещения, рабочие столы, полки и два небольших комода для вещей. Только сейчас Питер осознал смысл слова «сосед» и призадумался. Как это, жить с еще одним мальчиком? Каким он будет? Что, если они друг другу не понравятся? А бывают ли другие комнаты, получше? Питеру захотелось разыскать привратника и спросить, можно ли выбрать, но выглянув в окно на лестнице, он понял, что ни за что так запросто его не найдет. Двор был пуст, а куда привратник отправился, Питер не знал. Понурый, он вернулся в комнату и с недоумением взглянул на свои чемоданы. Обычно его вещи разбирала горничная, няня или мисс Лоран. Как же ему управиться самому? Неужели тут нет слуг, которые помогут?

Но никого не было. Питер с неохотой принялся за работу.

Через час здание наполнилось звуками. Стали прибывать другие мальчики, и Питер с любопытством выглянул наружу. В его корпусе было три этажа, по четыре комнатки на каждом, но на своем этаже Питер пока что был один. Он свесился с перил лестницы, чтобы разглядеть, что творится внизу, но никого не увидел. А потом на ступеньках застучали шаги и, испугавшись, он прыснул в свою комнату, быстро затворив за собой дверь. Чуть подождав, он снова ее приоткрыл, оставив тоненькую щелку, и стал наблюдать. Смеясь и толкая друг друга, поднялись трое ребят. Они были намного старше Питера и явно учились здесь уже не первый год. За ними появился еще один и еще, но в его комнату никто не стучал. Пробило семь часов, и Питер уже уверился, что он останется здесь в блаженном, царственном одиночестве, как дверь со стуком распахнулась.

— Ага, новенький, — сквозь зубы процедил вошедший.

Он шагнул внутрь, кинул свой чемодан (всего один, совсем небольшой!) и оценивающим взглядом смерил Питера, который замер на краешке кровати.

— Хлама у тебя, — присвистнул он. — Мистеру Эдвардсу не понравится. И потом, ты занял мою кровать.

Питер вскочил.

— И мой шкаф. И мои полки. А ну-ка!

Он был долговязый, худой, с бледно-голубыми, будто выцветшими глазами, отчего зрачки казались слишком яркими, неестественно-черными. У него были светлые, соломенные волосы, которые курчавились завитками надо лбом почти как у девчонки, но глядя на его упрямый подбородок, острые скулы и ястребиный нос, хотелось прикусить язык и о сравнениях с девчонками не вспоминать и вовсе: даст кулаком, и дело с концом. Он казался старше Питера всего на год или два, но вел себя так, будто уже давно закончил школу. Насвистывая, он принялся смахивать его вещи с полок, а Питер лишь успевал их подхватывать.

— Ух ты, а это что? — он потянулся за замком мисс Лоран, но Питер оказался быстрее, цапнув игрушку с ловкостью маленького хищника. — Что-то ценное? — расхохотался парень. — Дай-ка сюда.

Питер отступил, мотая головой.

— Я сказал, дай сюда! — выкрикнул парень, и его глаза полыхнули настоящей яростью.

Питер сжался, но дверь щелкнула, и в комнате появился мужчина.

— Мистер Эдвардс! — сосед выпрямился и натянул приветственную улыбку. Злость испарилась.

— С возвращением, Барретт, — кивнул вошедший.

— Как прошло ваше лето? — заискивающе начал Барретт, но мистер Эдвардс уже от него отвернулся.

— Я — наставник Третьего Дома, — объявил он, буравя Питера черными глазками.

Взгляд его мальчику не понравился сразу. Тяжелый, презрительный, а губы — такие же: кривятся, тонкие и бледные. У него были жидкие, темные волосы, аккуратно уложенные воском, а костюм — до противности чистый, с иголочки, а воротник стоит так прямо, что его, наверное, и не согнуть, разве что сломать.

— Я несу ответственность за воспитание всех, кто проживет в этом здании драгоценные пять лет своего юношества, — он утробно хмыкнул, будто бы хотел засмеяться, но передумал. — Вы, Гарланд, будете во всем подчиняться мне. Я передаю всю информацию о ваших успехах и провалах вашей семье. Я назначаю наказания за проступки, совершенные вне классов. Я выдаю разрешения на внеочередные выходные. В крайних случаях, конечно, — хмыкнул он сквозь сжатые зубы. — Со всеми вопросами вы будете обращаться ко мне. Но ради всех святых, — он приложил руку к груди, — постарайтесь, чтобы их было поменьше. Далее, — он окинул взглядом царивший в комнате беспорядок. — Хозяйством в Третьем Доме заведует миссис Фостер. Избавьте меня от болтовни о грязных сорочках и отправляйтесь к ней. У нее есть помощница, мисс Янг. Если у вас заболит колено или заслезится глаз, отправляйтесь к ней.

Он снова странно то ли фыркнул, то ли хохотнул и уже хотел было вылететь вон, как зацепился носком ботинка за подтяжки Питера, брошенные посреди комнаты Барретом, и остановился.

— Почему у вас столько вещей, Гарланд?

Он поддел подтяжки и отбросил их подальше.

— Сколько у вас чемоданов? — голос у него кипел презрением.

— Три, — прошептал Питер.

— Не слышу! — гаркнул мистер Эдвардс.

— Три, — ничуть не громче повторил мальчик.

— Сколько? — закричал наставник.

— Он говорит, что у него три чемодана, сэр, — встрял насмешливо Баррет. — Немало, правда?

Мистер Эдвардс даже не удостоил его взглядом.

— А теперь слушай, парень, — процедил сквозь зубы мистер Эдвардс. — Когда я зайду сюда перед отбоем, у тебя должно остаться в два раза меньше хлама, и это приказ. Семейное гнездышко осталось там, — он махнул рукой. — Теперь ты живешь при школе, и здесь есть правила. И первое на сегодня — иметь не больше вещей, чем ты сможешь поднять одной рукой. Это понятно?

— Но п-почему? — пролепетал было Питер.

По спине бегали ледяные, колючие мурашки ужаса.

— Почему? — брови наставника поползли на лоб. — Правило номер два: не задавать глупых вопросов. Прежде, чем открыть рот, тщательно обдумай свой вопрос. Достоин ли он быть произнесенным вслух? Какой ты ждешь на него ответ? Не знаешь ли ты его сам? И есть ли на него ответ вообще?

Питер потоптался, не зная, стоит ли на эту тираду как-то отзываться. Наставник сверкал глазами.

— Вот и чудесно, — кивнул он после паузы. — Упорядочи свое имущество, а вечером я проверю. Приятного.

Он развернулся на каблуках и выскользнул вон. Все это время он держал руки в коротких кармашках своего жилета, и чтобы выйти, ему пришлось прижать локти к бокам. В другое время Питер бы прыснул, представляя на его месте неуклюжую птицу, но смех не шел.

— Давай-давай, — поторопил его Барретт. — Я хочу прилечь перед ужином. Устал я с дороги как собака.

Он пнул угол его раскрытого чемодана.

— Мы ведь даже не представились, — вспомнил Питер.

— Представились, — протянул сосед. — Я — Себастиан. Ну а ты… — он сощурился, придумывая прозвище. — Ты — малек. Приятно познакомиться.

И, скинув рубашки с кровати, которую раньше занял Питер, Баррет бухнулся на матрас с блаженной улыбкой. На Питера он больше не взглянул.

Обеденная зала была набита до отказа. Питер нашел место только благодаря тому, что пришел раньше. Он не знал, куда девать вещи, от которых должен был избавиться, да и не представлял, как можно выкинуть что-то из того, что ему было так нужно, поэтому просто сложил все как можно аккуратнее и тихо выскользнул из комнаты, чтобы ненароком не разбудить мирно спящего Баррета. Тогда зала была совсем пустой, и он, недолго думая, занял местечко у самой стены, поближе к каминам. От страха его будто бы знобило, а мысль потом, что он может заболеть и пропустит все важные собрания, еще пуще бросала его в холод. Растирая ладони, он перебирал приготовленные приборы, крутил чашку и рассматривал картонную подставку под тарелки, на которой был нарисован герб школы.

Обеденная зала Питеру понравилась чуть больше, чем здание, в котором он должен был жить. Высокие стены сплошь увешаны картинами с изображением мужчин и женщин в старомодных костюмах и шляпах, каминные полки украшены лепниной, а балки под самым потолком — причудливой резьбой. В воздухе витал запах вареного картофеля с укропом, и даже такой простой аромат от голода казался Питеру невероятно сладостным.

Когда часы во дворе гулко пробили восемь раз, зал уже был полон. Одни галдели, делясь впечатлениями о лете, другие знакомились, а Питер только ждал, когда внесут еду. Он так проголодался, что не мог думать ни о чем другом.

Наконец, его ожидание вознаградили: на столы выставили дымящиеся чаши, и ребята потянулись за ложками. Ближайшая чаша была в трех головах от Питера, и ему пришлось тянуться, чтобы до нее достать, но большую ложку выхватывали быстрее. Такая в каждой чаше была одна, и мальчики передавали ее соседу, положив на тарелку свою порцию, но Питера пропустили, и он бессильно тянулся, все время оказываясь медленнее очередного мальчика. Он смог поймать ложку только когда все остальные уже давно принялись за свою порцию. Питер подвинул чашу поближе, и, соскребая со стенок и донышка, положил себе пару ложек. Порция получилась крошечной, но это было хоть что-то, и к тому же мальчик надеялся на десерт. Картофель был рассыпчатым, мягким и аппетитным, а мясной соус, в котором плавали кусочки, был и вовсе восхитительным. Это простое блюдо вызвало у Питера такой восторг, что он даже разрумянился, но все равно не наелся. Он все смотрел в проходы, ожидая, когда принесут следующее блюдо, а ребята словно специально ели мучительно медленно и болтали, болтали…

Десерт принесли, когда Питер почти что вылизал свою тарелку, не зная, куда себя деть. Чаши убрали, и вместо них выложили длинные тарелки с песочными полосками под яблочным джемом. Тут мальчик был уже проворнее, и успел цапнуть свой кусок раньше остальных. Но поднося вожделенное лакомство ко рту, Питер охнул: силясь дотянуться до тарелки со сладостями, сосед толкнул его в бок. Полоска полетела на пол. Когда Питер снова взглянул на тарелку, она уже была пуста. Оставалось запивать голод чаем. Он свалки не вызвал, и наполнить свою чашку можно было без риска облить брюки.

Общее собрание Питер встретил хмуро: начало школьной жизни ему нравилось мало.

Мужчина на кафедре во главе зала говорил много и скучно. Питер зевал и терял нить повествования, все время отвлекаясь. Его тянуло рассмотреть мальчиков, которые его окружали: одни были совсем взрослые, с грубоватыми, вытянувшимися чертами лица, а другие — его возраста, щуплые, неуклюжие. Последних было меньше всего, а ближайшего одногодку Питер заметил в трех рядах от себя. Если он и мог с ним познакомиться, то позже, когда собрание окончится.

Между тем говорилось о строгой дисциплине, расписании дня, обязательных занятиях и курсах по выбору, спортивных секциях, театральных постановках, каникулах, поощрениях и наказаниях. Питер немного поежился, услышав, что после подъема в шесть утра от них ожидается пробежка, и только после — завтрак. Затем — утренняя молитва в школьной часовне и три первых урока, большой перерыв, еще три урока и наконец-то обед. После него было обозначено свободное время, но оратор специально подчеркнул, что «никто не ожидает, что ученики будут бездельничать». Питер представил, что наставник будет маячить за спинами мальчиков, пока те повторяют утренние уроки, и содрогнулся. Видеть мистера Эдвардса ему хотелось как можно меньше. Оратор долго и подробно рассказывал о спортивных дисциплинах и курсах по выбору, а потом добавил:

— Вечером на первом этаже каждого Дома будет вывешен список, в котором должен будет отметиться каждый.

Двое ребят по соседству зашептались.

— Я хочу в этом году взять древнегреческий, — гордо заявил один.

— А я пойду на теннис! Сейчас это жутко модно! — не менее кичливо объявил второй.

— Вот бы историю цивилизаций в этом году не вывешивали, — снова заговорил первый.

— Лучше бы теологию убрали, — скривился второй. — Вся эта метафизика… Да и молитвы… Брр.

— Да ты что! — первый так выпучил глаза, что Питеру и самому стало страшно. — Как же без молитв?

— У нас дома по утрам никогда не молились. Да и по воскресеньям мы ни в какую церковь не ходили. Религия — для пустоголовых идиотов, — заносчиво выплюнул второй.

На них зашикали. Оратора было не слышно.

— Третье внеклассное наказание ставит вопрос о вашем пребывании в школе, — продолжал выступающий, не замечая поднявшегося шума. — Чаще всего совет выносит решение об исключении, так что будьте аккуратны. Семьи вам здесь не помогут. Каждый здесь сам за себя.

Питер задумался, не хочет ли он, чтобы его исключили. Ему все больше хотелось вернуться домой.

— Расписание основных курсов ждет вас в комнатах. Не опаздывайте и помните о трех наказаниях! — оратор обвел окружающих суровым взглядом, и мальчики притихли. — Встретимся завтра у Главных Часов. Шесть тридцать. И не опаздывайте.

У Питера от всей информации голова шла кругом, и он не сразу вспомнил, что первой в распорядке дня шла пробежка. Только сейчас он задумался о том, что у него нет спортивной формы.

Ему стало намного легче, когда он обнаружил в своей комнате не только листки с расписанием, но и две стопки одежды: обычной ученической формы и спортивной. Размеры были аккуратно подогнаны под его рост, и он припомнил, как к ним еще месяц назад приезжал молчаливый старичок, который чуть не час снимал мерки, и за все время сказал лишь два слова, поздоровавшись и попрощавшись. Питер с таким любопытством рассматривал школьную нашивку, что следом вошедший Барретт хохотнул:

— Роскошно, да? Не носил такого дома?

Питер вспыхнул.

— С формой нужно быть аккуратным, — объяснил наставительным тоном Барретт. — Порвешь — головой ответишь.

Питер поежился, взглянув на тихо лежащую одежду. Неужели из-за этих кусков ткани можно нарваться на настоящие неприятности?

Дверь без стука распахнулась. С порога на мальчика колюче уставился мистер Эдвардс.

— Что с вещами? — без лишних приветствий поинтересовался он, выдвинув один из ящиков комода.

Мальчик вздрогнул и покрылся холодным потом. Пожалуй, последний раз он так переживал перед встречей с Абигейл. Но то волнение было приятным, а от этого кружилась голова и не на шутку мутило.

— Сэр, если бы я знал правила… — начал он нерешительно.

— Вы должны были знать правила, — отрезал воспитатель, выуживая из ящика пачку рубашек. — Где вы собрались щеголять этим крахмалом? На Рождество? Но на праздники вы отправитесь домой. Или нет? — он изогнул бровь.

— Сэр, позвольте… — снова проговорил Питер, но ему и слова не дали вставить.

— Мистер Эдвардс, позвольте мне выбросить вещи Гарланда, — встрял Барретт.

— Это можно, — воспитатель смерил взглядом полки Питера, глянул на него самого и потом — на Себастиана. — Но боюсь, руководство и ваши родители не оценят такого обращения с драгоценным имуществом учеников. Отправите ненужное с общей почтой в пятницу! — приказал мистер Эванс. — И помните: это не совет.

Он зло глянул на Питера, а потом вылетел вон, бросив на прощание:

— Приятных снов, джентльмены.

Мальчик выдохнул. Что бы сказала мать, узнай она, как Питер избавляется от зеленых полосатых пижам, ткань для которых она сама ему выбирала? За вещи он переживал мало, но как-то странно екало в груди, когда он думал о чем-то, что принадлежало Дому и его обитателям. Все его многочисленные пожитки в одночасье превратились в Дом в миниатюре, каждую часть которого нужно было лелеять, как все сладкие воспоминания детства, а иначе они в ту же минуту рассеятся в прах вмести с ним самим. От такой мысли Питеру становилось невыносимо холодно и одиноко, и непрошенная слеза навернулась, когда он подумал, как вернет два чемодана с пятничным курьером. Он непременно напишет длинное-длинное письмо обо всем, что с ним уже случилось и только предстоит случиться! Ведь не может такое странное и беспокойное начало обернуться на следующее утро чудом…

Прежде, чем опасения обернулись правдой, Питер пережил еще одно тревожное событие, спустившись вечером к спискам дополнительных курсов и спортивных секций. У доски объявлений собралась такая толкучка, что он едва мог подобраться, чтобы только прочитать. О том, чтобы где-то отметиться и вовсе речи не было. Питер с содроганием вспомнил скудный ужин, который больше напомнил игру на выживание, и понадеялся, что с дополнительными занятиями все будет иначе.

Он ошибся, и когда толпа, наконец, поредела, мест под самыми интересными названиями курсов не осталось. Питер с сожалением вписал свою фамилию в столбики древнегреческого, акварели и философии, а вот над листом со спортивными дисциплинами он думал дольше. Ни в секции верховой езды, ни в секции тенниса мест не было. Зато свободно было в кружках шахмат и фехтования. Умственные упражнения и старомодные занятия учеников, видимо, увлекали мало, да и Питеру куда больше хотелось снова сесть в седло, чем ломать голову над клетчатой доской. Но выбора особенно не было: он остановился на фехтовании и вписал свою фамилию криво, молчаливо демонстрируя все свое негодование. В комнату он вернулся с ударом колокола, и сразу же лег спать.

Питер проснулся с колоколом и не сразу понял, где находится. Потолок, стены, вторая кровать — все это было таким чужим, незнакомым… Со сна он вскочил на своей постели в панике и долго озирался по сторонам, пытаясь вспомнить, что с ним произошло.

— Решил поваляться? — хохотнул Барретт. — Боюсь, тут так не принято.

Питер взглянул на него в страхе, и тут вспомнил все, что пережил вчера. От одной этой мысли его замутило. Барретт меж тем быстро ополоснул лицо у умывальника и стал натягивать спортивную одежду.

— Последних запирают! — выкрикнул он, выскакивая за дверь.

Питер путался в штанинах. За стеной слышался топот ног.

У Главных Часов собралась вся школа. Питер прибежал одним из последних, и уже задыхался. Он никого не знал и не понимал, стоит ли уже теперь попытаться с кем-то познакомиться или нет? Ребята дули на руки — было по-ночному прохладно.

Их повели бежать вокруг огромного луга за пределами школы. Траву заливала роса, и мелкие капли разлетались под их ногами. Первые лучи солнца были светлыми, будто еще не набрали сок, и воздух казался будто бы затушеванным дымкой. Вместе с тем каждый вдох был таким кристальным, таким свежим, что Питер невольно зажмурился, представляя, что он снова в корзине дирижабля высоко-высоко над французским морем, как много лет назад.

Утро было холодным, но он быстро согрелся, подпрыгивая за спиной впереди бегущего мальчика с хохолком. Питер даже улыбнулся раз или два, наблюдая, как этот хохолок весело взметывается в воздух при каждом движении. Однако бодрость скоро сменилась усталостью: они все бежали и бежали, но никто и не думал их останавливать и вести обратно к школе. Питер стал замедлять ход и пропустил нескольких мальчиков вперед. Позади недовольно бормотали и тут же его обгоняли. Казалось, по выносливости он самый последний. Неужели стоило подналечь на тетушкины пончики? Может, тогда у него сил было бы побольше…

Наконец, экзекуция закончилась. Тренер махнул рукой, и процессия двинулась обратно к зданию пансиона. Питер с облегчением выдохнул, отчего закашлялся и притормозил еще сильнее. К большим часам он прибыл последним, с трудом держась на ногах.

На завтрак он приплелся, спотыкаясь, но от одного запаха горячей овсянки у него невесть откуда прибавились силы. Как же он проголодался! На этот раз Питер не зевал и не думал. Он схватил ложку первым и хорошенько зачерпнул, тут же вылив половину на столешницу. Но ему было все равно: он тут же окунул ложку еще раз и заполнил свою тарелку до краев.

— Не подавишься, малыш? — с притворным сочувствием протянул сосед слева.

Питер только протянул ему ложку.

Завтрак прошел куда успешнее, чем ужин, и во время молитвы Питеру было за что поблагодарить Бога. Однако на первом уроке он уже не улыбался так блаженно.

Латынь у мисс Лоран была простой и ясной, ровной, как стороны квадрата. Здесь же все оказалось куда труднее. Преподаватель, который представился как мистер Доджсон, не шутил, не улыбался, смотрел сурово и требовательно, и тут же закатил контрольный опрос по тому, что ученики уже знали. Нагибаясь над своим листком, Питер в панике осознал, что ничего не помнит. Ни одного спряжения, ни одного склонения. Окончания внезапно запрыгали перед глазами и разлетелись в разные стороны, как мальки в пруду.

Питер водил веткой по поверхности воды и смотрел, как по ней пробегают крошечные волны. В саду были тихо, и только птицы заливались в кронах, перебираясь поближе к замку. Солнце здесь было совсем другим: мягким и ясным, а не сухим и бледным, как в школе.

Он оглянулся на стену замка, за которой давно уже следил, и вздохнул. Трещина, однажды приостановившаяся, стала снова потихоньку подниматься. Теперь она забралась на высоту в окна, а у самой земли зияла огромной дырой, в которой поселилась пара мышей. Питер уже было думал, что беда миновала, и все снова хорошо, но нет: трещина будто бы опять проснулась. Что будет с замком? Неужели он вот так вот и рухнет, а Питер ничего не сумеет сделать?

— Может, сходить в город еще раз?

Живая Абигейл была еще красивее той, что застыла в масляных красках на потрете в большом зале. Питер невольно залюбовался ее огненными волосами.

— Или в деревню? — добавила она задумчиво.

— Я уже пробовал, — пожал плечами Питер. — Они как будто убегают от меня.

— Деревня? Город? — посмеялась Абигейл, отбирая у него прутик.

Она стала гонять рябь по пруду.

— Ну да, — растерянно отозвался Питер. — Я пытался сотню раз, не меньше. Спускался в долину, шел на восток, потом обратно, на запад, пытался выйти через лес. Но все одно: их или просто нет, или они от меня прячутся.

— Думаешь, дома от тебя бегают? — она брызнула на него водой.

Питер кивнул, уворачиваясь.

— Какая глупость.

Она фыркнула, но губы ее весело кривились в улыбке.

— Да ты просто сам ничего делать не хочешь. Думаешь, что лес расступится, а реки понесут тебя на своих волнах.

— Ничего я такого не думаю, — обиделся Питер и попытался вернуть свою ветку. — Отдай.

— Спорим, что от меня ни один дом не убежит? — она вздернула носик.

— Если ты приведешь плотника, я… — Питер задохнулся. — Хочешь, звезд тебе с неба насобираю?

— Вот ерунда, — снова засмеялась Абигейл. — Мы пойдем вместе. А звезд мне не нужно.

Питер нехотя поднялся и последовал за ней. В затею он не верил, но уверенный вид подруги ему нравился. Она шагала так быстро, что он едва за ней успевал, а ведь она еще и придерживала длинные юбки, только бы не порвать их в зарослях терновника.

— Пойдем в город, — сказала она, сворачивая по тропинке налево.

Ему хотелось пойти с ней рука об руку, рядом, но тропа была узкой, да к тому же он почти бежал, только бы поспеть за Абигейл.

— Я слышала, ты боишься драконов? — она обернулась. В ее глазах плясали искорки.

Питер нахмурился.

— О чем ты?

Над их головами зашелестели кожистые крылья. Питер задрал голову и увидел сразу пять черных теней, застивших солнце.

— Не бойся, они пока что совсем детеныши, — объяснила спутница. — С ними можно даже пошутить.

Она опустилась на колени, взяла в руку камень и запустила его в ближайшее чудище. Дракон устремил взгляд своих ярко-желтых глаз прямо на нее и чуть снизился, щеря клыки.

— У них и огня пока нет.

— А когти? — Питер опасливо глянул на громадные лапы.

— Забудь, — махнула рукой Абигейл. — Вообще-то их лучше не злить. Если так, с ними можно даже подружиться.

Она вытащила из складок юбки отчаянно извивающуюся мышь. Та заверещала, вцепившись Абигейл в пальцы.

— Ты что? — Питер смотрел, как дракон спускается ниже.

Размером он не больше средней собаки, но крылья… Какие же у него огромные крылья!

— Лови! — Абигейл подбросила извивающуюся мышь в воздух. Клацнули зубы. Дракон поймал подачку на лету.

— Зачем? — ужаснулся Питер.

— Пытаюсь подружиться, — объяснила Абигейл. — Ты мне потом спасибо скажешь. Немного угощения и лести, и враг у тебя в кармане.

Она улыбнулась. Дракон над ее головой сделал два мощных маха крыльями, обернулся вокруг нее и благодарно рыкнул. На траву посыпался град искр.

— Ты же очаровашка! — Абигейл протянула руку, желая погладить чудовище. — Не такие уж они и страшные. Если правильно подходить к делу.

Питер припомнил, что у подножия трещины возились совсем такие мыши, как та, которую сейчас Абигейл скормила кожистой твари. Он сглотнул, но при виде черепичных крыш мигом забыл о драконах.

— Город!

Они миновали ворота и вступили на заполненную людьми площадь. Во все стороны отходили улицы с бесчисленными вывесками, среди которых наверняка была нужная.

— Ну вот, мы и пришли, — сказала Абигейл. — Совсем недалеко.

Питер не верил своим глазам. Они были в городе, и тропа вовсе не виляла, как с ним одним. Почуяв Абгейл, она стала прямой и послушной, и не стремилась завести его в глушь леса, путая новыми и новыми развилками.

— Гарланд! — грянуло почти над самым его ухом.

Питер вздрогнул.

— Я так понимаю, вы уже закончили тест, — заметил преподаватель, нависая над ним угрюмой скалой.

Весь класс уставился на Питера, и ему стало не по себе.

— Нет, сэр. Я думал над ответом, — пролепетал он.

— Что же это за вопрос вызвал у вас такую улыбку? — поинтересовался мистер Доджсон, поднимая листок Питера. — Окончания третьего смешанного склонения?

По классу прокатились смешки. Мальчик поежился.

— Простите сэр, я немного… отвлекся.

— На что же это вы, позвольте спросить, отвлеклись?

На сказочные замки и принцесс, подумал Питер. Как легко справилась Абигейл с тропинкой! Он месяцами бродил по долине, плутая, как глупый щенок. А потом появилась она — и дело в шляпе. И откуда она пришла? Всегда ли она была рядом, а он не замечал, или она возникла из портрета в большом зале только сегодня? Он никогда не видел ее живую, настоящую — уже взрослую, какой она была нарисована на картине. С девочкой-Абигейл он виделся еще летом, когда ее семья приезжала на пару дней погостить. А вот ту, что годилась в сверстники тому Питеру, каким он себя видел в замке, он не знал никогда. Но как же она выглядела? Рыжие, как огонь, волосы — это он помнил четко. Но что еще? Какие у нее глаза? Какой нос, губы? Он не мог припомнить ни детали; все словно бы застилал туман. И улыбалась она так весело, так заразительно… Абигейл, которую Питер знал, была серьезной, даже суровой. Она улыбалась очень редко и как-то аккуратно, сдержанно, словно боялась показаться излишне эмоциональной. Смеющейся он и вовсе никогда ее не видел. А та Абигейл, что привела его к городу, светилась радостью, разве что не приплясывая. Увидев себя такой, девочка-Абигейл фыркнула бы и поджала губы.

— Этого больше не повторится, сэр, — буркнул он.

— Я надеюсь, — скривился мистер Доджсон. — Для вашего же блага. Осталось десять минут! — добавил он, оборачиваясь к остальным.

Питер лихорадочно принялся за дело, а когда время вышло, не успел дописать и половины заданий.

Нет, ему совсем не понравилось в пансионе.