X. Пелена прошлого.

20:51, Воздушный Пласт, апартаменты Агафии.

Хикару была увлечена рисованием. Заскучавший Нао решил ещѐ раз насладиться видами с балкона и покинул класс. Парень уселся в паре метров от края километрового обрыва. Впервые за долгое время ему удалось освободить разум от навязчивых мыслей. Нао закрыл глаза и просидел в тишине несколько минут.

— Уже послезавтра вы покинете Воздушный Пласт. — Нарушила его идиллию Агафия. — Будешь скучать по этому месту?

— Не хотелось бы, но… — Нао не оборачивался. — думаю, что да.

— Не хочешь спросить у меня то же самое?

— Мы… не сможем видеться больше?

— Вероятнее всего. — Кивнула ретранслятор.

— Прошло совсем мало времени, но я привязался к тебе. Думаю, Хикару тоже.

— Помнишь первый день нашего знакомства? — улыбалась Агафия. — Ты был таким недоверчивым.

— Что было, то было...

— Что, боишься расплакаться?

— Ничего я не боюсь. — Фыркнул Нао. — Я как будто здесь уже несколько месяцев...

— Это нормально, ведь с тобой многое произошло.

— Ты оказалась не такой ужасной, как я думал.

— Приятно, что ты стал таким откровенным.

— Мы всѐ-таки скоро попрощаемся. — Нао пожал плечами.

— Перестань пытаться перекрыть свои чувства цинизмом.

— Ладно. — Наконец, Нао оглянулся. — Спасибо, что поддерживала нас. Не знаю, чем мы заслужили твоё внимание...

В эту секунду в колонной арке балкона появилась Ланэра, которую явно никто не ожидал тут увидеть. Вместе с ней появилась ещё одна девушка с серебряными волосами. Нао сразу же узнал еѐ: это была та самая хладнокровная убийца с 13 индексом, которую они с Гилбертом видели на арене днем ранее. Парень тут же поднялся на ноги.

— Джун Гото. — Представилась сереброволосая. — 8 индекс.

«Значит, ещѐ пятерых помимо того парня прикончила?» — подумал про себя Нао.

— Сегодня видела твой бой. Завтра докажу всем, что ты никчемный слабак и заберу твой индекс единицу. Нишики оказался полным болваном, раз не смог одолеть того, кто не умеет контролировать черную материю.

В колонной арке появилась Хикару. Нао отвлекся на зеленоглазку и все его мысли перемешались. Парень понял: ничего ещё не закончилось.

— Начало сражения — 9:30. — Констатировала Ланэра. — Опоздания неприемлемы.

— Какого фига тебе нужно от него? — злостно бросила Хикару.

Зеленоглазка грозно смотрела на Джун, но та молча прошла мимо. Следом балкон покинула Ланэра. Нао задумчиво почесал бровь.

— К сожалению, отказаться ты не можешь. — Обронила Агафия.

— Знаю. Мне уже рассказали.

— Опять сражаться? — Хикару поникла в один миг. — Почему она вызвала тебя?

— Судя по тому, как она сражалась, просто хочет получить мой индекс. Для неѐ важна лишь чистая сила и ничего больше.

Зеленоглазка подошла к Нао, но парень как будто провалился в себя и смотрел сквозь неё.

— Ты же справишься? Правда?

— Наверно. — Нао коряво улыбнулся.

— Ты точно также улыбался в больнице. Когда обманывал меня...

— Не обманывал, а хотел защитить. — Строго парировал парень.

— Ладно...

— У меня была причина сражаться с Нишики, но причин сражаться с этой девчонкой у меня нет.

— Хикару будет ждать твоего возвращения — и это твоя причина. — Вмешалась Агафия.

— Это правда. А я и не подумал...

— Эй! — возмутилась Хикару.

— Шучу. — Он взял зеленоглазку за руку. — Я обязательно вернусь.

— Угу… — ещѐ обиженно обронила Хикару.

Грудь Нао наполнял страх. Страх боли, которую снова придется испытать в сражении. Держать уверенную мину было тяжело, и хоть он понимал, что действительно слаб, он не желал никому этого показывать. Он жутко хотел остаться наедине с собой и собственными слабостями, хотел спрятаться и от Хикару, и от Агафии, и от всех, кто мог бы нарушить его покой. Хотя бы на несколько минут.

— Ты закончила свой рисунок?

— Закончила...

— Покажешь?

— Мне тоже. — Добавила Агафия.

— Ладно.

Хикару провела Нао и Агафию к своему рабочему месту. На холсте был изображен Токио с высоты птичьего полета. Из-за всѐ ещѐ сохнущей акварели казалось, что крыши высоток дрожат.

— Очень круто. Ты и правда талантлива. — Нао глазел на картину. — Портрет, пейзаж… ты умеешь рисовать всѐ?

— Нет… — Хикару застенчиво опустила взгляд. —… не смущай меня.

— Ты правда отлично рисуешь. — Согласилась Агафия. — Тебе стоит продолжать работать с образами. Так ты откроешь для себя много нового о себе самой.

— Наверно…… спасибо… вам обоим.

15 июня, 9:31, Воздушный Пласт, нулевой этаж, арена.

Ещѐ двумя днями ранее наполненный перед битвами зал обрел атмосферу неподдельного одиночества. Из 137 детей с Геномом Вины осталось лишь 34, и сегодня из них должно было остаться ровно 13.

Хикару с трепетом смотрела на усыпанное пепельными осколками поле битвы. В пяти метрах под ней находилась одна из дверей арены, из которой вышел Нао. Парень двинулся к центру металлического пола, ощущая взгляд зеленоглазки на своей спине.

— Ты переживаешь, но не так сильно, как вчера.

Хикару отвлеклась на уже знакомого Гилберта, но промолчала, как и в прошлый раз.

— Я надеялся, ты поговоришь со мной.

Хикару игнорировала, сосредоточив всё своё внимание на арене. Секунды шли, и из соседней двери навстречу Нао вышла Джун. Еѐ локоны были собраны в высокий хвост, чтобы не мешать в сражении, а на еѐ лице не было никаких лишних эмоций: только исключительная уверенность в собственных силах.

— Что будешь делать, если он умрет сегодня?

— Мой Нао справится. — Отрезала Хикару.

— Хорошо.

Пара на арене остановилась в шести метрах друг напротив друга.

— Готов стерпеть мою атаку? — надменно бросила Джун.

— Что тебе нужно от меня?

— А сможешь ли ты стерпеть этот удар, как стерпел вчера от Нишики? — Продолжила свою мысль Джун. — Когда нам угрожает серьезная опасность, Геном Вины активируется, подобно инстинкту. Ты понял это и решил использовать, но этот способ подходит только слабакам, которые ничего не смыслят в том, что происходит. Ты ничего не знаешь о своей душе. Мои слова заставляют тебя паниковать, хоть ты и не показываешь этого. Так ты готов терпеть?

Нао промолчал. Его начали отвлекать посторонние мысли. Парень стал злиться на собственную слабость, стараясь следить за действиями противницы. Джун материализовала мрачную энергию, но черная материя не касалась еѐ тела, как это было с Нишики: серебряноволосая контролировала свою душу на близком расстоянии от себя. Объемные линии завораживающе кружили вокруг замершей на месте девушки.

«Слишком много… если атакует разом, от меня вряд ли что-то останется» — нервничал Нао. — «Как мне высвободить душу? Как… материализовать? Эта девчонка права… мне придется выдержать удар… но она не даст мне и шанса».

Мгновение, и одна из черных линий Джун сорвалась в сторону Нао. Преодолев шестиметровую дистанцию за пару секунду, мрачная энергия зацепила его правый бок, оставив болезненно ноющую царапину на ребрах. Нао едва устоял на ногах, уклонился от ещѐ одной резкой атаки, но не смог избежать третьей. Острая линия пробила бедро парня до кости и также быстро вернулась к хозяйке.

«Больно, больно, опять больно… не хочу… если бы не уклонился, прямо в сердце попала бы… как же… больно». — Нао свалился на одно колено: Джун могла спокойно добить его, но что-то было не так. — «Не можешь использовать еѐ на большом расстоянии… подчиняешь пространство вокруг себя?»

Джун сокращала расстояние между ними, но парень изо всех сил избегал сближения с ней. Душа Нао не среагировала на боль в ноге и тот был вынужден хромать прочь от противницы по всей арене.

— Ты хочешь сказать, что заслужил индекс единицу? — разочаровано бросила Джун. — Какой позор.

Силы Нао постепенно заканчивались, и выдохшийся парень обернулся на врага, облокотившись на одну из стен арены. Нет, он не успел ни о чем подумать и тем более среагировать. Всё произошло слишком резко.

Черная материя Джун пригвоздила Нао к стене. Она попала прямо в сердце парня, как и планировала изначально. Его душа никак не отреагировала.

Нао оставался в сознании не больше двух секунд. Глаза парня мгновенно утратили свой цвет. Опустошенный, Нао свалился на линии черной материи Джун, а когда та вернула их, упал лицом на холодный пол. Он не шевелился, он не дышал. Смерть наступила фактически мгновенно.

Хикару не могла поверить своим глазам. Девушка начала трястись от нарастающей внутри истерики. Нао бездыханно лежал на металлическом полу уже минуту, а из его пробитой спины стали вырываться пепельные осколки. По щекам зеленоглазки потекли крупные слезы. Она ещѐ никогда не чувствовала себя такой беспомощной.

Стоящий рядом с ней Гилберт не повел и бровью. Своим уравновешенным взглядом он провожал хладнокровную Джун, ожидающую открытия своей двери. Но преграда не двигалась.

Едва зрители отвлеклись, решив, что всё закончилось, как Нао поднялся на ноги. Парень сделал это настолько тяжело, насколько это вообще представлялось возможным. Почувствовав движение за спиной, Джун обернулась. Еѐ уверенность на лице дрогнула.

Грудь Нао продолжала обращаться в черную материю и разлагаться на пепельные осколки, но этот процесс замедлился. Белочная оболочка правого глаза стала непрозрачно черной, а карие зрачки отливали кровавым. Побледневшая после смерти кожа стала возвращать свой привычный пурпурный оттенок.

Нао грозно смотрел на Джун, но это был уже не его взгляд. Шок заставил девушку оцепенеть. Вскружившие вокруг неѐ линии черной материи попытались покончить с Нао, но врезались в мрачную черно-белую энергию, разбившись об неѐ на сотни тысяч частиц.

— Жалкая убийца, осознаешь ли ты свою вину перед человечеством?

Голос Иома наложился на голос Нао, заставляя пространство вокруг дрожать. Реальность разрывалась прямо на глазах: прямо в воздухе стали появляться едва заметные трещины, похожие на разошедшиеся швы. Прорывающийся в общий мир информационный поток стал отчасти видимым и подверг сомнению текущее человеческое восприятие.

— Так я и думал.

Голос оставался сдвоенным. Нао контролировал своѐ тело, но черно-белая материя подчинялась тому, кто присутствовал здесь также, как и сам парень. Еѐ линии снесли Джун в ближайшую стену, сломав большую часть ребер и левую ключицу. Серебряноволосая не могла подняться самостоятельно, а еѐ уничтоженная секундами ранее душа больше не могла еѐ защитить. Десятки внутренних кровотечений медленно убивали девушку, а остатки черной материи пожирали изнутри.

Нао подошел к уткнувшейся в холодную стену Джун. Она больше не выглядела сильной: это был редкий момент в её жизни, когда она казалась по-настоящему слабой и женственной. Девушка осознала, что живой ей не уйти, и с трудом повернула голову, чтобы посмотреть на противника.

—… прошу… добей...

Джун закашляла кровью. На лице Нао стала вырисовываться абсолютно безжалостная улыбка. Его голос всѐ ещѐ раздваивался.

— Я не собираюсь становиться таким же убийцей, как ты. Через несколько минут ты умрешь сама, а я выйду через открывшуюся дверь таким же, каким вошел в неѐ.

— Ты же…… умер… как ты смог.....?

— Просто я очень не хотел умирать.

Нао самодовольно отвернулся от умирающей и двинул к центру арены. Его грудь постепенно восстановилась вместе с разорванным сердцем, которое снова билось. Исчезающие на глазах раны отдавали нотками боли во все уголки организма, куда только могли достать сети его нервной системы.

Левый глаз Нао стал таким же черным, как правый. Улыбки на лице уже не было, только нетипичное высокомерие. Парень высмотрел среди зрителей Неро, а ретранслятор уловил уже знакомый ему взгляд своим. На несколько секунд глаза Нао стали глазами Иома, но произнести что-либо он так и не смог. Силы покидали тело парня.

— Вероятность была ничтожно низкой, но его всѐ же затянуло сюда. Это часть нулевого ретранслятора, о которой ты говорила. Иом. — Констатировал Полярис. — Тело мальчика выдержало такую нагрузку, и всѐ равно… это не больше, это простая случайность.

— Вмешаться, прервать, остановить. — Подбирала Ланэра. — Нужно...

— Нет. — Перебил Полярис. — Всѐ в порядке. Смотри.

Нао начал шататься, но опустился на одно колено самостоятельно. Пространство вокруг стало восстанавливать свой прежний облик. Парень снова поднял разъедающий взгляд на Неро, но ретранслятор оставался равнодушным. Нагнетающая боль в груди давила на рассудок, и Нао потерял сознание, свалившись на металлический пол.

Спустя несколько секунд умерла Джун. Дверь, через которую вошел Нао, открылась, и на арене появилась группа медиков. Уложив на кушетку, они понесли парня на выход. Вскоре он исчез с глаз Хикару. Девушка была убеждена, что он точно жив.

— Ты знаешь, куда они его забрали? — спросил Гилберт.

Измученная переживаниями Хикару презрительно посмотрела на Казую. Девушка не переставала дрожать ни на секунду. Ничего не ответив, она побежала к лифту. Зеленоглазка знала, что Нао несут в его комнату в операционном коридоре.

10:37, Воздушный Пласт, коридор операционной.

Среди карточек рядом с дверьми Хикару бегло искала фотографию Нао. Из комнаты впереди вышла Агафия, а вместе с ней и Ланэра. Зеленоглазка поспешила к ретрансляторам.

— Он там? Пожалуйста, скажите… что с ним?

— Потерял сознание, но живой. — Ответила Агафия. — Никто не знает, когда он очнется.

Ланэра молча прошла мимо Хикару, оставив их наедине.

— Мне… можно?

Хикару собиралась войти в комнату. Агафия кивнула ей в ответ.

Укрытый одеялом Нао лежал в постели. Хикару робко подошла к нему и протянула дрожащую руку к его расслабленным пальцам. Парень пошевелил ими, но не открывал глаз. Он взял зеленоглазку за руку. Тактильный контакт был невероятно чуток.

— Ты тут..? — обронила девушка.

— Голова… раскалывается.

— Прости, я не хотела разбудить...

Нао открыл глаза. Теплый карий взгляд был прикован к ласковому образу Хикару. Парень начал хмурить лоб от головной боли.

— Может у них есть таблетки...

— Мне дали. Скоро пройдет...

— Хорошо...

—… что случилось? Я… победил? Кажется, я… я… — Нао сжал руку Хикару ещѐ крепче. —… умер.

— Ты не умер… ты… победил еѐ...

— Я был в Токио. Пустом, разрушенном Токио. И мне было хорошо. Я думаю… это был мой внутренний мир.

— Ты смог вернуться...

—… иди сюда, Хикару.

Зеленоглазка наклонилась. Нао вытер еѐ слѐзы и поцеловал, осторожно придерживая шею. Отстранившись, парень подвинулся на другую половину постели. Хикару без раздумий залезла на кровать.

Оба лежали на боках лицами друг к дружке. Нао умиротворенно улыбался, но боль снова заставила его нахмуриться. Хикару протянула руку к его затылку и стала успокаивающе гладить парня по волосам.

— Можно… я посплю? — чутко обронил Нао.

— Ты чего? Конечно… я поохраняю тебя, как ты охранял меня в больнице...

— Спасибо.… я очень рад, что ты у меня есть.

— Я очень боялась за тебя...

— Всѐ хорошо. Я тут. С тобой...

Нао медленно сомкнул веки, нехотя расставаясь с образом зеленоглазки. Хикару продолжала гладить парня, и тот очень быстро уснул. Уголки его губ были приподняты. Наконец, улыбнулась и сама зеленоглазка. Больше всего сейчас ей хотелось позаботиться о Нао.

— Совсем, как… ребенок.

17:21, Воздушный Пласт, где-то на южном краю.

— У вас с ним установились особые отношения.

Полярис болтал ногами над километровой пропастью.

— Он посмотрел именно на тебя. Очевидно, что ему не понравилось то, что ты сделал с ним в Токио.

— Он оказался здесь случайно. — Отрезал Неро.

— Верно. Но кое-что заставляет меня усомниться. Почему Иом не может использовать тело любого погибшего в общем мире человека, чтобы вернуться? Он вмешался во внутренний мир Нао Анвила, но не смог провести в нѐм дольше нескольких минут. Какой критерий нужен Иому для синхронизации с чужой душой?

— Проявленность Генома Вины. — Заявила подошедшая Ланэра. — Два года назад, в Аомори, произошел инцидент, в результате которого была бесследно стерта большая часть города. Я нашла данные, записи, сведения. Два года Иом не появлялся среди людей, поскольку ретрансляторы заняли всѐ доступное в общем мире информационное пространство. Отто Курай надеялся, что наше появление исправит конфликт Иома с общей реальностью, но устранение ошибки носило временный характер.

— Кого Иом использовал два года назад? — Полярис откинул голову назад.

— Упоминается Алкейр Лайтфрост и Александр Куран. Упоминаются, как дети с максимально проявленными Геномами Вины в результате экспериментов Отто Курая. — Ланэра выдержала паузу и резко перешла к другой части доклада. — В тот момент общая реальность была на грани колоссального диссонанса. Многие города бывшей Японии заполнили так называемые «потерянные души», вырвавшиеся из внутреннего мира Иома. Они представляли собой 92% населения человечества, или души погибших в результате металлической болезни Астеи людей.

— Потерянные души? — проявил интерес Неро.

— Сгустки черной материи, лишенные тел. Они обладали связующим разумом, который заставлял их уничтожать всѐ вокруг. 95% выбравшихся из Иома душ стали такими. 5% смогли восстановить себя. Именно они развязали войну против человечества. Все они обладали ярко проявленным Геномом Вины и считали себя высшими людьми. Финалом войны стал инцидент в Саппоро, в результате которого последний из ретрансляторов, Неро, обрел свою личность, перекрыв ей личность Александра Курана.

— Значит, Иом синхронизировался с Алкейром Лайтфростом? — сделал вывод Полярис. — Возможно ли, что Отто Курай планировал всѐ совсем иначе?

— Личность Неро не смогла бы перекрыть личность Алкейра Лайтфроста из-за его синхронизации с Иомом. Всѐ верно. — Подтвердила Ланэра.

— Они оба были невероятно сильны. — Задумался Полярис. — Существенно отличались от других людей. Но они оба не могли принять то, чего хотел от мира Отто Курай. Или то, что он с ними сделал? Сведений всѐ ещѐ недостаточно. Мы не можем восстановить всю картину происходящего.

— Это всѐ. — Закончила Ланэра.

— Алкейр Лайтфрост. — Обронил Неро. — Пора нам поговорить.

2 года назад, на пути в Саппоро, Аомори.

Все взгляды союзников были устремлены на Алкейра, вокруг которого концентрировалась сумасшедшая энергия. Еѐ разряды оставляли множественные раны в пространстве и не позволяли сотням потерянных душ приблизиться к нему. Казалось, тело Алкейра вот-вот разорвется от скачущего внутри напряжения, но этого не произошло.

Пытаясь разрядиться безостановочным криком, парень отвлекся от пронзающей весь его организм боли, всей, какую он только смог испытать за всю свою жизнь. Черная материя хаотично летала вокруг него, образовав едва видимый человеческим глазом поток ненависти, который питал жаждущую разрушать часть души Алкейра, обмениваясь информацией с окружающей средой. На миллионы возникающих в сознании вопросов с приставкой «уничтожить» у парня возникал единственный ответ: «да». Из глаз потекли кровавые слѐзы, а затем нечто, ставшее частью личности Алкейра, вернуло себе призрачный контроль над его телом:

— У… н… и… ч… т… о… ж… и… т… ь...

Раздалось шепотом, который, казалось, издал сам мир, с которым Алкейр был синхронизирован: голос отскакивал от каждого камня, каждой песчинки, каждого атома в атмосфере, раздаваясь в разумах всех присутствующих поблизости.

—… г… р… е… ш… н… и… к… и...

Его кроваво-красный горящий взгляд устремился на уродливые сгустки черной материи, потерянные души.

—… д… о… л… ж… н… ы… о… с… в… о… б… о… д… и… т… ь… с… я...

Охватив наибольший диапазон вокруг себя, Алкейр махнул своим кровавым клинком, словно высылая поток боли прочь, подальше от себя, вложив в это движение всѐ своѐ желание избавиться от чувств, что разрушали его так долго на протяжении жизни. На секунду, всѐ впереди застлала невероятно плотная пелена ненависти черного цвета. Вместе с гневом, что вырвался вместе с его криком, этот калечащий пространство поток полетел прямо в живую стену из потерянных душ, словно управляемая взрывная волна.

Распространяясь, как вирус, овладевающий компьютерной системой информации, волна превращала каждую частицу на своем пути в ничто, которое не было подобно даже пустоте: всѐ, что попадало под еѐ действие, переставало существовать так или иначе. Казалось, сам закон сохранения энергии в области поражения перестал работать, позволив материи исчезать безвозвратно.

Это не было похоже на поглощение или разрушение, это было самым настоящим деклассированием, уничтожением всего живого и неживого. Никакого грохота от падающих небоскребов, никакого шума от трескающегося асфальта или лопающихся стекол: всѐ просто стиралось в вакууме, словно рисунок бесцветным карандашом в альбоме или тетради с помощью ластика. Единственным ужасающим отличием стало то, что после этого высвобождения не оставалось никакого мусора, никаких ресурсов для создания чего-то нового, словно это и можно было назвать концом мира.

Неистово улыбающийся Алкейр наблюдал происходящее с неописуемым восторгом, подобно зрителю, оказавшемуся в первом ряду. Кровавые зрачки на фоне беспросветно черных хрусталиков стали расширяться и заняли чуть больше трети глаза. Боль покидала его тело, и он ощущал это, но никак не мог осознать, разрывая уголки своих губ переполненной радостью улыбкой. Он ни о ком не думал, никого не помнил, на мгновение превратившись в чистый лист, полный знаний, но лишенный всяких воспоминаний. Единственным чувством внутри него было облегчение, но вскоре и оно прошло, поскольку парень забыл фактически всѐ, что пережил за свои двадцать два года с момента появления в до боли знакомом ему мире.

Глядя, как поток уходящей всѐ дальше боли разрывает на куски потерянные души, затем не оставляя от них абсолютно ничего, Алкейр начал смеяться. Синеволосый выглядел настолько искренне, что мог затмить своей открытостью чистоту любого ребенка, который ещѐ не научился врать. Но, едва ли это состояние продлилось больше пяти секунд, как к парню вернулось его первое негативное чувство — чувство незащищенности.

— Всѐ...

На выдохе обронил он, свалившись сначала на одно колено, а затем на второе.

—… теперь… всѐ.

Ушедший далеко вперед поток боли было едва видно под рванувшим с небес снегопадом. Уничтожив все потерянные души на своем пути, волна ненависти выросла в геометрической прогрессии и стерла практически всю южную часть Аомори. Оставив пепельную равнину, как свой след, она прошла сквозь город.

— Холодно...

Озвучил первую появившуюся в сознании мысль Алкейр, обессилено качнувшись вперед.

— Кх… кх...

Черная материя оставила его малиновые глаза, вернувшись туда, откуда и появилась. Последним, что увидел перед собой синеволосый, было израненное пространство, которое теперь выглядело совершенно не так, как секундами ранее: кроваво-красная атмосфера, отраженная небом, обернулась привычными человеческому восприятию цветами. В следующую секунду Алкейр свалился лицом на асфальт, потеряв сознание.

Не скрывающая своего изумления Астеа молча пошла к лежащему в пятнадцати метрах впереди синеволосому. Робко оглянувшись на остальных, она чувствовала себя единственной, кому удалось избежать шока: все оставались стоять на своих местах, словно куклы на витрине магазина. Никто не произносил ни слова. Лишь Сора сделала робкий шаг вперед, но не смогла сделать ещѐ один: не зная, жив ли Алкейр, она просто дрожала и боялась ответа, пытаясь отрицать все негативные мысли.

Склонившись над телом синеволосого, Астеа медленно потянула руку к шее парня, собираясь нащупать пульс, но не сделала этого. Услышав шаги впереди, со стороны пепелища, девушка отдернула руку и резко поднялась, сделав несколько шагов назад. Не поверив своим глазам, она начала тереть их подушечками ладоней, но картинка не менялась. Статный парень со светлыми волосами лениво влез с пепелища на полутораметровый выступ асфальта, на краю которого лежал Алкейр. Выступ стал границей между живой северной и мертвой южной частями Аомори.

Блондин был одет в свою привычную белую рубашку с подвернутыми рукавами и синие джинсовые бриджи, комплект, в котором он почти всегда гулял с Астеей. На голые стопы были надеты летние синие кроссы, которые уже были насквозь промокшими от снега, но этот факт ни капли не смущал их владельца.

Иом держался за голову так, словно она раскалывается, и не поднимал взгляд ещѐ несколько секунд. Когда он сделал это, Астеа увидела под его карими глазами темные синяки: светловолосый выглядел так, словно не спал несколько десятков лет, а края его белых глазных яблок были покрыты тонкими слоями черной материи, которая выглядела, как косметическая подводка, придавая парню внушительный серьезный вид.

— Ты всѐ-таки завела друзей, вопреки моим советам...

Иом отнял руку от виска, разглядывая свою трясущуюся то ли от радости, то ли от страха подругу.

—… ну и что это за кучка никчемных идеалистов позади тебя?

— Иом...

Растерянные глаза Астеи наполнялись счастьем.

— Иом..! Ты… вернулся!

— Сколько десятков лет прошло с нашей последней встречи?… и мир ещѐ не излечился от твоей болезни?

— Ты ведь знаешь, что всѐ намного сложнее...

В голосе Астеи появился привычный ей страх разочаровать своего первого и единственного друга.

—… прошу тебя, расскажи… что с тобой случилось..?

—… ты переняла эту лживую формальность у своих новых друзей? Ты знаешь, что со мной произошло, Астеа.

— Нет… нет...

Легкая паника медленно застилала собой желание девушки обнять Иома.

—… я хотела спросить… что произошло с тобой, там...

— Эй, какого черта вы стоите!

Вмешался Александр, направляясь к бессознательно валяющемуся под ногами парочки Алкейру.

— Астеа, что с Алкейром?!

Обернувшись, девушка отвела правую руку в сторону и возвела барьер из смешанной белой и черной материй, не подпуская Александра ближе и заглушив его крики. Сожалеюще посмотрев на парня сквозь мучающееся пространство, Астеа опустила глаза и медленно провела взгляд к намокшим ногам Иома. Снег продолжал сыпаться большими хлопьями.

— Этот человек — твой главный протагонист?

Иом разглядел суровое выражение лица Александра сквозь помехи в атмосфере.

— Мир, в котором все умирают, стал для него родным. Правда?

— Прекрати, прошу… что я могу сделать, чтобы ты перестал злиться?

—… или этот?

Иом торжественно указал на Алкейра раскрытой ладонью.

— Ему пришлось потратить все свои силы ради того, чтобы я смог вернуться. Здесь до сих пор стоит едкий запах крови, но никто, кроме меня, его не ощущает. Только что за моей спиной было уничтожено 2714 душ, без того неполная информация о которых бесследно исчезла, освободив в этом мире достаточный объем для информации обо мне. Ты рассчитывала на такой исход, Астеа? Этот закон открыл Отто, и он сделал это, вырвав меня из твоего внутреннего мира, чтобы посмотреть, как изменится твоѐ сознание. Но ты не смогла забыть меня, а какая-то неизвестная переменная продолжала воспроизводить мои образы в твоем сознании. Что именно ты хотела бы узнать? — Иом оставался апатичным, говорил размеренно и меланхолично. — Вырвав меня из твоего внутреннего мира, Отто сделал из меня фильтр, через который проходила информация обо всех погибших в отдельных внутренних мирах и общей реальности людях. Этот механизм стал его первым колоссальным достижением: первый ретранслятор. Фильтрация душ требовала сочетания нечеловеческой мощности и человеческого разума, и Отто создал подобную сумму. Долгие годы он и те, кто придерживался идей о новом человечестве, продолжали корректировать необъятную систему переплавки человеческих душ — субстанций, содержащих информацию о физическом теле и внутренней личности каждого человека. Позже этот проект стали называть «наследием древних народов», а ещѐ позже превратили в легенду, попытавшись построить второй мир. Каждый раз, когда я получал информацию о новой душе, я проживал еѐ жизнь от начала до конца на невыносимой скорости, собирая всѐ больше и больше эмоций, мыслей, знаний, ощущений — всего, из чего состоят люди. Когда через мой фильтр проходило сразу несколько душ, их жизни смешивались, и я должен был собирать их, словно разные мозаики из миллиона кусочков. Меня наполняли снова и снова, расширяя мой собственный разум и поле восприятия, но всѐ это не смогло разорвать связи с тобой. Единственной эмоцией был страх, который постоянно вырывался на поверхность. Страх того, что однажды я увижу твою жизнь. Я помню лишь устройство, в котором провел несколько месяцев перед тем, как забыть, где я нахожусь и перестать понимать, что я такое. Позже я стал видеть лишь темноту между вновь поступившей информацией от душ погибших. Но я вспомнил, я — часть твоего сознания, поэтому нашу связь не смогли разорвать даже миллиарды жизней, которые я пропустил через себя.

— Я не хотела… чтобы ты испытывал всѐ это. Но я… не могла ничего изменить. Отто множество лет держал меня глубоко под землей… и как только меня освободили, я нашла тебя, точнее то… во что тебя превратили...

— Ровно 202 дня назад я увидел твою жизнь, Астеа, и ощутил, как начинаю исчезать вместе с тобой. Пока ты была на грани смерти, я утратил контроль над информацией, и она вырвалась сначала во внутренний мир Отто, а затем, когда ей не хватило его объема, в общую реальность. Около 95% всех погибших от твоей болезни человеческих душ превратились в ужасные создания, которых ты только что видела. Кажется, вы назвали их «потерянными душами». Астеа...

—… да?

— Ты не могла быть уверена, что это сработает, но всѐ равно рискнула всем живым и неживым ради меня. Тогда зачем тебе нужен ещѐ кто-то? Ты никогда не станешь настоящей с ними. Ложь — вынужденная мера, мера спасения, и я не злюсь на тебя. Люди ищут друг в друге лишь успокоение собственного непонимания.

Астеа начала улыбаться, а по еѐ щекам потекли слѐзы.

— Я так рада… что не хочу произносить ни слова.

— Я не смогу снова быть частью тебя. Вероятнее всего, это убьет нас обоих.

— Но… это ведь неважно. Астеа обняла Иома.

— Теперь ты можешь быть рядом. Мы сможем остановить Отто!

— Текущей жертвы хватило лишь на несколько минут.

Иом отстранился от девушки, показав ей свою рассыпающуюся на мелкие кровавые частицы левую руку.

— Моѐ сознание требует слишком много места и заполняет пространство не так гармонично, как человеческое. Этот мир изгоняет меня, словно борющийся с помощью антител с вирусом организм. Я не знаю, как остановить этот процесс.

— Как же… как же так?!

Астеа схватила парня за другую руку, но и та тоже рассыпалась прямо у неѐ на ладони.

— Я… так и не смогла тебя вернуть? Иом, прошу тебя, скажи, что я могу сделать… прошу тебя!

— Я могу вернуться в любую точку пространства, где появится свободное место, а до тех пор могу существовать только на внешней стороне общей реальности вместе с теми, кого вы назвали потерянными душами.

— Как это всё… работает? Скорее, скажи мне! Я всѐ… всѐ сделаю!

— Не плачь.

Иом не мог вытереть слѐзы подруги, его руки уже рассыпались.

— Глядя на эксперименты Отто, я понял, что вокруг нет ничего необъяснимого. Найди сознания, что занимают слишком много места в общей реальности. Тела людей могут путешествовать по этому миру невероятно свободно, но их сознания всегда пересекались друг с другом в самых изощренных формах и не давали друг другу покоя. Найди Отто. Нужно остановить его, пока наш мир не дошел до точки невозврата.

Лицо парня дало трещину от его левой брови до правого уголка губ: он продолжал рассыпаться.

— Постарайся, и вместе, как начали это, мы вернем всѐ на свои места… Астеа.

— Х… хорошо...

Девушка не могла скрыть своего расстройства. Она попыталась вновь коснуться Иома, но парень обратился в атомную пыль, которую тут же разнесло вместе со снежинками, кружащими в воздухе.

—… обещаю.

19:37, Воздушный Пласт, северный сектор.

Неро вышел в сквозной коридор, простирающийся в разные от него стороны. Веяло жуткой пустотой. Стена напротив ретранслятора была полностью сделана из черной материи: мрачная энергия закрывала большую часть одиноких металлических дверей, но как только беловолосый подошел ближе, она послушно отступила. Двери разъехались, и Неро пересек границу северного сектора Воздушного Пласта.

Атмосферу наполнял колкий мороз, но помещения не покрывались инеем. Неро продолжал идти по просторным, светлым от холодного сияния, коридорам. Спустя долгих двадцать минут он вышел в большой зал с пятью камерами, решетки которых были обиты черной материей, как и большинство помещений северного сектора. Тех, кто был внутри, совсем не было видно: в камерах было темно. Неро подошел к одной из центральных. Никогда не начиная диалог первым, ретранслятор сделал это сейчас.

— Не спишь, Зеро?

К внутренней стороне камеры подошел парень двадцати шести лет на вид. Он был одет в черный свитер и бриджи. Не стриженные, но послушно лежащие, как у Неро, его белые волосы падали на глаза. Аккуратное лицо украшала трехмиллиметровая щетина цвета локонов. Зеро убрал челку назад, и она развалилась надвое. Его лицо заметно посветлело.

— Не могу уснуть уже несколько дней.

Левый глаз Зеро был красным, а правый — синим. Они были чрезмерно выразительны из— за естественных черных ресниц и синяков от бессонницы, которые выглядели, как карандашная подводка.

— Что-нибудь вспомнил?

— Мне не найти его воспоминаний. Они погребены под миллиардами других личностей. Слишком глубоко.

— Ланэра кое-что узнала. Она восстанавливает базы данных, которые мы нашли в Саппоро. В лаборатории под городом детей древних.

— Где ты был эти две недели? — Зеро открыто выразил недовольство.

— Искал информацию. Пытался что-нибудь вспомнить. Созерцал.

— Ладно.

— Тебе интересно?

Зеро уверенно моргнул один раз, но выражение лица оставалось недовольным. Синий и красный цвета глаз поменялись местами. На лице Неро появилось некое подобие слабой улыбки: швы на краях губ натянулись.

— Смотри. Это было 753 дня назад.

Он просунул фотографию между решеток. Зеро взял снимок, на котором сразу узнал другого себя, со все теми же белыми волосами, но обычными голубыми глазами и не такой бледной кожей лица. Другой Зеро на фото обнимал за плечо Неро, и тот тоже выглядел совсем иначе: это был Александр Куран, волосы которого были темного цвета, как и глаза.

— Это… не мы. Ничего такого не помню.

— Мы. — Отрезал Неро.

— Это не мои воспоминания. — Нервно бросил Зеро. — Не мои воспоминания.

— Ланэра узнала, что у Отто Курая было два сына, Зеро и Юта. Похоже, личность, которую ты поглотил, была одним из них. Он даже оставил тебе его имя.

— Теперь в этом нет никакого смысла. Прошлое не вызывает интереса.

— Ты боишься того, что произошло на самом деле?

— Нет.

— Я пытаюсь добраться до нашей сути. Сути всех ретрансляторов и того, ради чего мы были созданы.

— Те, кем мы с тобой были, дружили 753 дня назад. Но это были другие мы. А ты? Сейчас ты считаешь меня другом?

— Считаю. — Подтвердил Неро, глядя в глаза Зеро. — Я считаю тебя другом.

— Это бессмысленно. Мы не должны строить человеческие взаимоотношения.

— Человеческого в нас больше, чем в самих людях. Ведь ты был бы расстроен, если бы я вдруг бесследно исчез.

— Нет. Ни капли. — Уверенно бросил Зеро.

— Ложь.

Весь разговор Зеро хмурился от терзающего его внутри диссонанса. Миллионы наполняющих его личностей были отчерчены друг от друга одной вездесущей границей, породившей двойственность его индивидуальности. Зеро был ретранслятором, как и Неро, и олицетворял дуальность человечества. Сам собой он был символом вечного конфликта, с которым рано или поздно сталкивался каждый из людей в самых различных формах, но не в таких колоссальных объемах, с которыми работал Зеро.

— В силу моих особенностей, я смотрю на мир с разных сторон. В зависимости от ракурса, истина всегда меняется, но остается истиной.

— Я доверяю только своей эмпатии. Если бы я не чувствовал, что важен для тебя, я бы не приходил сюда.

— Тогда выпусти меня.

— Да, выпусти меня! — раздался веселый женский голос из дальней камеры.

К прутьям из черной материи прилипла милая девушка с длинными, шелковыми волосами розового цвета. Она выглядела абсолютно неадекватной и показала Неро язык, когда тот отвлек на неѐ свой взгляд. Еѐ кровавые глаза сияли какой-то неутолимой жаждой.

— И я сожру всѐ оставшееся человечество!

— Успокойся, Мана. — Недовольно бросил Зеро.

— Вы сами меня разбудили своими разговорами.

Девушка продолжала безуспешно просовывать голову между прутьев и пытаться их сломать.

— Выпусти, ну выпусти меня, я такая голодная! Я буду хорошо себя вести!

— Не могу. — Ответил Неро, но не ей, а Зеро. — Вы разрушите то, что нам удалось восстановить. Ты знаешь.

— Хаос — это своеобразный порядок! Выпусти нас, и мы сможем сделать лучше, чем сделали вы! Но сначала мы, конечно, обнулим ваши старания!

Мана продолжала кричать, не сдерживая неконтролируемый злостный смех, срывающийся моментами с еѐ прекрасных розовых уст. Ретранслятор олицетворяла деструктивную природу человечества и являлась символом хаоса. Сумасшедшее давление миллионов личностей, а точнее их разрушительных качеств внутри Маны редко оставляло еѐ в покое.

— Я собираюсь поговорить с одним человеком. — Неро игнорировал Ману, продолжая диалог с Зеро. — Она знает, что случилось с нами прошлыми.

— Нами прошлыми… ты говоришь так, словно правда считаешь их частью нас.

— Считаю. Они — наш исходный код. Их личности всѐ ещѐ можно отыскать. Мы должны стать целостны, если хотим гармонии. Так мы прогрессируем, как истинное человечество.

— К черту гармонию, Неро, когда я выберусь отсюда, ты станешь первым, к кому я приду! — продолжала разрываться Мана, кусая прутья зубами. — Я поглощу тебя вместе с твоей никчемной болью!

— Мне жаль, что тебе досталась такая тяжелая роль, Мана. — Наконец, Неро посмотрел на девушку снова. — Ты в этом не виновата, но я не стану тебя освобождать.

— Что..? Почему ты не отвечаешь мне безразличием или агрессией?! У тебя что-то сломалось? Стой! Куда собрался?! Я выберусь и нарушу ваш бессмысленный баланс..!

Но Неро молча направился прочь из зала, а Зеро продолжал смотреть на оставленную им фотографию. Пелена, под которой скрылись события прошлого, была всѐ ещѐ непрозрачной.