Глава 4. БЕСПОКОЙНОЙ НОЧИ

Вам, несомненно, хоть однажды доводилось пребывать в ожидании чего-то безумно радостного, неизведанного и, конечно же, до жути волнующего. Это ожидание, весьма внезапно приходя в гости, весело и со всех сил колотит дверным молотком по входной двери подсознания и, не дожидаясь, пока кто-то сподобится открыть двери, проникает в его просторную обитель и заставляет каждую клеточку организма выплясывать джигу. Порой, не давая уснуть вплоть до самого утра. Такое бывает в преддверии далекого путешествия, перед долгожданным первым свиданием, или, например, накануне покупки новой стиральной машины.

Именно в таком состоянии Рита и Миша отправились в разноцветный, пластилиновый, странный и до кучи волшебный мир снов. Закрыв глаза, они наслаждались просмотром нарезок непонятных, но очень реалистичных роликов, главными героями в которых были бесхвостые коты, сноубордисты в веселеньких пижамах и фонарики-убийцы.

Все-таки сильные впечатления частенько творят с людьми необыкновенные вещи. Особенно во сне.

А если бы у обитателей соседних номеров поутру спросили, не слышали ли они ночью ничего странного, некоторые из них ответили бы, что да, где-то рядом раздавались какие-то необычные звуки, напоминающие далекие раскаты грома или прерывающийся рев буксующего автомобиля, но думали, что им просто померещилось или даже приснилось. Однако подобные звукоизвержения действительно имели место быть — и виновником их происхождения был не кто иной, как Михаил, который или сильно устал, или перебрал с упомянутыми новыми впечатлениями. Как бы там ни было, храпел он так громко, что пару раз за окном у припаркованных машин срабатывала сигнализация.

Рита, конечно, давно бы растолкала его, но сама дико устала за эту неделю. Поэтому спала она так мирно, словно выпила четыре дозы снотворного и успокоительного. Одновременно.

И естественно, не слышала отменного храпа супруга.

У другой, в будущем, вероятно, тоже семейной пары возникли определенные проблемы с засыпанием. Они довольно долго вполголоса (как им казалось) спорили и ругались, ругались и спорили. Справедливости ради стоит отметить, что изредка ими делались попытки помириться, но те непременно заканчивались неудачей.

Одному из двух других поселенцев этого номера, расположившихся на диванчике в соседней комнате, спалось просто прекрасно — Джиф, растянувшись, как бельевая веревка во дворе, преспокойно дремал, видя какие-то свои, исключительно кошачьи сны. Его абсолютно не волновали ни вопросы питания (с которыми вопросов после его вызволения из родных трущоб никогда не возникало), ни скандалы любимых (ну, когда кормят и гладят) хозяев, ни день грядущий, пока не сулящий для него ничего выдающегося, ни даже его двуногий, явно души в нем не чающий, сосед по дивану.

В общем, Джиф был самым настоящим котом.

Василий же, проклиная все на свете (и, главным образом, эту поездку), боролся за плюшевую территорию с полосатым пушистиком и попутно пытался победить бессонницу, вызванную, в том числе, и руганью друзей за стенкой. В обоих случаях он раз за разом выходил проигравшим. И это его совсем не радовало.

«Взял бы этот комок шерсти и выкинул к чертям кошачьим в открытое окошко», — злорадно думал он. — «И никто ни о чем бы не узнал». Вася мысленно проделал задуманные манипуляции с ничего не подозревающим животным и ухмыльнулся. «Повезло тебе, что я такой добрый. И Настю с Серегой жалко — плакать ведь будут. Эх, ладно, живи пока. Но будь начеку. Вдруг у меня когда-нибудь нервы сдадут?».

Тут Вася вздрогнул.

Крик, раздавшийся в соседней комнате, мощью своего резонанса вполне мог вышибить все окна в этом номере. Он наводил на очевидные мысли о том, что Анастасия была слегка недовольна каким-то неосторожным высказыванием Сергея. Недовольна примерно так же, как разъяренная бабушка в поликлинике, почти доведенная до крайности ловкачом, пытающимся протиснуться к врачу без очереди, объясняя это бессмертным «да мне просто спросить!».

Вася уже хотел сходить, проверить — не случилось ли чего, но перебранка тут же понизила свою громкость до прежнего уровня. Но все же продолжалась.

Спустя ужасно долгие десять минут, голоса, наконец-то, стихли. И…

Едва слышно заскрипела кровать.

«Нет, это же невыносимо», — застонал Василий. «Пожалуйста, скажите мне, что они просто меняют пружины в матрасе, ну пожалуйста!», — взмолился он. И, понимая, что никто, увы, не отзовется на его мольбы, Вася обреченно натянул подушку на голову и постарался думать о чем-нибудь отстраненном — например, о единорогах или разноцветных мыльных пузырях.

Выходило не очень. С таким же успехом можно было бы пытаться слепить снеговика из воздуха. Но надежда в некоторых особых случаях умирает только вместе с самим надеющимся.

В холле на первом этаже часы, смастеренные в виде страшненькой совы — ненамеренной и ненавязчивой отсылкой к событиям прошлых лет, — пробили час ночи.

А теперь немного отвлечемся от наших героев и разузнаем, что происходило за пределами их временных обиталищ.

В одном из самых дальних номеров на третьем этаже, несмотря на позднее время, работал телевизор. На экране два персонажа мутузили друг друга с помощью разных приемчиков и сверхспособностей. Человек, управлявший одним из них, практически не смыкая изрядно покрасневших глаз, уже минут сорок сидел на полу и увлеченно долбил пальцами по кнопкам джойстика. На корпусе приставки, подсоединенной к телевизору, красовалась золотистая табличка с надписью «Дорогому Васе от, собственно, Васи».

Можно, конечно, долго и нудно говорить о якобы вредном влиянии игровых приставок на кинескопы, о пропаганде жестокости и насилия через видеоигры, о вечных недосыпах и многих других проблемах.

Но все это мелочи по сравнению с тем, что Вася, которого два раза упоминала табличка, к человеку с джойстиком в руках, не имел абсолютно никакого отношения.

В прокатном пункте, обычно в позднее время пустующем, в своем роде активно отдыхали три работника базы. Двое из них сидели на деревянных пошатывающихся стульях с пластиковыми стаканами в руках, а третий, скрючившись, лежал под стойкой. Впрочем, это совсем не мешало и ему держать в руке стаканчик. В воздухе витал запах избыточного веселья и сырых досок. «Совиный лог» методично трансформировался в «Свиной лог».

— Прикинь, мне завтра на работу выходить! — с радостными интонациями в голосе возвестил рыжий парень в клетчатой куртке, сидящий на левом стуле. — Ух, даже уже сегодня. И как я в таком виде буду свари… Свави… Тьфу! Снаряжение выдавать, а?

— А что, клетчатые фуфайки нынче клиентов отпугивают? — спросил, тупо смотря в точку где-то над головой собеседника, мужчина лет пятидесяти с сомнительно стильной небритостью, сидевший на соседнем стуле.

— Да не, я про то, что я пь-пьяный, — с некоторым трудом объяснил рыжий. — Танька прознает — уволит сразу, как пить дать уволит!

— А-а… Ну будет тебе, Димка, не переживай. Вон, Александр Сергеевич почти всегда в таком состоянии — и ничего, пока не уволили. Так ведь, Сергеич?

— Ик, — подтвердило единственным звуком, которое было способно сейчас воспроизвести, тело, расположившееся на полу.

— Вот видишь. И Тань… Татьяну А-лек-сеевну Танькой лучше не называй — все ж директор. И уважаемый человек. Столько для людей сделала, это ж уму непостижимо…

— Ты п-про наши, ха, низкие цены и грамотное, как сочинения двоечника, обслуживание?

Из-под стойки послышалось подобие сдавленного смешка.

— Т-сс, ты чего! Совсем сбрендил? Кто ж про свое начальство такие вещи вслух-то говорит?! — полушепотом возмутился небритый. — Тут даже э-э… Как это говорится? А, тут даже у стен уши есть!

Рыжий, недоверчивым взглядом обследовав стены, и для верности пощупав ближайшую, твердо произнес:

— Да ты гонишь, Степан Иванович, никаких ушей тут нет.

— Э-э, я ж вроде как образно. Хотел сказать, мол, нас здесь могут под-слушивать.

— Эх, кому мы тут сдались-то, — понурившись, произнес рыжий, повернулся к стойке и стукнул по ней кулаком. — Дружище, еще три по пятьдесят!

— Слышь, Димка, мы, кажись, сейчас не в баре, — осторожно напомнил Степан Иванович.

Снизу донеслось приглушенное мычание.

— Ага, Сергеич, Демитрий, верно, сошел бы за… Как бишь его? За бармена, вот! Если бы это бы-была барная стойка. Он же за ней день-деньской стоит.

— Ха! Даже если и так — разливать-то все равно тебе, Иваныч!

— Это верно. Сейчас, момент…

Степан Иванович выудил почти пустую, последнюю оставшуюся в живых бутылку из неприметной картонной коробки, покачал головой и принялся делить остатки горячительной жидкости между коллегами.

Дима в это время выглянул в окно и вдруг замер. Стаканчик выпал у него из руки. Вдалеке, около подъемников, проплыл силуэт, держащий в руках что-то по очертаниям очень напоминающее гладильную доску. Или сноуборд.

— Э-э, Иваныч… Глянь-ка! — упавшим голосом произнес он.

— Что ты там еще увидел? — спросил Степан Иванович, не выпуская бутылку из рук и шатаясь, как старая этажерка, подошел к окну и посмотрел на улицу. — Ну, метель, вижу…

— Какая метель! Здесь был Он! Я видел Его, понимаешь? Вот те крест! Пронесся во-он там, как Смерть с косой… То есть, с доской!

— Так, Димка. Наливать тебе я все ж не буду. Ложись-ка лучше ты спать. Совсем, видать, умаялся сегодня, раз уж тебе Черный Сноубордист привиделся.

— Да ты че, Иваныч, я его действительно видел!

— Сказки все это, для детей малых, — с уверенностью заявил Степан Иванович. Он протянул руку, чокнулся с Сергеичем, выпил залпом и бросил стакан в коробку. Через мгновение за стаканчиком отправилась и бутылка.

— Ладно, мужики, хорошо посидели, а теперь пора вам баиньки. И, Димка, брось ты, нет тут никаких призраков — утром очухаешься, поймешь, что бред все это. И-эх! — Иваныч зевнул и потянулся. — Пойду дальше Объект сторожить, — с этими словами сторож неровной походкой проследовал к порогу, со второй попытки удачно отворил дверь и вывалился в темноту морозной ночи.

Александр Сергеевич, не поднимаясь, влил в себя содержимое своего стаканчика, и, похоже, моментально уснул.

Димка же все еще сидел, прижавшись лбом к окну. Губы его беззвучно шептали: «Видел, видел, точно видел…». Через несколько минут усталость выдернула штепсель его сознания из розетки реальности, и голова рыжего с характерным стуком рухнула на подоконник.

Пока сторож Иваныч отсутствовал, на стоянке произошло весьма неординарное событие. Некто осторожно прокрался на стоянку, подошел к красному «Форду» и, достав огромный нож, проткнул им шину заднего левого колеса. Душа незадачливой шины с тяжким вздохом покинула этот бренный мир. Хулиган спрятал орудие преступления в одном из карманов своих широких штанов, огляделся и незамедлительно скрылся. Снег, возомнив себя его подельником, тут же принялся тщательно заметать следы.

Ночь медленно засыпала.

Просыпалось утро.