Глава 15

Яна проснулась как громом пораженная и резко села в постели.

Господи, что это был за сон? — подумалось ей.

Она лихорадочно пыталась отдышаться от захлестнувшей ее волны чувств и никак не могла прийти в себя. Одновременно на нее навалилась и гнетущая тоска по безвозвратно ушедшему человеку, которую она только что испытала словно наяву, и некоторая радость, что она смогла, наконец, увидеть хоть какой-то небольшой кусочек своей прошлой жизни. Интуиция, которой она в полной мере обладала, подсказывала ей, что все эти события когда-то произошли на самом деле, а не являются всего лишь плодом ее яркого воображения, напичканного чересчур обильными впечатлениями последних дней.

Яна протянула руку и включила ночник, который висел на стене рядом с ее кроватью. Часы показывали без пятнадцати пять утра, и за окном предрассветные сумерки едва только начали уступать первым робким лучам восходящего солнца.

Еще не до конца проснувшись, она снова откинулась на подушки и, немного отдышавшись, попыталась привести в порядок свои мысли.

Очевидно, что мне приснились похороны Григория, подумала она.

Что я могу из этого вынести? Разве только, что никого из его близких на этих похоронах, по-видимому, не было. Да и были ли у него вообще близкие люди, кроме меня? Нужно будет навести справки на этот счет. В Краснодонске он был заезжим, но похоронили ведь его где-то на городском кладбище, это ясно. Значит, надо бы сходить на его могилу, посмотреть что к чему. Ухаживает ли кто-нибудь за ней? Думаю, вряд ли, ведь единственный человек, кто мог бы этим заниматься, это я. А я, как известно, погибла примерно через месяц после его похорон. В любом случае, на кладбище зайти не помешает.

Следующей мыслью, посетившей ее, была мысль о присутствии молодого черноглазого мужчины на похоронах. Его неприятное лицо показалось Яне смутно знакомым. Еще несколько секунд размышлений о нем привели к заключению, что это, вполне вероятно, был Виктор.

Ведь в тысяча девятьсот шестидесятом ему как раз было двадцать с небольшим, размышляла Яна. Если он, по словам Маргариты Николаевны, так усердно добивался моей руки, то для него смерть Григория должна была стать просто подарком судьбы.

А подарком ли? — вдруг подумалось ей. Не был ли он сам причастен к этому? Почему он так странно улыбался, когда смотрел на меня?

Сердце Яны забилось учащенно при этой внезапно поразившей ее мысли, но она не позволила эмоциям взять верх над разумом.

Мне нужно успокоиться, сказала она себе и спустила ноги с кровати, чтобы пойти умыться.

И тут она замерла.

Что я упустила?

Яна судорожно начала припоминать каждую деталь сна, который с каждой минутой развеивался и становился все иллюзорнее и иллюзорнее.

Было еще что-то. Что-то важное.

Она нахмурила лоб и напряглась, как только могла. И тут она вспомнила. В самом конце, почти перед пробуждением, когда она увидела холодные черные глаза Виктора, вперившиеся в нее. Именно в тот момент она приняла чрезвычайно важное решение — решение умереть! Боже мой! Значит, она действительно добровольно бросилась под этот поезд… И больше никто, кроме нее самой, не причастен к ее смерти. Выходит, она и вправду самоубийца!

Я — самоубийца! — в панике зашептала она. В прошлой жизни я покончила с собой. Господи, что может быть ужаснее?

Почему-то раньше, когда к ней приходили воспоминания о смерти, она никогда не задумывалась, что сама захотела умереть. Прежде ей казалось, что кто-то другой, пусть даже косвенно, виноват в том, что случилось. Но теперь, когда она поняла, что сама приняла это жуткое решение и сама привела его в исполнение, мороз бежал у нее по коже.

Кажется, самоубийц никогда не хоронят, как остальных. Да и хоронят ли их вообще?

Просидев так неизвестно сколько времени, Яна вдруг осознала, что на улице уже почти рассвело. Теперь часы показывали половину седьмого. Надо было заняться делами, коих накопилось немало: позвонить в больницу и справиться о состоянии Василия, а еще лучше — получить от врачей добро на личный визит; съездить на городское кладбище и найти могилу Григория, а если получится, то и могилу Анны; и, наконец, вернуться к загадке с шифром.

Внезапно Яна вспомнила вчерашний вечер и поморщилась.

Да уж, подумалось ей, теперь мне в этом доме придется не так уж сладко. Старая корга наверняка настраивает всех против меня. Надо бы поговорить об этом с Катей и Галиной Алексеевной, может быть, все не так уж и страшно? И что только я ей сделала, не пойму!

Пребывая в этих невеселых мыслях, Яна отправилась в ванную, а затем спустилась на кухню чего-нибудь перекусить. Поскольку все домочадцы в столь ранний час еще спали, она решила заняться самообслуживанием и, пройдя через пустую гостиную, направилась прямиком на кухню, к холодильнику. Однако только она успела открыть дверцу и едва начать выбирать, чем бы таким ей перекусить спозаранку, как прямо за ее спиной внезапно раздался глубокий мужской баритон:

— Не спится в такую рань?

С быстротой и проворством застигнутого врасплох воришки, Яна резко обернулась и уставилась в дальний угол кухни. Там, за барной стойкой из красного дерева, на высоком стуле сидел Михаил Сергеевич и приветливо улыбался. Стоявшая перед ним чашка с кофе притягательно дымилась, а в его руке Яна разглядела какую-то местную газету.

— Извини, не хотел тебя напугать, — немного смутившись, сказал он, и сделал глоток, — составишь мне компанию?

Неожиданный испуг сменился для Яны приятной встречей, и она подумала, что это очень удачное стечение обстоятельств: до этого момента они с Михаилом Сергеевичем почти не общались, и сейчас ей, наконец, выпала возможность восполнить этот пробел.

Выудив из холодильника остатки вчерашнего ужина и налив себе чаю, Яна села за барную стойку, устроившись напротив хозяина дома.

— Увлекаетесь политикой? — спросила она, бросив беглый взгляд на название газеты.

— Приходится, — пожал плечами Михаил Сергеевич, — надо быть в курсе.

Он выдержал паузу, а затем спросил по-дружески:

— А чем ты увлекаешься? Извини, у меня совершенно не было времени спросить об этом раньше. Все время торчу на работе.

— Да, я заметила, — улыбнулась Яна, приступая к картофельной запеканке. Только сейчас она обратила внимание, что он одет официально: в строгий костюм и светло-голубую рубашку. Образ дополнял такой же строгий полосатый галстук в сине-серых тонах.

— Я увлекаюсь путешествиями, — ответила Яна, — люблю бывать в разных местах, знакомиться с новыми людьми. Рисую немного...

— Рисуешь? — переспросил он. — Тогда ты наверно уже нашла общий язык с нашей Светой? Она тоже любит живопись.

Яна помрачнела. Не зная, как ответить на его слова, она решила, что нет лучшего способа, чем сказать правду.

— Честно говоря, — начала она, набрав побольше воздуха в легкие, — она не слишком расположена ко мне. Вчера вечером она пыталась меня выгнать.

Реакция Михаила Сергеевича на ее слова была непредсказуема: он замер на мгновение, а потом весело рассмеялся.

— Ты серьезно? — спросил он, отсмеявшись, и с интересом посмотрел на Яну. — Не шутишь?

— Нет, к чему мне. — Смутилась она. — Светлана Алексеевна пришла вечером ко мне в комнату и заявила, чтобы ноги моей здесь больше не было. Сама не пойму, чем я ей так не угодила.

Трудно было понять, о чем в этот момент думает катин отец. Первоначальная улыбка на его губах сменилась озабоченностью, а затем он поставил чашку и произнес:

— Видишь ли, когда Катя предупредила, что приедет не одна, а с подругой, я был уверен, что все в нашем доме будут только рады гостю. Я и не подумал, что Свете это может не понравиться. Но… да, я мог бы предположить это… Я очень извиняюсь, что допустил такое развитие событий. Пожалуйста, не принимай ее слова близко к сердцу. Некоторым людям очень сложно найти общий язык с другими. Не думаю, что она хотела тебя обидеть, скорее всего, она просто не справилась со своими эмоциями. Я поговорю с ней об этом сегодня вечером.

— Спасибо, но я не думаю, что это поможет, — мягко ответила Яна, — мне показалось, что она была сильно зла на меня.

— В любом случае, не обращай на ее слова внимания. В этом доме тебе очень рады.

И он попытался улыбнуться как можно радушнее, но Яна успела заметить, что теперь сквозь его улыбку просвечивала тень беспокойства. Было ли это беспокойство за Яну? Или за Светлану Алексеевну?

Что за тайны скрывает эта семья? — тревожно подумала Яна. И почему, черт возьми, они все так легко относятся к выходкам этой жабы?

— Вообще-то, — поспешила она перевести тему, — я хотела бы спросить вас кое о чем.

— Да?

— Меня очень заинтересовала история об Анне, которую еще в день моего приезда рассказала Маргарита Николаевна.

— О, эта история для нас всех большая загадка, — вздохнул он и отпил еще глоток кофе, — так что бы ты хотела спросить?

— Видите ли, — начала она, — мы с Катей много размышляли обо всем об этом. И мне никак не дает покоя один момент.

— Какой же?

— Убийство Григория. — Яна отложила вилку и посмотрела Михаилу Сергеевичу прямо в глаза. — Вы не находите странным, что человек, и не просто какой-то человек, а военный офицер, был убит в городе, в который он приехал всего две недели назад? И что это странное убийство так и не было раскрыто, несмотря на привлечение к расследованию военной комендатуры?

Михаил Сергеевич, казалось, хотел что-то ответить Яне, но она спешно заговорила вновь.

— Я понимаю, что в Краснодонске он оказался не в первый раз, ведь, как мы знаем по рассказу бабушки, он уже был здесь проездом за год до этого. И тоже, замечу, совсем недолго, всего около месяца. Сомневаюсь, что за такой короткий срок он успел нажить себе врагов, желающих ему смерти. И вот, через год он приезжает вновь. На этот раз — в отпуск. И как мы все догадываемся, с целью возобновить отношения со своей возлюбленной, то есть с Анной.

— Так. И что же здесь тебя настораживает? — спросил Михаил Сергеевич.

— Здесь как раз все понятно. — Ответила Яна. — Как мы опять же знаем, Григорию действительно удается возобновить эти отношения. Мне лично кажется, Анна и впрямь была расположена к нему и искренне хотела, чтобы они были вместе. Григорий даже дарит ей кольцо — только не спрашивайте, откуда я это знаю — и предлагает руку и сердце. Это уже не просто летний романчик, это серьезное решение! Казалось бы, что могло помешать им пожениться и жить долго и счастливо? И тут происходит это нелепое убийство — убийство без мотива, без доказательств и без свидетелей. Кому же, интересно, оно так могло понадобиться? Кому мог помешать заезжий офицер?

— А у тебя совсем не женская логика, — пошутил Михаил Сергеевич, — и кого же ты подозреваешь?

Яна почувствовала, что сейчас лучше говорить начистоту. Надо сказать, она вообще испытывала сильное расположение к этому солидному мужчине, и поймала себя на том, что не стесняется обсуждать с ним подобные темы, несмотря на заметную разницу в возрасте.

— На мой взгляд, здесь может быть замешан только один человек, который в то время имел явную заинтересованность в смерти Григория. — Сказала она и откинулась на спинку стула. — И это Виктор.

Михаил Сергеевич в задумчивости молчал, поэтому Яна решила на всякий случай пояснить свою мысль.

— Я говорю о том Викторе, который ухаживал за Анной и получил от нее отказ. Ведь Гриша был его главным соперником, и соперником, надо признаться, более удачливым.

— Ты права, — наконец, отреагировал Михаил Сергеевич, — но у него, как мне помнится, было какое-то неоспоримое алиби. Я сам, конечно, не был свидетелем того расследования, но мама рассказывала, что в деле Григория он был вторым главным подозреваемым после самой Анны, и следствие всерьез прорабатывало версию убийства на почве ревности. Однако никаких доказательств против него так и не нашли.

— А вам не кажется, что будучи сыном судебного следователя, он мог легко избежать наказания? Ведь очевидно, что его отец в то время имел связи в следственном комитете.

— Конечно, и такой вариант мог бы быть, — вынужден был согласиться с ней Михаил Сергеевич, — но не забывай, что дело произошло в шестидесятом году: на дворе советское время. За взятку можно было угодить за решетку на раз-два.

— И все же, — позволила себе не отступиться Яна, — я считаю, что это не стало бы серьезной преградой для людей, которые и так уже замешаны в деле куда посерьезней взятки. Как говорится, пан или пропал.

В кухне вновь повисла пауза. Яна не знала, что еще можно сказать в защиту своей версии, в которой она все больше и больше убеждалась. Поэтому она молча сидела и ждала, пока Михаил Сергеевич допьет кофе. Наконец, он поставил чашку и заговорил уже более нейтрально:

— Ты знаешь, я ведь, если честно, и сам долго подозревал его, — сказал он, — да и многие в городе подозревали. Но, с другой стороны, стал бы человек так спокойно жить дальше? А ведь Виктор никуда не уехал, напротив, вскоре женился и завел семью, а потом и вовсе переехал на нашу улицу. Я часто задавал себе вопрос, смог бы я, будучи убийцей, жить вот так, под пристальными взглядами, всю оставшуюся жизнь? И, честно говоря, мой ответ ни разу не был утвердительным.

Сказав это, Михаил Сергеевич посмотрел на настенные часы, висевшие над кухонным гарнитуром, и внезапно заторопился.

— Ну и ну, уже восемь! — Присвистнул он. — Извини, что бросаю тебя одну, но мне пора ехать. Боюсь, мои трудяги без меня не справятся!

С этими словами он непринужденно улыбнулся, поставил чашку в раковину и, прихватив газету, вышел из кухни. Вскоре во дворе послышался звук мотора, и серый Вольво S60 выехал за ворота.