Глава 3

— Так, значит, вы с Катюшей учитесь на одном факультете? — прозвучал голос пожилой дородной женщины, обращаясь к Яне.

Она сидела за круглым деревянным столом в большой просторной гостиной на первом этаже особняка, в котором обитало семейство Воротаевых. Комната была обставлена просто, но со вкусом. Предметы мебели, сами по себе не вычурные, но достаточно изысканные, прекрасно сочетались между собой и с цветовой гаммой комнаты. Однотонные светло-желтые стены хорошо гармонировали с легкими бирюзовыми струящимися занавесками и белым столовым гарнитуром. Даже современный плоский телевизор, висящий на одной из стен, не портил общего впечатления, сливаясь с окружающей обстановкой, а мягкий темно-бирюзовый диван, казалось, приглашал прилечь на него с какой-нибудь интересной книжкой. В комнате дышалось легко и свободно, можно даже сказать, что она располагала к неспешному принятию пищи и приятным разговорам в кругу большой семьи.

— Так значит, вы с Катей учитесь на одном факультете? — повторила женщина свой вопрос, допивая чай из расписной фарфоровой чашки. Яна уже знала, что вопрос исходил от катиной бабушки, Маргариты Николаевны Воротаевой, которую она видела впервые.

— Да, мы познакомились еще на первом курсе, когда попытались списать друг у друга проверочную работу, сидя за одной партой, — слегка смущаясь, ответила Яна, — с тех пор и дружим.

Женщина улыбнулась снисходительной улыбкой и взяла с тарелки шоколадный круассан.

— Катюша очень много нам о тебе говорила, — продолжила она, приступая к круассану, — а теперь, наконец, и лично привезла погостить. Как тебе наш небольшой город?

Маргарите Николаевне было семьдесят два года, хотя на вид ей едва ли можно было дать больше шестидесяти пяти. Она здорово сохранилась для своего возраста, что проявлялось не только в ее ухоженной внешности, но и в отличном здоровье и крепких нервах. Пережив мужа уже на шесть с лишним лет, она, казалось, нисколько не изменилась после этого события, продолжая вести достаточно открытый образ жизни, ходить в театр и на выставки, в гости к своим приятельницам, а также приглашать их периодически к себе, чтобы скоротать время за карточной игрой. Ее аккуратное точеное лицо с тонкими чертами обрамлялось серебристо-седыми волосами, убранными назад. Одета она была также с весьма изысканной простотой, в просторные светлые брюки и блузку с рукавами три четверти. На ее шее красовалась тонкая нитка жемчужного ожерелья, а на пальцах Яна заметила несколько крупных колец. Девушка подумала, что, вероятно, в молодости Маргарита Николаевна была очень красива и принадлежала к тому редкому типу женщин, полюбив которую, мужчина забывает обо всем на свете.

— Я еще, к сожалению, совсем не успела посмотреть город, — сказала Яна, отвечая на вопрос, — но у меня такое ощущение, что я все здесь уже знаю — улицы, парки, дома… Не пойму, в чем дело, ведь я никогда раньше здесь не бывала.

— Да-да, вы же только с поезда, — вспомнила Маргарита Николаевна, — как, кстати, прошла дорога?

— Ой, бабуль, лучше не спрашивай, — вмешалась Катя, — мы прекрасно себе ехали, пока какой-то ужасной тетке не приспичило перебудить весь поезд своим криком, когда она зашла в Мордвинске в четыре утра! Мы совсем не выспались… — и Катя устало подперла лицо локтем и театрально закатила глаза.

— Ничего, вы еще такие молодые, энергичные, успеете еще на пенсии отоспаться, — ответила с улыбкой бабушка, — впереди у вас целая жизнь.

— Да она-то впереди, — возразила Катя, зевая, — только спать мне хочется сейчас.

— Девочки, да вы ешьте с дороги-то, — вступила в разговор катина мама Галина Алексеевна, пододвигая поближе к девушкам большую аппетитную тарелку, — я же пирогов специально напекла к вашему приезду.

Галина Алексеевна, и это сразу бросалось в глаза, была отличной хозяйкой. Стоило Яне лишь несколько минут пробыть в особняке Воротаевых, она уже точно могла сказать, что все хозяйство в доме держалось на ней. Она накрывала стол, хлопотала, давала указания, одним словом — отлично выполняла свою роль жены и матери семейства. Пока остальные только рассаживались за столом и наливали чай, она несколько раз успела сбегать на кухню и обратно, чтобы принести или унести что-нибудь необходимое. От этой маленькой энергичной блондинки так и веяло гостеприимностью и домашним уютом. Несмотря на то, что ее старший сын уже справил свое двадцатилетие, она выглядела не старше сорока.

Яне Галина Алексеевна очень понравилась, и это чувство, казалось, было взаимно. Сидя за столом и уплетая с дороги вкусные горячие пироги, она про себя подумала, что, вероятно, тоже хотела бы когда-нибудь быть такой хозяйкой, как катина мама. Кроме того, Яна сгорала от любопытства посмотреть на отца подруги и составить о нем свое мнение. Почему-то ей казалось, что у такой женщины, как Галина Алексеевна, муж должен быть самый что ни на есть замечательный. Яна собиралась проверить свою гипотезу вечером, когда, как ей сказали, Михаил Сергеевич обычно приходит с работы.

Завтрак был в самом разгаре, когда в дверях появилась еще одна женщина, всем своим видом олицетворяя полную противоположность Галины Алексеевны. Яна даже не сразу смогла сообразить, что это может быть только ее старшая сестра, которая приходилась Кате родной тетей. Контраст между двумя этими женщинами был настолько разителен, что едва ли кто-нибудь смог бы назвать их сестрами. Светлана Алексеевна, в отличие от младшей сестры, обладала очень неприятной внешностью. На вид ей можно было смело дать больше шестидесяти. Среднего роста, но сутулая, с дряблой кожей и глазами на выкате, она производила впечатление старой болотной жабы, живущей в соседнем пруду. Волосы ее, тусклые и отчасти поседевшие, закрывала какая-то нелепого вида тонко связанная шапочка, непонятно с какой целью ею надетая. Голос же, когда она заговорила, еще сильнее придавал ей сходство с жабой своим низким тембром и тягучестью. Одним словом, насколько приятное впечатление производила на людей Галина Алексеевна, настолько же отталкивающе выглядела ее старшая сестра.

Неудивительно, подумала Яна, что она так и осталась старой девой. Бьюсь об заклад, у нее и характер такой же неприятный, как она сама.

Однако вслух, конечно же, ничего не сказала.

— Всем доброго утра, — протянула своим монотонным голосом Светлана Алексеевна, присаживаясь за стол, — Галя, что у нас сегодня на завтрак?

— Сегодня пироги, садись и кушай, — с легким напряжением в голосе ответила катина мама.

— Вроде только позавчера их ели, — попробовала возразить старшая сестра.

— А сегодня снова едим, — отрезала Галина Алексеевна, — и хватит уже болтать: стынет.

Катя, сидевшая напротив Яны, закатила глаза и улыбнулась краешком губ, что, видимо, означало, как ей все это надоело. Яна вновь подумала, что характер тети вполне может соответствовать ее внешности. Тут Светлана Алексеевна заметила Катю и выразила нечто вроде радости на своем жабьем лице.

— Катюша, я смотрю, ты приехала! — воскликнула она с надрывом. — И подружку привезла. — Она перевела взгляд на Яну.

— Да, теть, познакомься, это Яна, — представила девушку Катя, — а это моя тетя Света.

— Очень приятно, — механически вежливо ответила Яна.

— Взаимно, — с не менее равнодушной вежливостью сказала тетя.

На этом обмен любезностями между ними закончился, хотя Яне показалось, что та иногда недоверчиво поглядывает в ее сторону, но она ни разу так и не смогла поймать ее взгляд. Оставшаяся часть завтрака прошла в спокойной обстановке, и, когда последняя чашка чая была допита, девушки отправились распаковывать чемоданы.

Для Яны Галина Алексеевна выделила отдельную комнату на втором этаже, которая обычно использовалась Воротаевыми как гостевая. Эта небольшая комната с одним окном, как и весь остальной особняк, произвели на девушку самое сильное впечатление. Стоило ей только увидеть дом, когда он, такой степенный, показался из-за очередного поворота дороги, и ее сердце словно парализовало, настолько знакомыми показались для нее эти места. Как такое может быть, только и успевала спрашивать себя Яна, но ее голова не могла дать ей на это никакого четкого ответа. Этот дом, ровно как и соседские особняки, да и вообще вся окружающая местность, казалось, силились пробудить в ней что-то давно забытое и ушедшее в небытие, но сейчас, по воле случая, вернувшееся в ее подсознание. Может быть, она была здесь в детстве? Но Яна много раз спрашивала маму, в каких местах они побывали, и та заверяла ее, что из родной Тулы они практически не выезжали, разве что в деревню к бабушке за несколько километров. Так что же, в конце концов, с ней происходит?

Поднявшись в свою новую комнату, Яна подошла к окну и стала рассматривать вид, который из него открывался. Окно выходило на передний двор с маленьким садиком, через который они проходили, когда только приехали. Также сквозь густую листву окружающих деревьев проглядывала неширокая, но заасфальтированная дорога, через которую сейчас переходила молодая женщина с двумя детьми. Напротив особняка Воротаевых тоже стоял дом, правда несколько поменьше и поскромнее, но также весьма приветливый и аккуратный, как и все дома этого района. В обе стороны от него следовали особняки, как большие, так и маленькие, и Яна сделала вывод, что этот старый район города, видимо, считается весьма престижным, раз здесь живут люди, способные содержать такие дома. Пока она стояла и рассматривала улицу, ее внимание привлек особняк, находящийся левее дома напротив. Не слишком большой, светло-голубого оттенка, он уютно устроился среди стоящих вокруг раскидистых дубов и почему-то поймал на себе взгляд девушки. Яна открыла окно и слегка высунулась, чтобы рассмотреть его повнимательнее, когда кто-то постучал в дверь комнаты. Это стало неожиданностью и сначала она даже несколько растерялась, но быстро сориентировалась и крикнула:

— Да, да, заходите!

— Можно? — дверь приоткрылась и в комнату заглянула Маргарита Николаевна. — Я пришла спросить, может тебе что-нибудь нужно, Яна?

Она, как и за завтраком, была очень вежлива и тактична.

— Спасибо большое, но я вроде пока со всем справляюсь, — улыбнулась в ответ Яна, — собиралась вот распаковать вещи, а тут в окно засмотрелась. Такой чудесный вид из него открывается!

— Да, нам очень нравится здесь жить, — подходя к окну и вглядываясь в улицу, сказала бабушка, — я, в общем-то, больше нигде и не жила, не считая нескольких коротких командировок мужа. Всю жизнь здесь, среди этих домов и деревьев.

— Это наверное очень дорогой район? — аккуратно поинтересовалась Яна.

— Ну, я думаю, по московским меркам, не самый, — улыбнулась бабушка, — но для нашего города один из самых престижных, да. Здесь советская власть когда-то выделяла дома для лучших специалистов города, и мой муж, будучи уже тогда на хорошем счету у начальства, получил этот дом.

— Ваш дом просто шикарный, — без лести восхитилась Яна, — он мне сразу по душе пришелся. Значит, Вы живете здесь со времен замужества? А где жили раньше?

— До замужества? Это было так давно, — снова улыбнулась бабушка и, подойдя вплотную к окну, указала куда-то налево, — раньше я жила вон в том доме.

Яна проследила за ее рукой и увидела, что она показывает ровно на тот особнячок, что так привлек ее внимание несколько минут назад и сразу показался ей каким-то особенным.

— Надо же! — воскликнула она. — Я как раз рассматривала его, когда Вы постучали. А кто живет там сейчас? Ваши родственники?

Маргарита Николаевна подошла к деревянной кровати и присела на ее краешек. Казалось, она словно потускнела от этого вопроса. Яна даже испугалась, что спросила что-то лишнее. Ей не хотелось расстраивать эту женщину, которая так ей приглянулась.

— Когда мой отец умер, других наследников не осталось, — с грустью сказала бабушка, — поэтому дом отошел государству. Я к тому времени уже была замужем и жила здесь, так что меня в расчет не брали.

— Понятно, — осторожно ответила Яна, — жаль Вашего отца.

— Да нет, он прожил долгую и вполне достойную жизнь, — сказала бабушка, — и жалеть его не стоит. Он много сделал и для меня, и для сестры.

Здесь она слегка запнулась, но продолжила.

— Когда мы жили в доме отца, у меня была сестра, которую я очень любила. Но, к нашему большому горю, с ней случилось несчастье, и я осталась единственной дочерью.

Она немного помолчала. Яна тоже не стала ничего говорить, чувствуя, что это было бы неуместно в данной ситуации. Маргарита Николаевна вздохнула, покачала головой, словно отгоняя мысли, о которых ей не хотелось думать, и произнесла:

— Ее сбил поезд.