Глава 7

Глава 7

Был он прекрасен, как облако, — вождь

Золотоносных Микен.

(Н. С. Гумилёв)

Свадьба Аликс и Берти состоялась, как и была назначена, десятого марта. А тридцатого числа семья наследного принца Дании получила известие о том, что всенародным голосованием королём Греции избран семнадцатилетний принц Датский Вильгельм. То есть, Вилли. При вступлении на престол он принял тронное имя Георгий I: оно лучше звучало для греческого уха, да и на самом деле было среди его имён. Ему разрешили остаться в его родной вере, он только должен был пообещать, что все его дети будут крещены и воспитаны в православии. Вилли, или Георгий (он потихоньку начинал привыкать к новому имени) пообещал это с радостью: он хотел стать ближе к своему народу и не хотел разделить участи короля Оттона, поэтому твёрдо решил учиться на его ошибках. «Значит, нужно найти себе православную жену!» — подумал он. Но не был в этом твёрдо уверен: кто же знает, в какую принцессу он влюбится! Будь она хоть католичкой, жениться он намерен только по любви. И это не к спеху: ему только семнадцать лет.

Торжественную коронацию решено было провести в Копенгагене в июне, а в свою новую страну король Георгий должен был отправиться после визитов в дружественные страны — Россию, Великобританию и Францию. Александр II, Виктория и Наполеон III хотели выразить своё почтение новому молодому монарху, так неожиданно пополнившему их ряды. Дипломатия — великая вещь, поэтому начинать дружбу с новым королём нужно с самого его вступления на престол. На балах, охотах и праздненствах люди дружатся значительно легче, чем во время помпезных церемоний, поэтому эти визиты должны были быть, конечно, официальными, но, если можно так выразиться, наполовину.

Старинный собор, служащий к тому же усыпальницей датским королям на протяжении уже почти восьмисот лет, залит окрашенным цветными витражными стёклами июньским солнцем. Посреди него, в окружении специально приехавшего из Греции православного духовенства, а также их лютеранского пастора, высокий и стройный семнадцатилетний мальчик принимает на себя подбитую горностаем мантию и тяжёлую золотую корону.

Минни была страшно горда братом, но в то же время в её радость закрадывались нотки грусти: её маленький мальчик, самый верный товарищ её детских шалостей, теперь выглядел совсем взрослым и был невероятно серьёзен. Дагмар считала, что ему не шло. Вот Фредди, тот серьёзный. А Вилли — озорной и смешливый, ему должны быть в тягость все эти церемонии, когда ни побегать всласть, ни повеселиться. Но брат держался молодцом, и Минни постепенно передавалась его уверенность. Она любит брата и, как бы там ни было, будет его поддерживать. Пусть он даже станет совсем взрослым и превратится в зануду и буку.

И всё-таки Вилли выглядит величественно. Она боялась, что он почти утонет в массивной мантии, но за последние полгода он подрос и немного раздался в плечах, поэтому пурпурная ткань с горностаевой подбивкой сидит на нём как влитая и очень выгодно оттеняет его невзрачное лицо. Корона ещё добавляет солидности, да и держится Вилли с достоинством. По выражению лица отчётливо видно, что, несмотря на юный возраст, он полон решимости и ответственности и хочет во что бы то ни стало принести благо своему новому народу, о котором он знает так мало, но будет рад узнать.

Тогда же Минни впервые побывала на православном богослужении. За неимением в Копенгагене греческих церквей прибывшие из-за моря священники отслужили благодарственный молебен прямо там же, в соборе Роскилле. Это было красиво и необычно, но принцесса Дагмар призналась самой себе, что не испытала при этом никаких особенных религиозных чувств. Для неё это была часть дружественной и древней, но незнакомой культуры. Красиво — да, очень, торжественно — не то слово, но слишком непонятно и непривычно, чтобы под эти распевы молиться.

«А ведь если родители всерьёз решат насчёт меня и наследника Российского престола, я должна буду принять эту веру!» — вдруг подумала Минни. И впервые в жизни испугалась такой перспективы. «Хотя православные тоже верят в Иисуса Христа, так что, надеюсь, с моей стороны это не будет предательством. К тому же, это только первое впечатление, а на самом деле, может быть, всё не так уж и странно. Я ведь не знаю всех различий между ними и нами. Может, их не так уж и много...».

Тогда же король Фредерик Седьмой, он же просто «дедушка Фредди», вручил внуку высшую награду Датского королевства — Орден Слона. Награда была очень необычной: к ленте или цепи, в зависимости от степени, крепилась маленькая выпуклая фигурка слона с башней на спине. Слон считался символом мужества и стойкости, но почему-то ни в одном другом европейском государстве не было такого знака отличия.

После торжественного пира Минни снова стояла между родных в порту и махала рукой отплывающему кораблю. Ещё одна разлука. Остались Фредди, она и двое младших, которым, слава Богу, ещё далеко до выпархивания из родительского гнезда во взрослую жизнь. Фредди — мальчик, наследник престола вслед за отцом, значит, он останется здесь. А это неминуемо означало, что следующая на очереди — она, Дагмар. В этом было что-то волнительное, немножечко даже грустное, но Минни была оптимисткой и старалась не расстраиваться раньше времени.

Санкт-Петербург поистине захватил воображение юного короля своей пышностью и нарядностью. Император, Наследник и прочие члены династии отнеслись к нему совершенно по-семейному, называли запросто Георгом, и Вилли очень быстро подпал под их очарование. Особенно по-отечески почему-то отнёсся к нему брат Императора, Великий князь Константин Николаевич. Он и его импозантная рыжеволосая жена принимали у себя молодого греческого короля почти каждый день, и вскоре Вилли перестал чувствовать себя стеснённо в их присутствии. В первый же его визит к ним, в самый разгар разговора о чём-то с Великим князем, из-за портьеры неожиданно выбежала девочка лет двенадцати. Посмотрела на гостя пристально, слишком по-взрослому оценивающим взглядом. Очаровательно улыбнулась и, присев, протянула детски пухлую, с ямочками, руку:

— Ольга.

Вилли, засмеявшись, едва скользнул по этой руке начинавшимися усами. Подумал, что она похожа на его сестру Минни. Не внешне, а каким-то внутренним огоньком и непередаваемой женской грацией, сквозящей в ней уже в таком возрасте.

— Моя старшая дочь Ольга, — подтвердил Великий князь.

Тогда, в силу возраста и наивности, Вилли ещё не мог понять, что ради этого, собственно, и затевалось всё знакомство его с семьёй Константина Николаевича. Ей было двенадцать лет, и молодой король отнёсся к ней как к сестрёнке. Он отчаянно скучал по Минни, и во всё пребывание в Петербурге только Ольга могла скрасить эту тоску, они крепко подружились, но Вилли и в голову не могло придти, что у Константина Николаевича и Александры Иосифовны могла тогда уже возникнуть гениальная идея на будущее. У Государя Императора шестеро сыновей, так что линия престолонаследия прочна и надёжна, а значит, их семья вынуждена будет довольствоваться более скромным положением в династии, и двух дочерей, Ольгу и Веру, им вряд ли удастся отдать замуж за кого-нибудь выше князя или ненаследного принца. Познакомив Ольгу с монархом всего на пять лет старше её, они делали грандиозный задел на будущее. Разумеется, с согласия и благословения Его Величества.

Но, как ни прекрасно было в Петербурге, нужно было двигаться дальше. В Туманном Альбионе новоиспечённого короля ждала не только могущественная королева: едва ступив на британский берег, Георгий попал в крепкие объятия старшей сестры, с которой они не виделись полгода, с самого её отплытия на новую родину. Аликс поделилась новостями: во-первых, Великобритания решила почтить начало новой греческой династии возвращением Ионических островов в Греческую корону, так что Георгию и Виктории оставалось только обсудить нюансы («привыкай, Вилли, ты теперь король, тебе часто придётся решать вопросы такого масштаба»), а во-вторых, сама Александра ждала ребёнка. Если мальчик, то будет наследником после своего отца. В этом было что-то даже немножко грустное: у этого ребёнка уже в утробе не было выбора, кем быть. Более того, даже возможный набор имён был решён заранее: если сын, то конечно же он будет носить имя покойного принца-консорта, а назвать сына Кристианом, в честь отца, Аликс никто не позволит: имена в королевской семье утверждала лично королева. Виктора, небось, туда ещё вставит: нельзя же не назвать ребёнка в честь неё! И, если с сыном ещё есть хоть какие-то варианты, то дочь совершенно определённо должна быть Викторией. Её Величество поставила всем своим детям одинаковое условие: сколько бы дочерей у них ни рождалось, имя Виктория обязательно должно быть в сколь угодно долгом порядке их крестильных имён.

Но в целом Аликс, как и все будущие матери, была в благостном расположении духа. Она была чрезвычайно благодарна родителям и гувернанткам, которые воспитали в ней чувство такта и уважения к старшим, как бы неприятно ни было общение с некоторыми из них. Эти навыки очень помогали Аликс в общении со свекровью.

Потом шли расспросы о братьях и сёстрах (Александра, конечно, переписывалась с родителями и Минни, но из первых уст всё это звучало совсем по-другому), детские воспоминания, просьбы приезжать почаще и не сильно скучать.

Королева Виктория Георгию категорически не понравилась: она была слишком горда собой и чересчур зациклена исключительно на своих интересах. Из всего, что происходило в Европе, она старалась извлечь выгоду лично для себя и своей страны. Наверное, это было одним из главных качеств хорошего монарха, но именно это Георгию меньше всего хотелось делать в Греции. Хотелось править спокойно и мирно, блюсти интересы государства, да, но не переть как таран и не ставить личные симпатии или антипатии выше политических интересов. Посмотрев на ситуацию в Англии, молодой греческий король сделал для себя важный вывод: никаких женщин на престоле, никогда! Дай Бог ему сыновей!

Королева Виктория так суетилась, представляя ему своих дочерей Хелену и Луизу, что тут Вилли как раз раскусил её замысел. Хотя связывать себя узами брака как минимум в ближайшие три-четыре года он не собирался, на всякий случай решил присмотреться к ним повнимательнее — и ни одна из них ему не понравилась. Хелена была слишком похожа на мать, по крайней мере, внешне — а жить с женой, похожей на несимпатичного тебе человека, будь даже она сто раз совсем другой, согласитесь, ужасно неприятно. Луиза же показалась юному монарху слишком худой и острой на язычок, хотя ей и было всего-то пятнадцать лет. Поделившись с сестрой своими мыслями и поняв, что ни Хелену, ни Луизу брату в жёны она тоже не желает, галантно откланявшись со всеми дамами и нежно простившись с Аликс, Георгий отправился дальше. Оставался ещё один визит — к французскому императору Наполеону Третьему. Какое счастье, что у него только сын! Хотя бы невесту ему не будут прочить!

В октябре, прибыв, наконец, в Грецию, новый король нашёл дворец в полном раздрае после бегства короля Оттона и решительно принялся за дело. Пока слуги приводили в порядок бумаги и очищали дворец от присутствия предыдущего монарха, Вилли знакомился с новой страной, которой ему предстояло править, наверное, ещё много лет. Первым делом он нашёл себе учителя греческого языка.

Подданные на нового короля не могли нарадоваться. Оттон, демонстративно подчёркивавший свою принадлежность к католицизму и не желавший знать ни слова по-гречески, был ещё слишком свеж у них в памяти. Георгий вёл себя совсем по-другому, ничем не демонстрировал того факта, что принадлежит к другой вере, проявляя уважение к греческим традициям и посещая православные богослужения; его запросто можно было встретить на улице без свиты и в скромном мундире, он лично вникал во всё происходящее и осторожно, с рассуждением, прислушивался к мнению премьер-министра. В истории Греции открывалась новая страница, и всё обещало, что начавшаяся глава будет счастливой.