Глава 9

Глава 9

Чума, чума на оба ваши дома!

(Уильям Шекспир в переводе Т. Л. Щепкиной-Куперник)

Като пила чай в компании Мама и братьев, когда принесли письмо. Служанка, присев, отдала его Терезии Васильевне и вышла.

Это было обычное приглашение на воскресный обед в Зимний дворец. Такие обеды Их Величества устраивали уже несколько лет, с тем, чтобы вся наличествующая Императорская фамилия могла собраться за одним столом, обсудить разные вопросы, в том числе и политические, и вообще, не забывать о том, что они — одна семья и должны держаться вместе. Семейство Ольденбургских участвовало в таких обедах чуть ли не с самого их начала, поэтому приглашение такое Терезия Васильевна сразу узнала. Её только удивило, что его прислали: ведь предыдущего никто не отменял, а оно гласило, что Их Императорские Высочества Принц и Принцесса Ольденбургские приглашаются в Зимний дворец на обед не в одно конкретное воскресенье, а на каждое, исключая только посты и памятные дни. Но, вскрыв конверт, Терезия Васильевна поняла, в чём дело. Обычное приглашение теперь не содержало имени принца Николая Петровича, но зато включало в себя «Ея Императорское Высочество принцессу Екатерину Петровну Ольденбургскую». Терезия Васильевна улыбнулась и протянула письмо дочери.

— Катарина, тебя приглашают в Зимний дворец, — тронутый чахоткой голос прозвучал бесстрастно.

Даже внимательно раза два или три перечитав приглашение, Като всё равно не могла поверить своим глазам. Она будет каждое воскресенье ездить в Зимний дворец. Обедать в компании юной поросли Императорского дома, а значит, в присутствии Его Высочества! Возможность видеть Цесаревича каждую неделю, а не только урывками на семейных праздниках, была самой большой радостью для шестнадцатилетней принцессы. Во всяком случае, в сердце закралась робкая, но упрямая надежда — может быть, если Николай Александрович узнает её получше, он сможет полюбить её хотя бы в половину так сильно, как любит она его?

Итак, с весны тысяча восемьсот шестьдесят третьего года Като Ольденбургская присоединилась к братьям на еженедельных обедах у Их Величеств. Это было потрясающе весело: великие князья, молодые и энергичные, просто не могли долго усидеть на месте и устраивали разные игры и забавы, в хорошую погоду — под открытым небом, в плохую — в залах дворца. Като бегала и веселилась вместе с ними, от души смеялась, потому что здесь, в самом сердце Империи, где принимались важные законы, куда несколько робко входили иностранные послы, а у высокопоставленных гостей чуть не кружилась от великолепия голова, в воскресные полдни можно было забыть о своём высоком происхождении и на секунду стать просто девочкой, пусть и немкой, но любящей русские забавы. В самом разгаре веселья, раскрасневшись от скорости, или сидя за огромным столом и наслаждаясь вкусным обедом, она часто встречалась глазами с Цесаревичем, и всякий раз он отвечал на её взгляд дружелюбным, улыбающимся взглядом. Хотя поговорить им поначалу почти не удавалось, но всё-таки Никс каждый раз вежливо спрашивал Като о здоровье её и родителей. А ей и это было приятно. Иногда такие вопросы всё же переходили в непринуждённую беседу, но это случалось не очень часто.

С того же года Терезия Васильевна на воскресные обеды ездить перестала, отговариваясь бесконечным количеством работы в госпиталях и прочих благотворительных учреждениях, в которых она состояла попечительницей. Конечно, сама принцесса Терезия не ассистировала при операциях, но чуть не каждую неделю инспектировала свои лечебницы, проверяя, хватает ли медикаментов, достаточный ли за больными уход и каково питание. Её Высочество отдавалась благотворительной работе с таким рвением, что всё духовенство Петербурга, не только лютеранское, но и других христианских конфессий, наверное, уже давно твёрдо знало, что за такое милосердие Терезии Васильевне уже сейчас отведено место в раю. Но никто, даже самые близкие родственники, не догадывались, что отсутствие старшей принцессы Ольденбургской на воскресных обедах на самом деле вызвано отнюдь не непомерными благотворительными трудами. Она просто не хотела лишний раз встречаться с одной женщиной. Если бы кто узнал, ни за что не поверил бы, что яркая, обаятельная и величественная Терезия Вильгельмина Ольденбургская могла за что-то невзлюбить хрупкую, тихую, кротчайшую женщину, из которой болезнь выела последние следы былой красоты. Тем более, что женщина эта во всю жизнь не пожелала и уж точно не сделала никому никакого зла. Женщину звали Марией Александровной и она вот уже восемь лет занимала вместе со своим супругом престол Российской империи.

Всё началось задолго до них, и далеко не эти две женщины были тому причиной. Просто так уж сложилось, что два герцогства — Нассауское и Гессен-Дармштадтское — ещё в тринадцатом веке не могли поделить между собой какие-то земли. Тяжбы продолжались по сей день, и поэтому в обоих владетельных домах по отношению друг к другу не утихали поистине шекспировские страсти. В том, что принцесса Терезия Вильгельмина была урождённой Нассау, а императрица Мария Александровна до перехода в православие звалась Максимилианой Марией Гессен-Дармштадтской, никто из них не был виноват, но ни та, ни другая ни на секунду не забывала.

Но это было бы ещё полбеды. Когда двадцать два года тому назад принцесса Гессен-Дармштадтская с пятью труднопроизносимыми именами приехала в Россию, чтобы выйти замуж за тогдашнего Наследника престола, она привезла на своём длинном шлейфе слухи. А слухи, как известно, самая живучая вещь на свете. Дело в том, что означенная принцесса в своей семье была самым младшим ребёнком и родилась тогда, когда её родители жили в разъезде, в разных дворцах и каждый своей жизнью. Возможно, что за девять месяцев до появления на свет принцессы Максимилианы герцог и герцогиня ещё жили в любви и согласии, но поговаривали, что истинным отцом принцессы является один из телохранителей её красивой и легкомысленной матери. Отец жениха, император Николай I, безусловно, знал об этих подозрениях, но отнёсся к этому философски, решив: раз сын так любит эту девушку, закроем глаза на сплетни (тем более, что никто не доказал, что под ними было реальное основание) и разрешим ему жениться. Принцесса Максимилиана стала великой княгиней Марией Александровной, что автоматически означало, что русская Императорская династия официально заявила всему свету, что считает юную принцессу законной дочерью правителя Гессен-Дармштадтского герцогства, равной по статусу Наследнику Цесаревичу.

Принцесса Терезия на тот момент уже четыре года была замужем за принцем Ольденбургским и жила в России. Естественно, неумолимой ядовитой змеёй неприятные слухи о новой Великой княгине доползли и до Каменноостровского дворца. И тут Терезия Васильевна впервые презрительно поджала свои и без того тонкие губы: мало того, что из Гессенского дома, да ещё и плебейка, а станет Государыней! И что, ей, в которой течёт голубая Нассауская кровь, придётся целовать ей руку и подчиняться?!

С тех пор утекло много воды, но каждый шаг новой Великой княгини, а затем и Императрицы, даже невольно, подсознательно раздражал Терезию Васильевну. Особенно же тот факт, что Мария Александровна вела себя спокойно и уверенно, сочетая поистине царственное достоинство с искренностью и простотой. С принцессой Ольденбургской Её Величество, забыв старую вражду (хотя бы внешне) держалась как и полагалось по статусу, то есть, как с достойным и благородным, но младшим по статусу членом династии. В силу природной кротости, ещё возросшей от глубокого и осмысленного перехода в православную веру, Марии Александровне и в голову не могло придти, что застарелые тяжбы могут так глубоко засесть в сердце этой прекрасной, истинно великодушной к страждущим женщины. Вот как вышло, что, подойдя к Терезии Васильевне на одном из последних воскресных обедов, на котором та присутствовала, Её Величество ничтоже сумняся завела разговор о давно интересовавшем её вопросе:

— Я давно заметила склонность Вашей дочери к моему сыну. А дочь Ваша, сколь я успела заметить, производит самое благоприятное впечатление. Одним словом, я не вижу никаких препятствий для брака и более того, готова сделать всё возможное для того, чтобы он состоялся. — Увлекшись этой идеей, Мария Александровна не заметила, как прежние отношения Гессенского дома с Нассауским прорвались в её следующих словах, — Конечно, мне кажется, Её Высочество была не очень удачлива со своими воспитательницами, но я уверена, что если она поживёт немного в Зимнем дворце, примет православие и напитается духом всего лучшего, что мы можем ей предложить, она станет украшением нашей фамилии.

Терезия Васильевна вспыхнула. Словами «не очень удачлива со своими воспитательницами» Её Императорское Величество весьма изящно отметила, что бывшая принцесса Нассауская, по её мнению, не может дать своей дочери воспитания, достойного супруги Цесаревича, но позвольте, что означает «напитается духом всего лучшего, что мы можем ей предложить»? Чего лучшего и кто «мы»? Мы — Божией милостию супруга Императора Всероссийского, и прочая, и прочая, и прочая? Вчерашняя босоногая бастардка из завалящего герцогства хочет научить праправнучку Великой Екатерины и дочь благороднейших людей, как той себя вести и вообще как нужно жить? Та простая мысль, что Екатерина Великая когда-то и сама была княжной из захолустного Анхальт-Цербста, в тот момент совершенно не пришло Терезии Васильевне в голову. Законнорожденная же! И Великая!.. Нет уж, mille pardons[1], Ваше Величество, такой любезности нам не надо. Особенно если этот «дух всего лучшего» стоит в сочетании с неизбежным для супруги Наследника принятием православия. Её Величество, сама бывшая лютеранка, ставит православие выше своей родной религии? Ей кажется, что в лютеранстве совсем не осталось этого пресловутого «духа всего лучшего»? Конечно, она ведь переходила в шестнадцать лет, когда человека так легко убедить в чём угодно. Нашли красноречивого законоучителя вроде этого Филарета, который не устаёт произносить почти на каждом богослужении длиннейшие проповеди — и новая принцесса, ещё вчера от всего сердца молившаяся в кирхе, так же искренне крестится справа налево тремя перстами и принимает православное причастие, успев во мгновение ока стать глубоко убеждённой в том, что хлеб и вино по наитию Святого Духа действительно претворяются в Тело и Кровь Христовы, а не только символизируют их.

— Благодарю Вас за столь заботливое с Вашей стороны внимание, Ваше Величество, но принять Ваше лестное предложение я, к великому моему сожалению, не могу. Во-первых, Катарина ещё слишком молода, мы ещё не думали о её браке, а во-вторых, зная свою дочь, я не думаю, что она сможет когда-либо стать хорошей супругой Его Высочества.

Учтивый книксен, с ледяной сдержанностью королевы, вынужденной приседать перед простолюдинкой. Каждое слово и каждый жест безукоризненны, только из взгляда никуда не убрать холод и колкость. И эта колкость вдруг натыкается на открытый, простой и немного даже жалкий взгляд глубоко запавших когда-то прекрасных глаз. И кажется, что вот ещё немного — и вся родовая гордость растает от этой Евангельской кротости и готовности любить врагов своих здесь и сейчас, а не в абстракции. Но Терезия Васильевна отвела взгляд и, найдя благовидный предлог, отошла в сторону, предпочтя остаться непобеждённой.

Вечером того же дня Пётр Георгиевич и Терезия Васильевна впервые заговорили с Като о конфирмации.