34. Кориоланова война

Склон потерял четырёх человек. Волк Гней Опитер, который успешно налаживал контакты с другой волчьей стаей, стремясь быстрее получить сосновую пряжку посвящённого второй ступени, был загрызен волками. Перед этим все видели, как Сильвий делал ему выговор. Прочитав вместе с другими следопытами, что же случилось, Сильвий пояснил:

— Опитер пал жертвой собственной самонадеянности и наглости. Я его предупреждал, чтобы он не спешил, но Гней пытался получить посвящение до Игр, причём перепрыгнув через ступень. Он вознамерился стать вожаком волчьей стаи. Их вождь почувствовал соперника. И, когда Гней первым бросился на оленя, посягнув на привилегии вожака, покарал его.

Алойшу Шанатяу из Рысей был найден искалеченным и еле живым возле трупа рыси почувствовавшими неладное друидами и Сильвием. Сильвий прокомментировал:

— Я предупреждал, что рыси и другие кошки крайне своенравные и опасные в гневе существа. Алоисий, сам того не подозревая, разозлил рысь, но, когда она напала, достойно сражался, в отличие от Опитера, и победил.

Алойшу думал, что его, как никуда не годного калеку, отправят домой, но друиды велели ему оставаться:

— Теперь тебе указан путь во врачеватели и в хранители тайных знаний. Не уклоняйся.

Во время занятий в лесу сорвался со скалы мальчик Тит. К этому отнеслись как к обычному несчастному случаю. Родители тоже не поднимали скандала: отдавая сына в учение, они знали, что наука будет трудной и опасной. Тита похоронили с почётом.

Точно так же поступили и с Пассонией, девочкой, сломавшей шею во время упражнений по акробатике. Мать её поплакала, но почести, оказанные мёртвой дочери, помогли заживить душевные раны.

Вот и подошло время Великих Игр. На них стянулись к Риму многие соседи, в том числе и вольски во главе с самим Аттием Туллием.

Квинт перед тем, как с учениками отправиться в Рим, собрал их всех.

— В Риме во время игр могут быть стычки. Хорошо, если обычные драки, а если дело дойдёт до побоищ между римлянами и вольсками? Ведь среди римлян есть такие, которые ненавидят вольсков как демонов зла. И среди вольсков, даже пришедших на Игры, есть довольно много тех, кто очень не любит римлян.

Квинт приостановился, предлагая всем желающим высказаться. Первые же предложение обрадовали его.

— Будем ходить группами из Волков и Рысей и утихомиривать буянов. Если понадобится, силой.

— Да. Волки будут вразумлять римлян, Рыси — вольсков.

— Бить, но не убивать и не калечить.

— А если вольск полезет на Волка?

— Такой дурак заслуживает, чтобы Волк как следует его отделал.

— Ага. И то же с римлянами и Рысями.

Квинт спросил:

— А если бабы начнут визжать и истерить?

— Прикрикнем и рыкнем, — раздалось из задних рядов.

— А если не поможет?

— Тогда и их понадобится малость помять. Но так, чтобы нас не обвинили в приставании. Придётся портить им красоту, бить по морде. Остальные мигом разбегутся.

Квинт остался доволен. Ученики заранее разбились на группы, чтобы праздновать и усмирять буянов вместе.

Когда уже все собирались расходиться спать, Квинт неожиданно задал вопрос:

— А что делать, если вспыхнет война между римлянами и вольсками?

Единодушный ответ был:

— Будем честно сражаться за своих, но не становиться в строю друг против друга.

— А если в битве вас столкнёт?

Ученики на секунду задумались, потом один из Рысей сказал:

— Тогда надо биться и друг с другом, но в плен не брать без просьбы.

Его сразу же дополнили:

— И брать по первой просьбе.

— А если придётся убивать, то быстро и без мучений.

— А что делать после войны с теми из наших, кто попал в плен?

Сразу же появился ответ, который соответствовал обычаям личных союзов и договоров гостеприимства:

— Постараться, чтобы этих пленников отдали нашим, и отпустить.

— А если не удастся взять себе, как гостеприимцев?

И постепенно «рыцари» пришли к решению: своих надо выкупать всем вместе.

— После войны мы перестаём быть врагами, а братьями мы стали навсегда, — подытожил Павел Канулей.

Даже Велтумну простили и пригласили танцевать на Играх. Она прибыла в Город накануне Игр вместе с Аттием Туллием. Царя вольсков сразу пригласили к себе консулы Спурий Навтий Рутил и Секст Фурий Медуллин Фуз. Квинт уже чувствовал, какие они мелкие и бездарные, но спесивые, личности. Однако меру их некомпетентности он просто вообразить себе не мог.

Аттий Туллий высказал почти те же опасения, что и Квинт:

— Последние годы у нас мир и дружба. Но многие римляне по старой памяти не любят вольсков. А у нас тоже есть такие, да вдобавок ваше патрицианское отребье, набежавшее с Кориоланом,

При этих словах оба консула поморщились. Но Аттий ничего не заметил и продолжал:

— Эмигранты настраивают многих из наших против римлян, и я боюсь, что вспыхнут стычки. А тут ещё кое-кто из нашей молодёжи взбесился, попробовав Вулли или просто услышав россказни тех, кого она обнимала. Они вбили себе в голову, что танцовщица обучилась своим штучкам у римских девок и матрон. Как я слышал, они вознамерились украсть себе римских невест и любовниц, как вы когда-то сабинянок украли. Надо заранее принять меры.

Аттий поговорил ещё о другом. Но у консулов в голове билась мысль: а ведь если вольски римлянок украдут, народ консулов живьём съест! Вдобавок государственным мужам почему-то показалось после обсуждения, что красть будут прежде всего патрицианок. Как и все некомпетентные правители, консулы не решились сами принять адекватные меры или поручить их компетентному человеку (к примеру, Квинту Фламину). Они помчались в Сенат.

По дороге у дома консуляра Вергилия они увидели сцену, которая их ещё больше встревожила. Велтумна демонстративно плакала, окружённая толпой вольсков.

— Римляне уморили дедушку Суллу! Если бы не обещания потанцевать перед богами, я бы немедленно убралась из этого проклятого города! Клятвопреступники, палачи, ничтожества! Звания мужчин не заслуживают!

Подобные слова текли рекой. Они настраивали вольсков на мрачный лад, и те уже начинали тоже ругать римлян, правда, пока что ещё сдержанно, помня, что они в гостях.

Дед Велтумны, про которого она и думать забыла, когда её похищали, умер от горя через неделю после бегства Кориолана с Велтумной. До сих пор Вулли даже не интересовалась, жив ли он, но, придя в Рим, сразу вспомнила о любимом дедушке.

Придя в Сенат, консулы изложили грозящую опасность и попросили указаний, что делать. Сенаторы выбрали самое тупое и прямое решение: немедленно выгнать всех вольсков из Города. Не остановило отцов даже высказывание царя Аппия во время молитвы перед голосованием: «Ab alteri expectes, alteri quod feceris». (Жди от другого того, что ты сделал ему сам). Во все концы Рима разослали глашатаев, объявлявших, что вольски должны до захода солнца покинуть город; те, кого завтра заметят внутри померия, будут рассматриваться как враги. Недоумевающие «туристы» поспешили по домам и тавернам, где оставили вещи, и, проклиная подлых римлян, стали удаляться.

Конечно же, Аттия и Велтумну не гнали, но они тоже присоединились к своим сородичам. Велтумна сразу же направила пару своих конных друзей к Кориолану, а в римские колонии ещё раньше Сенат послал гонцов с сообщением, что вольски изгнаны из Рима, чтобы граждане были готовы к возможным неприятностям со стороны возвращающихся восвояси недругов. Колонисты Велитр и Кориол, уже ранее раздражённые мелкими стычками, не прекратившимися и после переселения эмигрантов, решили, что это — объявление войны вольскам и что для них настал удобный момент захватить Сатрик. Они преуспели в своём намерении и принялись грабить захваченный врасплох город.

А Кориолан, получив с гонцами Велтумны весть о наглом оскорблении со стороны римлян, немедленно поднял своих эмигрантов и сочувствующих им вольсков и выгнал римлян из Цирцей, куда те вывели небольшую колонию, поскольку город обезлюдел после эпидемии. Далее он поспешил к Сатрику, присоединяя по дороге вольсков, и легко отбил город у увлёкшихся грабежом и перепившихся римлян.

Пока Атту Туллу и вольски, которые вышли из Рима, совещались и возмущались, войско Кориолана, которое росло не по дням, а по часам, вышло на старую латинскую дорогу и принялось отбивать ранее захваченные римлянами города. Полуразрушенные Лонгула и Полуска были заняты без боя. Когда Аттий подошёл к Кориолам, римляне бежали и Кориолан вторично занял город, теперь уже как полководец другой стороны.

В Кориолах состоялось общее собрание знати и воинов всех семи племён вольсков и эмигрантов. Атту Туллу произнёс речь:

— С тех пор, как мы осели в Лации, мы терпим обиды от наглых римлян. Много чего они сотворили, прикрывая каждое своё подлое деяние лицемерными словами о справедливости. Последние несколько лет мы согласились признать их захваты и у нас наступили мир и вроде бы дружба. Но сами посмотрите: разве с друзьями так поступают? Нас сначала зазвали, а потом выгнали, как будто мы мерзки не только для людей, но и для богов, которым посвящены Игры, как будто мы не гости, а вторгшиеся завоеватели! Римляне таким деянием оскорбили не только нас, но и божеств, своих и наших. Не будет им теперь счастья и удачи! А то, что они сотворили — объявление войны! Мы были почти безоружны и в чужом городе, лишь поэтому мы немедленно не отомстили за смертельное оскорбление. Я призываю все племена вольсков и римских эмигрантов на справедливую войну!

До этого Атту Туллу подчинялись лишь пять из семи вольских племён. Оставшиеся два не голосовали за его избрание царём, титула они не оспаривали, но приказов царя не признавали. Теперь объединились все. Конечно же, после блестящих успехов Кориолана в начале войны его единогласно избрали командующим, но, поскольку чужаку не очень доверяли, в коллеги ему дали царя Аттия. Вольски двинулись к Велитрам, оперативное командование Аттий полностью доверил Кориолану.

Римское войско, наспех собранное консулами, не потрудившимися предвидеть последствия своих действий, тем временем тоже стягивалось к Велитрам. Велитры и Лавиний оставались последними двумя городами, занятыми римлянами в период их успехов и свар между вольсками.

Волки шли мрачно. Они единогласно решили, что война несправедливая, что консулы и Сенат поступили глупо и подло. Квинт, когда его спросили, ответил, кое-как переведя на латынь русскую поговорку:

— «Fatuus cum orat deos non facit orationem vulnera capitis» (Заставь дурака Богу молиться, он и Богу не помолится, и лоб пробьёт).

Возник вопрос: что же делать, если вынужден воевать в явно несправедливой войне? Тут Квинт почувствовал, что отклонение в любую из сторон гибельно. Но опаснее всего пойти по пути, который описал аватар Искусителя Кришна в Бхавад-Гите: делай что угодно, лишь бы ты делал это «во имя исполнения долга», а не из личной заинтересованности. И он, прислушиваясь к предупреждениям интуиции и к сигналам внутри головы, заговорил:

— Человек не может быть полностью прав или полностью неправ. Если наша страна неправа, а мы откажемся защищать её, то враги обнаглеют от безнаказанности и уже они станут неправыми. Так что, защищая свою страну, мы защищаем и её противников от их собственных грехов. Если нам суждено Судьбой поражение как расплата за наше нечестие и ошибки, то мы должны постараться уменьшить его вред. Если же Судьба принесёт нам, несмотря ни на что, победу, мы, как честно сражавшиеся, сможем сдержать заносчивость наших соратников и вождей, которая увлекла бы нас в бездну пути Искусителя, на котором последует затем страшнейшая расплата. Другое дело, что даже справедливая война становится мерзкой Богу, если стремятся добиться победы любыми подлыми средствами. А уж в несправедливой наше дело мешать любой подлости, дабы не отягочить наши прегрешения и смягчить неизбежную расплату.

Большинство войска тоже шло с обречённым видом, считая войну несправедливой. Держались бодро лишь кучка ура-патриотов (в основном пьяных) и консулы (может быть, по должности).

На второй день после того, как войска встали друг против друга возле Велитр, состоялось сражение. Командовал в этот день Секст Фурий. Упоминание об этом сражении было вычеркнуто из римской писаной истории. Это было не поражение. Это был даже не разгром. Это было позорище.

Вольски под командованием Кориолана медленно, сохраняя строй, надвигались на римлян. Ура-патриоты потеряли весь свой пыл. Римское войско стояло с чувством обречённых. Квинт попросил консула отвести Волков назад и переставить их против эмигрантов. Эмигранты, увидев, кто встал против них, с ненавистью хотели кинуться в атаку. Но Кориолан, понимая, что даже в случае полной победы он лишится своего собственного войска, приостановил наступление и переставил эмигрантов на другой фланг. Квинт увидел возможность затянуть сражение и свести его вничью и предложил консулу Фурию вновь переставить Волков. Но тот отверг предложение Квинта, поскольку оно осталось ему полностью непонятным, а поведение плебея показалось наглым.

И наконец Кориолан дал сигнал общей атаки. Велтумна, появившаяся на кобыле рядом с ним, пообещала лучшему бойцу каждого племени две своих ночи. Первыми столкнулись с римлянами на правом фланге Рыси и эмигранты. Элитные отряды моментально обратили в бегство своих противников. А за ними, едва столкнувшись с врагом, побежали и остальные римляне. Лишь на левом фланге, где стояли Волки, вольски не осмелились атаковать, и Волки начали правильное отступление. Увидев это, некоторые дураки попытались напасть и отхлынули, оставив убитых и раненых.

Волки принимали в свой строй тех, кто подходил без паники и просился к ним. А орущих и бегущих трусов били, некоторых даже до смерти, опасаясь, чтобы те не расстроили ряды. В итоге Волки вышли из боя без потерь и вывели с собой более тысячи римлян.

После битвы Квинт послал половину Волков на Склон. Он был уверен, что Аттий Туллий имение не атакует, и почти уверен, что эмигранты попытаются разгромить ненавистное плебейское гнездо. Кориолан без боя занял Велитры. На следующий день он подступил к Лавинию. Римляне пытались его защищать, но при первом же приступе бежали. Кориолан задержался в Лавинии и отпустил пленников-патрициев без выкупа. Некоторые из них присоединились к эмигрантам.

Квинт сказал своим Волкам:

— Если вольски не двинутся дальше, наше дело теперь ратовать за мир между нашими народами. Если же они пойдут брать римскую землю, вы примените своё искусство боя вне строя и из засад, чтобы уничтожать грабителей и мародёров. Идите на Склон. Старайтесь воевать так, чтобы не ясно было, кто нападает. А я с Порциями и Канулеем пойду в Рим, там моё место.

Когда первые Волки подошли к Склону, там уже стоял отряд Рысей. Выяснилось, что Рыси на пару часов опередили эмигрантов, которые рвались разграбить и уничтожить гнездо плебеев. Разочарованные предатели убрались восвояси, не вступая в схватку с союзниками.

В Риме сбежавшие трусы, а также родственники убитых и попавших в плен начали кричать, что Квинт и Волки предатели, что они своих бьют. Начались потасовки между сторонниками и противниками Квинта. Успокоил страсти царь Аппий, напомнивший, что «Domus divisa in se, non stabit». (Дом, разделившийся внутри себя, не устоит).

Кориолан, подождав семь дней в Лавинии и убедившись, что Рим не собирается капитулировать, двинулся дальше. Он занял римские и латинские города Корбион, Вителлию, Требий, Лабики и Пед. Вольски подошли к самому Риму, стали лагерем и принялись разорять римские поля. Делали это с разбором. В каждом отряде мародёров были эмигранты, которые следили, чтобы поля патрициев не трогали. А когда кто-то нападал из засад на эти отряды, то убивали тоже с разбором: прежде всего эмигрантов.

Кое-кто в Риме стал предлагать послать мирную депутацию к Кориолану. Сенат собрал всех верховных жрецов, включая Квинта Фламина и Аппия Клавдия, и послал к полководцам врага, чтобы попытаться договориться о мире. Кориолан сразу же отказался разговаривать с Квинтом. Аттий Туллий, наоборот, увёл его к себе, принял с почётом и в ходе разговора заявил:

— Кориолан хочет стать римским царём. Но я ни капли не доверяю ему как союзнику. Царь — не должностное лицо, а достоинство. На достоинства и титулы твой обет не распространяется. Если ты возьмёшь власть в Риме, я немедленно отведу войска со всех римских и латинских земель, и мы заключим равноправный союз. Конечно же, вольские города, отвоёванные нами, останутся у нас.

Квинт предпочёл отшутиться. А остальным членам делегации Кориолан выставил требование: передать ему верховную власть в Риме.