17. Триумф

На первом же бивуаке на Квинта попытались напасть, когда он в темноте отошёл в сторону. Хорошо, что чувство опасности сработало, видимо, из-за того, что после вечерней пьянки голова была пустая-пустая и Евгений шёл на инстинкте. На самом деле он был не очень пьян и моментально протрезвел. В итоге двое нападавших сбежали, а третий согнулся с разбитым коленом и вывихнутой рукой. Это оказался Секунд Мамерк, клиент Аппия Клавдия. Ну что же, царь выполнял клятву.

Незадачливый убийца всячески выгораживал патрона, говоря, что он сам с друзьями решил отомстить за позор Аппия. Мамерка как следует поколотили и вправили ему вывих. А утром консул добавил ему ещё розг и отпустил. Тот, опираясь на палку, поковылял к себе.

Овидий ещё пару раз смотрел танец Вуллии. Та с каждым разом танцевала всё лучше, и петь, как оказалось, она умеет хорошо, правда, первоначально песни знала только вольские. Больше консул и танцовщица совместной жертвы не приносили: Вуллия после танца, глядя на консула, начинала что-то шептать на ухо Венере, потом прислушивалась и разочарованно вздыхала. Из воинов постепенно создался импровизированный оркестр: нашлись пара флейтистов, тот, кто отбивал ритм на гонге и даже арфист.

В принципе стало ясно, что в мире Евгения Вуллия могла бы быть незаурядной артисткой. Но в Риме театров ещё не было, а участь обычной музыкантши и уличной танцовщицы была явно ниже её дарований и умений. А здесь прослеживалась возможная линия жизни: сначала нечто типа домашней артистки у Овидия, затем вольноотпущенница, затем выгодный брак и кончает жизнь с мужем-подкаблучником и достаточно богатым семейством. Но по дороге было множество препятствий, и главной опасностью была жена.

Конечно, порою римляне соблазняли чужих жён (или чужие жёны их), но это серьёзно осуждалось. А вот с рабынями можно было себе позволить всё, что угодно. Вольноотпущенницы здесь занимали промежуточное положение: с ними иметь связь считалось скорее доблестью, чем проступком, но здесь уже надо было добиться добровольного согласия любовницы.

Положение римских жён было и почётным, и достаточно свободным, и полностью подчинённым. Муж обладал полной властью над женой, имел право продать её в рабство или убить. Это очень сильно смягчалось тем, что жена (как и муж) обладала полной свободой развода. Достаточно было при шести свидетелях произнести формулу развода. Позднее устный ритуал был заменён разводным письмом. Любовница никаких прав, в отличие от жены, не имела, кроме одного. В принципе была свобода брака. Торжественный брак заключался по воле родителей или глав родов, но достаточно было незамужней гражданке прожить у неженатого гражданина год и день, не ночуя три ночи подряд вне его дома, и они считались мужем и женой. Такой род брака назывался usus (использование).

В доме жена имела ключи от всех кладовых, была своего рода домашним бухгалтером и завхозом и в связи с этим обладала полной властью над соответствующими рабами. А уж рабыни должны были ей подчиняться беспрекословно. Считалось позорным ревновать мужа к рабыне (хотя это сплошь и рядом происходило). Поэтому хозяйка изводила очередную любовницу мужа тяжёлыми и грязными работами, наказывала её по всякому поводу и без оного, и при первой возможности продавала её или провоцировала мужа отпустить её на волю (второе обычно нравилось рабыне намного больше). В храме, посвящённом Юноне, рабыни появляться не могли. Один раз в год был праздник жён, и его кульминацией было то, что рабыню затаскивали в храм, зверски избивали и мучили и еле живую выбрасывали на улицу, вымещая на ней всю накопившуюся злость против наложниц мужей.

Так что прийти в дом Овидия его любовницей было не лучшим решением, и Вуллия явно готовила какой-то план, как избежать гнева и мести жены. Но, может быть, это был не просто план, а что-то более фундаментальное. Случайно подслушанный Евгением разговор заставил его призадуматься.

Выйдя днём в лес, он услышал голоса, интуиция подсказала ему подобраться поближе. Говорили Вуллия с незнакомцем:

— Женщина, ты получишь золотой эллинский браслет, если завлечёшь ещё раз подонка Гладиатора в свои объятия и напоишь его вином, куда подольёшь этого снадобья.

— А если он заметит, что вино отравлено?

— Не бойся, вкуса у яда нет. Да и вообще, что ты за служительница Венеры, если не можешь заставить мужика ничего не соображать?

— Так не пойдёт.

— Он умрёт не у тебя в объятиях, а позже, от кровавого поноса, самым позорным образом.

— Нет, не могу.

— Боишься, что ли, его?

— Его ни капли не боюсь и ненавижу. Боюсь того, кого не грех бояться даже римским правителям и Риму: могущественного неведомого Бога, коему этот подонок принёс обет и коему он служит как клиент или раб. Меня Венера предупредила, что этот Бог сильнее её и просила не вредить его любимцу прямо. Вот соблазнить его и подстроить так, чтобы ты потом его вином угостил, я могу.

Но незнакомцу явно не улыбалось самому быть отравителем, да ещё при этом ссориться с могущественным неведомым Богом. Он попрощался и ушёл.

Евгений вспомнил, что по теориям некоторых психологов и историков, в ранней античности был двухъярусный тип сознания: люди начали учиться рефлексировать, но ещё не представляли себе, как человек может со стороны смотреть на себя и дела свои. Эти мысли отражались в их сознании как слова божеств. Может быть, Вуллия в момент молитв Венере, в которых она формулировала как можно более честно и чётко свои проблемы, слышала внутренний голос, который воспринимала как советы и повеления богини.

Перед Римом Овидий купил у Вуллии все её драгоценности и красивые одежды, а деньги взял себе на сохранение, произнеся соответствующую формулу перед собравшимися солдатами. Так что Вуллия накинула рвань, которую не жалко было оставить работорговцам, и взяла лишь свою статуэтку.

Наконец-то был назначен счастливый день для триумфа. У Квинта забрали его боевой посох, но самым почётным образом: на него приделали значок манипула, и он теперь был как знамя в современной армии. Хотели дать ему копьё, но он попросил солдат, те раздобыли ему ровных палок и он отрезал себе палку, похожую на его боевой посох. Для триумфа сойдёт, а потом всё равно придётся мастерить новый.

И вот диктатор на колеснице, Вергилий на коне рядом с ним, а Ветузий чуть сзади (как одержавший наименее славную победу) возглавили торжественное шествие. Воины выкликали вперемежку здравицы и беспощадные оскорбительные напоминания полководцам об их слабостях:

— Вергилий настолько страшен, что Венеру напугал, и она его во второй раз в лоно своей служанки не пустила! Теперь он с женщинами не сможет иметь дело, вол вонючий!

— Вергилий стены Велитр без лестниц перепрыгнул!

— Вергилий любит денежки взаимной любовью. Что ему в лапы попало, то навеки в сундуке его пропало.

— Вергилий вольсков обхитрил, и тысячами их пленил!

Подобные шуточки, явно все основанные на реальных фактах, придавали этому шествию характер настоящего, не официозного, праздника. Но праздник кончается, и начинается обычная жизнь, которая сразу поставила Квинта на место. Будущая жена встретила его сценой ревности:

— Перед свадьбой надо чистоту соблюдать, а он со служанкой Венеры любовь крутил! Как я теперь твой грязный фаллос с своё лоно пущу?

Оправдываться было бесполезно, и пришлось Гладиатору поступить по подсказке японцев: обнять невесту, не дождавшись свадьбы.

Славным мужским оружьем

Ревнивой супруге своей

Он рога обломал.