51. Возвращение из Карфагена

Видимо, потому, что было допущено слишком много ошибок, Фламин не особенно придавал значения сгущающимся тучам. Вместе с Авлом и лучшим из его учеников Гимильконом отрабатывались приёмы абордажа, затем им обучали воинов. Неспособных отправляли, так что остался отряд примерно из двадцати, пополам знатных юношей и государственных рабов, которые обещали стать отличными бойцами. Адмирал Магон был доволен: из свободных вырастут офицеры, из рабов — элитные солдаты.

— Не знаю, как весь Сенат, а я доволен и не считаю, что мы проявили излишнюю щедрость, — сказал он после одной из учебных битв, за чашей вина. — Десять наших офицеров обучат ещё сто карфагенских воинов и офицеров и сто рабов. А те — тысячу бойцов. И всё море, от Финикии до Океана, будет наше. Тартесс не устоит, Тир признает нас старшими и себя колонией.

Чтобы подчеркнуть, что последнее предложение, может быть, шутка, мореплаватель громогласно рассмеялся.

— И карфагенская Тиннит станет выше своей распутной матери, — подхватил Евгений и получил болезненный удар.

— Да будет так! — возгласил Магон и осушил очередной кубок. — Меня подговаривают устроить реальный бой между вашим судёнышком и кораблём наших обычных моряков. Но я отказываюсь: пока ещё рановато. Троих на одного вы бы уже выдержали, но десять на одного точно нет.

Эту оговорку Авл сразу же намотал себе на ус (которого у него не было). Вот значит что будет «экзаменом» и посвящением учеников! Поэтому в домашней мастерской он сделал себе нечто типа гибрида лёгкого кожаного панциря и спасательного жилета, подложив под кожу наполненные воздухом бычьи пузыри. Особенно внимательно он отнёсся к застёжке, тренируясь, чтобы он моментально мог снять с себя броню даже одной рукой, всё равно, правой или левой. Евгений одобрил.

Евгений удивился по поводу жриц девственной богини, которые занимаются (гораздо менее агрессивно и открыто, правда) тем же, что служительницы Астарты. Они сообщили Белет-Шери, и та, уединившись с ним, рассказала историю:

— Ещё двести лет назад, когда Тиннит стала взрослой, она отказалась следовать путям матери своей, которая хотела сделать её своей помощницей и тенью. Она заявила, что недостаточно искусна и не желает позориться рядом с величайшей мастерицей страсти. Мать улыбнулась и послала к ней десяток своих лучших жриц, чтобы те обучили дочь всем тайным искусствам. Но Тиннит вместо этого пробудила у жриц сочувствие к юношам, которые выходят раздавленными, искалеченными или сошедшими с ума из лап Астарты. И с тех пор у нас есть разряд жриц, которые помогают этим злосчастным вновь обрести веру в себя и спасают других жертв неразделённой страсти или женского коварства. А когда Тиннит победит, эти жрицы заменят собой хищниц Астарты.

— Значит, вы и ваша богиня давно уже готовитесь к схватке?

— Что значит для бессмертной богини какая-то сотня лет? — уклонилась от прямого ответа верховная жрица. — А Баал начал склоняться на нашу сторону лишь в последний век. Астарта жалуется, что род людской мельчает, всё меньше мужчин выдерживают атаки её жриц и всё больше умирают или сходят с ума. Мы считаем, что на самом деле её любострастие и кровожадность возрастают, и пора её остановить.

Через месяц после первого морского боя из Рима прибыли двое Рысей и один Волк, решившие наняться в карфагенский флот. Им честно заплатили вербовочные, но от Авла и Фламина отделили. Явно пунийцы не хотели складывать все яйца в одну корзину.

Кое-кто молился на алтаре Неведомого Бога, но в целом религия не имела успеха. Даже среди учеников Авла лишь трое стали последователями Бога Единого. Правда, втайне перешла в новую религию Зи-Аст, которой Фламин велел пока что этого не открывать и отпустил ей грех участия в кровавых жертвоприношениях Астарты до момента, когда придёт час открыто исповедовать веру в Бога.

Так прошёл почти год, за который под разными предлогами жрецы Баала ещё дважды отклоняли претензии Астарты. И вот настал день, когда отступать уже было нельзя.

Фламин сидел с жрецами Баала и служительницами Тиннит, потягивая слабое вино с укрепляющим снадобьем и слушая последние наставления. Видно было, что все волнуются. А вот Евгений был спокоен: жребий уже брошен, отступать невозможно.

Сообщили, что кортеж служительниц Астарты приближается к дому Ганнона Предателя. Все поднялись, чтобы встретить соперниц на пороге. В этот момент у «героя дня» дико скрутило живот и он вместо передней помчался в отхожее место. Его бурно пронесло, после чего служанка обмыла его и почему-то ойкнула. Евгению было не до того, он помчался занимать своё место в «строю». Через минут десять ритуала обмена вежливыми поздравлениями, ещё до перехода к молитвам, опять наступила резь в животе, и он скрылся, вместо того, чтобы выслушивать молитву Астарте. Чуть не взлетев на воздух от реактивной струи, он, чувствуя себя очень неловко, побрёл в переднюю, но его опередил врач:

— У Фламина кровавый понос! Он тяжело заболел, и его нужно немедленно отнести в дальнюю комнату и лечить. Никто не подходите к нему!

Болезнь оказалась исключительно тяжёлой. К исходу ночи полностью вымотанный Евгений, которого пичкали подсоленной водой и всё время укрывали тело влажными простынями, чтобы уменьшить обезвоживание, потерял сознание. Неделю он был между жизнью и смертью, а затем пошёл на поправку. Но лишь через пять дней после этого ему разрешили разговаривать с людьми, правда, отделив их от кровати больного занавесью.

Первыми явились Миркан и Белет-Шери.

— Трусливая и подлая богиня почувствовала опасность поражения и её служительница Зи-Аст, которая вилась всё время рядом, подсыпала отравы и заразы в вино! Ты одновременно оказался и больным, и отравленным, но не смертельно, а так, чтобы, если помрёшь, смерть можно было бы списать на позорную болезнь. — витийствовал жрец Баала.

— Мы рассказываем всем о подлости и нечестности служительниц Астарты, — добавила Белет-Шери. — И простые люди слушают нас.

За этими словами крылось, что отнюдь не все и что знать в основном другого мнения. А самому больному показалась неправдоподобной измена любовницы Авла.

— Вы доказали предательство Зи-Аст?

— Нет. Эта коварная сука скрылась, ни мы, ни, сколько мы знаем, служительницы Астарты не нашли её. Но бегство в таком случае — признание вины, — ответил Миркан.

Для Евгения это было не совсем очевидно, тем более, что болезнь исцелила его ум и душу: лопнула паутина. Он теперь искренне каялся в множестве ошибок и грехов, чуть было полностью не своротивших его с Пути Божиего.

— Ещё раз повторяю: вы уверены, что это именно она? Что это не случайное совпадение? Или же предатель другой?

— Уверены, — в один голос сказали жрец и жрица.

Больной про себя решил, что его на самом деле спасла Судьба. Рука Божия самым позорным, но благодатным, образом отвратила от него страшную опасность (теперь-то Фламин понимал, насколько малы были его шансы победить и насколько гибельным был бы ЛЮБОЙ исход поединка). Но и в этом полной уверенности не было. А в целом он ругал себя в мыслях:

«Совсем разучился быть человеком подлого и коварного XXI века! Стал наивным и прямолинейным римлянином! Меня запутали полностью, использовали как пешку в своих играх, а теперь могут пожертвовать её».

Сияния, пришедшая второй, оптимизма не добавила. Она рыдала: её теперь нигде не принимают, при встречах не замечают, простой народ над нею смеётся. Она даже из дома боится выходить.

— Даже Ад-Гербал теперь дерзит в глаза и не слушает моих приказаний. Он прямо назвал меня женой краткосрочного арендатора.

Затем явился Авл, не слушая возражений врача, сорвал занавесь и предстал в полной красе: со свежей, не успевшей ещё зарубцеваться раной на лице, порезами и большущими кровоподтёками на руках и ногах, хромающий на левую ногу.

— Было сражение. Нас было двадцать. Мы должны были взять судно с командой человек двести. Но самого-то главного мы не знали. Эти коварные и вероломные пунийцы в команду добавили трёх наших римлян. Сражались настоящим оружием, только прыгнувших в воду запрещалось добивать и вокруг плавали лодки и ныряльщики. Мы проиграли, хотя вывели из строя человек сто врагов.

Позже Евгений полностью восстановил ход сражения. Авл две группы из пяти человек отправил зачищать нос и корму от врагов, пытающихся перепрыгнуть, а сам с десятком лучших стал защищать абордажный мостик. Он имел глупость стать впереди своих, за что его отец беспощадно отругал:

— Редко когда командир должен стоять впереди! Ты должен был быть чуть сзади. Командовать и сам помогать там, где это необходимо!

Тем не менее некоторое время всё шло нормально, потеряв человек пять, бойцы Авла чуть ли не располовинили вражескую команду. И тут на до смерти уставшего Авла двинулось трое элитных римлян. Ощутив, что, конечно же, они постараются его не убивать, но он немедленно окажется в море, и, скорее всего, тяжело раненый, Авл сам прыгнул вниз.

— Все бычьи пузыри уже лопнули. Но они защитили меня от многих ударов в битве. А панцирь я в воде сразу скинул, и правильно сделал. Мне показалось, что меня не очень-то спешили вылавливать. После моего бегства почти все наши тоже прыгнули в море. Мы потеряли убитыми четырёх, враги чуть ли не сто, но тем не менее они победили.

— А вот это ты правильно сделал, — похвалил Евгений. — Нельзя было из пустой спеси погибать на утеху этим вероломным пунийцам. Ты ощутил, что положение безнадёжно, и отступил, чтобы побеждать потом.

Из рассказов Авла выяснилось, что простонародье раскололось. Меньшинство обвиняет Астарту и её шлюх, большинство смеётся над опозорившимся и обосравшимся чужаком. После боя таких стало ещё больше.

Фламин потребовал от врача как можно быстрее поставить его на ноги, даже если это будет нехорошо для будущего. Сиянии он приказал собирать вещи и готовиться к срочному отъезду, чем вызвал ещё один приступ рыданий. Жена всё-таки надеялась, что всё уладится и вернётся роскошная жизнь.

Срок избрания Бод-Мелькарта истёк ещё три месяца назад. На следующий день после визитов Евгения ждало вполне ожидаемое разочарование: явился посыльный нового суффета, требуя или немедленно принести присягу Карфагену и его богам, или в семь дней освободить поместье Ганнона Предателя. Только что поднявшийся с постели Евгений отправился в паланкине к главе государства. Его не допустили, но удалось передать просьбу разрешить немедленно уехать. В ответ вынесли папирус с разрешением в течение трёх дней любому судну взять на борт Фламина с семейством и имуществом, а также два таланта золота, объяснив, что это плата за год. Тем самым Фламина и Авла приравняли к рядовым римским наёмникам-Волкам.

Представив себе, каково будет, если за три дня не соберутся или не найдут корабль, Фламин отправился в порт. Начальник порта, посмотрев пергамент, сказал:

— Был приказ тебя и твоих родных не выпускать, так как вы — достояние Карфагена. Но теперь вас, опозорившихся, отправляют пинком к себе. Правильно. Вы даже распятия не заслужили. Это уже показали сыну твоему. Если за три дня не найдёте корабль, приходите ко мне. Договоримся, — и чиновник алчно улыбнулся, потирая руки.

Им повезло. В порту как раз стоял римский купеческий кораблик. Естественно, римляне считали, что коварные служительницы Астарты отравили их славного соотечественника, и немедленно согласились взять его в Рим за вполне честную плату. Но на корабле не было даже каюты. Так что Евгений согласился ехать на палубе.

Фламин, вернувшись, внимательно посмотрел на сына и увидел раны на ладонях. Оказывается, чтобы показать, что ждёт проигравших полководцев, его поставили к кресту и распяли, но через несколько минут вынули гвозди и отпустили. Евгений воспринял эти раны как знак, что семейство возвращается на правильный Путь. Но его встревожило, что Авл улыбается. Неведомым именем Бога он потребовал ответа и узнал, что Анаит прислала письмо, в котором назвала сына своим героем и назначила ему свидание.

— Она сама придёт к нам в дом. Так что опасаться засады не нужно. Отец, может, останемся и я женюсь на ней?

И тут Евгений вспомнил об обычае, о котором забыл Авл. У финикийцев девушка не могла выйти замуж, пока не отдаст девственность иностранцу.

— Дурак! Тебя выбрали в качестве того, кто распечатает её перед свадьбой, чтобы она не вынуждена была идти на задний двор храма Астарты и отдаваться грязному моряку или солдату! Теперь уж точно ты на ней не женишься. Но, если желаешь, можешь забрать то, что тебе дарят. Опасности в этом, как я чувствую, нет.

Радость на лице сына сменилась мукой, а затем холодной циничной решимостью. Он передал служанке девушки своё согласие.

Труднее всего оказалось вытащить Евгению. Жрицы Тиннит никак не хотели её отдавать:

— У нас она будет в полной безопасности и в довольстве. Мы воспитаем из неё отличную невесту, и ты всё-таки породнишься со знатными карфагенянами. Скоро народ и знать схватятся за голову. Они будут рады любой возможности восстановить хорошие отношения с тобой и твоим Богом. Астарту же подведёт её спесь и гордыня после мнимой победы, — уговаривала Белет-Шери.

Евгений подумал: «А сколько мы с Авлом одержали мнимых побед! Благодарение Богу, что Он нас вытащил из тупика тем, что выглядит как позорное поражение!» И решительно предъявил свои отцовские права.

А буквально перед тем, как отчалить, неизвестно откуда вынырнула неухоженная Зи-Аст, явно отсиживавшаяся где-то в грязной дыре. Она подбежала к кораблю: «Возьмите меня с собою!»

Опознав её, к кораблю двинулись портовые стражники во главе с начальником порта, сразу отправившим гонца в храм Астарты: видимо, за жрицу-беглянку было обещано вознаграждение. Евгений понял, что нужно действовать быстро и решительно.

— Женщина, по вашим законам храмовая блудница сама распоряжается своим имуществом и не находится ни под чьей опекой. Продаёшь ли ты себя в рабство моему сыну Авлу?

— Конечно! — закричала обрадованная Зи-Аст. Авл немедленно отдал ей десять сребреников и прикоснулся к ней палочкой. Теперь женщина стала имуществом фамилии Фламина и в качестве такового законно взошла на корабль.