30. Псалом

Квинт назначил на время своего посольства помощниками и заместителями своими у алтаря Неведомого Бога Павла Канулея и Луция Порция, а сам отправился на Склон, захватив с собой приобретение: геометра Гигия. Гигий по дороге пытался с ним поговорить о геометрии и астрономии, но отрывочных познаний в греческом Квинта и в латинском Гигия не хватало, а времени усесться и начать рисовать чертежи не было. Квинт подумал: «Как жаль, что математические формулы ещё не изобретены: это ведь действительно интернациональный язык».

Порция два дня то плакала, то обнимала его. Видно было, что её душа разрывается между нежеланием отпускать мужа к сопернице и честью римской матроны: долгом перед отечеством. Перед отъездом она ему сказала:

— Муж, возьми сына своего от этой вольской царевны сюда. Мы его воспитаем как Волка и римлянина, и он не будет врагом Городу.

— Возьму, если будет возможно, — твёрдо обещал Квинт, не делая никаких мысленных оговорок. — А если за ним мать его сюда явится?

— Ну что же. Почти у всех знаменитых римлян есть любовница из вольноотпущенниц. Придётся и мне с таким смириться, и я буду обходиться с ней наилучшим образом, если она не станет наглеть, — стиснула губы Порция, видимо, уже заранее понявшая такую возможность.

Квинт сжал в объятиях свою жену:

— Спасибо Судьбе и Риму, что они послали мне такую достойную спутницу жизни! Ты ведь действительно следуешь клятве римской жены: «Куда ты, Гай, туда и я, Гайя»!

И вот наконец-то дорога. День был прекрасный: не жаркий, не дождливый, как сейчас говорят: «Переменная облачность и лёгкий ветер». Конь Кавр, подаренный в прошлую встречу Аттием, ровной рысью отмеривал путь к вольскам. Рядом с Квинтом скакали два Волка, два Порция: Плавт и Септимий. Теперь уже Квинт чувствовал себя на спине скакуна (седла в современном понимании ещё изобретено не было, спины лошадей покрывали попоной) достаточно уверенно и мог заодно думать.

Он внезапно осознал, что сотворил три дня назад на освящении алтаря. Евгений принципиально отверг вторую заповедь Моисея. Получается, что он пытается внедрить единобожие, в котором поклонение идолам считается несравненно меньшим грехом, чем низведение Бога до идола: пытаешься поклоняться Ему, а не служить и почитать, лучше иди по своему пути другим способом. И на самом деле он заложил ещё один камень в основание нового мировоззрения: нужно не «спасаться», а честно пройти свой Путь и совершенствоваться. Вместо религии спасения получается религия развития. Конечно, развиваться намного опасней. Для спасения надо бежать от страстей, для развития нужно встречать их лицом к лицу и уметь преодолевать. Для спасения нужно не грешить, для того, чтобы пройти свой Путь, надо действовать. Да, тут получается полный разрыв и с христианством, и с буддизмом. Впрочем, христианства ещё нет, и возникает вопрос: а не состоит ли главное исправление в том, чтобы люди взяли на себя тяжесть последствий своих дел и неизбежных ошибок, вместо того, чтобы возложить их на Спасителя, помощью которого всё равно не смогли толком воспользоваться?

Тут наступило просветление в голове: первый маленький шажок сделан, и, главное, осознан. Теперь самое важное не сбиться с Пути. Но сразу же Квинта стала грызть мысль: религии ведь не измышляются, а ниспосылаются. Измышляются только лжеучения. А на пророка он явно не тянет. Но ведь у пророков всегда бывают предтечи, подготавливающие мир к принятию пророчества! Может быть, эта тяжёлая задача возложена на него? Опровержения не последовало. Теперь всё понятно. И тут последовал тяжелейший удар, так, что Квинт даже покачнулся в седле и побледнел.

— Что с тобой, наставник? — спросил поддержавший его Плавт.

— Пытался грубо ошибиться, солгать самому себе, и Бог Единый меня предупредил, — решил сказать полную правду Квинт.

— Да, Квинт Фламин (так стали звать Квинта после избрания священником), мы чувствуем, что служение Богу Единому намного труднее, чем поклонение божествам. Но, когда трудно, действительно нужно просить сил, разума и воли, а то ведь всем известно, как боги исполняют неумные просьбы тех, кто просит о благах или проклятиях. Даже от болезни самый простой способ избавиться — умереть или получить такие неприятности, что про болезнь забудешь.

На глазах рождалась новая поросль римлян. Столь же безжалостно-последовательно развивавшая свои понятия, как римляне в писаной истории, но ориентированная на другое. И боль сменилась ласковым покалыванием, излечивающим её остатки.

— Ты, мой ученик, сейчас излечил меня, показав Богу Единому, что ты многое из важнейшего понял и стал уверенно идти по своему Пути, — улыбнулся Квинт.

Плавт вдруг воздел руки к небу:

— Учитель! Ты меня, первого из всех Волков, назвал своим учеником! Постараюсь быть достоин тебя. У меня родился гимн. Пока я его создавал, Бог меня не предупреждал, и я его сейчас спою: вокруг никого нет…

Наш Бог — надёжный наш оплот,

Наш верный щит и меч,

Он дал нам силу рук и плеч,

Чтоб в брани пал недоброхот.

Подобен дыму человек:

Легчайший ветерок развеет

Его все планы и затеи,

Закончит дней и тщеты бег.

На силу Божью уповаем,

Что словом горы воздвигает.

Когда час битвы наступает,

К Тебе в моленьях прибегаем.

Дай силы варваров стереть,

Чьей волей Люцифер владеет,

Которые во лжи коснеют,

И наш народ готовы съесть.

Да будут наши сыновья

Крепки, здоровы и бесстрашны,

А наши дочери прекрасней,

Чем те цветущие поля.

Безмерно счастлив тот народ

Над кем Ты плащ свой простираешь,

Кому свет веры проливаешь,

Кто Твой на сей земле оплот.

Квинт поразился. Практически псалом Давида:

1. Благословен Господь, твердыня моя, научающий руки мои битве и персты мои брани,

2. милость моя и ограждение мое, прибежище мое и Избавитель мой, щит мой, — и я на Него уповаю; Он подчиняет мне народ мой.

3. Господи! что есть человек, что Ты знаешь о нем, и сын человеческий, что обращаешь на него внимание?

4. Человек подобен дуновению; дни его — как уклоняющаяся тень.

5. Господи! Приклони небеса Твои и сойди; коснись гор, и воздымятся;

6. блесни молниею и рассей их; пусти стрелы Твои и расстрой их;

7. простри с высоты руку Твою, избавь меня и спаси меня от вод многих, от руки сынов иноплеменных,

8. которых уста говорят суетное и которых десница — десница лжи.

9. Боже! новую песнь воспою Тебе, на десятиструнной псалтири воспою Тебе,

10. дарующему спасение царям и избавляющему Давида, раба Твоего, от лютого меча.

11. Избавь меня и спаси меня от руки сынов иноплеменных, которых уста говорят суетное и которых десница — десница лжи.

12. Да будут сыновья наши, как разросшиеся растения в их молодости; дочери наши — как искусно изваянные столпы в чертогах.

13. Да будут житницы наши полны, обильны всяким хлебом; да плодятся овцы наши тысячами и тьмами на пажитях наших;

14. да будут волы наши тучны; да не будет ни расхищения, ни пропажи, ни воплей на улицах наших.

15. Блажен народ, у которого это есть. Блажен народ, у которого Господь есть Бог.

А стихи получились у Плавта, пожалуй, не хуже, чем у Ломоносова.

Ломоносов: ПРЕЛОЖЕНИЕ ПСАЛМА 143

1

Благословен Господь мой Бог,

Мою десницу укрепивый

И персты в брани научивый

Сотреть врагов взнесенный рог.

2

Заступник и спаситель мой,

Покров, и милость, и отрада,

Надежда в брани и ограда,

Под власть мне дал народ святой.

3

О Боже, что есть человек,

Что ты ему себя являешь,

И так его ты почитаешь,

Котораго толь краток век.

4

Он утро, вечер, ночь и день

Во тщетных помыслах проводит;

И так вся жизнь его проходит,

Подобно как пустая тень.

5

Склони, Зиждитель, небеса,

Коснись горам, и воздымятся,

Да паки на земли явятся

Твои ужасны чудеса.

6

И молнией твоей блесни,

Рази от стран гремящих стрелы,

Рассыпь врагов твоих пределы,

Как бурей, плевы разжени.

Значит, веры в Бога Единого неизбежно сходятся… Но нет! В молитве Плавта заодно показана большая опасность. И вдруг Квинт Фламин воздел руки к небу и громко сказал:

— Бог Единый! Спасибо Тебе, что вовремя предостерёг нас от того, чтобы свернуть на гибельную тропку с Пути Твоего. Народ, который начинает почитать себя избранным, потому что Ты плащ свой над ним простёр и он осознал силу Твою, уходит с Пути Твоего на торную дорогу в пасть Люцифера. Молю Тебя, дай силу и мудрость народу римскому никогда не впасть в такой соблазн! А я обещаю приложить все свои силы, чтобы предотвратить это, даже если ради такого придётся пойти на несчастья и смерть. Только не оставляй меня Твоими знаками, дабы я мог понять, когда я ошибаюсь, и вовремя поправить ошибки свои.

Обернувшись к ученикам, поражённым зрелищем, Фламин сказал:

— Никогда в нашем кругу не называйте Бога Бог наш или Господь наш! Когда мы говорим с другими, так говорить надо, чтобы они не подумали, что мы надмеваемся над их божествами. Ни один народ, ни одна вера не могут считать себя избранными Богом. И мы, люди, не избранные: другие существа тоже могут служить Богу, если по воле своей добровольно изберут Путь его.

Что ещё надо сделать? Впрочем, одно неизбежно: вера мертва или выродится, если не будет встроена во всю систему общества. Теперь понятно также другое: пытаясь прийти к системному, комплексному решению, практически все пророки (может быть, кроме Будды, но тот вообще крайне скептически смотрел на мир сей и на самом деле создал исключительно жестокую веру) создавали заодно с верой и «шариат». А эти две стороны системы должны быть чётко разделены! Вера исходит от Бога, хоть и в неизбежно упрощённом и искажённом посредниками и апостолами виде. Закон исходит от людей, как это сейчас прекрасно понимают в Риме. Закон должен согласовываться с религией, а не сливаться с ней.