Эффект Шрёдингера

Олегу мерещилось, что он из последних сил держится за холодную эмаль лошади. Лошадь — игрушка на детской карусели. Пальцы предательски скользят по гладкой поверхности. Лошадь нагло ржет над его беспомощностью. Олег в полузабытьи обнимает ее шею, смыкая пальцы в замок, он не отпускает животное. Но зачем-то потом хочет расцепить руки. Не выходит — они затекли. Олег дергается, пытается разомкнуть руки. Ненависть и беспомощность. Он дергается подобно рыбе, пойманной на крючок. Чем отчаянней сопротивление, тем хватка сильнее.

Олег еще раз дернулся — судорога по телу — и он очнулся на диване. Реальность медленно втекла густой противной смолой в мозг. Реальность противна, поскольку голова раскалывается. Сегодня утро субботы. Впереди два выходных, но вчерашний день — пятница, — а особенно вечер, стерт навсегда из жизни. Луч памяти, как луч фонаря не смог осветить этот темный закоулок прошлого. Ясно одно: он вчера неплохо приложился к алкоголю. Вспомнить бы повод. Или без повода? Олег тяжело встал. Почувствовал, что лицевые мышцы сведены судорогой, и на физиономии наверняка застыла кислая мина.

Что вчера было? — В ответ тишина. Волшебный фонарь памяти погас, а значит, на воображаемую поверхность не падают тени прошлого — всё поглотила тьма. Единственное, что он осознал со всей остротой — необходимость встать, пройти на кухню и влить в себя алкоголь. Он так и сделал. Олег, пошатываясь, встал и, неуверенно ступая, прошел на кухню, опрокинул в себя из горла бутылки примерно полстакана водки, затем влил стакан холодной воды из-под крана. Чуть отпустило, но память все равно — чистый лист бумаги. Память все также предпочитала отмалчиваться.

Олег бросил взгляд на знакомую папку, лежащую на кухонном столе. Папка была старой, потрепанной и в винных пятнах. «Стол я вчера не вытирал», — меланхолично заметил Олег. Хотя причем здесь был испачканный стол и папка — не понятно. Олег открыл папку. В ней лежали две нелепые истории о том, как на одном машиностроительном заводе выполнили план первого мартена. Олег ухмыльнулся. Ему это напомнило антисоветские рассказы самиздата. Они были небрежно написаны, и вся их особенность заключалась в «памфлетном пафосе», если так правильно говорить по-русски. Художественной ценности они не представляли. Прекратила существовать советская власть и подобные истории потеряли бы актуальность. Хотя, когда она прекратится? Недавно справляли столетие Великой Октябрьской Социалистической революции.

Олег вновь обратился к рассказу. Нет, решил он, вроде не памфлет. Конечно, написано всё с чудовищной абракадаброй и с использованием ходульных, сухих, холодных и мертвых выражений. Они словно канцелярские кнопки рассыпаны по всему тексту — «на первой сборке», «за сутки», «в испытательном цехе» и так далее. Очень похоже на региональный репортаж среднестатистического корреспондента. Олегу понравилось только название истории: «Плата за предательство». Название было ярким, емким, стреляющим. Так обычно называют дешевые детективы, а не производственную драму. Как правило, в производственном романе, повести или рассказе лучше использовать индустриальные слова. Например, такие как: стройка, мост, дом, город, и добавить в заголовок еще одно слово, чтобы чувствовался намек на таинственное происшествие.

Олег подрабатывал текстмейкером — писал короткие сценарии «американкой», а вдохновение черпал из сети. То есть, находил какой-нибудь простенький текст, можно и убогий, написанный безымянным графоманом, распечатывал и перечитывал его несколько раз. Как показывала практика, на третий или четвёртый раз в голову приходила идея для сюжета. Олег делал пометку на полях и переходил к следующей примитивной истории. Вновь заметка. Ну, а дальше оставалось скомпоновать заметки — и в путь по накатанному маршруту. Новый сценарий рождался, казалось, сам собой. Дальше — не так интересно. Дальше шла техническая шлифовка написанного сценария.

И тут, за прочтением текстов из папки, Олег вспомнил, что совсем забыл про Наташку. Это надо было срочно исправить. Пришли мысли о деньгах, которые лежали в тайнике. Они там были (больше нигде им и не быть), поэтому не стоило доводить ситуацию до критического состояния. Если все время брать деньги из тайника, то ничего не останется на черный день. Надо срочно позвонить Наташке насчет какой-нибудь существенной работы. Сценарии сценариями, но нужно иметь и резервные источники.

Не торопясь, Олег нашел номер ее телефона и нажал кнопку. В трубке раздался голос:

— Слушаю.

Он узнал Наташку. В трубке помолчали. Затем:

— Чего ты хочешь?

— Наташ, — сказал Олег, — у тебя ведь деньги есть?

— Да. А что случилось?

— Слушай, мне срочно долларов двести надо. За квартиру и так, по мелочи.

Она помолчала.

— Да. Попробую найти тебе работу. Когда? Завтра?

Он быстро и сбивчиво рассказал, когда ему надо. А потом услышал в трубке: «Скоро буду здесь. Никуда из дома. Понял?» «Здесь, значит, здесь, — подумал он».

У него была заначка — потерпим. Олег велел себе: «А сейчас надо просто расслабиться. А для этого у меня еще есть водка. И апельсины».

Выпив водки, пошел на балкон покурить. Там стоял, ожидая, пока водка подействует. Прошло два часа. Вдруг он почувствовал, что его сильно тошнит. Быстро вернувшись в комнату, сел на диван. «Вот же суки! Палёнку подсунули! Что же делать? Как же дальше жить после этого и верить людям?» — подумал Олег, чувствуя, что его начинает трясти, как в лихорадке.

Во время этих экзистенциальных терзаний прозвучал грохот в дверь. Олег поплелся в прихожую и открыл. На пороге стоял свежий и бодрый хозяин съемной квартиры с конвертом в руке и еще каким-то свертком под мышкой. Это был борец за демократию и свободу слова Георгий Балаганов. Одет он был в уличную одежду и очень доволен собой. Увидев Олега, Георгий сразу перестал улыбаться и даже как будто погрустнел. Погрустнеешь тут, когда квартиросъемщик встречает тебя с помятым видом, да еще от него разит водкой и апельсинами, хотя никакого повода нет. Тем более лето. Не Новый год. У Балаганова апельсины ассоциировались с Новым годом, а водка…

Георгий произнес, протягивая конверт:

— Ну что, Олег? Пьем, закусываем? Двадцать пять процентов. Как ответственному квартиросъемщику. М?

Олег расценил это так, что речь пойдет о деньгах и ответил:

— Скоро придет Наташка?

— Тогда давай выпьем. А то мне на Арбат надо ехать. Машина ждет.

Олег сообразил, что все не так просто. Вместо того чтобы интересоваться деньгами, хозяин предлагал ему выпить с ним, что было еще более опасным, чем если бы он его ударил. Но почему ударил бы? Олег пока платил без задержки. И вообще, после такого начала надо рассчитывать только на себя и не ждать никаких гостинцев. Закрыв дверь, Олег подошел к столу и открыл бутылку. Хозяин в это время снял пиджак и бросил его вместе с конвертом и свертком на диван и сел за стол. Бутылка оказалась граненая, и он очень внимательно ее рассматривал. Когда на столе появилось блюдо с большими и толстыми бутербродами, Балаганов с торжественностью взял самый маленький из них в руку, другой взял в другую руку и положил перед собой. Олег понял, что больше тянуть нельзя, и налил в стакан водку. Себе он налил минералки. Помолчали. Хозяин разглядывал бутерброды, видимо, что-то решал про себя. Говорить он не спешил, словно выжидая. Олег почувствовал, что пора начинать разговор.

— Могу я узнать, на что рассчитан ваш подарок? Двадцать пять процентов? Это скидка?

Хозяин ничего не ответил. Он откусил большой кусок бутерброда и стал жевать. Глядя на него, Олег тоже откусил и стал жевать, запивая минералкой. Съев бутерброд, хозяин выпил и, встав, взял бутылку и налил себе в стакан. Подняв стакан, он поднес его ко рту, и вдруг… Олег с ужасом увидел, что никакого Георгия Балаганова перед ним нет. Перед ним сидела прекрасная девушка. Это была Наташка.

— Ты принесла двести долларов? — спросил Олег ее, немого заикаясь.

Надо было сказать слова приветствия, но Наташа сделала вид, что не заметила бестактности и молча кивнула.

— Где они? — спросил Олег.

Наташа молча показала на свою грудь. На ее груди, точнее на футболке, было написано число «666». Олег все понял. Он понял, что именно этой ночью ему предстоит выполнить задание Трофима Петровича. Он протянул ей еще один бутерброд. Она опять кивнула, взяла бутерброд и стала есть. Время от времени, когда над ее верхней губой появлялась капелька пота, она вытирала ее указательным пальцем. Она не сводила с Олега глаз. Во взгляде Наташи был немой вопрос. Наконец Олег поднял стакан, кивнул ей, выпил и спросил:

— Ну, как насчет двухсот долларов? Что просил сделать Трофим Петрович за эти деньги.

— Присмотреть за его котом. Ну, ты знаешь. Белый пушистый кот по кличке Шредингер.

Наташа протянула ему деньги, поблагодарила за бутерброды и ушла. Олег увидел ее спину и надпись на футболке: «Do you believe in god?»

Олег снова опустился на свой стул и уставился в пустоту. Ему было грустно и тоскливо. Прошло полчаса. У Олега зазвонил телефон. Он встал и подошел к телефону.

— Слушаю? — сказал Олег в трубку.

— Это Борис. Ну как, рутинный заказ подкатила тебе Наташка?

— Да. Только придется постараться. Дело очень серьезное. Один большой человек хочет, чтобы я его решил. По полной программе. На несколько тысяч долларов.

— Врешь! — отозвался Борис, рассмеявшись. — Обычно дела Трофима Петровича более трехсот долларов не стоят. Я его знаю.

Олег повесил трубку. Тут же телефон зазвонил вновь. Это был Трофим Петрович.

— Олег, я уехал. Ключи под ковриком. Кота покорми. Я скоро приеду. Коту привет передавай. Когда я вернусь, мы поговорим про тебя. Что ты будешь делать, когда я уеду?

— Пока еще не решил.

— Я тебя прошу, Олег, присмотри за моим котом. Христом Богом тебя прошу. Олег, я тут зашился, секунды свободной нет. Без тебя труба.

— No problem, Трофим Петрович, помогу.

…

Олег хозяйничал в квартире Трофима Петровича.

Покормив кота, он нашел в холодильнике пакет апельсинового сока и выпил его немного. Позвонили в дверь. На пороге стояли двое мужчин в элегантных белых костюмах. Еще, что сразу Олег заметил, один из них был лысый, а другой длинноволосый. Мелькнула мысль: «Сошли как с экрана кинотеатра». Было что-то в них киношное, но действовали они быстро и без заминок: направили дула пистолетов в голову Олега. Лысый улыбнулся и зачем-то произнес: «Долой КПСС!»

Они впихнули его в комнату.

Один сел на диван, другой на стул.

— Где кот? — спросил длинноволосый.

Олег оглянулся, но кота нигде не было. Он понял, что эти двое из спецслужб.

Лысый уточнил:

— Он тебе ведь нужен? Кот? Так? — И вновь приставил пистолет к голове Олега. Потом решил поменять тему:

— Как тебя зовут, юноша?

Олег сглотнул слюну. Лысый опустил пистолет и спросил:

— А где твоя жена?

— Да он не женат, наверно, — предположил длинноволосый.

Лысый с удивлением посмотрел на напарника. Напарник полез в карман пиджака, вынул сложенный в несколько раз листок и протянул его лысому. Тот развернул листок и стал читать. Олег увидел на листке фотографию кота, а под снимком заметил надпись: «Шредингер». Из его груди вырвался тонкий писк. Лысый поднял глаза и удивленно посмотрел на Олега. Затем, не меняя выражения лица, спросил:

— Это ты видел? Да? Кота такого видел?

Олег отрицательно замотал головой.

— Последний раз спрашиваю, где кот по кличке Шредингер?! — жестко проговорил лысый.

Олег отрицательно потряс головой. Лысый сильно стукнул пистолетом по голове Олега. Олег вскрикнул. Второй мужчина заметил это и спросил:

— Ты его сейчас стукнул? Ну-ка покажи.

Лысый еще раз стукнул Олега по голове пистолетом. В глазах у Олега потемнело. Но он, сообразив, что вот-вот потеряет сознание, замотал головой и стал что-то мычать.

— Ты вчера много выпил, — заметил длинноволосый. — Тебя, кажется, зовут Олег. А ты знаешь, почему метиловый спирт опаснее этилового? Если выпить сто грамм этилового спирта, то ты только станешь пьяным, а если — метилового, то умрешь. Понимаешь? Это эволюция, парень. А нам сейчас не нужны такие люди, как ты. Мы не хотим, чтобы люди стали алкашами. Мы не желаем, чтобы кто-то только спал, пил, ел, ну, и…

Длинноволосый хотел добавить что-то про женщин, однако неопределенно закончил фразу:

— Ну, и, собственно, всё. Нам нужна крепкая стойкая молодежь. Чтобы могла жить и побеждать. Вот так-то, парень. Скажи-ка, где твой паспорт? Он в кармане?

— Да чего ты с ним сюсюкаешься? — удивился лысый. — Надо найти кота, а на пацана — плевать. Пацан и сам коту не нужен. Давай его сюда. Быстрее. Я про кота говорю.

В углу послышался шум. Все обернулись на звук и увидели белоснежного кота, который вышел из шкафа и лениво двинулся к людям. В его глазах горел недобрый зеленый свет. Он подошел к лысому и стал тереться о его ботинок.

— Вот тварь, — пробурчал лысый, стряхивая кота с ботинка. — Это… Забираем кота.

— Да, — согласился длинноволосый и нагнулся к коту, чтобы взять его на руки.

Но вдруг у кота ни с того, ни с сего, и по какой причине, неизвестно, из всех четырех лап разом ударили две желто-белые молнии. Лысый с жутким воем отлетел в сторону и рухнул на пол. Длинноволосый, падая, успел выхватить пистолет, и выстрелить в кота. Кот увернулся от пуль, обиженно мяукнул и отпрыгнул. После чего, посмотрев на замерших в ужасе людей, подошел к шкафу и исчез за его дверцей.

— Держи! — взревел лысый и, вскочив на ноги, бросился в шкаф за котом.

За ними последовал длинноволосый, на ходу перезаряжая пистолет. Олег проводил взглядом обоих бандитов. Стало непривычно тихо. Где-то очень далеко играла музыка. Олег понял, что его сердце колотится так громко и быстро, что звук можно принять за барабанную дробь. Когда Олег успокоился, он вдруг заметил, что на дверце шкафа рисунок имеет странные очертания. Рисунок напоминал что-то знакомое. Внимание Олега, казалось, сжавшись в маленький холодный комок, попыталось вникнуть в непонятное сплетение узоров на мебельном щите. Он и раньше видел эти узоры, когда бывал у Трофима Петровича, но лишь сейчас Олег понял: это не рисунок, а слова, которые были искусно замаскированы на дверце шкафа. Смысл слов оказался простым и пугающим: «ЗЛО — ЭТО Я». Это означало, что шкаф являлся демоном.

«Почему демоном? Потому что в нем жил злой дух — кот. Ну, не жил, а лишь прятался. Неважно. Пока демон жил в шкафу, с ним нельзя было бороться, иначе шкаф мог сгореть или взорваться, — Олег удивился мыслям, но не стал их сдерживать. — Кот по кличке Шредингер и был демоном. И теперь его нужно было… Что? Убить? Но как?»

Усилием воли он заставил себя думать о какой-то абстрактной вещи. Ему стало ясно, что надо сильно сосредоточиться. Сконцентрироваться на проблеме. Олег сделал такое усилие. Вначале мысль оказалась занемевшей. Когда отлежишь руку, нарушишь кровоток, и рука одрябнет. Так и мысль. Он не мог ей владеть, но спустя примерно минуту его осенило: «Надо поймать кота!»

И Олег бросился в шкаф. Шкаф оказался безразмерным, таких шкафов не существовало в реальности.

— Но что есть реальность? — спросил сам себя Олег. — Всё, что ты видишь и слышишь, или же всё то, что ты знаешь? Получатся, что шкаф реален. Но причем здесь шкаф. Шкаф — есть зло, но это полбеды. Надо найти Шредингера. И что я с ним должен сделать?

Сосредоточившись на вопросе «что есть реальность?» Олег осознал до конца, что реальность — шкаф, потому что в нём сидел демон. Но где он прячется?

Олег стал пробираться вглубь шкафа, чтобы найти кота, а заодно и двух бандитов. Было душно и пахло нафталином. Он закрыл глаза и стал уговаривать свое внутреннее существо погрузиться в какие-нибудь психические недра и всё там увидеть. Через несколько минут это удалось. Олег понял, что находится в странном подвале, где стоят несколько шкафов. В одном из них копошились двое, раздалось мяуканье — кто-то мучил кота. Этими мучителями, видимо, были лысый и длинноволосый. Да, вот они! Один из них держал кота за хвост, второй бил его ногами по голове, отчего кот изредка издавал душераздирающие звуки. «Почему кот не использует молнии? — спросил сам себя Олег. — Или заряд кончился?»

— Хватит мучить животное! — не выдержав, крикнул он двум бандитам.

Бандиты посмотрели на него и перестали бить кота. Олег вылез из шкафа и пошел к ним. Бандиты, растерявшись от такой наглости, уставились на него и достали пистолеты.

— Вы кто? — спросил лысый.

— Чего вам нужно? — обратился к Олегу длинноволосый.

Олег удивился: «Придуриваются что ли?» Он вынул из кармана документы и швырнул их в бандитов. Лысый ловко поймал удостоверение личности и бросил взгляд на страницу с фотографией. Затем повертел в руках паспорт и вернул Олегу.

— А ты знаешь, что кот Шредингер — это воплощенное вселенское ЗЛО? — спросил лысый у Олега.

— Нет, — ответил Олег.

— Он ничего не знает. Я так и думал, — проговорил длинноволосый бандит. — А теперь, если ты не возражаешь, я объясню, что такое Шредингер. Это идея об относительности мирового зла. Еще Платон называл эту идею благим злом. Мировое зло — это то, что живет среди нас. И оно во всем, что мы видим вокруг. Хотя бы в нашем бегстве от смерти. Ведь кто может отрицать, что с нашей смертью исчезнет не только наш кот, но и мир, в котором мы живем? Человек боится смерти, хотя смерть — это просто переход из одного состояния сознания в другое. Как и рождение. А человек умирает лишь потому, что он одинок в своем теле, ведь живое существо — человек — подвержено смерти. С другой стороны, в смерти нет ничего страшного. По сути всё, что мы видим, смена формы. Но вселенское ЗЛО желает бесконечно продолжать всё то, что было раньше. Вселенское ЗЛО и есть эта форма, оно не изменяется, оно просто переходит из одного состояния в другое. Мы, люди, окружены им постоянно. Мы видим каждую вещь, каждый поток света, в котором существуют наши мысли. Мы слышим шорох шин по асфальту, видим рой мух на стене, обращаем внимание на каждый движущийся предмет в комнате, хотя только материя является такой, какой ее видит глаз. Мы не видим самого ЗЛА, потому что само ЗЛО невидимо. Но мы точно знаем, что оно существует, мы понимаем, что оно выше нашего понимания. И пока у нас есть хоть какая-то внутренняя пустота, оно будет витать рядом, чтобы в какой-нибудь момент заполнить нашу пустоту.

— Но я вижу кота, — удивился Олег. — Значит, ЗЛО можно увидеть. Я не понимаю, в чем тут дело. Но если оно есть, то, наверно, можно увидеть его в любом случае?

— Пожалуй, — согласился лысый и приставил пистолет к виску Олега. — Сейчас ты умрешь и увидишь, как подлинное ЗЛО — кот Шредингер — перетекает из одной формы бытия в другую. Сначала тебе покажется, что тебя забрызгало чем-то черным, очень жидким. Но это всего лишь вытекающая из твоего мозга информация. Она лишняя. Внутри тебя появится пустота, и тогда ее заполнит вселенское ЗЛО, а после этого ты испытаешь взрыв, который станет мгновенным взрывом твоей души. Но через очень короткий промежуток времени тебе удастся так же спокойно и без усилий посмотреть на Вселенную через чужой мозг, словно это твой собственный мозг. И тогда тебе откроется, что Вселенная является лишь символом и отражением в твоем уме.

Лысый нажал на курок. Прозвучал выстрел. Олег упал на пол. Лысый постоял над ним, надел пиджак и повернулся к длинноволосому.

— Ну что, достанем вторую ампулу? — спросил тот.

— Мне как-то не хочется. Что-то я боюсь, — ответил лысый. — Ну, а тебе, Керим, можно. Мы ведь тебя почти убили. Давай сюда свою голову. Я тебе сделаю, как обещал.

Длинноволосый, продолжая держать кота, склонил голову. Лысый в упор выстрелил ему между глаз. Тело Керима завалилось на пол. Тогда лысый вынул у него из кармана мобильник, набрал номер и сказал:

— Товарищ Сталин, Керим сейчас в отключке. Можно начинать. Мы его ненадолго вырубили, а потом… А потом он нам сам все расскажет.

— Хорошо, — с грузинским акцентов ответил Иосиф Виссарионович. — Приступайте к операции «Эффект Шредингера».

На том конце линии Сталин повесил трубку.

Лысый поднял с пола кота и брезгливо, двумя пальцами, взял за длинный хвост. Затем он поднес его ко рту и, не торопясь, откусил сразу половину. Окровавленная морда кота исказилась болью, но он продолжал молчать. Лысый с минуту пристально ее разглядывал, потом спокойно подошел к мертвому Кериму и поднял с пола пистолет. На полу что-то сверкнуло. Лысый взял небольшую серебряную коробочку. На ее крышке была выбита птица, похожая на филина, крылья которой касались острия кристалла. По бокам стояли столбики иероглифов. Заглянув в коробочку, лысый тяжело вздохнул и положил ее в карман. Затем бандит доел кота и вышел из подвала.

На улице его уже ждал бронированный автомобиль с красной полосой. На дверце была крупная надпись: «Ikh Voennyi». Видимо, этот автомобиль имел какое-то отношение к ЦРУ. За рулем сидел хорошо сложенный китаец с невыразительным, словно небрежно нарисованным лицом. Вместе с лысым в машину сели еще два охранника в черных масках и с автоматами. Из-за опущенных на лицо стальных касок они казались идущими в бой дьяволами. Лысый сел на переднее сиденье. Первый охранник сел сзади, а другой — в кузов. Машина плавно тронулась с места. Впереди нее поехал мотоциклист, а за ним — группа милиционеров с автоматами. Тоже на мотоциклах. Следом ехали две милицейские «Волги». Через полчаса после отъезда из подвала тела Керима и Олега были отправлены в морг.

После этого те, кто находился на крыше, спустились в подвал и привели в действие взрывное устройство. Подвал, где произошел инцидент с котом Шредингера, завалило кусками бетона и арматурой. Внизу образовалась огромная дыра, через которую открывался потрясающий вид на ночной Киев с высоты птичьего полета. Вдали ярко светили фонари. Столица выглядела действительно красиво.

…

У лысого было имя. Его звали Орф. Сейчас Орф явился на прием к генеральному секретарю КПСС товарищу Сталину. Орф, тихо ступая по ковровой дорожке, остановился в паре метров от Иосифа Виссарионовича, который сидел за столом. Генсек поднял на вошедшего человека глаза и произнес:

— Здравствуйте, товарищ Орф. Присаживайтесь.

Орф опустился на указанное место, сохраняя, однако, почтительную позу. Иосиф Виссарионович некоторое время с любопытством его разглядывал, а затем, видимо что-то вспомнив, продолжил:

— Мы долго изучали ваш доклад. Вы, наверное, знаете, что вопрос о природе сознания настолько сложен и многогранен, что требует немало времени на его осмысление. Этой проблеме посвятил свою жизнь товарищ Бехтерев. Сознание — сложный вопрос. Ответ на него зависит от решения множества других проблем. А их много, особенно после того, как у нас возникла большая проблема по имени «Трофим Петрович».

— Я вас понял, товарищ Сталин. Спасибо. Разрешите мне сейчас перейти к конкретным предложениям? — спросил Орф.

— Конечно, товарищ Орф.

— Мне думается, что тот портал, открывшийся над столицей Украины, является намеком. Там мы наконец-таки сможем найти Трофима Петровича. Ну а затем, в зависимости от хода наших дальнейших действий, может быть решена проблема с котом по кличке Шредингер. И с Олегом. Он в этой истории случайный человек.

— Это ясно и ребенку, — заговорил Сталин, набивая трубку. — Кот и Олег наверняка уже там. Надо продолжать поиски Трофима Петровича. Тут мы подходим к следующему пункту.

Сталин встал из-за стола, закурил и подошел к окну. Генсек, казалось, внимательно изучал ночную Москву. В чернильно-синем небе проплыла социальная реклама, сотканная из лазерных лучей: «18-ая пятилетка — совершеннолетие Коммунизма».

Орф проговорил, не глядя на генсека:

— Товарищ Сталин, я начну со следующего. Мы можем вызвать участников секретной организации «Двери».

— Это было бы наилучшим решением всех проблем, — отозвался Сталин, не оборачиваясь.

— Но это должен быть сугубо добровольный подход. Да и то, насколько я знаю, бывших сотрудников «Дверей» сейчас здесь нет.

— Да. Их нет в Москве, — ответил задумчиво Иосиф Виссарионович. — Их пока ещё нет, это верно. Но кто знает, где они будут завтра? Как-никак пронзать пространства это вам не кот чихнул. Итак, двое сотрудников «Дверей» должны немедленно отправиться в Крым, в Ливадию. Во время их подготовки я дам вам задание.

— Ясно.

— Кто же тогда будет выполнять миссию в Киеве? Тоже «Двери»? Или Керим? — спросил Сталин и повернулся к Орфу.

— Возможно, Керим. Он недавно вернулся с Кавказа.

— Надо же, куда его забросило после выстрела в голову, — усмехнулся генсек. — Может, не стоило так жестко поступать?

— А замести следы? — спросил Орф. — Прикажете послать только Керима? Или еще кого-нибудь? Из «Дверей»? И, товарищ Сталин, с какой целью? Для отвода глаз? У нас же все равно есть агенты в городе. Зачем так усложнять?

— Я вот думаю, как он оказался на Кавказе?

— Дело в том, товарищ Сталин, в его серебряной коробочке с филином не было «синего бархата». Закончился.

Сталин тяжело вздохнул и вернулся на место.

— Даю вам не так много времени. Три дня, — подчеркнул последние два слова генсек. — В случае провала мы поступим с вами по-своему.

Орф встал с кресла.

— Тогда я пошел?

— Да. Через две недели встречаемся в Ливадии. Удачи вам всем.

Сталин положил трубку в пепельницу. В его глазах на секунду мелькнуло что-то похожее на облегчение. Орф понял, что наступил важный момент. Теперь можно было переходить ко второй новости. Поэтому он заговорил не сразу. Сначала он секунду помолчал, а затем произнес:

— Товарищ Сталин, я могу задать вам вопрос личного характера? Если вы это не сочтете бестактностью. Речь пойдет об одной из моих способностей.

— Говорите, — удивившись, сказал Иосиф Виссарионович.

Орф задумался. Врать было нехорошо. Он посмотрел в глаза вождю, словно стараясь прочесть в них ответ. В глазах ничего не отразилось. Орф глубоко вздохнул и заговорил:

— До начала войны я мог видеть то, чего не видели другие. Иногда я мог определять то, чего другие не могли. Иногда я мог читать мысли людей и даже влиять на ход событий. Сейчас, после войны, всё как будто вернулось к норме, но мне иногда бывает сложно сделать это в полной мере. Из-за этого мы упустили Трофима Петровича. Я был уверен, что он опять чем-нибудь выдаст себя, но этого не произошло. Он подставил стороннего человека — того парня по имени Олег. И мы не заметили подлога. Как это объяснить? Как вообще такое могло произойти? Насколько я знаю, никаких предпосылок для провала не было. Да и не могло быть. Но не было ли это случайностью?

— Случайностей не бывает, товарищ Орф, — отрезал Сталин. — Дело в том, что Трофим Петрович начал тщательно маскироваться, все время, двигаясь как бы в обратном направлении.

— Реверсия событий? — теперь пришлось удивиться Орфу.

— Не совсем, — с грустью заметил генсек. — Это все очень сложно. Я даже не знаю, как объяснить словами. У него теперь нет прежней глубины. И он не может передвигаться по альтернативной реальности в полной мере, но по-прежнему видит все происходящее своими глазами.

То, что сказал Сталин, для Орфа было выше его понимания. Получалось, они упустили Трофима Петровича по причине, так сказать, его способности быть мертвым, когда захочется. И дело не в самоубийстве, а в том, что Трофим Петрович мог силой собственной воли заполнять собой пустоту бытия и менять формы. То есть быть мертвым, никогда не умирая. Ясно, что он скользнул в образовавшуюся пустоту — в портал над Киевом — и вскоре материализуется там. «Да не, бред» — отмахнулся от этой мысли Орф. Но в том, что это произошло, сомневаться не приходилось. Единственное, что оставалось, это надеяться, что Хрущев ошибется. Интересно, что он скажет в Ливадии на общем собрании? Будем уповать, что дела не так из рук вон плохи. Правда, у этой надежды имелось и неприятное побочное следствие — исчезновение света. А темнота не собиралась сдавать свои позиции. А может быть, они с ней сговорились, подумал Орф, выйдя из кабинета товарища Сталина.

…

После того, как Орф покинул генсека, появился Берия.

— Здравствуй, Лаврентий, — сказал Иосиф Виссарионович. — Как дела у Хрущева? Как подготовка общего собрания в Ливадии. Да ты садись. — Берия сел. — Я хочу знать общую расстановку сил тьмы и света. Насколько глубоки разногласия? А главное — что думают на этот счет ангелы?

— Насколько я помню, у них нет четкой позиции. Я думаю, что лучше пригласить на совет демонов.

— Кесарю — кесарево, богу — богово. — Берия поглядел на Сталина. — Не так ли, Лаврентий? Есть у меня в этом отношении один такой специальный доверенный ангел. Зовут его Никита Богослов. Неплохо разбирается в вопросах истории и географии. Как раз сейчас он занят составлением книги об эпохе Возрождения.

Берия удивился. Его настораживала манера Сталина изъясняться туманно, ведь за этой ширмой из слов, похожей на заклинания, могло скрываться, что угодно. Но Сталин, по-видимому, не собирался говорить ничего нового. Он только предложил запустить компьютерную игру с ангелами в качестве материала. Задача игры — составить мнение о том, кто из упомянутых союзников и соратников на сегодняшний день является главным врагом.

— Никита с этим справится, — сказал генсек.

— Да. Он уже неделю как изучает архивы. Он у нас очень любознательный.

— Слышал, — сказал Сталин.

— Но всем важно ваше мнение. Ведь прежде чем принять окончательное решение, мы должны поговорить с советниками. Сами понимаете — переговоры. И я считаю, что подготовка к такому разговору должна проходить в полной секретности. Особенно от Никиты. Он любопытный, когда речь идет о чужих секретах. Понимаете?

— Мы должны дать шанс парню, — заметил Иосиф Виссарионович. — Давайте, попробуем. Что скажешь, Лаврентий. Продвинутое программное обеспечение? Компьютерная графика? Они готовы к тестированию? С чем будете работать? На чём? И когда?

— Психологическая симуляция идеологической диверсии, — произнес Берия.

— Это то, Лаврентий, что я хотел от тебя услышать. Молодец. Хотя ты уже давно в Политбюро, да? Впрочем, не важно. Главное — то, что ты сам этого хочешь. Раз смог начать такое дело сам… — Сталин сосредоточенно посмотрел на Берию. — Ну что, Лаврентий. Работаем?

— Да, товарищ Сталин.

…

«Никита Богослов представляет симуляцию реальности нового поколения!» — загорелась надпись и растворилась в пространстве виртуального мира.

По экрану побежали ряды строчек с таким текстом: «Преподобный Сергий сказал, что нынешняя тенденция — вытеснение современной цивилизации туннелированием. Но что было раньше: туннелирование или цивилизационная деградация? Вероятно, цивилизация порождается туннелированием, то есть операцией, при которой системы энергообеспечения обращаются друг к другу с разнообразными запросами. Проблема касается не абстрактной сущности цивилизации, а того, когда, где и как проходит эта линия отчуждения и превращения медиума в машину, не желающую меняться. Туннелирование призвано не разрушать цивилизацию, а трансформировать ее. И именно трансформация является залогом прогресса».

— А что это за хрень такая, Иосиф? — спросил Берия, когда экран растворился в воздухе. — Как это понимать? Цивилизация? Туннелирование? По-моему, бессмысленный набор слов.

— Ты прав, Лаврентий. Это бессмысленно. Именно на это и расчет. Чтобы вычислить врага в нашей партии Никита Богослов и разработал это.

— Хм, странно. Именно так и выглядит психологическая симуляция идеологической диверсии? Я думал, это как-то иначе…

— Разве ты не этого ожидал, когда обрисовал задачу? Точнее, так выглядит инструмент. Пойдем, я тебе объясню.

Берия и Сталин в пляжных костюмах конца XIX века пошли к морю и заняли шезлонги. Между шезлонгами стоял небольшой столик с прохладительными напитками. Все выглядело очень реально, не являясь реальностью вовсе. Это была симуляция — виртуальный мир. Это ненастоящая Ялта. Никто из отдыхающих не догадывался о том, что в прозрачных шезлонгах сидели Берия и Сталин, потому что визуальное сопровождение было отключено для НПС. Что думали люди, сидящие в виртуальной Ялте, сказать невозможно, но вот говорили они о вполне конкретных вещах.

— Секрет в том, Лаврентий, что такие тексты и им подобные должны сбить нашего врага с толку, — начал Иосиф Виссарионович. — Если это он увидит, или услышит, он начнет думать о том, что они означают, и своими мыслями враг выдаст себя.

— Это, значит… Чтение мыслей?

— Скорее уж, чтение настроения. Ведь ты сам должен понимать, Лаврентий, в нашей стране думают не то, что думают, а уж говорят совсем другое, не имеющее ничего общего с тем, что они думают.

— Очень хитро всё придумано, товарищ Сталин! — восхитился Берия.

— Совещание будет проходить здесь, в виртуальной реальности. Всё ради безопасности. Чтобы никто не смог узнать заранее, как мы будем себя вести. О чем будем думать, говорить — можешь даже не спрашивать. Сам не знаю. Никто не сможет проникнуть в наши мысли. И, конечно, наше дело еще требует осмысления. Например, ты, Лаврентий. Кто ты в текущей реальности? Лаврентий Берия — член ЦК КПСС, но что с тобой будет дальше? — Берия вздрогнул. — Про тебя всё знают: как ты устроен, о чем думаешь, что говоришь. Ты — человек старого режима, и весь твой образ мыслей предельно ясен, но в виртуальной реальности, в ненастоящем Крыму тебе приходится нести ответственность за всю страну. Это сложно, согласен. Но мы ничего не можем с этим поделать. Никто не может даже представить, что нам придется решать проблемы, с которыми сталкивается наша страна уже почти три столетия с тех самых пор, когда Петр Великий прорубил окно в Европу, чтобы выбрасывать туда мусор, но ветер иногда дует в другую сторону. Правда, это полбеды. Некоторые недоумки считают первого императора западником, но он был оголтелым панславянстом. Зачем он рвался в просвещенную Европу, в европейский оркестр?

— Что бы занять место дирижера, — твердо ответил Берия.

— Дирижером мог быть кто угодно. Главный человек в европейском оркестре тот, кто является его менеджером, тот, кто заказывает музыку. Но потомки не поняли Петра, они профукали идею. Нам же приходится пожинать сегодня плоды этой роковой ошибки. Что я хочу сказать. Прочти документы, и ты поймешь, почему все наши решения будут приниматься за закрытыми дверями, то есть в виртуальном пространстве. Всё происходящее тут — лишь электронный протокол, необходимый для максимально эффективной работы системы, и ни с кем, кроме нас он не может происходить по-настоящему. Все разговоры о правах человека — чушь. Считай, что мы рабы симуляции. Она называется симуляцией, потому что создана для того, чтобы мы научились жить в симуляции…

Сталин всё говорил и говорил, и его речь и голос убаюкивали Берию. Шум прибоя, пусть он и симуляция, настраивал ум на философский лад и пространные рассуждения. Берия закрыл глаза, чтобы избавиться от усталости. Он не слышал больше Сталина — симулякр Лаврентия уже потерял способность говорить и слушать. Но Сталин продолжал что-то бубнить, слова доходили до Берии как сквозь толстый слой ваты, и смысл сказанного ускользал, как будто в центре мозга включился специальный механизм, который блокировал звуки.

«Скоро симуляция закончится, и мы выйдем в реальность», — вяло всплыла мысль в голове Берии. И это было так естественно, что Берия даже улыбнулся. И сразу же пришла другая: «Я здесь уже долго и, наверное, догадываюсь, что…». Прозвучавшая мысль заставила Берию открыть глаза и сесть прямо. Симуляция исчезла.

Берия очнулся в кабинете Сталина. Вождь сидел напротив в ленинском картузе, на кокарде которого сияла алая пятиконечная звезда. На голове Берии был такой же картуз. «Картуз Ленина» — секретная разработка научного отдела подконтрольного НКВД, суть картуза — шлем для погружения в виртуальную реальность. Лаврентий вспомнил, что этим картузом он легко может управлять в любой момент, когда захочет, и испытал уверенность, что эта способность сохранится и дальше. Некоторое время он рассматривал вождя. Потом его взгляд упал на пачку отпечатанных листов, лежащих на столе. На верхнем листе были типографские штампы «Государственная тайна» и «Специальное агентство "Двери"». Берия понял, что Трофим Петрович вновь сумел уйти из-под носа, раз пришлось подключать «Двери». Но какое все-таки чутье у этого гада! Казалось бы, слабак, а сумел его переиграть!

— А теперь, товарищ Берия, — произнес вождь и отец народов, снимая картуз, — пора, как я и обещал, ознакомится с документами.

И Берия стал читать. Он больше всего заинтересовался приложением к секретным материалам — оккультно-мистический трактат «Красный цилиндр». Текст этой книги завораживал, несмотря на то, что был бессмысленным и символичным. Например, там было написано такое: «На расстоянии один метр от одного глаза находится рептильное солнце — Нибиру, которое делает злое умным. Поэтому лучше совершить злое дело в одном сантиметре от большого пальца». То есть, описывалось действие, которое непременно приведет к добру. И еще вот такой мистический отрывок: «Семь мест в Индии известны как благоприятные для того, чтобы совершать злодеяния. Так что нужно соблюдать простые правила. Например, ни при каких обстоятельствах не совершай злодеяния в одном месте, иначе зло поразит тебя через эти семь мест». Это тоже, видимо, работало на космогоническую теорию.

А еще там упоминалось о Тайной Сути Природы, или просто о Т. И тут Берию вдруг осенило: «А что если это «Т» — и есть Трофим Петрович, которого упустили Керим и Орф?» Тогда, наверное, и образовалась некая производная от «Т»… Но ведь Трофим Петрович (Берии тогда казалось, что это именно он) также мог возникнуть из «Трилогии» уже с самого начала. Даже, может быть, по-другому, но там явно упоминался главный герой. «Я думаю, что это он и был», — решил Берия. И Трофим Петрович, в конце концов, сделал то, что делал всегда: он стер свои следы. Потому что вечно вмешиваться в естественный ход вещей бесполезно, даже если ты и есть в мире самое главное зло. Всегда найдется кто-нибудь сильней тебя. Всегда…

В общем, после этого сталинская концепция стала понятной. Стало ясно, зачем приложен этот странный текст «Красный цилиндр», претендующий на вселенский охват. Теперь стало понятно, куда делся второй экземпляр «Красного цилиндра» и почему в предисловии говорится о рукописи, украденной из архива «Молодой Гвардии». Но было непонятно: как это сделано, ведь никаких следов не осталось.

— Дело в том, — заговорил вдруг Сталин и Берия смахнул паутину невнятных мыслей, — что «Красный цилиндр» представляет собой зашифрованный текст, и шифрование его настолько сложное, что трудно отделить зерна от плевел. Это тебе не «энигма». Единственный способ проникнуть в суть — полностью воспринять текст и слушать свой ум. Может, он что-то тебе подскажет. Кстати, цилиндр по одной из легенд открывает главную дверь мироздания. Но все это домыслы. Как-то так.

Вождь забрал документы у Лаврентия, встал и положил их в сейф, вмонтированный в стену. Затем два раза провернул ключ, пощелкал барабанчиком с шифром. Всего этого Берия не видел, так как Сталин стоял спиной и полностью загораживал дверцу сейфа. Наконец Иосиф Виссарионович повернулся к собеседнику и произнес:

— Мы поймем, где правда, а где вымысел, чтобы скрыть правду, только после того как поймаем Трофима Петровича.

…

Площадь Независимости в Киеве была безлюдна. Даже машины редко проезжали. Небо чистое. Звезды приветливо сияли. Стояла глубокая ночь. «Третий час, видимо», — решил Олег и вопросительно посмотрел на белоснежного кота по кличке Шредингер.

— Мда, — заговорило животное, — что же на это скажет Трофим Петрович?

Олег устало опустился на асфальт и произнес:

— Шредингер, раз так все сложилось, может, расскажешь, какого черта здесь происходит? Чем все это закончится? А то я как-то не въехал.

— Да я сам пока не въезжаю, — ответил с грустью кот. — Сейчас, думаю, приедет. Тут интересное для тебя и начнется, уж поверь.

— Кто приедет?

— Трофим Петрович, естественно.

— А он в Киеве? У него здесь что, офис какой-нибудь? Отель? Дом? Он разве здесь? Может, мне уже сейчас к нему надо ехать? А я тут сижу! Причем здесь, кстати, Киев? Я про Одессу думал. Ведь ты говорил, о чем думаешь, туда попадаешь — это свойство телепортирования.

— А почему Одесса?

— Потому что, когда меня как бы на тот свет отправили, я подумал: вот гад, Трофим Петрович, оставил на меня кота, а сам в Одессу смотался. Я часто от него об этом городе слышал. А потом эта палата. И затем темнота…

Олег поежился — холодок пробежал по спине, хотя в Киеве ночью было тепло. Он вспомнил, что с ним случилось в следующее мгновение после того, как Орф выстрелил ему в голову. Вот все говорят, что душа отлетает от тела и, видимо, люди правы. Он заметил шкаф и себя мертвого со стороны. Олег видел, как Орф выстрелил Кериму в голову. Да, именно тогда он понял, что этих бандитов в белых элегантных костюмах зовут Орф и Керим. Олег будто обратился к космическому банку данных, заглянув в нужную ячейку, и нашел две карточки с фотографиями этих двоих. Слева — снимок, а справа — имя. Так привиделось Олегу. Ему вынужденно пришлось просмотреть всю череду событий: убийство Керим, поедание Шредингера. Душа (или как его правильно называть, не ясно) оказалась привязанной к телу. Олег посчитал это странным. Этого быть не могло, так как ты умер, а значит должен отправиться в мир иной, но тут он вспомнил о том, что не совсем умер. Если тебе стреляют в голову, еще не значит, что ты умрешь непременно. Тем более, Орф сказал о каких-то ампулах или капсулах. «СБ — синий бархат», — возникло в голове Олега, точнее головы у него не было, название препарата всплыло в сознании.

Затем палата морга. Морг располагался в подвальном помещении. Окна находились высоко и были узкими.

Жуткое зрелище: видеть себя и Керима мертвыми. И вдруг взорвалась темнота. Это не свет выключил патологоанатом, уходя из помещения. При погашенном свете в морге не было абсолютной темноты. Свет из уличного окна, отражаясь от гладких металлических поверхностей, давал приглушенное освещение. Именно после того, как все ушли, настала тишина и возникла темнота. Она будто взорвалась изнутри сознания Олега. После он увидел себя парящим над каким-то городом. Он летел, словно птица, кружил над большой и красивой площадью, а затем устремился вниз и очутился рядом с котом. Он и объяснил, что это за город, что Орф не врал насчет пустоты, которое стремится занять вселенское ЗЛО. «Только учти, я не зло, — опередил вопрос Олега Шредингер, — я, наоборот, с ним борюсь. Точнее борется Трофим Петрович, а я прикрываю его. И, кстати, ты упомянул о надписи. Помнишь? ЗЛО — это я. На самом деле, там последняя буква затерлась. Шкаф-то старый. Правильней читать так: ЗЛО — это яд».

— Ничего себе, воин света! — удивился Олег. — Да твой Трофим Петрович, знаешь, какие грязные делишки прокручивает?

— Знаю, — не моргнув глазом ответил кот. — Это наша легенда. Самый лучший способ скрыть алмаз — спрятать его в дерьме. Аура плохих дел создает темный кокон, сквозь который не пробивается свет, поэтому настоящее вселенское ЗЛО не обнаружит алмаз.

— Ага, заливай мне тут. Как же Орф и Керим вышли на него?

— Не знаю. Но, может, Трофим Петрович что-то знает, как нас раскрыли?

Они долго молчали.

Олег понял, что бесполезно о чем-либо говорить с котом.

Минуло несколько минут. Площадь Независимости еще больше опустела. Теперь даже автомобили прекратили свое монотонное движение, поэтому и было удивительным появление машины. Тем более такой! Черный maybach с затемненными стеклами величественно выплыл на площадь и припарковался рядом с ними. «Тридцать лямов такая тачила стоит, — подумал Олег, — это в деревянных, а сколько в гривнах? Мля, о чем я думаю, мне же в Москву надо. В квартиру съемную. Я еще не оплатил проживание на неделю вперед. Через день последний срок». Олег вспомнил о Георгии Балаганове — хозяине съемной квартиры, о Наташке. Тот Балаганов, конечно, явился ему в алкогольном трипе, но Наташка была настоящей.

— Какая квартира? Ты че бормочешь? — удивился Шредингер.

— Забей.

Дверь у водительского места открылась. За рулем сидел Трофим Петрович. Олег знал его в лицо, один раз встречались. Трофим Петрович явно выбивался из общей композиции: был одет в мятые синтетические шорты и зеленую выцветшую футболку. Обернувшись всем телом, он опустил ногу на асфальт. Нога обута в сандалию. Ну, чисто алкаш со стажем, правда, по лицу не скажешь.

— Ну, че вылупились оба? Садитесь.

Олег открыл заднюю дверь. Шредингер запрыгнул первым. Олег сел так, чтобы Трофим Петрович оказался слева. Трофим Петрович, повертев головой по сторонам, нажал на педаль акселератора. Машина плавно тронулась с места.

— Время нынче неспокойное, — заговорил Трофим Петрович. — Нужно глядеть в оба. НКВД так и шныряют по закоулкам. Вот я уверен на сто процентов, что они где-то рядом. Печенкой чую.

Олег с любопытством и восхищением осмотрел салон. Салон заливал приглушенный свет, даже можно сказать имелся ненавязчивый намек на освещение, и подозрительно пахло травкой.

— Нравится? — спросил Трофим Петрович. Олег кивнул. — Не обращай внимания. Это так, для отвода глаз. Прикрытие. Чтобы пыль пустить в глаза вселенскому ЗЛУ. Настоящая роскошь не в этих погремушках, которые тебя окружают, а в том, сколько ты жизней можешь пустить в расход, и ничего тебе за это не будет. А это позволить я себе никак не могу. Те, кто выставляют богатство на показ, его атрибуты, самые настоящие отребья, они ни черта не смыслят в роскоши, вот я и кошу под них.

— А разве ЗЛО не сможет нас в этом авто обнаружить? — спросил Олег.

— Наивный, — отозвался кот.

— Да ты знаешь, из какой боли эта, так называемая, роскошь создана? — задал вопрос Трофим Петрович и сам ответил: — Из огромной боли. Каждая деталь, каждый узел этого гроба на колесах, даже металл пропитаны человеческим страданием настолько, что его излучения хватает, чтобы сквозь него не обнаружить нас.

— Вы так говорите, будто сейчас рабовладельческий строй.

— Так он у вас и не кончался. Только вывеску сменили. Теперь это демократией называется. Рабовладелец стал работодателем, раба переименовали в работника, а суть такая же: паши на дядю за бусы.

О бусах Олег не стал уточнять, но спросил:

— А почему вы говорите «вас»? Разве вы…

— Нет, Олег, я не человек. Я — ангел. Правда, падший. Эти, которые в высших сферах вращаются — другие ангелы — сослали меня к вам на исправительный срок. Я у вас здесь по их разумению типа в тюрьме или в трудовом лагере для заключенных.

— Слушай, — протянул Шредингер. — Может, не стоило. А то у парня крышу сорвет.

— Крышу срывает от наркоты всякой, от роскоши, от избытка власти… — Трофим Петрович задумался и вдруг выдал: — Кстати, о наркотиках. Есть у меня одна идея, где можно перекантоваться.

— Твою мать! Опять эту дрянь нюхать, — разочарованно простонал кот.

— А тебе чего? Ты в шкафу отсидишься.

Шредингер ничего не ответил, только брезгливо фыркнул в усы.

Олег всю оставшуюся дорогу молчал. Он был немного напуган, свалившимся на него откровением.

…

Борис и Наташа сидели в притоне. Со стороны казалось, что они просто болтают о жизни. Но на самом деле разговор, естественно, шел о деле.

— Вот, послушай, — произнес молодой человек, взяв толстую книгу и раскрыв ее.

«Во-первых, убивая злодея, бодхисатва тем самым избавляет его от дальнейшего, идущего через него в мир зла. Во-вторых, бодхисатва берет все грехи злодея на себя. В-третьих, он отправляет убитого им злодея, как претерпевшего насильственную смерть, прямо в рай. Следовательно, бодхисатва, убив злодея, проявляет акт великого человеколюбия. В-четвертых, тот, кто совершает такое великое деяние, наделяется необычайно огромной силой. В-пятых, он постепенно становится сверхбодхисатвой, и поэтому его не может убить никакая другая сила. Все эти свойства даны бодхисатве в соответствии с законами десяти видов деятельности и являются условием его подлинной реализации на пути к Просветлению. Но поскольку каждый человек тоже обладает ими, Авалокитешвара делится на тех, кто имеет эти способности, и тех, кто их не имеет. Поэтому, когда Авалокитешвара надел на себя прялку и стал прясть, он уподобился человеку, который, сидя возле своего дома, внимательно следит за игрой в кости. Весь его опыт говорит, что игра идет по-честному, и его игра — совершенно честная. Но что он знает о том, что кости не могут остановиться сами собой, потому что среди них нет ни одного, который бы, бросивший раньше, перебил все другие? Он знает это не хуже других. Но он больше не может наблюдать за игрой в кости, потому что ему неведомо, сколько именно костей выпадет. А ему известны лишь те, что выпадают в игре. Поэтому и сам Авалокитешвара стал большим и грозным воином-пастухом, ничего не знающим о том, что происходит у него за спиной. Он решил, что не может быть и речи о его настоящей реальности.

Он всего лишь одна из многих граней Будды, то есть он, конечно, ничего не забывает и не упускает, но его концепция мира такова, что, как только появляется что-то новое, не только нет никакой возможности удержать это новое при себе, но, наоборот, только помешает сохранить переживание. А потому ему стало казаться, что ни одна из его предыдущих жизней, ни одна из всех прошлых жизней мира не были реальнее любой из его сегодняшних концепций. Это была одна из причин, по которой он выбрал себе это имя.

Когда он думает о прошлом, он видит себя ничтожной букашкой, ползущей по бесконечной плоскости. А когда он думает о будущем, ему представляется, что он видит себя горным потоком, несущимся по бескрайним просторам. А когда ему кажется, что он осознает свою настоящую реальность, он видит, что не знает ни ее, ни себя. Все, что он знал до сих пор, — это блуждающий отсвет прошлого, становящийся то одной вещью, то другой. Его теперешняя реальность — это просто один из этих миганий света. А настоящая реальность и есть он сам. Вот почему мы называем эту мысль страхом».

— Борис, что ты сейчас задвинул? — спросила Наташа. — Причем здесь страх и бодхисатва?

— Что, не знаешь, кто такой бодхисатва?

— Ты не ответил на мой вопрос. Что значит бояться и бодхисатва? — спросила Наташа. — Ты ведь сам это сейчас вычитал? Не придумал? Кстати, что за книга?

Борис глянул на обложку и произнес:

— Шишков «Угрюм-река».

— Серьезно? — И Наташа попыталась изобразить на лице удивление. — Шишков является соцреалистом, а не буддистом.

— Это из черновиков.

— Каких черновиков?

— Таких черновиков.

Наташа хихикнула, вспомнив какой бородатый анекдот имел в виду Борис. Он же в свою очередь продолжил рассуждать, положив закрытую книгу на спинку дивана:

— Сама понимаешь, что роман сначала пишется как черновик, имеются разные его варианты. Таким образом, у Шишкова из черновиков, не пропущенных цензурой, есть вариант, где бред Прохора Громова показан более красочно. Так сказать, с множеством уровней и погружением в него. В бред. Но, думаю, цензоры сказали: «Извините, Вячеслав Яковлевич, мы, конечно, в дружественных отношениях с Индией, но у вас так всё запутанно и запущено, мама не горюй». И так далее, и тому подобное.

— Страх и бодхисатва. Ты не ответил на вопрос.

— Чего тебе здесь непонятно! — возмутился Борис. — Еще сам Нагасена говорил, что страх, сожительствуя с бодхисатвой, поддерживает карму в правильном состоянии, причина и следствие, понимаешь, ну, и смысл жизни.

— Чего?

— Да твою мать!

Борис хлопнул ладонями себя по коленкам и откинулся на спинку дивана. Диван вздрогнул и роман «Угрюм-река» соскользнул на пол, произведя сильный хлопок.

Затем прозвучал еще один хлопок. Борис бы сказал, что это эхо, но, во-первых, помещение не обладало такой акустикой, а, во-вторых, следующий хлопок случился пару секунд спустя. Звук прилетел со стороны двери.

— Стучат, — прокомментировала событие Наташа.

— Я понял.

— Кто это?

— Шредингер, — ответил Борис, вставая.

Он открыл дверь и сразу опустил взгляд. У порога стоял белый пушистый кот по кличке Шредингер, за ним — Трофим Петрович и Олег.

— Еле припарковал свою тачилу. Привет, Борис. Наташ! — произнес Трофим Петрович, махнув рукой девушке. — Вижу, все покинули притон, только вы остались. Это хорошо. Надо поговорить.

Трофим Петрович смело направился к дивану. Заметив книгу на полу, поднял ее и воскликнул:

— Ого! Шишков! Первый вариант культового романа?

Борис закрыл дверь. Шредингер и Олег прошли к дивану. Наташа, выжидая, взглянула на Трофима Петровича и спросила:

— Что, всё так серьезно?

Трофим Петрович ничего не ответил, а жестом предложил расположиться на диване.

— Простите, но я хотел задать вопрос, — осторожно вымолвил Олег. — Можно?

— Попробуй, — отозвался Трофим Петрович.

— Вы всё шифруетесь от меня, уж извините, но какой в этом смысл, если Керим и Орф чуть-чуть вас не поймали?

— Чуть-чуть не считается. — Трофим Петрович задумался. — Об этом я и хотел поговорить. Они недавно поймали падшего ангела по имени Никита Богослов. Думаю, им удалось заманить его в сеть, а он бедолага любопытен не в меру. Да, прям так и затащили в виртуальную реальность, чтобы он служил силам ЗЛА. Это, во-первых. Во-вторых, скорей всего, им удалось выбить из него некую информацию, которая дезавуирует меня. Вот поэтому, Олег, меня так быстро и обнаружили. Удалось скрыться от них в последний момент. В-третьих, Никита все-таки сумел пробить кокон виртуальной тюрьмы и послать весточку на свободу. Весточку я поймал. Из нее я понял следующее: все силы вселенского ЗЛА соберутся в Крыму в Ливадии. Там пройдет виртуальная конференция. Наша задача проникнуть в их виртуальное пространство и спасти Никиту. Он там будет присутствовать в качестве наблюдателя.

— Мля, Трофим, но как мы это сделаем? — мяукнул Шредингер.

— Красный цилиндр.

— Что? — непонимающе сказали все хором, кроме кота.

У кота отчего-то поднялась дыбом шерсть, он запрыгнул на спинку дивана и произнес вкрадчиво:

— Я не ослышался?

— Красный цилиндр, — уверенно ответил Трофим Петрович.

— Разве эта книга существует? Она все-таки не утеряна? Ее не уничтожили? Я имею в виду, существует в свободном доступе, не только у Сталина? Разве Федор Богослов не собрал все копии «Красного цилиндра» и не стер? — спросил кот.

— Красный цилиндр. Я, вроде, что-то слышал, — промямлил Олег, но на него никто не обратил внимания.

— Твою мать! Охренеть! — воскликнул Борис и грязно выругался.

— Да что в конце концов… Трофим Петрович… — Наташа сглотнула. — Я… То есть, вы хотите сказать…

— Да, — спокойно проговорил падший ангел. — Порок любопытства иногда может сыграть нам на руку. Никита Богослов по счастью встретил виртуальную копию книги «Красный цилиндр». Конечно, она сразу досталась силам ЗЛА, но для них это мертвый текст, потому что он зашифрован. Никите удалось скинуть незаметно мне копию. С помощь этого текста мы и спасем нашего друга. — Трофим Петрович достал из кармана шорт смартфон. — Сейчас я ее вам покажу, чтобы развеять сомнения.

— Погодите, я вспомнил, — вновь заговорил Олег, — я вспомнил, шизоидная легенда о Достоевском, который собирал оккультную литературу не миф?

— Это просто метафора, — отозвалась Наташа. — Под Достоевским следует понимать ангела по имени Федор Богослов. Ладно, Трофим Петрович, открывайте «Красный цилиндр».

…

Ливадийский дворец среди аккуратно подстриженной зелени походил на белую жемчужину. Выглядело строение чересчур ухоженным и сказочным, и это придавало неестественности месту. В окрестностях дворца было тихо и спокойно. Нет никого, кроме агентов «Дверей». Керим иногда бросал короткие взгляды на итальянский дворик. Люди в штатском, никуда не торопясь, прогуливались по двору.

— Слушай, Орф, а зачем они здесь?

— Кто?

— «Двери».

— Ну, мало ли… — Орф говорил с Керимом, не отрывая взгляда от дюжины шляпных коробок, лежащих на полу. — Кажется, все на месте. — Он указательным пальцем вновь пересчитал их. — Да, все коробки на месте. А что? — И бросил взгляд в окно.

Керим и Орф находились на втором этаже Ливадийского дворца в парадной столовой.

Керим сосредоточенно водил индикатором поля по оконной раме. Индикатор спокойно подмигивал изумрудным цветом — скрытых подслушивающих устройств и камер не было.

Он оторвался от своего занятия и произнес:

— «Двери». Ведь они отвечают за телепортирование? Так? А если Трофим Петрович переместиться сюда? Какой смысл, так сказать, патрулировать внешний периметр?

— Когда мы закончим…

— Я закончил.

— Когда мы закончим, часть агентов перейдет сюда. Они охраняют руководство стран, пока те будут погружены в виртуальную реальность.

Орф, еще раз окинув взглядом шляпные коробки, начал раскладывать их на столе. Каждую коробку положил напротив задвинутого стула. Открыл и вынул картуз Ленина — и так с каждой коробкой. Затем скинул картонки на пол.

— Охрана уберет, — сказал Орф.

— Слушай, а давно этот картуз используется нашим правительством?

— Со времен Ялтинской конференции.

Керим сразу вспомнил знаменитую фотографию большой тройки: Сталин, Рузвельт, Черчилль. С тех пор прошло больше семидесяти лет. Изобрели продление жизни — почти бессмертие, потому что нервные клетки не восстанавливаются, а воспроизвести их качественно до сих пор не удалось.

— Это было наше оружие возмездия, — произнес Орф.

— Почему возмездия. Ведь это не атомная бомба.

— Точно. Не атомная. Это куда круче. Амеры скинули на Японию две штуки «Малыша», а генсек продемонстрировал, что будет, если они захватят виртуальное пространство.

— А что он показал?

— Откуда я знаю. Это секретная информация. Но, короче, показал и показал. Не знаю, что, но амеры сразу заткнулись и предложили переговоры о разделении сфер влияния в виртуальном пространстве. Но поскольку мы как бы нарушили цифровой паритет, то диктовать условия должен СССР.

— Всё это как-то странно. Я о виаризме.

— Ну, тут чисто ограничения скорости потока данных. Количество мегабайт в секунду играют большую роль. Как ты понимаешь, влияет на четкость прорисовки миров. Приходится жертвовать детализацией, иначе фризы начинаются. Вообще, странные ты вопросы задаешь. Как будто не у нас работаешь. Интересно, как ты попал к нам?

— С другой стороны… — Керим убрал портативный индикатор поля во внутренний карман одежды. — Меньше знаешь — крепче спишь.

— Верно.

— Ты, вроде, хотел спросить о Кавказе?

— А чего о нем спрашивать? Кавказ есть Кавказ. Кстати, что ты видел в пустоте?

— Пустоту.

— Я серьезно. Ничего не заметил? Эх. Скукота. А у меня с пустотой интересные отношения. Оказывается, после ее отключения весь мир исчезает и становится прозрачным.

— Это как понимать? — удивился Керим. — Прозрачным? В смысле полностью прозрачным? Как в жидкокристаллическом телевизоре? Или как… в общем, прозрачным? И ничего не видно? Не понимаю. И в чем прикол? Или наоборот, не видно всего, но видно всё? Я думал, просто так получается.

— А ты как считал? Как и у всех остальных? Но у тебя есть свойство видеть через прозрачность, которое называется просветлением. Увидеть прозрачность, то есть пустоту — это и есть просветление.

— Интересно. А чего ты от меня хочешь? Чтобы я просветился? Полез в эту вонючую пустоту? Я к этому не готов.

— Не принимай всё в штыки, — ответил Орф, немного обидевшись. — Я имел в виду, что-нибудь заметил? Трофима Петровича, например.

— Нет. Его там не было. — Керим задумался и повторил: — Ничего такого подозрительного.

— Странно, ведь он падший ангел, а это означает, что он должен был хоть на мгновение отразиться в пустоте.

— Ты Сталину об этом докладывал?

— Конечно. Его это смутило. Падший ангел, а не пользуется пустотой. Подозрительно. Вселенское ЗЛО, а…

В закрытую дверь громко постучали.

— Услышали разговоры, — пояснил Керим. — Решили, что мы закончили и начали лясы точить.

Орф кивнул и направился к выходу. Напарник последовал за ним.

Массивная дверь открылась, и на пороге появился невысокий худощавый человек с огромным картузом Ленина на голове. Убор был настолько огромен, что выглядел нелепо, но за счет жесткого внутреннего каркаса он не сползал на уши. Нелепость картуза не вызвала даже и тени улыбки на лицах Керима и Орфа. Они знали — это появился модератор виртуальной встречи глав правительств.

— Как дела, товарищ? — спросил модератор.

— Всё отлично. Ничего не жужжит, — откликнулся Орф.

Они покинули столовую. Модератор, остановившись в дверях, проводил их прищуренным взглядом, словно подражая парадным портретам генсека, а затем направился к столу. Он обошел его вокруг, сосредоточенно осматривая картузы, взял один из них: внутренняя сторона тульи покоилась на пяти пальцах левой руки. Правой рукой он коснулся большой пятиконечной звезды. Повертел ее по часовой стрелке. Звезда держалась крепко.

…

Не всякая система продолжает функционировать при появлении нерасчетного варианта. Так, например, когда капитан «Навуходоносора» предложил мистеру Андерсону две пилюли — красную и синюю — выбор пал на желтую. Кто-то возразит: «Какого симулякра! У Морфеуса имелись две, а не три таблетки: синяя и красная!» Но так ли это важно, если имеется в наличии желтая таблетка счастья всеведенья и ничего неделанья. Она, кстати, не вызывает сбой системы.

СССР предложил миру именно желтую пилюлю, как бы ненавязчиво намекая на золотую середину всего и вся, указывая на соломоново решение. Не разрубить ребенка пополам, а просто выплеснуть его из купели жизни. Красная таблетка — для тех, кто хочет узнать горькую правду. Но таких людей единицы, и правда не нужна каждому. Синяя пилюля — счастье неведенья. Западный мир не смог родить третьего решения. Казалось, все логично. Есть тезис. Есть антитезис. Третьего не дано. Но имеется Восток, именно тот Восток (с большой буквы), который смог предложить третий вариант — желтая таблетка. Виаризм для всех. Он доступен каждому в том или ином виде в зависимости от толщины кошелька, но человеку не отрубают память, не проводят варварских процедур с хирургическим вмешательством. Оператор в курсе, а пользователь знает, что он погружен в виртуальную реальность.

— Я приношу заранее извинения за нелестные сравнения, — заговорил Сталин.

Его голос из прозрачного шезлонга прозвучал глухо. То ли шум виртуального моря не был тонко настроен, то ли иные опции неверны, но слова должны произноситься четко, ведь это виртуальность высшего порядка.

— Все дело в том, что ваш фильм «Матрица» плетется в хвосте социального прогресса, — закончил мысль генсек.

— Вам не нравится фильм? — спросил Рузвельт.

Черчилль пыхнул сигарой. Неофициальность допускалась при такой встрече. Остальные участники — секретари, советники и прочее — сидели в таких же шезлонгах и внимательно слушали. Всё, что говорилось, записывалось в цифровой протокол.

— Отчего же, — удивился Иосиф Виссарионович. — Мне понравилось кино. В целом понравилось.

— Я знаю, — заговорил Черчилль, — вы, сэр Йозеф, являетесь цензором всех фильмов, выпускаемых в вашей стране и, видимо, глазами этого цензора и посмотрели. Никак простой зритель.

— Именно. Следует отметить, что виртуальность нашей встречи, разговор за закрытыми дверьми, то есть за закодированными дверями, сама говорит в пользу моего тезиса. Виртуальность — это реальность. Я хочу сказать, что человек не делает выбор между красной пилюлей и синей пилюлей, если есть желтая. Свобода выбора — самообман. Никто не будет бороться против системы, против матрицы, если всем рассказать о ней. Каждый захочет быть в ней, то есть выбрать иллюзию, но при этом знать, что это иллюзия.

Сталин наклонился вперед. На песке возник легкий столик из дюралюминиевого каркаса с фанерной столешницей. На ней находились стаканы с различными напитками и хрустальная ваза с конфетами. Генсек протянул руку к вазе и, достав леденец желтого цвета, предложил его американскому президенту:

— Хотите леденец?

Рузвельт протянул было руку, но пальцы остановились в паре сантиметров от конфеты.

— Вы думаете, что я возьму его?

— Но мы все знаем, какой выбор вы сделаете. — И генсек улыбнулся в усы.

В свете выше сказанного все стало ясно. Рузвельт взял леденец и положил его под язык.

— Иосиф Виссарионович, я не совсем понимаю, что вы хотели сказать, обсуждая фильм «Матрица». Ведь это дело минувшее. Фильм вышел давно. Относительно давно.

— Я, кажется, понял, — откликнулся Черчилль. — Дело не в выборе между правдой и ложью. Человек не выбирает между ними, он выбирает то, что ему нужно.

Сталин утвердительно кивнул и добавил:

— Не выбирает, а берет. Мы должны предоставить лишь возможность это взять.

— О, я понимаю, — заговорил Рузвельт. — Я понимаю. Именно об этом мы и хотели поговорить. О новом виртоустройстве мира. Об увеличении скоростей потоков. О справедливом распределении для жителей наших стран.

Рузвельт говорил свободно. Леденец не оказался сложным симулякром, поэтому быстро растворился под языком, оставив карамельно-лимонный вкус во рту. Он не помешал четко произносить слова.

Сталин вновь согласно кивнул и указал взглядом на виртуальное небо. В небе возник текст больше похожий на системный сбой.

«Может ли иметься порядок в хаосе? И каков должен быть этот порядок? Что находится внутри этого беспорядка, и как извлечь из него пользу? В чем смысл происходящего в мире? Что есть истина? Кому служит верховный жрец? Почему человек совершает злодеяния? Что является истиной? Каково назначение ЗЛА в мире? Какие границы применимы к добру и ЗЛУ? Что такое добро и ЗЛО? Что такое вечное блаженство? Где оно? Что такое настоящее и будущее? Каково значение пространства и времени в этом мире? Почему все люди несчастны? Почему по утрам из ушей у всех течет кровь? Отчего моя душа мрачна? Почему я испытываю печаль? Почему свет меркнет? Почему мироздание кажется злым? Почему те, кто постоянно произносит глупые речи, смеются? Почему глупы и те, кто полностью спокоен? Почему добро и ЗЛО действительно существуют? Почему существует смерть? Почему Бог создал мир? Почему и как мы можем узнать, что он это сделал? Почему Бог дал людям в помощь такие умственные способности? Почему Бог создал женщин? Почему Бог создал мужчин? Почему он не может иметь детей? Почему он создал нас такими, какие мы есть? Как мы можем узнать, что Бог это сделал? Что мы такое в сравнении с Ним? В чем смысл нашего существования? Что такое Бог? Как объяснить то, что мы есть? Что такое Бог? Что такое он сам? Как можно понять, что Он есть? Как понять, что Он то, что он есть? Как можно осознать то, что он есть? Как понять, что он есть? Как можно понять, что он то, что он есть? Как понять, что он есть? Как понять, что он есть?»

— Что здесь вообще происходит?! — воскликнул Хрущев из крайнего шезлонга.

Он произнес это громко, чтобы все услышали.

— Никита? — насторожился генсек. — В чем дело, Никита?

— Это… Это… Черт знает… Это невозможно терпеть. Это надо остановить. Это… Как бы… Ну, знаете…

Хрущев встал с шезлонга и направился к Сталину. Секретари и советники заволновались, однако главы государств были спокойны и внутренне, и внешне. Они знали, если их убьют здесь, они не погибнут там. «Матрица», безусловно, многое преувеличила и излишне драматизировала, но на то оно и искусство кино, чтобы эмоционально воздействовать на зрителя.

Хрущев остановился перед столиком и, на одном дыхании выпив сок, со звоном вернул пустой стакан на место. Стекло жалобно звякнуло, но выдержало удар.

— Вы забыли еще об одной пилюле, — сказал Хрущев.

— О какой, Никита? — рассеяно спросил генсек.

— О зеленой.

После этих слов Хрущев поднялся в воздух.

Теперь на лицах присутствующих людей появилась смутная тревога, и тень догадки завладела умами. У некоторых она превратилась в уверенность: все-таки хакнули. В виртуальном Крыму было так, как и в реальности, то есть сила всемирного тяготения действовала и здесь, она не являлась формальностью, а одним из необходимых условий стабильности системы. Раз Хрущев левитировал, значит, взломали и система нестабильна.

Сталин с тревогой всмотрелся в Никиту и понял, что перед ним не Никита, а кто-то другой напялил на себя его симулякр.

— Это ты, Трофим Петрович? — спросил генсек.

…

Модератор держал перед глазами картуз Ленина. Он внимательно изучал его, затем перевел взгляд на закрытую дверь, убеждаясь, что в ближайшую пару минут его никто не потревожит. Вновь сосредоточенный взглянул на головной убор.

Модератор перевернул картуз вниз тульей и изучил подкладку. Подкладка, как и положено, оказалась алого цвета с наклеенной биркой владельца. «Хрущев Н. С.» — значилось на бирке. Модератор вернул головной убор на место и улыбнулся уголком рта.

…

Висящий в воздухе Хрущев улыбнулся уголком рта. По человеку пробежали помехи, остался только силуэт, заполненный белым телевизионным шумом. Такая визуализация вовсе не требовалась падшему ангелу. Он мог просто сменить картинку, как смахнуть пыль одним движением руки. Силуэт изменил очертания. Это был Трофим Петрович. Из-за его спины выплыл пушистый белый кот. Глаза животного светились недобрым зеленым огнем. Из лап сверкнули желтые и белые молнии. Они, попав в столик, опрокинули его. Разноцветные напитки пролились на песок, окрасив песчинки во все цвета радуги. Леденцы, рассыпавшись, были похожи на горстку светло-желтого янтаря и вполне гармонировали с пляжем.

— Я только одного не понимаю, — вновь заговорил Сталин, придав голосу уверенности, — как ты мог проникнуть в закрытую виртуальную реальность? Как ты обошел модератора?

— Ты еще не понял? — спросил падший ангел. Кот опустился к ногам Трофима Петровича. — И не понял, как Шредингер оказался здесь? Формально — «Красный цилиндр».

— Стоило догадаться, — произнес генсек. — Никита Богослов все-таки сдал нас.

— Что вообще происходит? Кто такой Трофим Петрович? — спросил Рузвельт.

— Я, как понимаю, конференция закончилась? — сделал вывод Черчилль.

— Я — падший ангел. И конференция продолжается. Разговор будет долгим, поэтому… — Трофим Петрович хлопнул в ладоши. Появились широкие капроновые ремни, которые примотали участников беседы к шезлонгам. — Продолжаем разговор.

— Объясни, Трофим, как ты обошел модератора? — сказал Сталин.

— Я явился к вам, господа, сообщить пренеприятнейшее известие: к нам едет провизор.

— Какой провизор? — удивился Черчилль.

— Наркотики? — решил уточнить Рузвельт.

— Я пошутил, — ответил Трофим Петрович. — Теперь к делу. Я легко проник на закрытую виртуальную конференцию, потому что я и есть тот самый модератор.

— Но НКВД проверяла его несколько лет. Это надежный человек, — заговорил Берия, лежащий справа от генсека.

— Дело не в человеке, а во мне. Я могу быть всем.

— Но как?

— А вот так, Лаврентий. — Трофим Петрович развел руками и превратился в Берию.

— Ну, это понятно. Если ты получишь доступ к коду, тогда можешь принимать любой облик, но в реальности…

— Придурки, — мяукнул, разозлившись, кот.

— Никакой реальности нет, — ответил Трофим и вернул себе прежний облик. — То, что вы называете реальностью, хотя это, конечно, для вас реальность, на самом деле тоже иллюзия. Виртуальное пространство.

— Объясни, — попросил Сталин.

— Вас по существу нет.

— Но я есть, — возразил Рузвельт.

— Ага, может, еще скажешь, что и США существуют?! — фыркнул кот.

— Спокойно, Шредингер. Так о чем это я? Борис и Наташа мои агенты. Они отправили Олега обратно в Москву. Он нам не нужен. Пусть думает, что в мире творится какая-то оккультная хрень. Дело в том, что вы все не существуете. Вы часть компьютерной симуляции. Компьютерная игра, если хотите. Поэтому вы существуете только для себя, но не для нас. Вот такой вот эффект Шредингера. Оксюморон. Два взаимоисключающих явления: бытие и небытие. Наша задача как бы проапгрейтить ваше понимание до этой фичи, чтобы вы сделали правильный выбор, а не баганулись в очередной раз.

— Выбрать что?

— Добро, конечно, что же еще? Не зло же?

— Я совсем запутался, — удрученно проговорил Рузвельт.

— Следующее, — сказал Трофим Петрович, не обращая внимания на жалобу американского президента. — Достигнув осознания виртуальности, вы начинаете делать добро. Улучшать эту вашу как бы реальность. Не тратите время на войны, взаимное истребление, ненависть, борьбу за территорию, облагораживаете природу и, конечно, свой внутренний мир. Вот. Если коротко.

— Не понял. — И Сталин не слукавил. Он действительно не понимал, и с его лица не сходило удивление. — Трофим, слушай, поговорим как равный с равным. Если это правда, то что ты сказал, выходит, что всё дозволено.

— Блять! — завопил Шредингер. — Откуда в вас это стремление всё обосрать? Откуда в вас стремление к самоуничтожению? Я не понимаю, почему у вас здесь к власти приходят всякие подонки или придурки? Что мы делаем не так? А? И где в вас изъян? Мы не можем понять уже несколько тысячелетий. Да поймите, наконец, что цель трансгуманизма не в том, чтобы обвесить и нашпиговать свое тело гаджетами, как рождественскую индейку яблоками. Цель трансгуманизма, чтобы через эти технологии освободить человека от тяжелого физического труда, чтобы открыть безграничный досуг для духовного самосовершенствования человека. А вы что, бляди, сделали? Человек у вас приставка ко всяким устройствам. Я даже большее скажу. Искусственный интеллект создают не для того, чтобы создать полную цифровую копию человека, а для того, чтобы переложить на него решение рутинных задач, а за человеком закрепить решение метафизических вопросов. Типа. В чем смысл жизни? Что такое добро и зло? Что такое Бог? И так далее. Короче, вы видели эту надпись и вам, надеюсь, ничего не надо пояснять? — По шерсти кота пробежались молнии, и он повернул голову в сторону текста, который до сих пор висел в воздухе. — Отчасти это заморочено, но… Трофим, я выдохся.

— Ну, что ж, господа, — обратился Трофим Петрович к людям, привязанным к шезлонгам. — Как я понял, дальнейшее продолжение беседы бессмысленно. Шредингер, конечно, хватил через край. Вы уж простите его. Накопилось. Психанул. Но вывод однозначен: вас еще рано выпускать в реальность. Придется оставить в этой тюрьме, а цикл начать заново.

— Но с какой точки? — спросил кот.

— Предлагаю лет так за сто до изобретения пороха. Например. Попробуем?

— М-м. — Кот по-человечьи в сомнении закачал головой, но согласился: — Разумно.

— Вы нашу беседу, естественно помнить не будете. Да и вас не будет. Но все равно увидимся. До свидания.

…

Недалеко от реки лужайка была усыпана пятилистным клевером. Сквозь сочные листочки пробивались белые и розовые крошечные цветки на тонких стебельках.

По зеленому ковру пробежал ветер, играя цветами клевера. Пять листьев сменились на четыре листа. «Вот так будет лучше, — сказал Шредингер, — конечно, пятилистный клевер встречается, но вероятность его найти один к десяти тысячам».